Стивен Эриксон
Сады Луны
Глава вторая
Когда явились моранты,
то волны двинулись вспять.
И, словно суда у причала,
имперское море накрыло
Вольные города.
Двенадцатый год войны,
Луны Расколотой год
настал – и семя ее
пролилось смертельным дождем,
посулами черных крыл.
Из городов лишь два
не поддались тогда
сей малазанской волне.
Первый – прочно стоял:
горделивые реяли стяги
под Тьмы властным крылом.
Второй же – раздором расколот,
без войска,
друзьями оставленный…
Первым пал тот, что был прочен.
Фелисин (р. 1146). Призыв к Тени
Два года спустя
1163 год Сна Огни
105 год от основания Малазанской империи
9-й год правления императрицы Ласин
Бледную завесу дыма рассекали во́роны. Их пронзительные крики заглушали стоны раненых и умирающих солдат. Запах горелого мяса тяжело висел в неподвижном мареве.
На третьем холме у стен павшего города Крепь стояла в одиночестве Рваная Снасть. Вокруг чародейки лежали груды искореженных обломков оружия и доспехов – поножей, нагрудников, шлемов и клинков. Еще час назад все это принадлежало мужчинам и женщинам, от которых теперь даже и следа не осталось. Тишина внутри пустых металлических раковин отдавалась в голове колдуньи погребальной песней.
Она обхватила себя руками. Бордовый плащ с серебряным значком, который она носила как командир кадровых магов Второй армии, теперь висел на ее покатых плечах лохмотьями обожженной, заляпанной кровью ткани. Округлое полное лицо Рваной Снасти, обычно озаренное беззаботной детской улыбкой, прорезали глубокие морщины, щеки ввалились и побледнели.
Вопреки бушевавшему вокруг урагану звуков и запахов чародейка вслушивалась в глубокую тишину. Та словно бы выплескивалась из раковин-доспехов пустотой, которая уже сама по себе была обвинением. Но у тишины имелся и другой источник. Сегодня здесь неистовствовали столь мощные колдовские силы, что их вполне хватило бы, чтобы разрушить преграду, разделявшую миры. То, что скрывалось по ту сторону, на магических Путях Хаоса, казалось, было где-то совсем близко, на расстоянии вытянутой руки.
Рваная Снасть думала, что уже совершенно лишилась эмоций – все они сгорели в пережитом ею ужасе, но, глядя на то, как в город плотными рядами входит легион черных морантов, колдунья почувствовала, что ненависть застит ей глаза под опухшими веками.
«Союзники. Предвкушают долгожданное кровопролитие».
Всего лишь через какой-то час жителей Крепи станет тысяч на двадцать меньше. Чаши весов, раскачанные многолетней враждой между соседними народами, уравновесит отмщение. Вот они, вооруженные мечами.
«Милостивая Шедунуль, неужели и без того было мало смертей?»
В разных концах города пылало с дюжину пожаров. Осада Крепи наконец закончилась – после трех долгих лет. Но Рваная Снасть знала: это еще не все. Что-то скрывалось в безмолвии и ждало своего часа. Ничего, она тоже подождет. Хотя бы это колдунья должна сделать для погибших сегодня, ведь во всем остальном она их подвела.
Внизу равнину покрывали тела малазанских солдат – страшный ковер из трупов. То тут, то там торчали мертвые руки и ноги, на которых по-хозяйски восседали во́роны. Солдаты, пережившие бойню, ошеломленно бродили среди тел, искали павших товарищей. Рваная Снасть с болью смотрела на них.
– Они идут, – проговорил голос в дюжине футов слева от нее.
Чародейка медленно обернулась. Боевой маг Локон лежал, распластавшись на груде опаленных доспехов, в бритом черепе его отражалось мутное небо. Волной колдовства ему оторвало нижнюю половину туловища. Из вспоротой грудной клетки вываливались окровавленные внутренности. Из последних усилий он удерживал в себе жизнь – над ним реяла слабая дымка магии.
– Я думала, ты погиб, – пробормотала Рваная Снасть.
– Сегодня мне везет.
– Что-то непохоже.
Локон захрипел, и прямо из-под его сердца выплеснулась струйка темной густой крови.
– Они идут, – повторил колдун. – Видишь их?
