Дженнифер
Уже добрых двадцать минут я стою в душе под горячей водой. Тяжесть двух смен она, конечно, не смоет. Но поможет мне хоть немного расслабиться. Выдавливаю и растираю немного цитрусового геля для душа. Но так и оставляю на ладони и смотрю, как вода смывает пену. Я чертовски устала, и по-хорошему мне стоит отдохнуть. Может взять отпуск? Хотя бы на три дня. Ночь выдалась трудной. После вызова к полицейским, я провела сложную операцию по извлечению пули. Еще кровь, зараза, все никак не хотела прекращать литься. Я выписала направление к нашему гематологу, но что-то сомневаюсь, что этот упертый и самоуверенный детектив Райт посетит врача. Всю ночь дежурила у него в палате на случай повторного кровотечения. И только когда доктор Шейли, наш дежурный врач, сменил меня, а все данные по состоянию детектива я передала его Капитану, отправилась домой.
Выключаю воду. Провожу рукой по запотевшему зеркалу, смотрю на себя в отражение. С коротких черных волос крупными каплями стекает вода, а еле заметный светлый шрам ниже ключицы не отдает больше фантомной болью.
После душа кормлю свою морскую свинку кормом, который посоветовали мне в ветаптеке.
– Давай, безымянная моя крошка, приятного аппетита. Твоя хозяйка ела последний раз вчера днем, не бери с нее пример.
Понятия не имею о каком насыщении идет речь, если там сплошные семечки да сухие овощи. Добавила ей кусочек свежей тыквы, которую купила на днях на фермерском рынке для супа. Который, к слову, я даже не готовила. А пока свинка занята делом, чищу ее клетку, меняю воду и опилки. Я для этого даже отдельный стол купила, потому что когда увидела размеры ее нового жилища, была удивлена. Как для такого маленького комочка требуется столько места. Но психотерапевт сказала выбрать объект для заботы, и я забочусь.
Наконец, когда свинка возвращается на место, а я мою руки уже в десятый раз за утро, вытягиваюсь на матрасе. Не избавилась от привычки спать на полу, хотя все тот же психотерапевт настоятельно рекомендовала купить кровать. Но все восемь лет я сплю на матрасе. Когда я вернулась в страну после плена, я не стала возвращаться в наш с Адамом дом. Спасибо его родителям, они тогда все уладили с продажей. И только спустя год я решилась на покупку подушки и одеяла. Так и сплю до сих пор. Включаю какое-то глупое утреннее ток-шоу, пытаюсь следить за ходом событий в новостях, но глаза слипаются, и я, сворачиваясь под одеялом, засыпаю.
Солнце заливает светом импровизированную прорезь-дверной проем в полупустой палатке. Я меняю темно-зеленую футболку на точно такую же, но свежую. Надеваю штаны, затягиваю ремень, шнурую ботинки. Обещают больше тридцати градусов сегодня, и если нам не привезли достаточно воды в баках, будет непросто. Надо бы уточнить у командира, что с припасами, а еще нужно не забыть спросить о бинтах и остальных медикаментах, потому что мои запасы практически исчерпаны.
Расчесываю свои темные волосы, они отросли почти до пояса, длина гораздо больше, чем я ожидала. После этой командировки запишусь в салон, возможно поэкспериментирую с цветом. В конце концов на свадьбе хотелось бы видеть легкую и воздушную прическу, а не привычную тугую косу.
– Ты так красива, когда улыбаешься, – Адам вошел в палатку, поправив за собой ткань проема, чтобы у нас было свое маленькое пространство в этом страшном месте. – О чем задумалась?
– Думала, какую укладку хочу на нашу свадьбу, – мечтательно произношу я.
Адам подходит ко мне со спины, и я попадаю в кольцо его мускулистых рук. В его объятиях так хорошо и спокойно, что я невольно откидываюсь ему на грудь и прикрываю глаза.
– До конца миссии осталось меньше месяца, представляешь? – Шепчет мне Адам. – А потом мы вернемся домой, и я не буду выпускать тебя из спальни год.
