Пу Сунлин
Рассказы Ляо Чжая о необычайном

ЦАРЕВНА ЗАОБЛАЧНЫХ ПЛЮЩЕЙ

1

Ань Дае происходил из Лулуна. Заговорил сейчас же, как только родился. Мать напоила его собачьей кровью – тогда только он перестал.

Затем он вырос: стал тонким, изящным юношей. Второго такого не было, и он, как говорится, «только и смотрел, что на свою тень»^[431].

Ко всему этому, он был малый смышленый: умел читать и знать самое важное^[432]; за него прочили своих дочерей самые видные, старинные семьи.

Однажды его мать видела во сне, как кто-то ей сказал: «Твоему сыну судьба почтить царевну»^[433]. Она поверила в это знамение, но вот сыну исполнилось уже пятнадцать и даже шестнадцать лет^[434], а пророчество не было осуществлено, и она уже раскаивалась в том, что поверила сну.

Однажды Ань сидел у себя один. Вдруг слышит запах каких-то необыкновенных духов. В тот же миг к нему вбегает красивая служанка и говорит:

– Царевна прибыла!

И сейчас же разостлала по полу длинный ковер, а в дом уже входила девушка, опираясь на плечо своей служанки. Красота ее наряда, сияние прекрасного лица озарили светом всю комнату.

Тотчас же, как только она вошла, служанка бросилась к дивану и положила на него вышитые подушки, взяла девушку опять под руку и помогла ей сесть. Ань пришел в крайнее замешательство – не знал, что ему теперь делать. Почтительно склонился перед девушкой и сказал:

– О фея, небожительница, откуда дают себе труд спуститься ко мне ваши драгоценные ножки?

Девушка улыбалась, прикрывая рот рукавом своего халата.

– Это царевна Заоблачных Плющей, – сказала прислуга, – из Дворца Августейшей Царицы. Августейшая Царица дарит вас, сударь, своим вниманием: она хочет, чтобы царевна спустилась с высот и вышла за вас замуж. Для этого она посылает ее сюда лично явиться и осмотреть ваш дом.

Ань был вне себя от счастья, положительно не знал, как составить свою речь. Девушка тоже опустила голову. Оба молчали.

Ань всегда любил играть в шахматы^[435], и шахматная доска постоянно была у него под рукой. Одна из служанок царевны схватила красный платок и вытерла с доски пыль, потом перенесла ее на диванный столик^[436].

– Царевна целыми днями предается этому удовольствию, – сказала она, – интересно, кто из вас выиграет, она или же наш, так сказать, «розовый князек»^[437].

Ань подсел к столику. За ним с улыбкой подсела и царевна. Не сделали и тридцати ходов, как служанка смешала шашки.

– Царский зять проиграл, – сказала она и убрала шашки в коробку. – Царский зять, очевидно, среди жителей этого мира считается великим мастером, так что царевна может согласиться лишь на шесть шашек.

И поставила Аню шесть черных шашек. Царевна сделала то же у себя.

Сидя за столом, она приказывала служанке лечь у кресла и подставить ей под ноги свою спину. Когда же ее левая нога касалась пола, то наступала очередь другой служанки лечь к ней справа, а в это время две девочки становились по обе руки царевны и служили ей. Когда Ань погружался в раздумье, она сгибала руку и облокачивалась на плечо служанки. Игра еще не закончилась, как маленькая служаночка сказала с улыбкой.

– А царский-то зять проиграл-таки одну шашку!..

Другая служанка подошла к царевне и доложила:

– Царевна устала, надо бы пока что удалиться домой.

Царевна склонилась к ней и шепнула что-то на ухо. Служанка вышла и сейчас же вернулась, положив на диван тысячу серебром^[438].

– Мне царевна говорит, – заявила она Аню, – что ваш дом очень уж жалкий и убогий. Потрудитесь на эти деньги несколько принарядить его, пристроить и украсить. Когда все будет готово, настанет час свидания.

– Помните, – сказала другая служанка, – что в этом месяце можно попасть под небесную кару^[439], строить и возродить чего-либо не следует, а в следующем месяце будет удача.