Чародейка обернулась к склону холма, и ее светлые глаза сузились. К ним приближались четверо солдат.
– Кто это?
Маг не ответил.
Рваная Снасть снова оглянулась на Локона и увидела, что он буравит ее тяжелым взглядом – так, как правило, смотрит тот, кому осталось жить считаные мгновенья.
– Думал пропустить волну сквозь кишки, да? Что ж, тоже, в общем-то, верный способ отсюда выбраться.
Ответ Локона удивил ее:
– Показная грубость не идет тебе, Рваная Снасть. Тебе никогда не удавалось казаться циничной. – Он нахмурился и быстро заморгал, как будто отгоняя приближающуюся тьму. – Всегда есть риск узнать слишком много. Радуйся, что я тебя пощадил. – Локон улыбнулся, показав залитые кровью зубы. – Думай о хорошем. Плоть слаба.
Она пристально вгляделась в его глаза, удивляясь этой внезапной… человечности. Быть может, умирая, мы оставляем привычные игры и все напускное притворство. А может, она просто не готова была увидеть, как за привычным фасадом Локона вдруг проступил простой смертный. Рваная Снасть разомкнула руки, которыми с силой сжимала собственные плечи, и прерывисто вздохнула.
– Ты прав. Сейчас не время для притворства. Я тебя никогда не любила, Локон, но ни разу не усомнилась в твоей отваге – и не усомнюсь. – Она оглядела обрубок тела и в глубине души поразилась тому, что столь ужасное зрелище не слишком-то ее испугало. – Сейчас тебя даже искусство самого Тайскренна не спасет.
Во взгляде Локона промелькнуло лукавство, и он расхохотался болезненным смехом.
– Девочка моя, – прохрипел маг, – твоя наивность просто очаровательна. Она всегда меня восхищала.
– Кто бы сомневался! – отрезала чародейка; ей было больно оттого, что она купилась на его внезапную искренность. – Что ж, посмейся надо мной в последний раз, в память о былых временах.
– Ты не понимаешь… Меня рано списывать со счетов…
– Серьезно? Считаешь, что еще не все кончено? Настолько ненавидишь нашего высшего мага, что полагаешь, будто ненависть позволит тебе вырваться даже из хладных пальцев Худа? Надеешься отомстить с того света?
– Похоже, ты плохо меня знаешь, если до сих пор не поняла, что я всегда оставляю себе запасной выход.
– Ты даже ползти не можешь. Как ты собираешься добраться до этого своего запасного выхода?
Маг облизал потрескавшиеся губы.
– Это часть сделки, – тихо проговорил Локон. – Выход сам придет ко мне. Он уже совсем близко. Обернись!
Рваная Снасть услышала сзади хруст доспехов и позвякивание железа: звуки обрушились на нее, как ледяной ветер. Внутри у колдуньи все тревожно сжалось. Она обернулась и увидела, что на вершину поднялись четверо солдат. Трое мужчин и одна девушка, все измазанные кровью и грязью, с мертвенно-бледными лицами. Взгляд чародейки привлекла девушка, которая держалась чуть позади своих спутников, словно неприятная мысль, которую пытаются отогнать. Девушка была молодой и красивой, но какой-то холодной, словно бы ожившая сосулька.
«Ох, что-то тут не так, – сказала себе колдунья. – Будь осторожней».
Предводитель – сержант, судя по торквесу[3] на руке, – подошел к Рваной Снасти. Его глубоко посаженные темно-серые глаза бесстрастно встретили ее взгляд.
– Эта? – спросил он, обернувшись к высокому и худому чернокожему человеку, который остановился рядом с ним.
Его спутник покачал головой.
– Нет, нам нужен вон тот. – Хотя он и говорил по-малазански, гортанный акцент выдавал в нем выходца из Семиградья.
Третий и последний мужчина, тоже чернокожий, обошел сержанта слева и, несмотря на внушительное телосложение, словно бы скользнул по воздуху вперед, не сводя глаз с Локона. Он вообще не обратил внимания на Рваную Снасть, и это ее даже слегка обидело. Она хотела было поставить незнакомца на место, но вдруг почувствовала, что у нее уже нет сил на препирательства. А вместо этого сказала сержанту:
– Если вы из похоронной команды, то слегка поторопились. Он еще не умер. Хотя, – продолжила она, – вы наверняка пришли с иной целью. Я знаю, что Локон заключил с вами сделку: думает, будто сможет как-то выжить, лишившись половины тела.