Смеюсь, но утвердительно киваю. Здесь нам не до уединения. И я сейчас даже не про секс. Вот так постоять вдвоем в нашем мире роскошь. Зона боевых действий не предполагает семейные вылазки или романтику. Если честно, командир отряда был категорически против, когда узнал, что его лучший солдат и военный врач, которого назначили в его батальон, помолвлены. Но я действительно лучшая, доказывала это уже несколько раз в предыдущих своих командировках. И Командиру Трентону Нилу моего досье с послужным списком было достаточно, чтобы принять решение.
Адам говорит, что ему легче от того, что мы рядом. Так он следит за мной, хотя я все равно переживаю, что он может отвлекаться и думать в первую очередь не головой, а сердцем. Особенно когда я бегу на поле и тащу одна раненого солдата, пока продолжается обстрел.
Мы продолжаем стоять, обнимая друг друга, наслаждаясь моментом тишины и спокойствия. Прижимаюсь щекой к его гладковыбритому лицу. И покрываю поцелуями скулы, губы, шею.
– Я так сильно люблю тебя, – нарушает тишину Адам, отвечая мне совсем не целомудренным поцелуем.
– И я тебя, – мы говорим это друг другу при каждой возможности.
Никто из нас не знает, что будет через десять минут. Прилетит ли бомба, разделят ли нас в срочном порядке из-за нового задания на неделю. Это чертовски сложно морально каждый раз быть в этой палатке и ждать новостей. Хотя работы у меня хватает: зашить рваные раны, извлечь пули, наложить повязки, банально выдать порошок от диареи, потому что до нас не всегда доходят сухпайки, и приходится питаться тем, что осталось. Могу делать все это уже с закрытыми глазами. Хуже всего, когда с этой палатки выносят солдата, который уже никогда не очнется. Такое бывало всего несколько раз, но к этому никогда не привыкнуть.
– Нам пора, – говорю я, скоро восемь утра, а значит Командир Нил будет раздавать приказы на этот день.
Мы выходим на улицу. Из соседних тоже начинают выходить солдаты и офицеры. Из женщин здесь только я, поэтому у меня своя палатка. Точнее я сплю и умываюсь в той же, где принимаю пациентов. Рядом расположена еще одна палатка из плотной темной ткани, но большего размера, там моя операционная. Конечно, полноценной палатой и реанимацией это не назовешь, но все необходимое всегда есть под рукой. Хотя бы чтобы подлатать раненого и отправить на вертолете в больницу при первой же возможности.
Мы собираемся все на площадке, где уже стоит Командир всего батальона, вчитываясь в какие-то бумаги. Адам уходит у своему отряду под свисты, целуя крепко меня на прощание. Большинство по-доброму завидует нам, потому что мы с ним вместе здесь, а все родные и близкие наших парней остались на родине. Надеваю кепку, солнце уже поднялось высоко, даже в футболке становится жарко и душно. И занимаю место рядом с Нилом.
Командир зачитывает план на ближайшие два дня, отправляет команду снайперов на восток страны, а отряду Адама, который находится во главе, говорит зайти к нему после собрания за папкой с какими-то файлами по боевикам.
Я отчитываюсь, что рядовой Скотт Парс идет на поправку. Будучи на задании, рядом с ним взорвалась граната, но он вовремя нашел себе укрытие, поэтому осколки от соседних окон впились ему в правую ногу, но я смогла достать каждый и зашить рану. Считайте, легко отделался.
Мы расходимся каждый по своим местам, я замечаю, как мой жених салютует мне своей фуражкой, а я посылаю ему воздушный поцелуй. Разворачиваюсь в сторону своей палатки, но свист надо мной заставляет меня остановиться. Звон в ушах оглушает. Меня словно парализует. Крики. Звуки разорвавшихся гранат. Волной меня отбрасывает в сторону. Я пытаюсь глазами найти Адама. Все бестолку. Беготня. Песок в глазах. Я задыхаюсь от пыли. Снова крики. Выпущенный снаряд. Кровь. Много крови. Парни бездыханно лежат, разбросаны конечности. Никто не двигается. Я пытаюсь подползти к своей палатке, как к укрытию, но тело меня не слушается. Еще граната. Темнота.