Царевна поднялась с места, студент загородил ей дуть, остановил и запер дверь. Тогда служанка достала какую-то вещь, с виду напоминавшую складной мешок, доложила на пол и стала надувать. Вдруг оттуда вырвались тучи: миг – и все померкло, не стало видно ничего. Ань бросился искать, но царевна исчезла.

Узнав об этом происшествии, мать Аня решила, что это обольстительное, но злое наваждение. У студента же вся душа неслась куда-то вверх. Он и во сне и наяву все только и думал, что о царевне; не мог отстать от мечты о ней. Ему было не до того, чтобы считаться с указанным запретом, и он быстро покончил с постройкой. День свидания был все ближе и ближе. Дома и пристройки стояли новехонькие^[440].

II

Незадолго перед этим по соседству с Анем поселился приехавший на экзамены из Луаньчжоу студент, некий Юань Даюн. Приехал и по-соседски занес студенту свой именной листок. Ань обычно был не очень общителен и велел сказать, что его нет дома. Потом, укараулив момент, когда Юань куда-то ушел, он сделал ему ответный визит.

Прошло так с месяц. Как-то случилось, что оба встретились на улице. Перед Анем был юноша лет двадцати с небольшим.

Он был одет в дворцовый атлас, из которого был сделан летний халат. Пояс был шелковый и туфли черного вороньего цвета. Вид он имел человека весьма культурного и тонкого.

Ань завел с ним серьезную беседу. Новый знакомец оказался очень симпатичным и искренним. Ань сделал приветствие рукою и ввел его к себе.

Дома он усадил его за шахматы; выигрывал то тот, то другой. Ань велел дать вина и задержал гостя, собиравшегося уходить. Беседовали, смеялись, обоим было очень весело.

На следующий день Юань пригласил Аня к себе. Угостил его самыми дорогими и разнообразными яствами, ухаживая за ним с особой любовью и предупредительностью. Прислуживал студентам отрок лет двенадцати-тринадцати, который звонко пел, ударяя в такт кастаньетами, прыгал, жонглировал, выделывал разные фокусы ловкости.

Ань сильно захмелел, так что не мог идти. Юань велел мальчику отнести его на себе домой. Ань выразил опасение, что такому нежному и хрупкому созданию не совладать с ношей, но Юань настаивал. И что же – у отрока оказалась огромная сила. Он взвалил Аня к себе на плечо и дотащил до дому.

Студент дался диву и на следующий день подарил отроку в благодарность за услугу серебра. Перед тем как взять, мальчик долго отказывался.

С тех пор дружба между студентами стала особенно искренней и интимной. Едва проходило три дня, как уже один из них заходил к другому.

Юань был человек сдержанный, молчаливый, но весь одушевленный лучшими порывами, которые сейчас же проводил в дело. Если он видел, что на базаре кто-либо обремененный долгами, продает девочку, он сейчас же развязывал кошель и выкупал ее, нисколько не скупясь. За это Ань стал особенно его ценить и уважать.

III

Как-то через несколько дней после их свидания Юань пришел к Аню с прощальным визитом и при расставании подарил другу палочки из слоновой кости, четки из сандала и другие вещи, числом до десятка, а то и больше. Дал ему также сот пять чистого, белейшего серебра, сказав, что это ему на обзаведение. Ань вернул другу серебро, оставив себе только вещи, и в свою очередь одарил его кусками шелка.

Через месяц с чем-то случилось следующее. В дом богатого латинского чиновника, только что ушедшего с огромным состоянием в отставку, забрались ночью грабители. Они схватили хозяина дома, стали его жечь каленым железом и ограбили весь дом начисто.

Слуги в одном из грабителей опознали Юаня. Было возбуждено дело и дан приказ о его преследовании и аресте.

