Stepart
Другая сторона озера
– Пойдём, я покажу тебе с крыльца, где их дом. Это действительно будет по-мужски с твоей стороны – пригласить их. Я звал, но, может быть, они стесняются тебя.
Я нехотя побрёл к лестнице:
– Тогда уж я оденусь по-человечески.
Димыч одобрительно кивнул.
Наверху я по-быстрому принял прохладный душ и облачился в джинсы со свитером поприличнее. Я не рассчитывал, что придётся выряжаться на званый вечер. В одном из шкафчиков я случайно наткнулся на набор бабочек. Подумал сначала, что это будет вульгарно, но примерив одну из самых нестрогих, понял, что выгляжу в ней хоть и экстравагантно, но неплохо. Удовлетворившись своим видом, я отправился в прихожую, где меня ждал Димыч. Накинув пуховик и нацепив шапку и валенки, я вышел на крыльцо вслед за ним.
– Смотри, вон два дома и третий там, на холмике, у края берега, ближе к нам, – Димыч указал в темноту, где в лунном свете угадывались силуэты домов.
– Ага, значит, зайти и позвать.
– Ну да. На двери есть звоночек. Позвонишь в него, а когда услышишь, что заслонка открылась, заходи через сени в дом. Думаю, они просто завозились, собираясь.
Я двинулся по заснеженной дорожке навстречу начинающейся метели. Сделал несколько шагов и повернулся к Димычу, наконец вспомнив, что хотел спросить ещё вчера:
– Димыч, так а для кого мы ломаем комедию? Вроде как все свои.
Димыч замер в открытой двери, посмотрел на меня и негромко, но отчётливо сказал:
– Стражи! Они шныряют неподалёку. Поэтому не уходи с дороги, – он усмехнулся и скрылся за дверью. А я побрёл по дороге, бормоча себе под нос, как утомили меня все эти шутки и розыгрыши.
Очищенная часть дороги закончилась возле палисадника у домика на холме. Дорожку к дому замело снегом. В окнах горел тусклый свет. Похоже, никто не выходил со времени вчерашней метели. Я аккуратно пробрался на крыльцо и разглядев небольшой звоночек, нажал на тугую кнопку. За дверью раздался негромкий металлический перезвон, напоминающий велосипедный звонок. В двери что-то клацнуло, и я потянул за ручку. Дверь мягко отворилась, и я аккуратно вошёл по лесенке в сени. Сразу за ступеньками был небольшой пятачок, от которого расходились три двери. Дверь по правую руку была сколочена из плохо тёсаной доски и вела, по-видимому, в уборную. Та, что оказалась перед моим лицом, была обшита чем-то вроде дерматина, а дверь по левую руку была практически идентична ей. Я встал, озадаченный такой необычной планировкой дома и тем, куда мне следует входить. Но размышлять пришлось недолго. Даже в слабом свете одной лампочки возле лестницы было видно, насколько сильно затёрта ручка на двери передо мной. Совершенно забыв о приличиях, я ухватился за неё и не постучав, потянул на себя. Массивная дверь бесшумно отворилась. Переступив порог, я осмотрелся. Комната, если её так можно было назвать, представляла собой какое-то нагромождение книжных стеллажей. Они стояли рядами, образовывая узкие проходы. Полки были забиты очень старыми книгами. Свет тут тоже был тусклый, он исходил откуда-то из-за стеллажей. Кроме того, в доме было дымно и пахло вишнёвым табаком. Я попытался рассмотреть, что за книги стоят на полках, однако корешки давно выцвели, и их изрядно поело время. Я решил вытащить одну из книг, но у неё отвалился форзац. Я неуклюже впихнул книгу назад, положив поверх неё оторвавшийся кусок обложки и громко покашлял, чтобы обозначить своё присутствие. Никто не ответил, я повернул за стеллаж и оказавшись в небольшой каморке, увидел письменный стол, на котором были разложены книги и стояла громоздкая фарфоровая пепельница, в которой тлела зажжённая трубка. По краям стола стояли два кресла. В углу расположилась застеленная кушетка. Подойдя к столу, я склонился над открытыми книгами. Одна из них была исписана чем-то вроде арабской вязи. На страницах второй оказались только символы. Некоторые из них показались мне знакомыми. Я хотел уже выйти из комнаты, но заметил, что за креслом есть ширма, за которой явно находился проход. Не удержавшись, я подошёл к ширме и отодвинул её, обнаружив небольшую кухоньку, обшитую вагонкой. В кухне стоял небольшой стол с парой табуретов и газовая плитка на две конфорки. В углу примостились невысокий шкаф с посудой и раковина с умывальником. Зал и кухню разделял порог, и пол кухни был почему-то ниже пола в каморке, возможно, поэтому я и не обратил внимания на то, что находилось под ногами. То, что я увидел, перепугало меня насмерть. В углу на полу, прямо на белом коврике, лежала маленькая полненькая старуха в косынке и светлом платьице. В груди у старухи торчал огромный кухонный нож. Нож и платье были густо забрызганы буро-красной кровью, которая стекала под тело старухи и залила белый коврик на полу. В ужасе я бросился из дома, задевая книжные полки, из которых высыпалось несколько книг, и выскочил в предбанник, вниз по лесенке в сени и на улицу. Я хотел выбежать на дорожку, но тут заметил, что за домом стоит небольшая банька, а из трубы идёт дым. В окне горел свет и мелькала тень. Я машинально рванул к баньке через сугроб мимо колодца. Там оказалась чищеная тропа, которой, видимо, и пользовались в этом доме. Подбежав к бане, я рывком отворил дверь в предбанник и вбежал в парную. В момент, когда я распахнул дверь, молодая женщина выливала себе на голову ковшик с водой. Делала она это чуть согнувшись, поскольку потолок в парной был невысоким, а женщина была примерно моего роста. Увидев меня, она не закричала и не прикрылась, а посмотрела с интересом. Я на мгновение замер и закричал сам:
– Старуха умирает. Она там всё… Того, кровища. Наверное, упала или… Я не знаю.
Женщина среагировала молниеносно. Одним прыжком она оказалась возле порога и буквально смела меня с дороги широким движением руки. Я споткнулся и с грохотом рухнул возле скамейки с тазами. Падая, я зацепил край скамьи и опрокинул на себя таз с ледяной водой, стоявший на ней. К счастью, я ничего не повредил себе и кое-как поднявшись, побежал к дому, в котором уже скрылась женщина. Зайдя в дом, я шмыгнул между стеллажами и оказался в каморке, а потом просунулся за ширму. Старуха сидела на табурете вся в крови, а голая женщина стояла напротив и укоризненно её отчитывала. Та недовольно морщилась. Картина казалась неправдоподобной настолько, что я ощутил лёгкое кружение головы.
– Ты что тут устраиваешь, старая? – вопрошала женщина. Старуха неуклюже оправдывалась:
– Так я думала, грабитель или насильник. Пришлось импровизировать.
Я недоумённо смотрел на бабку, которая вытирала нож о подол, стирая с него кровавые пятна. С трудом я процедил:
– Что происходит?
Женщина повернулась ко мне, совершенно не стесняясь наготы. Видимо, она была так же взбудоражена, как и я:
– Что-что, у нас тут великий импровизатор, оказывается. Копперфилд. Трюк с ножами в исполнении безумной старухи. Исполняется с порчей реквизита в виде нового платья и свежевыстиранного ковра. Также переведена одна банка отличного малинового варенья.
Старуха слизнула с пальца густую красную жидкость, снятую с платья:
– Полно твоего варенья. Я вишнёвое люблю, – глядя в пол, пробубнила она себе под нос. Я пригляделся и увидел, что это и правда было варенье, а не кровь, а дырка от ножа в платье была проделана аккурат в районе подмышки, куда кудесница и просунула, по всей видимости, нож. Шумно выдохнув, я облокотился о дверной проём:
– Так зачем вы всё это устроили-то?
– Говорю же, думала, насильник, решила разыграть, что перед ним тут побывал убийца.
– Да откуда тут насильнику взяться? – возмутился я. – Я Александр, ваш новый сосед, друг Олега Алексеевича. Я звонил, и кто-то открыл дверь.
Женщина посмотрела на меня и улыбнулась:
– Ну что ж, будем знакомы. Это баба Марфа, а я её дочь Нюша.
Я смущённо улыбнулся в ответ и пожал протянутую руку. Бабулька продолжала есть варенье с платья. Посмотрев на меня, она небрежно сказала:
– Думала, дочке открываю, а в окно уже глянула после того, как отпёрла.
Девушка тяжело вздохнула и усмехнулась:
– Вы не могли бы подождать на улице, пока я тут приберусь и дам нашему лауреату на «Оскар» новое платье? – ласково попросила она, и я заметил, что сейчас, когда она успокоилась, её голос стал немного басовитым для девушки. Я кивнул и вышел на улицу, нашёл в кармане чудом не промокшую пачку сигарет и зажигалку, закурил и сел на крыльцо. Лёгкая вьюга жгла лицо. Через несколько минут вышла Нюша в накинутом на голое тело полушубке и посмотрела на меня:
– Да вы же промокли, чёрт возьми! Пойдёмте срочно в баню, пока не заболели. А я, дура, вас ещё на улицу выставила.
Я пожал плечами:
– Как-то неудобно, у меня ничего с собой нет. Да и время уже. Меня же за вами прислали. Новый год уже скоро, наверное. Не знаю, во сколько там этот Новый год наступает.
– Ничего, у меня всё есть. И я только что смотрела на часы – времени достаточно. Там у них либо часы неправильно идут, либо Димыч удумал какую-то шутку. Ваше здоровье важнее, пойдёмте быстрее.
Я встал и пошёл за Нюшей. Меня и правда трясло от холода. В предбаннике Нюша велела мне срочно раздеться и положить вещи в таз в углу. Взамен она дала мне большое полотенце и скинув полушубок, шмыгнула в парную. Я разделся и обмотался полотенцем. Вспомнил про бабочку на шее и сдёрнув её, негромко рассмеялся. Потом уселся на лавку возле маленького столика под окошком. Предбанник был небольшой и уютный. Над столиком висело тёмно-зелёное бра, в углу стояло зеркало и висели банные принадлежности. На нескольких полочках расположились ковшики и ещё какая-то мелочёвка, а под полками стоял плетёный шкафчик. Дверь в парную приоткрылась, в предбанник вырвался пар и донёсся укоризненный голос Нюши:
– Заболеть решил?
Я неохотно вошёл в парилку прямо в полотенце и уселся на нижнюю полку. Нюша уже взобралась на верхнюю.
– Ты что, так и будешь в полотенце сидеть?
Я молча кивнул. Нюша рассмеялась:
– Э, нет, так не пойдёт. Мне тебя ещё веником отходить нужно. Да и как-то нечестно. Я-то с момента нашего знакомства голая. И нечего полотенце мочить, повесь его в предбанник и давай ложись, грейся. Тут, как ты заметил, народ такой, что будешь скромным – живьём сожрут, – она рассмеялась и легла на спину. Я машинально повернул голову, увидел её грудь и тут же отвернулся. Заметив это, она снова рассмеялась.
Встав, я боком подошёл к двери и приоткрыв её, кинул на лавку в предбаннике полотенце. Оказавшись полностью голым, я, стараясь оставаться спокойным, вернулся на нижнюю скамью. От меня наконец стали уходить стыд и неловкость. Я завалился на спину на обжигающие доски и вытянул руки за голову. Если бы ноги не были согнуты в коленях, лавки бы мне не хватило для того, чтобы так потянуться.
– Да я тут с вами, видимо, долго не продержусь, – выдохнул я, на что Нюша прыснула:
– Продержишься, куда ты денешься. То ли ещё будет.
Я обернулся к Нюше. Хотел посмотреть ей в лицо, но вместо этого взгляд предательски скользнул по её обнажённому телу. Она лежала на боку и смотрела на меня искрящимся взглядом сквозь мокрые волосы. Свет из печи пробивался сквозь прорези дверцы и играл на бревенчатом срубе, то и дело перескакивая на её лицо. Я отвернулся.
– Ложись на живот. Пройдусь по тебе веничком.
Я не стал спорить. Да и лечь на живот было хорошей идеей, у меня, кажется, начиналась эрекция. «Только этого не хватало», – подумал я, ощущая новую волну смущения. Нюша ловко соскользнула с верхней полки и взяла веники из таза у печки. Помахала ими над раскалённой плитой, отчего послышалось шипение и поднялся такой пар, что я даже зажмурился. Затем на меня неожиданно обрушились веники – била Нюша смачно, сил не жалела. Эрекция моментально сошла на нет. Я даже начал вскрикивать. Нюша подхватила мой крик и ещё сильней обрушила на меня веники. Я вскрикивал, а она вторила мне и продолжала своё дело. Меня смешил её крик и то, как задорно она сочетала его с ловкими ударами то по моим ягодицам, то по лопаткам. Она будто сделала из меня живой музыкальный инструмент. Я не выдержал и сквозь крики стал звонко смеяться, но она продолжала лупить меня. Очередная серия ударов пришлась на ступни. Этого я уже не выдержал и завопив во всю силу, отдёрнул пятки от нового удара и вскочил на ноги. Юркнув под Нюшину руку и оказавшись позади неё, я машинально ухватил девушку сзади за руки и повалил на своё место. Не ожидая моего проворства и скорости, Нюша взвизгнула и запустила в меня веником, который я не менее ловко поймал и сказал:
– Ну-ка, ложись на живот, моя очередь.
Нюша сделала наигранно скорбное лицо, перевернулась на живот и закинула руки за спину, изображая, будто связана. Я засмеялся и начал несильно хлопать её по спине вениками. Крепкое Нюшино тело вздрагивало будто под ударами хлыста.
– Мерзкий захватчик, что, у тебя нет сил по-настоящему выместить свою злость на русской женщине? Ты бьёшь слабее бабы! – простонала она, и я принялся бить сильней.
– Бей, бей, мы не сдадимся! – орала Нюша. Я рассмеялся и прибавил ещё силу ударов, но это ещё больше её завело:
– Бей так, чтобы я не встала с этой лавки! Иначе, если у меня останутся силы, я встану и надругаюсь над тобой сама!
Я бил и бил, а она в голос стонала и требовала ещё. Когда мои силы были на исходе, Нюша проделала тот же трюк, что и я. Она ловко прошмыгнула под мою руку и оказалась сзади меня. Она обхватила меня своими не по-женски сильными руками и прижавшись ко мне, шепнула:
– Сдавайся, мистер захватчик.
Она ослабила хватку, и я повернулся к ней, тут же обхватив её. Мгновение мы стояли молча, потом она высвободилась из моих мокрых рук и выскользнула в предбанник. Я последовал за ней, не понимая, то ли извиняться, то ли признаваться в любви с первого взгляда. Когда я вышел в предбанник, Нюша доставала из плетёного шкафчика графинчик с розовой жидкостью внутри и пару гранёных стаканов. Она накинула лёгкий халат, дав мне такой же, и разлила розовую жидкость.
– Пробовал малиновую настойку? – улыбаясь, поинтересовалась она.
– Даже не знал, что такая бывает.
– Ну вот, значит, попробуешь.
Пили мы без тоста, молча. Настойка, вопреки ожиданию, оказалась не приторной, но крепкой и моментально ударила в голову, да так эффектно и приятно, что я прикрыл глаза, вдыхая прохладный воздух, насыщенный запахом сырого дерева. Затем я ощутил, как на плечи ложатся мягкие женские руки и почувствовал возле уха тёплое дыхание. Послышался шёпот, который буквально втекал в меня, как вода. На губах чувствовался вкус свежей малины.
– Через длинные ресницы, будто солнышка десницы, смотрят лучики тепла. Утекла мечта-река. Улетели птицы счастья. Завтра в день войду босым, очарованным. И исчезну за туманом вдоль дороги сна и яви. Буду бегать по полям своих надежд и смеяться громче всех, – слова Нюши растеклись по моей голове, и я начал проваливаться в сон. Уже замелькали картинки осенних полей и рек, как неожиданно входная дверь распахнулась и на пороге появился Димыч. В предбанник дунуло холодом.
– Вот это номер. Мы их ждём, а они тут в баньке милуются.
Увидев Димыча, Нюша недовольно хмыкнула и уселась на лавку, а я от неожиданности начал нервно оправдываться:
– Димыч, тут ситуация такая – я промок, и надо было срочно греться.
– Ага, я и смотрю, как вы греетесь, – Димыч ухмыльнулся и велел мне подвинуться.
– Это малиновая? – спросил он, водя носом над моим стаканом и заискивающе глядя на Нюшу. Та неохотно достала ещё один стакан, налила Димычу и освежила наши стаканы. Димыч понюхал напиток и смачными глотками осушил стакан.
– Прямо живое лето, – он причмокнул и опустил стакан на стол. – Ладно, вам повезло, у нас часы спешат в доме. Давайте быстренько одевайтесь и к нам за стол, – сказал он, вставая. Я кивнул на стопку своей мокрой одежды.
– Ничего, в халатике добежишь. Видимо, судьба твоя сегодня такая, Новый год в халате, – Димыч засмеялся и открыл дверь на улицу. – Я серьёзно, через пятнадцать минут чтобы были.
Нюша сказала, чтобы он не морозил нас, и Димыч ушёл. Когда за ним закрылась дверь, она печально посмотрела на меня:
– Ну что ж, надо идти. И мать уже, наверное, собралась и ждёт.
Я улыбнулся и кивнул.
– Но у нас же ещё есть десять минут попариться, – прошептала она. Слегка вытянутое, с выраженными скулами, её лицо расплылось в ехидной улыбке, а тёмные, будто нарисованные, брови приподнялись.
***
Моё новое появление к столу в этот вечер оказалось опять-таки достаточно фееричным. Я вернулся в халате, валенках и с банной шапочкой на голове. Меня встретили аплодисментами и смехом. Я хотел пойти переодеться, но кокетливая старушка потребовала, чтобы я остался, поскольку уже второй раз появляюсь в чудном наряде, и это уже не совпадение, а знак. Я поинтересовался, что за знак, но старуха уже начала беседовать с подругой.
– Если никто не против, то я не буду спорить со знаками и останусь как есть. И да, Нюша с мамой скоро подойдут, – сказал я, слегка поклонившись. Димыч нетерпеливо подозвал меня сесть рядом. Мне было неловко говорить о произошедшем, но выбора не было, обсудить это всё равно бы пришлось. Но вместо укоров за неподобающее поведение я услышал укоры совсем другого рода:
– Ты очень неосмотрителен. Эти женщины чертовски опасны, – практически шёпотом сказал Димыч. Я удивлённо посмотрел на него:
– Ты о чём?
– Не о чём, а о ком. Обо всех женщинах на этих болотах. Они же ведьмы.
Я рассмеялся и даже приобнял Димыча в знак того, что одобряю его шутку.
– Нет, ты меня не понял. Они самые настоящие ведьмы. Посмотри на нас, – Димыч указал подбородком в сторону Вити и Вадима, которые по-прежнему сидели на своих местах и тихонько выпивали и закусывали, но вид у них и правда был собранный, несмотря на застолье. То и дело они поглядывали на дам, шушукающихся на другой стороне стола.
– Мы стараемся не сводить с них глаз, – договорил Димыч. Всё ещё не понимая, шутит он или нет, я негромко сказал:
– Ну ладно эти дамы непонятного возраста и мать Нюши. Но ты хочешь сказать, что Нюша тоже? – я недоверчиво посмотрел на Димыча. Тот тихонько присвистнул:
– Ещё какая. Может быть, даже похуже Наташи.
Я выронил из руки кусок хлеба, на который собирался намазать паштет. Димыч жестом указал, чтобы я поднял хлеб, и непринуждённо улыбнулся дамам напротив. Я понял, что он не хочет, чтобы кто-то догадался, о чём мы говорим. Шёпотом я продолжил:
– Наташа? Ты точно меня разыгрываешь. Она же с нами туда моталась, – я кивнул в сторону корпуса, в подвале которого находились Врата.
– У нас с ней сделка. Мы помогаем друг другу.
– И в чём же вы помогаете?
– Мы пустили её к Вратам. Без нас у неё всё равно мало что получилось бы там. Ей нужна наша мужская сила, чтобы пробиться на ту сторону.
– Ох, чувствую опять сейчас всё будет сложно. Я уже жалею, что спросил.
– Ага, сейчас не время об этом, – Димыч опять глянул на дам.
– Может быть ты мне всё-таки расскажешь, кто вы все такие? – сквозь зубы прошипел я. – Я уже голову сломал от этого всего.
– Давай прогуляемся в оранжерею.
Мы взяли по бокалу и не спеша удалились из гостиной. Никто не придал этому значения, разве что Наташа, появившаяся со стороны кухни, крикнула нам вслед:
– Куда все расходятся-то опять? И где Нюша с мамой?
