Стрелка
А небо точно голубое?
Когда девочка начала писать, стало легче. Когда творишь, представлять можно что угодно. И в этом неоспоримое преимущество искусства над чувствами: творчеством их можно было подменить, тонко и незаметно. Стоило только быть достаточно убеждённым, чтобы никаких сомнений в реальности выдумки не осталось.
Поэтому Кира писала и думала о далёком мире, где не осталось места чёрному цвету и земле – пусть все создания обитают на исполинских цветах! Там нет зловредных машин, лишь быстрокрылые стрекозы. Там вечный день, нет ночи. Там всего и всегда достаточно, а ещё там есть место лишь для двух людей, для неё и для мамы.
Место выходило прекрасным, Кире оно очень нравилось. В старой рваной тетради она продолжала жадно расписывать каждую деталь своей выдумки, в реалистичности которой девочка сомневалась всё меньше с каждым днём. Мир, где её мама была жива, действительно существовал. А как иначе? Кира почти слышала мягкий голос Маргариты, которая звала дочурку отправиться туда вместе с ней!
Одной тетрадью не ограничилось, их становилось всё больше. Время шло, половина лета была позади, а семья потихоньку оправлялась от полученного удара. Только Кира продолжала убеждаться в реальности созданной её руками истории: героини оживали на глазах. Оставалось совсем немного штрихов, чтобы довершить…
– Ты бы хоть на улицу вышла. Небо сегодня ясное, чистое… голубое.
Кира прикрыла влажные глаза ладонями. Она слишком хорошо помнила, от кого слышала эти же слова не так давно. Старшая сестра некстати напомнила ей об этом.
– Ты подала мне одну идею, – невесело отозвалась девочка, проигнорировав предложение о прогулке. Она посмотрела в приоткрытое окно. – Кто вообще решил, что небо голубое? Почему не оранжевое? Или розовое? Может, нас просто с детства убедили, что оно голубое, потому мы и привыкли его видеть голубым? А если разубедить себя в этом? Вдруг небо вообще зелёное!
– Не выдумывай ерунды, – фыркнула Маша. – Небо голубое, потому что солнечный свет рассеивается в атмосфере, а световые лучи голубого цвета одни из самых…
– Чем докажешь?
– Что докажу?
– Что небо голубое. Чем ты это докажешь?
Маша немного подумала, а после, вытащив принесённый в сестринскую комнату глобус, поднесла макет к распахнутому окну.
– Глобус голубой, и небо тоже.
– Может, глобус тоже оранжевый? Просто ты привыкла считать иначе. Для меня он сейчас, как апельсин. Рыжий.
Больше спорить с Кирой Маша не осмелилась. Она очень тоскливо посмотрела на младшую, а после оставила темноволосую девчушку в одиночестве. Лишь теперь Кира смогла вздохнуть с облегчением: ну как они не понимали, что есть мир, где Маргарита всё ещё жива? Впрочем, возможно, их непонимание к лучшему. В отличие от них, Кира была убеждена!
Она легла спать с мыслями о далёком мире, где прямо сейчас, стоя на распахнутых цветах ромашки, её дожидалась мама. Рядом с ней красовалась пушистая рыжая лисица, беспокойно вздёрнувшая голову; вскоре хищница исчезла из поля зрения.
Судя по всему, мама была счастлива. Маргарита тянула к дочери руки, укутанные тончайшим шёлком: сверкающая ткань удивительно слаженно гармонировала с лепестками огромной ромашки, на которой разместились мать и дочь. Вся одежда Марго вторила этому нежному цветку. Лишь безжизненные птичьи крылья за спиной казались каким-то грубым исключением.
Кира со слезами любовалась Маргаритой, но не осмеливалась подойти, боясь, что мама тут же ускользнёт из её рук. Но Марго не исчезала. Она продолжала подзывать дочь к себе, а вокруг неё нарезали круги беспокойные мотыльки.
– Иди ко мне, Кира. Всё хорошо, ты просто упала с лепестков на листья и повредила голову. Пойдём же, нужно залечить её.
Голос матери был точно таким, каким девочка его запомнила. Она шагнула навстречу Маргарите и с удивлением заметила, как тьма сновидения отступила, и вся она теперь оказалась в окружении причудливого мира, заключившего её в свои крепкие объятия вместе с мамой.
– Поймала, – широко улыбнулась Марго. Она задорно коснулась пальцем носа дочери, как делала это прежде. До своей… нет, она не умерла, она жива! – Какая ты всё-таки у меня непоседа.
– Мам, – дрожащим голосом повторила Кира, вглядываясь в каждую морщинку на её румяном лице. Девочка наблюдала за вздымавшейся грудной клеткой Марго, боясь, что мимолётное дыхание вот-вот затихнет. – Мам, я… я так рада тебя видеть…
– Светлячок, ты чего? – Маргарита неловко усмехнулась, но Киру это не остановило:
– Я т-тебя люблю, мам. Очень люблю. Т-ты знаешь?..
– И я тебя очень люблю. Но надо спешить, Стрёкот нас ждёт.
Марго потянула Киру за руку, и вместе они переместились с пышной сердцевины цветка к белоснежному лепестку. Девочка позволила матери себя вести.