Сосед Аня, некий Ту, давным-давно уже не выносивший его и его семьи, видел, как рос строительный материал на дворе Аня, затаил подозрение насчет происхождения всего этого и завистливое чувство. Случилось как-то, что мальчик, слуга Аней, украл костяные палочки и продал кому-то из семьи Ту. От него тот узнал, что палочки эти достались Аню в подарок от Юаня. Ту побежал доложить об этом главному правителю области. Правитель пришел с солдатами и окружил дом Аня со всех сторон. Как раз в это время студент со слугой куда-то ушли. Арестовали его мать и увели.

Мать была уже дряхлая, сильно в годах. От испуга в ней еле осталось дыхание; она перестала есть и пить. Прошло два-три дня – правитель велел освободить ее.

Студент, узнав о том, что случилось с его матерью, быстро примчался домой, но мать уже серьезно занемогла и через ночь скончалась. Студент положил ее в гроб, и только что управился, как был тотчас же схвачен полицией и уведен.

Правитель, видя, что перед ним стоит совсем еще молодой человек, очень милый и культурный, подумал, что это, пожалуй, донос и напраслина. Нерешительно прикрикнул на обвиняемого. Тот во всей точности рассказал ему историю своей дружбы с Юанем.

Правитель спросил, как это он так внезапно разбогател.

– У моей матери, видите ли, – отвечал Ань, – были накоплены слитки серебра, а так как я собирался встретить у себя молодую жену, то и стал воздвигать брачные хоромы.

Правитель поверил студенту и выдал приказ на препровождение его к уездному начальству.

IV

Сосед, зная, что за Анем теперь никакого дела больше по будет, подкупил за большие деньги смотрителей, велев им по дороге убить Аня. Путь шел в глубине гор. Служители приволокли Аня к скале, желая его столкнуть с нее.

Придумать Аню было уже нечего, опасность была на носу, приходилось очень круто…

И вот вдруг из чащи выскочил тигр, загрыз насмерть обоих служителей, схватил студента в зубы и унес.

Принес он его куда-то, где высились двойные башни, где тянулись друг за другом большие дома. Тигр вбежал в один из таких домов и положил там Аня.

И вот видит, как к нему выходит царевна Заоблачных Плющей, опираясь на поддерживавшую ее служанку. Она с грустным-грустным лицом принялась утешать студента:

– Хотела бы тебя здесь у себя оставить, но ведь нашей матушке еще не нагадано последнее земное обиталище^[441]. Следовательно, ты бы лучше явился самолично со своим ордером на арест в уездное правление и повинился, что пришел один. Ручаюсь, что тебе никакого зла не будет.

С этими словами она сняла со студента пояс и навязала на него узлов десять.

– Когда явишься к управителю, – сказала она назидательно, – то ухватись за узел и развязывай. С развязыванием узла развяжется и беда.

Студент так и поступил, как она ему сказала. Явился к чиновнику и отдал себя его правосудию. Правителю очень понравилась эта искренность и доверчивость, да, кроме того, из бумаги он узнал, что этот человек потерпел от напраслины. Вычеркнул его из списка подсудимых и велел идти домой.

V

На полпути Аню встретился Юань. Сошли с коней, взялись за руки и стали рассказывать о том, что с ними стряслось. Юань был весь негодование, которое так и горело на его лице, но молчал, ни слова не проронив.

– Ах, друг, – сказал Ань, – при твоей-то культурности и образованности – ну стоило ли так себя пачкать?

– Те, кого убил твой друг, – отвечал Юань, – были люди бессовестные. Все, что я забрал, было бесчестно добытое богатство. Иначе, валяйся оно на дороге, я бы не подобрал. Все то, что ты мне выговариваешь, конечно, верно, превосходно… Ну, а все-таки людей вроде твоего соседа разве можно оставлять в живых?

С этими словами он вскочил на коня и исчез.

Дома студент закончил похороны матери, привел в убогий вид свою комнатку^[442] и перестал принимать гостей.

Вдруг ночью к соседу явились грабители и убили как самого Ту, так и его сыновей и прочих, человек с десять. Оставили в живых только одну служанку. Все, что было ценного, грабитель поделил с мальчиком, который был при нем, а сам перед уходом взял свечу в руки и сказал служанке:

– На, смотри и знай, кто я! Убийца – только я, а других это совершенно не касается.