Димыч махнул рукой и сказал, что мы хотим выкурить по сигаре и бросить эту дурную привычку в новом году. Потом он ловко достал из кармана футляр с сигарами и помахал им. Я обратился к нему:
– Димыч, может, оставим их на конец вечера? Потом под коньячок их. Хороший выйдет дижестив.
Он засмеялся:
– Ты только что сгорал от нетерпения узнать такие значимые вещи, а теперь думаешь, как бы половчей сегодня закончить пьянку.
Я пожал плечами и спокойно ответил:
– Да, я всё ещё надеюсь, что всему этому найдётся какое-то разумное объяснение. Или что всё это окажется отличным розыгрышем. Но пока, несмотря на всё сумасшествие вокруг, я отлично провожу время. Со мной не было такого сто лет. А если я начну всерьёз воспринимать происходящее и начну критически думать обо всём, что происходит, я точно сойду с ума.
Димыч остановился у кресла и внимательно посмотрел на меня:
– Хм. А это чертовски хороший подход. Ты уловил правильное настроение. Но сигары давай закурим. Конспирация не должна быть раскрыта.
– Хорошо, давай.
Димыч выдал мне ароматную сигару, и мы присели за барную стойку, где уже были заготовлены зажигалка, пепельница и сигарные ножнички. Димыч откусил кончик сигары и опалил другой её конец. Заметив мой заинтересованный взгляд, он сказал:
– Олег Алексеевич научил. После охоты он всегда выкуривал сигару. Традиция.
Я понимающе кивнул.
– Итак, насчёт твоего вопроса. Я не стану тебе раскрывать подробности из жизни этих людей до того, как они попали на болота. Они тщательно скрывают своё прошлое. Не подумай, что это потому, что они в розыске или делали какие-то нехорошие вещи. Просто это их личное дело, и мы тут все на равных правах. Мы не хотим, чтобы нам что-то мешало. Понимаешь, мы тут все как бы начинаем с чистого листа и здесь мы те, кем хотим быть. Кроме того, мы слишком уважаем друг друга, чтобы лезть в личную жизнь. А что касается того, кто мы и как тут оказались – это ты и сам видишь. Дамы и мать Нюши, как и сторож, были тут задолго до нас, а мы с ребятами оказались в «Искре» не так давно. И случайные люди тут не задерживаются. Мы попали сюда разными дорогами, узнав о силе этих мест, и пока не разберёмся в том, что здесь происходит, не хотим их покидать. Да, и насчёт Нюши. Та женщина ей не мать и даже не родственница. Она откуда-то притащила Нюшу с собой после одной из отлучек, и с тех пор она с нами. Но ты, как и мы, должен называть её мамой Нюши.
Димыч замолчал, глядя на тлеющий кончик сигары, и задумчиво добавил:
– Врата одним своим присутствием незримо наполняют эти места какой-то неведомой силой.
Я вздохнул:
– И опять всё становится только запутанней и запутанней. Давай-ка я подведу итог. Получается, что вы приехали сюда в поисках так называемой силы. Встретили местных, которые оказались вовлечены в какие-то мистические перипетии и тоже стали захвачены этой самой силой и втянуты в непонятные игры… – я запнулся, подбирая красивое выражение: – играете с силой на перекрёстке миров.
– Ох, как ты сказал-то, даром что писатель.
Мы рассмеялись.
– Скорее, это сила играет с нами, – сказал Димыч.
– Димыч, как писатель должен тебе сказать, что история не вяжется, и всё как будто притянуто за уши.
– А это потому, что тут всё держится на составляющей, о которой, по сути, очень сложно что-то сказать.
– И что же это за составляющая?
Димыч пыхнул сигарой:
– Сила!
Я серьёзно посмотрел на него:
– Кругом прямо одна сила. Ты же понимаешь, что всё это не выдерживает никакой здравой критики.
Димыч посмотрел на меня:
– А ты понимаешь, что уже стал свидетелем того, что крайне сложно объяснить?
– Да, я это никогда не смогу ни забыть, ни объяснить логически.
Димыч посмотрел на меня как-то очень печально:
– К сожалению, это не так. Твой ум постарается это объяснить и стереть.
