Станислав Николаевич Минин
Камень. Книга третья
– Решетова-то твоя переживает! – не удержалась в конце Вика от «шпильки». – Но подробности выяснять не решается, меня боится.
– Вот что я тебе на это должен ответить? – вздохнул я. – Прохору только ничего не говори, он расстроится.
– Не скажу, – хмыкнула она. – У меня вообще сложилось впечатление, что уже всё подразделение знает, что я с тобой сплю.
– Наплевать! Пусть завидуют, – отмахнулся я. – Мужики мне, бабы – тебе.
– Согласна, – заулыбалась она. – И ещё больше завидовать будут после того, как тебя объявят! А что, Лёшка? – она пихнула меня в бок. – Любовница будущего императора Российской Империи – это не грязным пальцем в пупу ковыряться! – Вика горделиво выпрямила спину и надменно посмотрела вокруг. – Бойтесь меня, сирые! – она не выдержала и прыснула в кулачок. – И вообще, твоё императорское высочество! Требую подарков, соответствующих своему высокому положению! Особняки, земли и украшения принимаются! А также перевод на какую-нибудь хлебную синекуру с повышением в должности и звании! – девушка опять пихнула меня в бок и состроила невинное личико.
– Мне с бабулей надо посоветоваться, – кивнул я. – Вот с ней вместе и решим, что мы сможем для тебя сделать.
Невинное выражение сменилось раскаивающимся.
– Я ж не настаиваю… Так, просто поинтересовалась…
Посмеялись, конечно. Хоть я и понимал, что Вика шутит, но в её «требованиях» всё-таки содержалась определённая логика. Как бы цинично это ни звучало, мои любовницы сейчас становились и частью моего статуса тоже. И если с Алексией в этом плане было всё в полном порядке – как же, звезда имперского масштаба, знаменитость, недостижимая мечта не только подростков, но и мужчин постарше, в том числе и аристократов, слухи о нашей связи «добавят очков» не только девушке, но и мне, учитывая репутацию Романовых с их традиционной слабостью к любовницам из творческой среды. То вот Вяземская на фоне Алексии откровенно терялась. И совсем не в плане внешности! А в плане секретности её службы. Значит, придётся каким-то образом обыгрывать таинственность «рыжей бестии».
С подарками девушкам сейчас проблем никаких нет – с четверга можно спокойно пользоваться активами Гагариных. И это касалось не только налички и вкладов в банках, но и остального их движимого и недвижимого имущества. Я, конечно, понимал, что Леська с Викой и так финансово независимы, Вика даже богата, являясь потомственной аристократкой из совсем не бедного рода, подарки им я как дарил, так дарить и собирался, но вот какой-нибудь широкий и показательный жест в отношении девушек сделать было необходимо, чтоб в обществе не считали меня скрягой.
Были и ещё два близких мне человека, которым нужно было подарить что-нибудь существенное. Это Прохор и Сашка Петров. Если с моим воспитателем это не должно было составить труда, просто поставлю его в известность, то вот с другом действовать предстояло тоньше, а то воспримет мой благородный душевный порыв как подачку и вообще со мной перестанет общаться. Уж чего-чего, а гордости Сашке было не занимать. Надо будет с Прохором на эту тему поговорить, может, дельное что подскажет, да и придумает что-нибудь этакое для Сашкиной мамы, а то она быстро на подарок сына свои цепкие лапы наложит, мотивируя экспроприацию интересами рода. Ладно, что-то я размечтался, об этом обо всём ещё будет время хорошенько подумать…
Внезапно мой взгляд зацепился за мужчину, вышедшего к нам с Викой навстречу из ближайшего переулка. Сначала я не понял, что же меня так насторожило, но под ложечкой засосало вполне отчётливо. И только спустя несколько секунд разобрался – он был в плаще и кепке. Сразу перед глазами встал образ Колдуна из моего сна, где у Ивана вместо лица был провал… Помотав головой, открыл глаза и только сейчас обратил внимание, что плащ на мужчине, как и кепка, были не тёмные, а вполне себе светлые.