Губы сержанта сжались под жесткой, с проседью бородой.
– О чем ты говоришь, чародейка?
Чернокожий человек рядом с сержантом бросил взгляд назад, на девушку, остановившуюся в дюжине шагов за ними. Рваной Снасти показалось, что он вздрогнул, но, когда мужчина перевел глаза на колдунью, его худощавое лицо уже ничего не выражало – он лишь пожал плечами, а потом обогнул ее.
Почувствовав незримое давление силы, чародейка судорожно вздохнула.
«Да он же маг».
Чернокожий присоединился к своему товарищу, стоявшему над изувеченным телом Локона, а Рваная Снасть тем временем пыталась рассмотреть его мундир под слоем грязи и запекшейся крови.
– И кто ж вы такие будете?
– Вторая армия, Девятый взвод.
– Девятый? – выдохнула колдунья сквозь сжатые зубы. – Да неужто сжигатели мостов? – Она прищурилась, глядя на потрепанного сержанта. – Девятый. Стало быть, ты – Скворец.
Он вздрогнул. У Рваной Снасти пересохло во рту.
– Разумеется, я о тебе слышала. Говорят, будто…
– Не важно, – хрипло перебил он. – Мало ли что болтают. Старые сказки растут, как сорняки.
Женщина потерла лицо, чувствуя, как грязь собирается под ногтями. Сжигатели мостов. Они были элитным подразделением старого императора, его любимцами. Но после кровавого переворота, совершенного Ласин, их швыряли в самые глубокие крысиные норы, какие только могли найти, затыкали ими все дыры. В результате меньше чем за десять лет численность подразделения сократилась настолько, что теперь едва-едва наберется один взвод. Имена уцелевших (по большей части командиров) стали известны во всех малазанских армиях на Генабакисе и на других континентах. Имена, которые расцветили и без того знаменитую легенду о войске Дуджека Однорукого: Деторан, Мураш, Игла, Скворец. Имена, овеянные славой и насквозь пропитанные горьким цинизмом. Они, будто почетное знамя, воплотили в себе все безумие этой бесконечной кампании.
Сержант Скворец разглядывал обломки доспехов, которыми был усеян весь холм. Рваная Снасть видела, как он постепенно начинает понимать, что здесь произошло. Его щеку передернуло от нервного тика. На этот раз сержант посмотрел на чародейку по-новому, взгляд серых глаз стал чуть мягче, и это надрывало ей сердце.
– Из кадровых магов осталась только ты одна?
Рваная Снасть отвернулась, чувствуя себя ужасно хрупкой и уязвимой.
– Да, я последняя, кто еще стоит на ногах. Но дело вовсе не в моем мастерстве. Просто повезло.
Если Скворец и расслышал горечь в ее ответе, то не подал вида – молча глядел, как двое его бойцов, уроженцев Семиградья, склонились над Локоном.
Рваная Снасть облизнула губы, поежилась и покосилась на солдат. Они переговаривались. Чародейка услышала, как Локон вдруг рассмеялся, и этот тихий отзвук радости заставил ее болезненно поморщиться.
– Скажи, а вон тот, высокий, – спросила она, – он ведь маг?
Скворец хмыкнул:
– Его зовут Быстрый Бен.
– Бьюсь об заклад, родители назвали его иначе.
– Угадала.
Рваная Снасть расправила плечи под весом плаща, и глухая боль в пояснице на краткий миг отступила.
– Я должна бы его знать, сержант. Такую силу сразу замечают. Он ведь не новичок?
– Не новичок, – подтвердил Скворец.
Она почувствовала, что начинает злиться.
– Я требую объяснений. Что здесь происходит?
Скворец скривился:
– Да ничего, судя по всему. – Он повысил голос: – Эй, Быстрый Бен!
Маг обернулся.
– Утрясаем последние детали, сержант, – пояснил он и сверкнул белозубой ухмылкой.
– Худов дух! – вздохнула Рваная Снасть, отворачиваясь.