– Чёрта с два, – усмехнулся я.
– Не говори гоп, Саша.
Мы замолчали и дымя сигарами, уставились в ночную темноту за окном. У меня не было никакого желания говорить дальше. Оно бесследно испарилось. Возможно, я просто боялся разрушить необычный мир этих болот. Будто читая мои мысли, Димыч сказал:
– Я благодарен тебе за то, что ты бережно относишься к тому, что окружает тебя здесь.
– Но тема про ведьм не раскрыта, – саркастически сказал я и засмеялся. Мы опять замолчали и в унисон пыхнули сигарами. В дверях появилась Наташа:
– Мальчики, Нюша с мамой пришли. Остались только вы.
Мы не спеша опустили сигары в пепельницу и последовали за ней.
– Димыч, неужели уже наступит Новый год? Ощущение, что прошла вечность с момента, как я встал.
– Да, тут быстро понимаешь, что время очень субъективно. Всё зависит от действий. А уж что творится со временем в той пустыне – это вообще ужас.
– О, чёрт, точно. Я уже почти забыл про пустыню, – недоумённо произнёс я, стараясь говорить тише, поскольку мы уже вышли в гостиную.
– Вот видишь, а говорил, не забудешь. Ладно, продолжим позже. Мы первый раз за долгое время собрались все вместе. Обычно кого-то да не хватало. Ты не представляешь, что на самом деле кроется за этой милой, казалось бы, атмосферой, – прошептал мне в самое ухо Димыч.
– Я думал, вы все более-менее ладите. Ты же сам что-то такое говорил.
Димыч удивлённо посмотрел на меня:
– А ещё я говорил, что нам приходится всё это изображать!
Садясь на своё место, я пробормотал, что Димыч опять пытается меня запутать, но бегло окинув взглядом всех присутствующих, я понял, что в словах Димыча может быть немалая доля правды. Несмотря на то, что все старались вести себя приветливо, в атмосфере было что-то напряжённое. Улыбки и благодушное настроение казались несколько наигранными, жесты были сдержанными, взгляды непринуждённо блуждали, иногда замирая в целеустремлённой сосредоточенности, а голоса из лёгких и весёлых становились строгими и металлически холодными, хотя было вполне возможно, что это всё я уже додумывал после слов Димыча.
Я заметил, что Нюша и Наташа сидели за столиком в другом конце зала и тихонько о чём-то беседовали. Меня это неприятно удивило и насторожило, и я снова подумал, что, наверное, и правда пора бы уже начинать контролировать себя и быть повнимательней с этими людьми. Мои настороженные мысли прервал задорный голос Димыча:
– Господа и дамы, самый последний шанс проводить старый год!
Наташа и Нюша тоже подошли к столу. Наташа заботливо приставила стул для Нюши возле себя. Мне показалось, что обе они кидают на меня осуждающие взгляды. Я отмахнулся от этой мысли, обосновав свои подозрения чувством вины, хотя испытывать я его вроде бы и не должен был. Тем временем все бокалы были наполнены. Кокетливая дама встала и предложила выпить за то, чтобы маловодье осталось в старом году. Все молча выпили и принялись за обновлённые блюда с закусками, а удивился странному тосту, похоже, только я, и понял, что нужно прощупать почву на предмет того, не изменилось ли ко мне расположение Наташи. Я встал с бокалом:
– Хочу предложить тост за Наташу, которая выступила не только в роли замечательной радушной хозяйки, но и настоящей волшебницы, которая умудрилась наготовить такую прорву этих замечательных яств!
Слушая тост, Наташа смотрела куда-то в сторону. Когда я договорил, она буркнула, что ей помогали. Этого я предпочёл не расслышать, благо кокетливая дама с удовольствием подхватила тост и вскочила со мной чокаться. А я несколько погрустнел, поняв, что уже умудрился втянуться в бабские штучки. Больше расстраивало, что сам хорош, гусь. Наташа-то вроде намекнула, что благоволит ко мне, и что муж не муж – но она рада моему появлению и поэтому поцеловала меня на плите. Но, с другой стороны, ничего конкретного же. Да и я ничего не успел пообещать. «Эх, вот и дорасслаблялся», – подумалось мне, когда опять зазвучал Брамс, поставленный незаметно вышедшим из-за стола Димычем. Он буквально прокричал «с новым годом!», и все уставились на большие железные часы над камином, которые я увидел впервые. Странно, как я не приметил такой большой и увесистый прибор, висящий на двух коротких цепях под потолком. Минутная стрелка указывала на отметку около десяти, а часовая стояла на девятке. Видимо, это и было время зимнего солнцестояния. Сначала я не понял, что не так с этими часами, мне показалось, что метки часов были немного сдвинуты относительно привычной оси. И только приглядевшись мне стало понятно, что сдвинуты они вследствие того, что поле циферблата было размечено под тринадцать часов дня и тринадцать часов ночи, что в сумме давало двадцатишестичасовой день. Я недоумённо посмотрел на Димыча. Он нехотя помотал головой, как бы говоря: мелочи, спросишь потом. Остальные, похоже, знали, что это за часы. Все чокнулись и, как бы разбившись на пары, стали что-то друг другу желать. Наташа встала напротив Нюши. Кокетливая дама встала с мамой Нюши. Вадим с Витей, обнявшись, тоже друг другу что-то желали. Точнее, Витя, глядя куда-то в плечо Вадиму, что-то бубнил ему в ухо. Тут я вспомнил, что с нами был старик, который теперь куда-то делся. Я спросил о нём подошедшего Димыча. Тот отмахнулся и сказал, что старик никогда подолгу не засиживается. Потом он встал напротив меня и сказал:
– У нас тут такая традиция. Мы желаем друг другу то, что пожелали бы себе.
– Так вы же не собирались все вместе давным-давно, – съехидничал я.
– Это старая традиция, её в этих местах все знают, – невозмутимо парировал Димыч.
– Ну ладно, как там это у вас делается? Показывай.
– Желаю тебе освободиться от последних оков человеческого и обрести свободу выполнять намерение Духа, – с серьёзным лицом произнёс Димыч. Его слова отчётливо прозвучали в моей голове несмотря на то, что это был практически шёпот, с трудом пробивающийся сквозь ритмы Брамса за спиной. Я посмотрел на него с недоверием, но лицо Димыча оставалось серьёзным, и, похоже, он ждал ответного пожелания. Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что я желаю себе.
– Желаю тебе, чтобы ты написал прекрасный роман и нашёл самого себя.
Димыч улыбнулся так широко, что я, кажется, разглядел все его зубы:
– Отличное пожелание, дружище! – сказал он.
– Твоё тоже вроде ничего, Димыч. И раз уж ты меня слушаешь – что это за странные часы?
Димыч глянул на часы, потом снова посерьёзнел и ответил:
– Магические часы. Дарят нам почти два часа почти каждый день. Там внизу – указатель Луны и Солнца, соответственно, дня и ночи. Это работает между одиннадцатью и тринадцатью часами по Луне, – всё ещё шёпотом ответил он и замолчал, дав понять, что дальнейших разъяснений на данный момент не будет.
– Хотелось бы дать тебе по заднице и попросить отвечать на мои вопросы хоть немного конкретней, – прошептал я. Димыч засмеялся и демонстративно подставил мне зад. Я махнул рукой и сел за стол, а Димыч подсел к Вите. Нюша тем временем продолжала болтать с Наташей и, в отличие от неё, посматривала на меня вполне благодушно. Я решил оставить всё как есть и не втягиваться в женские игры. В конце концов, пусть думают, что хотят. Чувство вины мне ни к чему, женщины всегда им пользуются, даже если оно и необоснованно.
Из кухни вернулась Дарья и села на своё место. Тосты она пропустила. Захотелось пройтись и покурить, дабы развеяться. Компания негромко беседовала, разбившись на группы, а я как раз оказался не у дел. Я быстро поднялся в комнату, где переоделся в спортивный костюм, и спустившись, тихонько прошёл в прихожую, накинул куртку и вышел на ночной морозный воздух. Сигарета неспешно затрещала и заструила английским табачком. Ветер успокоился, и редкие снежинки убаюкивающе кружили в свете придомового чугунного фонаря. Я подошёл к фонарю и несильно выдохнул дым в сторону лампы необычной формы под металлическим плафоном. Дым густым облаком поплыл вверх, обтекая лампу и растворяясь в основной части плафона. Я снова затянулся.