С этими словами он, даже не открыв дверей, полетел по крышам через стены и был таков.

Наутро дали знать в управление. Чиновник решил, что студент должен кое-что знать. И вот его опять схватили и увели.

Чиновник стал его допрашивать с сердитым видом и в резких выражениях. А студент, поднявшись к столу, ухватился за пояс и, давая показания, один за другим развязывал узлы. Правитель так и не мог ничего дознаться и вторично отпустил его на свободу.

VI

Вернувшись к себе, Ань стал еще сильнее, что называется, «гасить свой свет»^[443]: сидел за книгой, никуда не выходя. Ему стряпала кривая старуха, больше никого и ничего не было.

Когда траур по матери кончился, он принялся ежедневно подметать двор, ожидая приятных известий… И вот однажды чудесные духи наполнили двор. Студент взобрался на вышку и увидел, что от самой улицы и до дома все парадно убрано^[444] со сверкающей пышностью; нерешительно поднял расписной занавес, глядь, – а в комнате уже сидит царевна, сияя красивейшим нарядом.

Бросился к ней, сделал глубокий поклон. Она взяла его за руки.

– Ах, милый, ты вот не поверил судьбе и довел до того, что постройка причинила тебе столько бед, а тут еще наступило это время, как говорится, «соломы и булыжника»^[445], вместо постели и подушки. И на три года задержались наши с тобой лютня с цитрой^[446]: вышло, значит, так, что ты заторопился и этим, наоборот, только замедлил дело. Всегда, всегда, как известно, это бывает у людей…

Студент достал деньги, собираясь устроить угощение, но царевна остановила его.

– Этого уже не требуется, – сказала она.

А служанка полезла в шкаф и достала оттуда отменно вкусных вещей, закусок, супов и прочего. Все было горячее, свежее, словно только что из котлов. Вино тоже было кристально чистое и вкусно пахло.

Стали пировать. Скоро солнце уже пошло на вечер. Служанки, бывшие под ногами царевны, одна за другой исчезли. Ее ленивые и нежные конечности устали; ноги то подвертывались, то снова выпрямлялись, словно ей не на чем было сидеть. Студент схватил ее в страстные и уже бесцеремонные объятия.

– Возьми, сударь, пока руки прочь, – сказала она. – Перед тобою теперь два пути. Прошу тебя, выбирай сам.

Студент приник к ее шее и спрашивал, что это значит.

– А вот что: если нам с тобою быть в дружбе за шахматами и вином, то мы можем с тобою быть вместе лет тридцать. А если ты выберешь радости брачного ложа, то нашему согласию предстоит, пожалуй, лет шесть. Что же ты выберешь, а?

– Ну, – сказал студент, – пусть сначала будут эти шесть лет… А там – посмотрим!

Царевна молчала, и они слюбились в радости.

– Я, видишь ли, – сказала царевна, – определенно знала, что тебе не сойти с путей грубого мира… Что ж!.. Опять, значит, судьба!

VII

Она велела Аню завести кухарок и прислуг, поселив их всех на южном дворе, где они стряпали и пряли на продажу для поддерживания хозяйства, а в это время на северном дворе не было никакого огня и дыма. Там стояли лишь на досках шахматы, вино, чарки – и больше ничего. Дверь, ведущая в этот двор, была постоянно закрыта. Когда открывал студент, она распахивалась сама собой. Остальным же нельзя было и войти.

Тем не менее царевна сейчас же узнавала, кто на южном дворе прилежен и кто ленив, и, когда нужно было, посылала студента пожурить и наказать, кого следовало. И всякий раз все покорно сносили это, как совершенно правильное взыскание.

Она никогда не говорила лишних слов, никогда не хохотала. Если с нею говорили, она наклоняла голову и слегка посмеивалась.

Она всегда сидела с мужем плечо к плечу и любила на него облокачиваться. Студент поднимал ее и сажал на колени; она была так легка, словно у него в руках был ребенок.

– Какая ты легонькая, милая, – говорил студент, – ты, пожалуй, станцуешь на ладони! Помнишь, как та самая?..

– Что ж тут трудного? – отвечала она. – Только я не особенно обращаю внимание на то, что делают служанки. Ведь Летающая Ласточка на самом деле не кто иная, как служанка моей девятой сестры; ее за взбалмошность частенько наказывали, а однажды рассердились и прогнали вниз, к людям. Там она к тому же еще не соблюла своей девственности, и вот теперь ее заточили в подземные узилища.

В покоях царевны все было закрыто, застлано парчой и коврами, так что зимою там никогда не бывало холодно, летом – жарко. Какая бы суровая зима ни была, царевна неизменно носила легкие шали. Ань заказал ей новое платье и настаивал, чтобы она его надела. Она надевала, но через некоторое время опять снимала.

– Ах, знаешь, эта мирская, грязная вещь, – говорила она, – все кости мне раздавит, и я наживу сухотку.

VIII

Однажды, когда муж держал ее на коленях, он вдруг почувствовал, что она стала вдвое тяжелее против прежнего. Почувствовал и выразил свое удивление. Она улыбнулась.

– Вот здесь, – сказала она, указывая на живот, – живет мирское семя.

Через несколько дней она нахмурила брови, перестала есть.

– Я захварываю, – сказала она, – меня тошнит. Очень хочется чего-нибудь жареного или копченого.

Студент велел приготовить ей самого вкусного и сладкого, что было, и с этих пор она стала есть и пить, уже не отличаясь от простых смертных.

– Вот что слушай, – сказала она однажды мужу, – у меня тело такое слабое, хрупкое, что, пожалуй, но выдержит родов. А вот служанка моя, Фань Ин, наоборот, страшно здоровая: нельзя ли будет ею меня заменить?

И с этими словами она сняла с себя исподницу, надела ее на Ин и заперла ее в спальне. Через несколько минут послышался крик ребенка. Открыли двери, – смотрят – мальчик!

– Этот мальчик, – сказала весело царевна, – носит все признаки счастья, это большой талант^[447]!

И назвала его Даци^[448]. Спеленала, вручила мужу, веля передать кормилице на южный двор. С тех пор как она освободилась, талия у нее опять стала тоненькая, как была раньше, и она опять перестала есть жареное и копченое.

Вдруг однажды она стала прощаться со студентом, говоря, что собирается на некоторое время уехать, чтобы проведать родителей. Студент спросил, когда же она вернется. Сказала – через три дня. И вот опять надули складной мех, как то уж было однажды, и она стала невидима.

К сроку она не вернулась. Прошел еще год – никаких известий.

Студент, потеряв всякую надежду, опять заперся у себя в доме. Спустил, что называется, полог^[449] – и в конце концов получил степень уездного кандидата.

Жениться он не пожелал, но каждую ночь проводил один на северном дворе, купаясь в аромате воспоминаний. И вот раз ночью, когда он в бессоннице ворочался на постели с боку на бок, вдруг он видит, как в окно стрельнуло пламя свечи. Двери сами собой распахнулись, и толпа служанок ввела царевну под руки в комнату. Студент пришел в восторг…

Стал спрашивать, как это она так провинилась перед ним, нарушив обещание.

– Да ведь, позволь, – сказала царевна, – я срока не пропускала. У нас на небесах прошло всего лишь два с половиной дня.

Теперь студент, довольный собою, стал хвастать и сообщил ей, как он осенью, так сказать, «победил»^[450]. Он рассчитывал, что царевна, наверное, будет очень этому рада. Но она, напротив, исполнилась томной грусти.

– К чему эти эфемерные вещи? Им ведь не создать человеку ни блеска, ни срама. Ломают человеку жизнь, и только… Ах, три дня, всего три дня, как мы не видались с тобою, а ты еще на один слой ушел в земные перегородки!

После этого студент уже больше не стал искать карьеры.