А девушка, что пришла вместе с мужчинами, по-прежнему стояла на вершине холма и, казалось, изучала колонны морантов, которые входили в город. Словно почувствовав взгляд Рваной Снасти, она резко обернулась. Выражение ее лица потрясло чародейку. Рваная Снасть быстро отвела глаза.
– Это все, что осталось от твоего взвода, сержант? Два мародера да жадная до крови девчушка-новобранец?
– У меня осталось семеро бойцов, – ровным голосом ответил Скворец.
– А сколько было утром?
– Пятнадцать.
Рваная Снасть почувствовала, что тут что-то не так. И, не в силах молчать, сказала, чтобы просто хоть что-то сказать:
– Неплохой результат. Лучше, чем у большинства. – Увидев, как кровь отливает от лица сержанта, чародейка мысленно обругала себя: «Это надо же такое ляпнуть!» – Но уверена, – добавила она, – те, кого вы потеряли, были хорошими солдатами.
– Они хорошо умели умирать, – сказал Скворец.
Рваную Снасть потрясла жестокость его слов. В смятении она плотно закрыла глаза, чтобы удержать слезы отчаяния и разочарования.
«Слишком много сегодня всего произошло. Я к этому не готова. Не готова к встрече с сержантом Скворцом, человеком, который согнулся под тяжестью собственной легенды и, верно служа империи, взошел не на одну гору трупов».
Последние три года сжигателей мостов было почти не видно. С тех пор как началась осада Крепи, их отправили делать подкопы и минировать древние массивные стены города. Приказ поступил прямо из столицы, и это была либо чья-то злая шутка, либо результат чудовищного невежества: город стоял в долине, которая стала нагромождением валунов еще в ту пору, когда по ней прошел ледник: груда камней нависала над расселиной такой глубины, что даже маги едва могли дотянуться до ее дна.
«Эти люди три года провели под землей. Когда же они в последний раз видели солнце?»
Рваная Снасть вдруг словно окаменела.
– Скажи, сержант, – она открыла глаза, – а этим утром вы снова отправились в эти свои тоннели?
Мучительное понимание пришло к ней, когда она увидела, как боль на миг исказила лицо собеседника.
– В какие еще тоннели? – тихо спросил он, а потом попытался отойти в сторону.
Но женщина схватила сержанта за руку. Его тело била крупная дрожь.
– Скворец, – прошептала она, – ты ведь уже догадался. Про… про меня, про то, что случилось здесь, на холме, со всеми солдатами. – Она запнулась, но потом все же выговорила: – Это наше общее поражение. Сочувствую.
Не глядя ей в глаза, он отстранился.
– Не стоит, чародейка. – Затем сержант наконец нашел в себе силы встретиться с ней взглядом. – Мы не можем позволить себе сожаления.
Она смотрела, как Скворец подошел к солдатам.
– Сегодня утром нас было четырнадцать сотен, чародейка! – Девичий голос зазвучал прямо за спиной у Рваной Снасти.
Колдунья обернулась. Вблизи было очевидно, что девушка совсем юная: никак не больше пятнадцати. Вот только ее глаза, блестевшие тускло, как потертый оникс, казались древними, словно все чувства в них давно обратились в прах.
– А теперь сколько осталось?
Девушка пожала плечами – почти беззаботно:
– Человек тридцать, может – тридцать пять. Четыре из пяти тоннелей обрушились. Мы были в пятом и смогли прорыть лаз наружу. Скрипач и Колотун пытаются раскопать другие тоннели, но, скорее всего, больше никто не выжил. Они собирались позвать кого-нибудь на помощь. – На ее чумазом личике появилась холодная улыбка все знающего человека. – Но твой хозяин, высший маг, запретил это делать.
– Тайскренн остановил их? Но почему?
Девушка нахмурилась, словно была разочарована непонятливостью собеседницы. Потом просто отошла в сторонку и снова принялась разглядывать город с вершины холма.
Рваная Снасть уставилась ей в спину. Девушка проронила последние слова так, будто ожидала совершенно определенной реакции, надеялась получить объяснения. Уж не считает ли она ее соучастницей? В любом случае это большая ошибка. Напрасно Тайскренн настраивает всех против себя. Штурм Крепи обернулся ужасной катастрофой, и вина за случившееся целиком лежала на плечах высшего мага.