– Лёш, ты чего встал? – спросила Вика.
Как остановился, я и не помнил. А мужчина приблизился к нам и, заметив, что я на него смотрю, улыбнулся. Вежливо кивнул головой в приветствии, тронув кепку рукой, и спокойно прошёл мимо. На автомате я прикинул его рост, который был за сто восемьдесят точно. Слава богу, обознался! Мужчина был простым прохожим, направлявшимся по своим делам.
– Лёша, ты как привидение увидел, – голос Вики звучал встревожено. – Случилось чего?
– Ничего, – ответил я, но продолжал стоять, прислушиваясь к своим ощущениям.
Что-то со мной было не так. И это что-то касалось моей реакции на опасность. Чуйка не сработала, вот что! Хотя… По большому счёту она и не должна была срабатывать, угрозы ведь никакой не было. Но вот кепку с плащом моё подсознание заметило, и под ложечкой засосало вполне отчётливо… Обычно в подобной ситуации я даже не думал, меня просто бросало на рефлексах в темп, а в этот раз не бросило. Странно… Я ещё раз прислушался к себе, ничего, понятно, не услышал и, привычно сосредоточившись, попытался перейти на темп ещё раз. Ничего! Ещё раз, и опять ничего! Твою же мать! Где состояние боевого транса, в которое я с лёгкостью входил простым усилием воли бесчисленное количество раз последние несколько лет? Может, что-то из ментальных приёмов сработает? Но нет, темп не давался, и, как следствие, полная слепота и глухота «в эфире». Это что, одно из последствий комы?
– Вика, пойдём обратно в парк, – повернулся я к девушке, – мне надо кое-что проверить.
– Пойдём, – кивнула с готовностью она, продолжая смотреть на меня с тревогой.
Парк мы, однако, миновали и оказались на территории университета. Всё это время я молчал, а девушка не задавала никаких вопросов.
– Вика, понимаю, что прозвучит это странно, но ударь меня, пожалуйста, – остановившись, попросил я.
– Хорошо, – кивнула она и ударила меня в грудь.
– Сильнее! – её удара я практически не почувствовал, доспех был на месте.
И этот удар доспех выдержал вполне спокойно.
– А можешь меня побить? – натянуто улыбнулся я. – Ну, как ты любишь?..
– И не подумаю! – Вика демонстративно опустила руки. – Пока ты не скажешь, в чём дело.
– На темп перейти не могу. Совсем! – выдохнул я. – Сама видишь, с доспехом всё норм, а темп пропал.
– Может, ты после комы ещё недостаточно восстановился? – Вика шагнула ко мне и обняла. – Пойдём домой, Лёшка, надо Лебедеву звонить. Сам не смей экспериментировать! Может, Владислав Михайлович чего подскажет?
– А может?..
– Пошли! – перебила она меня и, схватив за руку, буквально потащила в сторону дома.
В квартире мы застали только Прохора, отец, дед и дядька уже ушли.
– Рассказывай, Лешка, – сказала Вика, видя, что я мнусь и не знаю с чего начать.
– Что случилось? – мой воспитатель поднялся с дивана и посмотрел на меня с тревогой.
– Прохор, я на темп перейти не могу. Не получается… Давай Лебедеву позвоним, может, он что-нибудь подскажет?
– Сейчас, – кивнул Прохор и взял телефон со стола. – Михалыч, ещё раз здравствуй. У Алексея проблема, на темп перейти не может. Да. Подробностей не знаю. Хорошо, ждём. – Воспитатель положил телефон обратно на стол и сообщил нам: – Едет. Скоро будет. А пока, Лешка, докладывай подробности.
Начал рассказывать, причём, когда описывал мужчину в кепке и плаще, дал пояснения для Вики о том, что именно в таком наряде я и видел того колдуна у «Плакучей ивы». Не забыл рассказать и про свой сон перед выходом из комы.
– Да, Лёшка, тут я тебе не помощник, – подвёл итог Прохор. – Дождёмся Лебедева, он у нас в этих делах специалист.
Тут как раз в дверь позвонили. Прибыл портной с «моей» курсантской формой. