Стефания Данилова
Свидетельство о полусмерти
Я, например, укрываю им свою вселенную. А моя вселенная – всё то, что я с собой сделала и всё то, что со мной случилось”.
ОКНО
Палка, палка, огуречик, карандашик задрожит:
вот и вышел человечек в удивительную жизнь.
Ложка, вилка, и слюнявчик да игрушки на полу
Человечек насвинячил и теперь стоит в углу.
Ашки, бэшки, рассчитайся на раз-два, ча-ща, жи-ши.
плюйте в лица, блюйте в тазик, ты мне больше не пиши.
Во саду ли, в огороде, в час немыслимых потех
мы при всем честном народе выбирали, да не тех…
Кто направо, кто налево, карты, деньги, два ствола,
развенчали королеву, и не вспомнят, что была,
Тили-тили, трали-вали, а в ушах трамвайный звон,
наливали, наливали, с глаз долой из сердца вон,
плюс на минус будет минус, плюс на плюс звезда во лбу,
вот скажи ка мне на милость, ты зачем лежишь в гробу?
рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, приезжай хоть на часок,
листьев мокрых, листьев палых нескончаемый вальсок,
спят усталые игрушки, в неотвеченных висят
не хочу к тебе в подружки, мне уже под пятьдесят
мама мамочка мне страшно, отчего часы спешат…
кто-то там стоит на страже и не выйти не сбежать…
К стопке водки – огуречик. Палка палка крест равно.
Вот и вышел человечек в бесконечное окно.
БЕЛАЯ ЗВЕЗДА
…Но ты смотри на этот белый свет,
на красный свет и на зеленый свет,
когда ни зрения, ни света больше нет,
смотри сквозь убежавший первый снег.
Но ты иди сквозь этот белый шум,
чабрец и тмин, корицу и кунжут,
танцуя, как ребенок или шут,
не путая, где ждут, с там, где не ждут.
Но ты бывай, хотя бы иногда.
Да не угаснет белая звезда,
как следует за вторником среда.
Сомкнись, бесчеловечная вода,
одним хлопком ежовых рукавиц,
не забирай зверей, людей и птиц,
черты любимых, ненавистных лиц,
ни башен не оставь, ни колесниц.
Я смертница, я вышла без колец
я шла домой, пришла в железный лес,
сломался позвоночник, хвост облез,
у смерти есть и нищета, и блеск,
какие злые свечи в ней горят
и воск не плачет сорок дней подряд.
замерзшая вода из января
вспорхнула мотыльком из янтаря
Я буду плыть в осколках павших звезд,
и видеть: надо мною строят мост
те двое. Путь их долог и непрост.
Но я вытягиваюсь во весь рост
и все, что отнимало мой покой,
всех, кто меня считает Неблагой
и согрешил с последнею строкой —
я заберу серебряной рукой
Держись за то, что любишь, и всегда
И я держусь, но что тогда, когда
все пять шагов навстречу – в никуда
За мной идет огромная вода
Без аромата, звука и лица,
святого духа, сына и отца
Без имени, без края и конца
Но ты звезда. И ты должна мерцать.
МАРШ ОДИНОЧЕК
Чего б не стать поэтом от сохи,
когда сплошные кляксы в личном деле.
Мне стыдно признаваться, что стихи
взойти из этой почвы не сумели.
А вышли искривлённые слова,
и в рифму, словно под руку, им проще.
И я, твердя как мантру: “дважды два
равно пяти”, вслепую и наощупь
иду туда, куда они ведут,
и мне не важно, кто из них Сусанин.
Все лучше, чем вино и фенибут
и шар земной под золотом сусальным.
Не кончится маршрут ни точкой Б,
ни публикацией, ни адресатом,
он должен был сломаться, как хребет,
поскольку он никем и не был задан.
Но под хвостами вялых запятых,
колесами не выстреливших точек
рождаются дороги и мосты,
разбуженные маршем одиночек.
ЛЕСТНИЦА В
А были помоложе мы, никем не подытожены,
и в штабеля не сложены, пронзали небо лбом,
и чувствовали разное, нисколечки не властное
над нами, столь прекрасными, как вся твоя любовь.
И как любили – боже мой, такие ясноглазые,
и не имели прошлого, и каждый был любой.
А небо было пористым, и ветер дул напористо,