Чародейка посмотрела на город, а потом подняла глаза на затянутое дымом небо над крепостью.
Огромная, смутная тень, которая встречала ее каждое утро все три долгих года, теперь вдруг исчезла. Рваная Снасть настолько привыкла к этому зрелищу, что сейчас просто отказывалась верить собственным глазам.
– А ведь нас предупреждали, – прошептала она пустому небу, когда на нее нахлынули воспоминания о страшных событиях сегодняшнего утра. – Нас ведь предупреждали, не так ли?
* * *
Рваная Снасть спала с Калотом последние четыре месяца: маленькая радость, которая помогала развеять скуку бесконечной осады. Так, по крайней мере, она объясняла это себе. На самом деле все было серьезнее, намного серьезнее. Но умение быть честной с собой никогда не входило в число добродетелей Рваной Снасти.
Сегодня внезапный магический призыв разбудил ее раньше, чем Калота. Маленькое, но очень ладное, хорошо сложенное тело колдуна уютно устроилось на мягких подушках ее плоти. Открыв глаза, она увидела, что любовник жмется к ней, как ребенок. Потом Калот тоже почувствовал магический призыв и проснулся – открыл глаза навстречу ее улыбке.
– Локон? – спросил он и, дрожа от холода, выбрался из-под одеяла.
Рваная Снасть поморщилась:
– А кто же еще? Похоже, этот тип вообще никогда не спит.
– Хотел бы я знать, что на сей раз? – Калот стоял, оглядываясь в поисках своей туники.
Чародейка наблюдала за любовником. Он был такой худой, что рядом они смотрелись очень странно. В жидком утреннем свете, который сочился сквозь брезентовые стенки шатра, его угловатая фигура смягчилась, стала детской. Для столетнего мужчины Калот отлично сохранился.
– Локон исполнял какие-то поручения Дуджека, – пояснила она. – Теперь, наверное, хочет отчитаться.
Калот хмыкнул, натягивая сапоги.
– Вот тебе кара за то, что взялась командовать отрядом чародеев, Снасть. По-моему, лучше бы ты и дальше отдавала честь Нидариану. Когда я вижу тебя, мне хочется…
– Ты бы лучше пошевеливался, Калот, – сказала Рваная Снасть. Она намеревалась произнести это шутливо, но слова прозвучали раздраженно, и Калот недовольно покосился на любовницу.
– Да что случилось-то? – тихо спросил он и нахмурился, отчего на его высоком лбу прорезались привычные морщины.
«Ну вот, снова обиделся».
Рваная Снасть вздохнула:
– Не знаю, но не зря же Локон связался с нами обоими. Будь это простой отчет, ты бы сейчас по-прежнему храпел.
Молча, ощущая, как в душе растет напряжение, оба принялись одеваться. Не пройдет и часа, как Калот сгорит в волне синего пламени, и лишь во́роны откликнутся на отчаянный вопль Рваной Снасти. Но сейчас два мага просто готовились к незапланированному военному совету в шатре верховного кулака, Дуджека Однорукого.
На раскисшей от дождей тропинке рядом с палаткой Калота часовые, сгрудившись вокруг жаровни с горящим конским навозом, протягивали руки к огню. Остальной лагерь был по большей части пуст – слишком рано. Ряды серых шатров тянулись по склонам холмов, окаймляющих равнину перед Крепью.
Полковые знамена тяжко колыхались на слабом ветру – за ночь он изменил направление и теперь нес с собой вонь выгребных ям. Последняя пригоршня звезд таяла в светлеющем небе над головой. Картина казалась мирной, почти идиллической.
Рваная Снасть плотнее запахнулась в плащ, защищаясь от холода, и обернулась посмотреть на громадную гору, которая висела в небе в четверти мили над Крепью. Чародейка окинула взглядом изрезанную поверхность Семени Луны – так эта глыба называлась, сколько она, Снасть, себя помнила. Источенная, словно сгнивший зуб, базальтовая цитадель служила домом самому могущественному врагу, с которым когда-либо сталкивалась Малазанская империя. Парившее высоко над землей Семя Луны невозможно было взять приступом. Даже личная армия Ласин, т’лан имассы, которые перемещались легко, как пыль на ветру, не смогла – или же не захотела – пробиться сквозь магическую защиту крепости.