Резко сажусь на матрасе. Гребаные кошмары вернулись. Металлический привкус чувствуется во рту, а искусанная щека ноет изнутри. Смотрю на телефон – полдень. Всего лишь. Я спала жалких два часа. Больше трех лет я жила вообще без снов. И если моего психотерапевта это тревожило. То меня устраивало. Я устала переживать этот страшный день снова и снова.
Откидываю одеяло, майка прилипла к спине из-за липкого пота. Смахиваю слезы, я даже не сразу заметила, что щеки влажные. Трогаю цепочку с кольцом и жетоном. Со мной, она на месте. Вдох-один-два-три-выдох. Этого еще не хватало. Расклеиться из-за передряги полицейских. Завтра первым делом зайду к Клаудии в отдел персонала и откажусь от дополнительных смен в отделении неотложной помощи. В конце концов я опытный хирург, а ездить по городу к бабулям с инфарктами или к детективам с пулями пусть будут настоящие фельдшеры.
Крис
Лежу на кожаном диване в своем кабинете, вглядываясь в потолок. Чувствую, как жжение от огнестрельного ранения пронзает все тело. Мне 38 лет, я взрослый мужик, опытный детектив полиции Нью Йорка, который бывал на разных заданиях и видел страшные последствия убийств. А корчусь от боли, как девчонка.
Штурм этого проклятого здания, где пряталась мафия Уайатта, оказался слишком дорогим. Проблема даже не пуле, заживет. А в том, что я теперь подозреваю каждого. Хотя еще вчера днем я был совершенно уверен в своих детективах и оперативниках. Черт. Да просто в каждом парне этого участка.
Сойер заходил полчаса назад, подтвердил, что информацию о спецоперации передал кто-то стрелку. И этот урод намекнул, что мало того, что мне повезло выкарабкаться. Так еще чтобы вся наша команда проверила среди своих. Я бы хотел ответить, что он просто пытается рассорить нас, отвлечь от дел Харриса Уайатта. Но нутром чую, что он может быть прав.
Медленно поднимаюсь с дивана, игнорируя ноющий жар под ребрами. Брайан стучит по дверному косяку, показывая, что у него в руках спасительный стаканчик с кофе.
– Я взял со сливками для себя. Но потом решил, тебе не помешает. Только не знаю, можно ли тебе после больницы? – Беспокойство отразилось на лице моего друга.
– После такой ночи и пары часов сна это определенно не будет моей последней дозой кофеина на сегодня.
– А если доктор запретил? – Брайан проходит ко мне в кабинет, прикрывая дверь. Он слегка прихрамывает на правую ногу из-за ножевого ранения, которое получил несколько лет назад, когда мы гнались за преступником из китайской общины по Бродвею. Зрелище было еще то, а самодовольное лицо Брайана еще крутилось неделю в местных новостях.
– Доктор как-его-там-Майер вообще не разрешал мне уходить сегодня.
– И давно ты не следуешь приказам?
– Считай, что с этого утра. Мне нужно, чтобы ты, Сойер и Эдди пришли в допросную. Или в любой другой кабинет, где поменьше ушей. Восстановим вчерашний вечер по секундам.
– Будет сделано, – и с этими словами, он выходит из моего кабинета.
Делаю глоток кофе, но чуть не выплевываю все. Брайан сколько ложек сахара туда засунул? Всю сахарницу не пожалел? С другой стороны, это вроде как и не для меня изначально было. Брайан вообще редко о ком заботится. Ему это чувство будто совершенно не знакомо. Он словно робот, даже не уверен, что у него есть девушка или хотя бы однодневные подружки. Хотя это точно не мое дело.
Захожу в самую дальнюю по коридору допросную, прежде отключив звук и камеры в соседнем кабинете. И закрываю жалюзи, теперь в зеркало-стекло, что отделяет нас от внешнего мира, никто не подсмотрит. Мало ли кто может шпионить и разнюхивать. Сейчас я вообще никому не доверяю. Разве что этим троим, кто заходит за мной и усаживается вокруг стола. Кто и как мог предать нашу операцию? Кто стоит за всем этим? Вопросы кружатся, не могу совсем сосредоточиться.