Прошло еще несколько месяцев. Она опять выразила желание уехать к родным. Студент принялся горько сетовать и любовно просить.

– Ну, – сказала она, – на этот раз я уйду и обязательно вернусь пораньше, нечего тебе напрягаться ожиданием. Скажу еще, что разлука и свидание с живым человеком земли имеют каждое свою отсчитанную судьбу. Укороти ее – она станет длиннее; дай ей течь, как надо, – будет короче.

Ушла, а через месяц уже вернулась. С этих пор раз в полтора года она уходила и зачастую возвращалась лишь через несколько месяцев. Студент привык к такому порядку вещей, считая эти отлучки делом вполне нормальным, и нисколько не дивился.

IX

Она родила ему еще сына, подняла на руки и сказала:

– Это гиена, это волк!

И велела его сейчас же выкинуть.

Студент не мог этого допустить и остановил ее. Назвали мальчика Кэци^[451].

Как только мальчику исполнился год, она заторопилась со свадебным гаданьем. Свахи ходили пятка к пятке, но когда осведомлялись о гороскопе невесты, то все как-то не сходилось.

– Вот видишь, – говорила она мужу, – я все хочу нашему волчонку заготовить конуру поглубже, а не удается. Придется, значит, лет на шесть, на семь его бросить… Судьба, – ничего не поделаешь! А ты вот что: хорошенько запомни, что я тебе скажу! Через четыре года в семье Хоу родится девочка. У нее на левом ребре будет небольшой нарост. Это и будет жена мальчику.

Нужно будет их женить, и нечего там равняться, у кого из вас какой дом, у кого какая земля.

Она велела мужу сейчас же записать это себе в тетрадь.

После этого она отправилась к родным и больше к мужу не возвращалась.

Студент рассказал родным и знакомым о том, что от нее услыхал, и, действительно, нашлись такие Хоу, у которых родилась девочка с наростом на ребре. Хоу был человек низкий и порочный, и с ним вообще никто себя не равнял. Но Ань решительно посватался, и дело было кончено.

Даци семнадцати лет уже получил первую степень. Он был женат на некоей Юнь. Оба супруга отличались послушанием родителю мужа и жили между собою дружно. Отец их очень любил.

А Кэци подрастал. Он не любил заниматься книгой, а все больше украдкой бегал к разным бездельникам играть в азартные игры и дома всегда что-нибудь крал для расплаты с долгами.

Отец, бывало, рассердится, прибьет его, но исправить его так и не мог. Тогда он стал предупреждать его, грозя несчастьем, но также ничего не добился.

Однажды ночью Кэци вышел поворовать и начал уже понемногу сверлить дырку в заборе, как был застигнут хозяином дома, связан и препровожден к начальнику уезда. Узнав, кто он такой, начальник отпустил Кэци, но при своем визитном листке.

Оба Аня, отец и сын, связали его и стали немилосердно драть, так что он был почти уже без дыхания. Тогда брат стал умолять отца освободить Кэци, и тот наконец его отпустил.

Отец от гнева и стыда захворал, стал мало есть и оставил завещание о разделе земли между сыновьями. Все лучшие дома и жирные земли отходили к Даци.

Кэци обиделся, рассердился. Встал ночью и с ножом вошел в спальню брата, чтобы его убить. Однако по ошибке попал ножом в невестку.

А дело было так. После царевны остались шаровары, легкие, необыкновенно мягкие. Юнь их присвоила себе как ночную одежду; когда Кэци хватил по ним ножом, то во все стороны взметнулись огненные звезды… Кэци в страшном испуге бросился бежать.

Когда отец узнал об этом, ему стало еще хуже, и через несколько месяцев он умер. Кэци, услышав о смерти отца, решил вернуться домой. Брат встретил его хорошо, И от этого Кэци разнуздался вовсю, так что через год все земли и угодья, которые пришлись на его долю, были растрачены.

Тогда он обратился в уездное правление с жалобой на брата. Однако правитель, зная доподлинно, что он за человек, обругал его и выгнал вон. С этой поры приятельским отношениям братьев пришел конец.