Да уж, колдуны Крепи нашли себе могущественного союзника. Рваная Снасть вспомнила, что однажды малазанцы уже пытались бодаться с таинственным повелителем базальтовой крепости, то было давно, еще во дни императора. Дело могло закончиться плохо, но Семя Луны вдруг отступило. Никто из ныне живущих не знал почему, – это был один из тысячи секретов, которые император унес с собой в подводную могилу.
Новое появление базальтовой крепости здесь, над Генабакисом, стало для всех сюрпризом. И на этот раз исчезать она явно не собиралась. Шесть легионов колдунов тисте анди под командованием военачальника по имени Каладан Бруд спустились с Семени Луны и объединили силы с наемниками из Багровой гвардии. Вместе они принудили Пятую армию Малазанской империи к отступлению и оттеснили ее на восток вдоль равнины Рхиви. На долгих четыре года потрепанная Пятая армия завязла в Чернопсовом лесу, где ей пришлось раз за разом отбивать атаки Бруда и Багровой гвардии. Это противостояние грозило погубить малазанцев.
Причем Каладан Бруд и тисте анди явно не были единственными обитателями Семени Луны. Сам владыка цитадели, переместивший ее сюда и заключивший договор с могучими чародеями Крепи, пока еще так и не появлялся.
Рваная Снасть понимала, что в бою с такими противниками у отряда малазанских магов почти нет шансов. Неудивительно, что осада затянулась, и только сжигатели мостов упорно пытались подкопаться под древние стены города.
«Останься там, в небе, – как всегда, попросила она Семя Луны. – Крутись вокруг своей оси без конца, не дай запаху крови и крикам умирающих воцариться на этих землях. Задержись там, где ты есть».
Калот стоял рядом и ждал. Он ничего не говорил, понимая, что эта молчаливая мольба стала для нее своего рода ритуалом. Именно за это понимание, помимо всего прочего, Рваная Снасть и любила Калота. Как друга, разумеется. Ничего серьезного – просто любовь к другу и сослуживцу. Что тут такого страшного?
– Чувствую, Локон теряет терпение, – пробормотал наконец Калот.
Она вздохнула:
– Я тоже это чувствую. Именно поэтому и не спешу.
– Понимаю, но слишком задерживаться все равно не стоит. – Он коварно улыбнулся. – Невежливо.
– Гм, догадываюсь, о чем ты. Можно ведь натолкнуть их на определенные выводы, да?
– Ну, положим, особо подталкивать и не придется… Так или иначе, – его улыбка слегка поблекла, – нам пора.
Через несколько минут они добрались до штабного шатра. Одинокий пехотинец, который стоял на карауле у входа, нервно отдал им честь. Задержавшись, Рваная Снасть поймала его взгляд.
– Седьмой полк?
Стражник кивнул, отводя глаза.
– Так точно, чародейка. Третий взвод.
– То-то выглядишь знакомым. Передавай от меня привет Ржавому, своему сержанту. – Она подошла поближе. – Что-то витает в воздухе, да, солдат?
Он моргнул.
– Высоко в небе, чародейка. Выше не бывает.
Рваная Снасть взглянула на Калота, который, ожидая ее, тоже не входил в шатер.
Надув щеки, Калот скорчил рожу:
– Я прямо чую жуткий запах.
Женщина поморщилась. Она заметила, что из-под железного шлема стражника градом катится пот. Часовой мог неправильно истолковать слова мага, решив, будто тот намекает, что от него разит потом. Но не объяснять же парню, что имелось в виду.
– Спасибо за предупреждение, солдат.
– Всегда, пожалуйста, чародейка. Мы ведь не чужие люди и должны помогать друг другу, – проникновенно произнес караульный и снова отсалютовал, на этот раз резче и как будто с чувством.
«Вторая армия – осколок некогда блистательной гвардии покойного императора. А ведь там до сих пор меня помнят и считают чуть ли не членом семьи. Так почему же я всегда чувствую себя среди них такой чужой?»
Рваная Снасть отсалютовала ему в ответ.