Мои два детектива и новичок сидят в мрачном кабинете, где витает нервная атмосфера. Я внимательно наблюдаю за реакцией каждого. Да, я знаю свою команду, как свои пять пальцев, и малейший намек на недоверие не остался бы незамеченным.
Сойер рассказывает поминутно, что происходило. Как им удалось схватить одного из бухгалтеров, который оказался еще к тому же головорезом шестерки Уайатта. Удобно, киваю ему, говоря, что тот многозадачный сотрудник. Дальше он зачитывает показания других оперативников. Брайан дополняет протоколом детективов Агентства по борьбе с финансовыми преступлениями. Все четко и слажено, никаких проколов. Начинаем анализировать каждую деталь произошедшего. Мы рисуем временную шкалу на доске-стойке, которую прикатил сюда Эдди. Кстати, о нем. Пока я вчера маневрировал сквозь коридор и комнаты здания, я не мог не замечать недостатки своего подопечного. Но за него поручился сам Капитан, и поэтому я в нем тоже стараюсь быть уверен. Хоть это и дается мне с трудом. Я знаю его буквально чуть больше суток.
Когда мы готовили операцию вместе с Агентством, мы понимали во что ввязываемся. Вообще это юрисдикция ФБР, но когда Дин Кейбелл Майлз, глава отдела финансов и объектов ФБР, рассмотрел мое заявление, подкрепленное докладом Лоусона, то выдал нам разрешение на расследование. Идти против Уайатта – начало опасного пути. Поговаривают, что ему принадлежит недвижимость на сотни миллионов долларов по всей стране. Будто он владеет отелями, ресторанами, ночными клубами, строительными и торговыми компаниями. Я и не удивлен наличию такой предпринимательской жилки. Тем более, что при наличии своих фирм, проще отмывать деньги.
Но наша цель была ясна: привести главу мафии перед лицом правосудия. Мы знали, что цена всего этого может быть высокой, но были готовы заплатить каждый гребаный цент. И вот я первый, кто расплатился. Надеюсь, последний.
– Что там со стрелком? – прерываю я гул обсуждения.
– Молчит в основном. Упомянул только, что обычно он не промахивается, – отвечает Сойер.
– Значит, нам передали послание, – невольно прижимаю руку к ранению.
– Думаю, да. При нем был обычный пистолет, такой достать на улицах вообще не проблема. А со связями Уайатта так тем более.
– Я не видел его в здании, где он прятался?
– Не поверишь, Райт, на виду у всех, – устало говорит Брайан. После вчерашнего вечера никто не поехал домой. – Мы камеры у входа в метро потом просмотрели. Он вырубил Тодда, оперативника нашего, с третьего этажа который. Забрал его полицейскую куртку, даже на улице с остальными стоял рядом, типа тоже следил за выходами. Никто не обратил внимание, потому что было два разных совершенно отдела, не все знакомы друг с другом. А там такая суматоха началась, когда он тебя подстрелил, его сразу схватили, руки заломили. Он только посмеялся.
– Козел.
– Согласен. Короче, с того момента больше ни слова. Даже имя свое не назвал. Отпечатков нет, кислотой сожгли пальцы, и судя по рубцам давно еще, – замечаю, как Эдди скривился, совсем юнец еще, жизни не видел. – Капитан к нему ходил. Тот Дрейку сказал, что если ты еще жив, то и говорить будет только с тобой.
– Ну, пойдем поговорим.
Мы поднимаемся по лестнице с Сойером на пятый этаж участка. Там есть несколько камер для особо опасных преступников. Эдди я отправил в архив искать похожие пули и “игру в переодевания”, раз стрелок у нас такой смекалистый. А Брайана отправил отдыхать, он мне еще сегодня будет нужен.
Пока к нам в допросную ведут моего потенциального убийцу, мы садимся за стол. Заходит щуплый бритоголовый парень в майке и джинсах. Обе руки в татуировках от плеч до самых кистей. Да уж, без куртки Тодда был бы гораздо заметнее.
– Ха, так ты все же не сдох, раз пришел, – он отхаркивается и плюет в сторону моих ног. Кроме отвращения никаких эмоций не вызывает.