Они вошли в шатер. Чародейка сразу почувствовала присутствие силы – то, что Калот называл «запахом». У него от этого слезились глаза, а у нее – начиналась мигрень. Рваная Снасть очень хорошо знала это конкретное проявление Силы: та была совершенно противоположна ее собственной, из-за чего голова болела еще сильнее.
Шатер был перегорожен пополам. В первой его части лампы лили сумрачный, дымный свет на дюжину деревянных стульев. На походном столике у стены стояли кувшин с разведенным водой вином и шесть потускневших кубков, на которых поблескивали капли влаги.
– Худов дух, Снасть, как же я все это ненавижу! – пробормотал Калот.
Когда ее глаза привыкли к полумраку, чародейка увидела в проеме, ведущем во вторую комнату, знакомую фигуру в длинных одеяниях. Склонившись над картами, человек оперся руками о большой стол Дуджека. Пурпурный плащ колыхался волнами, хотя сам его хозяин не шевелился.
– Только его тут не хватало, – прошептала Рваная Снасть.
– Ты прямо мои мысли читаешь, – ответил Калот, вытирая глаза.
– Как ты думаешь, – спросила колдунья, когда они заняли свои места, – он просто рисуется?
Калот ухмыльнулся:
– Наверняка. Высший маг императрицы не сумеет разобраться в военной карте, даже если от этого будет зависеть его жизнь.
– А если от этого будут зависеть наши жизни? – раздался голос с ближайшего стула. – Сегодня всем придется хорошенько потрудиться.
Рваная Снасть хмуро посмотрела на сверхъестественную темноту, которой был окутан пустой стул.
– Ты ничем не лучше Тайскренна, Локон. И радуйся, что я на тебя не села.
Тускло блеснули желтые зубы, а потом появился и сам Локон, отменивший заклятие невидимости. Капельки пота выступили на покрытом шрамами лбу и выбритой макушке мага – ничего удивительного: Локон вспотел бы даже в ледяной бездне. Он чуть склонил голову набок, так что в его облике сейчас причудливым образом сочетались самодовольная отрешенность и откровенный вызов. Маленькие темные глазки вовсю буравили Рваную Снасть.
– Ты ведь еще не забыла, что значит трудиться? – Его ухмылка стала шире, а сплющенный кривой нос теперь казался совсем плоским. – Напоминаю: это то, чем ты занималась до того, как запрыгнула в постель к умнице Калоту. Прежде чем раскисла.
Рваная Снасть уже набрала полную грудь воздуха, дабы дать наглецу достойный ответ, но ее остановил неторопливый говорок Калота:
– А тебе одиноко, да, Локон? Верно ли говорят, будто маркитантки берут с тебя за интимные услуги двойную плату? – Он дернул рукой, словно отмахиваясь от неприятных мыслей. – Знаю, тебе не дает покоя то, что после гибели Нидариана в Моттском лесу Дуджек назначил командовать боевыми магами Рваную Снасть. Если тебе это не нравится – твоя беда. Но придется смириться: такова плата за двуличие.
Нагнувшись, Локон смахнул пылинку со своих атласных туфель, которые невероятным образом остались чистыми: просто удивительно, учитывая, какая грязь повсюду была в лагере.
– Слепая вера, дорогие мои соратники, – удел дураков…
Он не договорил, поскольку полог шатра откинулся и внутрь вошел верховный кулак, Дуджек Однорукий. На щеках его виднелись следы мыльной пены, оставшейся после утреннего бритья. Во все стороны начал распространяться аромат камфарной воды.
За прошедшие годы этот аромат стал очень много значить для Рваной Снасти. Он ассоциировался у колдуньи с безопасностью, стабильностью, здравомыслием. Дуджек Однорукий воплощал в себе все эти качества – и не только для нее, но и для всей армии, которая сражалась под его командованием. Когда Дуджек остановился в центре помещения и оглядел троих магов, Рваная Снасть чуть откинулась на спинку стула и, в свою очередь, посмотрела на верховного кулака из-под тяжелых век. Три года вынужденного безделья в затянувшейся осаде подействовали на стареющего военачальника как чудодейственное омолаживающее средство. Хотя ему уже исполнилось семьдесят девять, он выглядел, пожалуй, лет на пятьдесят. Серые глаза остро и твердо смотрели с худого загорелого лица. Дуджек держался очень прямо, так что казался выше своих пяти с половиной футов, носил простые кожаные доспехи, которые пот разукрасил не меньше, чем имперский пурпур. Культя левой руки чуть ниже плеча была перехвачена кожаными повязками. Под шагреневыми ремешками напанских сандалий виднелись волосатые, белые как мел икры.
Калот достал из рукава носовой платок и швырнул Дуджеку. Верховный кулак ловко поймал его.
– Опять? Проклятый брадобрей! – проворчал он, вытирая с лица пену. – Клянусь, он делает это нарочно! – Дуджек скомкал платок и бросил его на колени Калоту. – Итак, все здесь. Хорошо. Сперва обсудим текущие дела. Локон, ты успел поболтать с парнями внизу? Как там у них успехи?
Локон с трудом подавил зевок.
– Один сапер, по имени Скрипач, мне все показал. – Он сделал паузу, чтобы снять ниточку со своего парчового рукава, а потом встретился взглядом с Дуджеком. – Еще каких-нибудь шесть-семь лет, и они докопаются до городских стен.
– Это бессмысленная трата времени и сил, – сказала Рваная Снасть. – И я писала об этом в своем докладе. – Она покосилась на Дуджека. – Если, конечно, он вообще добрался до имперской канцелярии.
– Верблюд еще плывет, наверное, – заметил Калот.
Дуджек издал короткое бурчание – этот звук у него заменял смех.
– Ладно, маги, слушайте меня внимательно. На повестке дня два вопроса. – По его изборожденному шрамами лицу пробежала тень. – Первый: императрица прислала когтей. Они сейчас в городе, охотятся на чародеев Крепи.
Волна холода скользнула вверх по позвоночнику Рваной Снасти. Мало кто чувствовал себя комфортно, когда рядом вертелись когти. У этих имперских убийц – верной гвардии Ласин – имелись отточенные и отравленные клинки для всех и каждого, включая соотечественников.
Кажется, Калот подумал примерно то же самое, потому что резко выпрямился:
– Если когти объявились здесь еще по какой-то причине, то…
– Им сперва придется иметь дело со мной, – отрезал Дуджек и положил единственную руку на эфес своего длинного меча.
«Все это говорится не для нас, а для того, кто слушает там, в соседней комнате. Дуджек сразу заявляет человеку, который командует когтями, как все обстоит. Благослови тебя Шедунуль, верховный кулак».
– Они залягут на дно, – сказал Локон. – Они же маги, а не идиоты.
Рваная Снасть не сразу поняла, о чем он.
«Ах да. Конечно. Маги Крепи».
Дуджек оценивающе посмотрел на Локона, а потом кивнул.
– Пункт второй. Сегодня мы атакуем Семя Луны.
При этих словах высший маг Тайскренн, находившийся в соседней комнате, повернулся и медленно двинулся к присутствующим. Темное лицо под капюшоном проре́зала улыбка – мимолетная трещина среди безупречных черт гладкого лица. Впрочем, улыбка тут же пропала, и его неподвластная времени кожа снова разгладилась.
– Здравствуйте, коллеги, – произнес он с издевкой и в то же время угрожающе.
Локон фыркнул:
– Давай обойдемся без спектакля, Тайскренн, так всем будет лучше.
Не обращая внимания на слова Локона, высший маг продолжал:
– Присутствие Семени Луны переполнило чашу терпения императрицы…
Дуджек склонил голову набок и перебил его тихим, хриплым голосом:
– Императрица перепугана настолько, что готова нанести удар первой – причем ударить изо всех сил. Говори прямо, чародей. Перед тобой стоят твои передовые бойцы. Прояви хоть каплю уважения, Худ тебя дери.
Высший маг пожал плечами:
– Разумеется, верховный кулак. – Он обернулся к магам. – Ваш отряд, я и еще трое высших магов в течение ближайшего часа атакуем Семя Луны. Бо́льшая часть его обитателей отсутствует – погрязла в Северной кампании. Мы считаем, что владыка Семени Луны сейчас там один. Три года само присутствие базальтовой крепости удерживало нас. Сегодня утром, коллеги, мы проверим этого владыку Семени Луны в бою и узнаем, чего он стоит.