– Имя? – Раскрываю папку с его досье, информация скудная.
– Хрен я тебе че расскажу, – снова плевок.
– А зачем сказал Капитану, что хотел разговаривать со мной?
– Я и буду только с тобой. А ты пришел с подмогой, – кивает в сторону Сойера. – Боишься меня? Так я уже ничего тебе не сделаю, расслабься, – и он садится на стул, звякая демонстративно наручниками.
– Сойер, выйди.
– Райт… – Начинает мой напарник, но я его останавливаю.
– Я справлюсь. Иди.
Сойер злится на меня, челюсть стиснута, с громким стуком отодвигает стул и захлопывает за собой дверь. Мы остались со стрелком вдвоем.
– Ну, – тороплю его я.
– Допустим, я – Сойер.
– Очень смешно.
– Бобби, – слышу его южный акцент. Далековато забрался от дома.
– Не беси меня, – рычу я.
– Ладно, ладно, – выставляет обе руки в оборонительном жесте. – Реально Бобби зовут, не выдумываю.
– Итак, Бобби, – проговариваю я по слогам его имя, – кто тебе отдал приказ выстрелить в меня?
– Прям именно в тебя – никто. Так, напугать, типа сбить с толку. Ты просто подставился, когда вышел.
– Кто? – я повторяю свой вопрос.
– Не будь наивным, я тебе этого никогда не скажу. Так у меня еще есть шанс выйти из тюрьмы, а если выдам имя, даже до суда не доживу.
– Как узнал о том, что мы будем у здания вчера?
– Люди болтали разное на улицах, – уклончиво отвечает Бобби.
– Что именно болтали?
– Ну, типа, что готовится какая-то операция важная, что даже шишки из Министерства будут тоже, возможно, спецназ. Типа вы накрыть базу местной мафии хотели…
То есть мы это готовили три месяца, держали в секрете, действовали сообща только с Агентством, где работают проверенные люди. А на улицах просто болтают? Что-то тут не чисто. В нашем участке еще ни разу не было утечек. Надо проверить будет всех новеньких, кто начал работать недавно, быть может это человек из мафии. Делаю себе пометку дать задание Брайану.
То, что Бобби могут убить в камере раньше вынесения приговора по приказу именно Уайатта, я не сомневаюсь. Я также уверен, что именно глава мафии или его подручные дали задание Бобби стрелять в полицейских. Знают же, что за такое светит хороший срок. Значит либо наш стрелок им совершенно не нужен, либо же им наоборот нужен кто-то в тюрьме штата, кто будет незаконно торговать различными вещами за решеткой от имени Уайатта. Даже за информацию люди готовы платить, будучи под стражей.
Но вот кто все выболтал про нашу операцию, остается нерешенным вопросом. Пока что.
Возвращаюсь в свой кабинет. Вопросов стало только больше, а ответов ничтожно мало. Сплошные догадки и предположения.
Чувствую дикую слабость, да и спать хочется страшно. Слова о том, чтобы я не строил из себя героя, проносятся голосом Китти в голове. Пожалуй, она права сейчас, как никогда. Мне важно быть в форме. Поэтому я выключаю настольную лампу, закрываю дверь на ключ в свой кабинет и направляюсь на парковку, чтобы доехать до дома и отрубиться на добрые часов двадцать.
Дженнифер
Два дня спустя, май 2018 года
Нью Йорк, Штат Нью Йорк
– Сегодня в нашей больнице важная операция, – Лори Дэвис, заведующий отделением хирургии, начал наше утреннее ежедневное собрание. – Доктор Майер и Доктор Тревис объединятся для трансплантации костного мозга.
В аудитории начались перешептывания между медиками. Здесь были все: от опытных хирургов до медсестер и интернов. Многие из персонала хотели участвовать в этой операции, но мы собрали действительно команду лучших в своем деле. Даже лживая-задница-Стен будет мне ассистировать.
Сандре Гарсия всего пятнадцать, но, к сожалению, у нее рак крови, еще мы нашли небольшую, но, к счастью, операбельную опухоль около стенки кишечника. Чуть позже диагностировали серьезную степень анемии и заболевание иммунной системы. Ей даже были назначены специальные препараты для стимуляции продукции стволовых клеток костного мозга, чтобы все прошло успешно. Я наблюдаю ее уже больше полугода, хотя вообще-то она пациентка отделения онкологии и Доктора Тревиса, ведущего онколога больницы. Мы даже отпраздновали с ней, чокнувшись стаканчиками со свежевыжатым соком из кафетерия, когда узнали, что ей нашли подходящего донора.
– Джен, знаю, вы сблизились с пациенткой, но все же надеюсь на твое хладнокровие, – продолжает Дэвис, – Все помнят, что делать?
Мы киваем. На днях уже проводили тестовую операцию без пациентки на манекене, меняя расположение возможных разрезов.
– Сейчас мы отвезем Сандру в предоперационную, чтобы провести ряд финальных обследований для оценки общего состояния здоровья, – говорит Доктор Тревис. – Затем я начну подготавливать донорский материал, а Доктор Майер, – он кивает в мою сторону, – вместе с анестезиологом начнут первую часть операции. Потом удаление опухоли и начнем процесс внутривенного введения клеток.
Собрание заканчивается. Я иду к себе в кабинет, пока у меня есть несколько минут, чтобы собраться с мыслями и настроиться. Все должно пройти без осложнений. Шумно выдыхаю, и открываю ящик своего стола. Во время работы весь персонал без украшений. Поэтому я снимаю свой талисман каждое утро и храню здесь. Внутри ящика лежит золотая цепочка с обручальным кольцом и жетоном. Я беру ее в руки и сжимаю, предаваясь минутному воспоминанию сначала о том, как Адам мне сделал предложение, но не знал, какое именно кольцо нужно покупать. Поэтому сразу купил обручальное: тонкое золотое колечко без камней. А затем я провожу пальцами по выгравированным цифрам и фамилии Андерсон на жетоне Адама.
По пути в операционную за мной увязался Стен, который ждал прямо у двери моего кабинета.
– Волнуешься? – Спрашивает он. Дурацкий вопрос. Я собрана и уверена в себе. У меня большой опыт в хирургии и не только в больнице, где есть оборудование, банк крови и куча медиков разных должностей на подхвате.
– Нет.
– А я вот очень, такое в моей практике впервые.
Я останавливаюсь и разворачиваюсь к нему. Стен не ожидал, поэтому врезается в меня.
– Так может откажешься? Еще есть шанс, и есть желающие быть на твоем месте сегодня.
– Нет, нет, – испуганно мотает головой, – не говори никому, Джен, я просто нервничаю.
– Тогда заткнись и делай свою работу. Мы нужны Сандре с холодной головой.
И с этими словами я захожу в операционную.
Я рассказываю начало анекдота Сандре, пока анестезиолог вводит ей наркоз, говоря, что вторую часть и саму шутку она услышит от меня, когда очнется. Я не обещаю ей этого напрямую, иначе ее родители и комитет по этике этого мне простят в случае летального исхода. Лишний раз убеждаю себя, что такого не будет. Выдыхаю. Начинаем. Мы удаляем опухоль под руководством Доктора Тревиса. Все показатели в норме, поэтому он завершает операцию, незамедлительно вводя костный мозг.
Сверху операционной есть второй этаж и небольшой балкон со скамейками, откуда наблюдал Лори Дэвис, интерны и другие хирурги, которые могут в будущем столкнуться с такой операцией в своей практике. На меня это совершенно не давит. Мне кажется, меня вообще невозможно больше вывести из равновесия. Однако Стен, будь он проклят, в начале так сильно разволновался, что опрокинул набор хирурга со скальпелем. Но медсестры были готовы, потому что быстро все заменили. Под мой вопросительный взгляд, в котором было молчаливо сказано про самый последний шанс, Стен наконец взял в себя в руки и дальше ассистировал мне без замечаний. В конце я даже его похвалила, чего не делала уже давно. И позволила ему самому сделать аккуратный косметический шов. Сандра еще молода, ей еще захочется быть привлекательной в бикини.
После операции дочери миссис Гарсия потребуется особая забота и наблюдение в течение нескольких недель. Это включает контроль за уровнем инфекций, поддержку иммунной системы, учет дефицита кровеносных клеток и еще кучу всего, что расскажет Доктор Тревис ее семье.
Операция длилась пару часов, но я все равно устала. Пока я плелась через стойку Кейни Ричардс, главной медсестры больницы, к своему кабинету, она меня окликнула.
– Джен, у тебя пациент в 202 на осмотр после операции. Требуется перевязка.
– Его может осмотреть один из интернов? Пусть учатся в конце концов. Там же ничего сложного.
– Нет, он искал именно Доктор Майер, – подмигнула мне Кейни. – Говорит, что только он может ему помочь.
Теперь же она откровенно хихикает. Кейни пышная блондинка около пятидесяти, всю жизнь проработала в этой больнице. Жуткая сплетница. Но признаю, иногда это бывает полезно.
– Он? У пациента гендерные предрассудки? Или что, он был в отключке все время пребывания здесь, что даже не знает, что его оперировала женщина?
– Типа того, – усмехается Кейни и дает мне папку с файлом пациента.
Когда я смотрю на имя, то все становится ясно. Мысленно про себя раздраженно рычу. Захожу в соседнюю палату, а высокий мускулистый мужчина в кожаной куртке и брюках стоит ко мне спиной и смотрит в окно. Подхожу к кушетке и кладу папку на нее. Надеваю резиновые перчатки, все еще молча.
– Мне нужен, как его там, Доктор Майер, – говорит мужчина, щелкая пальцами, вспоминая мое имя. Так и не повернувшись ко мне.
– Доктор Майер – это я, детектив Райт.
Наконец он оборачивается. Серые глаза впились в меня, а брови нахмурились.
– И я рада, что вы более компетентны в медицинских вопросах, чем я, – продолжаю свою речь.
– Чего?
– Ну, по каким-то причинам ведь вы решили покинуть палату через 7 часов после операции. Или я ошибаюсь?
– У меня были дела в участке. И вообще почему я должен перед вами отчитываться?
– А у меня из дел было спасение вашей жизни.
Вижу, как детектив немного смутился.
– Покажите мне вашу повязку.
Райт нехотя снимает куртку и задирает рубашку. На белой повязке проступает пятно крови, а судя по состоянию бинта, этот детектив все два дня не объявлялся здесь.
– Вы меняли самостоятельно повязку?
– Нет, – а глазами упрямо смотрит на меня.
Будто мне одной это надо. Окидываю еще раз его суровым взглядом. И ведь не глупый подросток стоит передо мной, а простых вещей не понимает.
– Я наложу новую стерильную повязку. И прошу вас дома дальше обрабатывать самостоятельно. Раз у вас есть другие дела. Рецепт и как это делать я вам выпишу.
Райт забавно дергается, когда я обрабатываю рану, я даже усмехаюсь.
– Это всего лишь антисептик.
– Жжется, – по-детски отвечает он.
– Дуть не буду, и так заживет, – парирую я в ответ. – Напоминаю, что если снова будете игнорировать перевязку, то это может спровоцировать развитие опасных осложнений: нагноения, абсцесса, некроза, заражения крови.
– Специально пугаете?
– Да, – даже юлить не буду, пусть лучше головой думает в следующий раз.
Наконец, заполняю все необходимые документы на рецепт обезболивающего, выдаю памятку, как правильно обрабатывать и менять себе повязки.
Тишину прерывает звонок его мобильника, Райт хмурится, но отвечает. И его брови ползут вверх.
– Где? Когда? Как она? Я в этой больнице сейчас. Да. Нет. Скоро буду.
Нет, мне не должно быть интересно. Но любопытство берет вверх.
– Что-то случилось?
– Один важный свидетель в расследовании пострадал, – после недолгой паузы он продолжает. – Вызвали скорую, должны сюда привезти.
– Еще один огнестрел?
– Ножевое, и боюсь, не выкарабкается. А мне нужно ее допросить. Помогите мне, доктор Майер. Я должен знать, кто на нее напал.
Что? Я не ослышалась? Он хочет впутать меня еще дальше в свое расследование? Нет. Нет и точка. Нет.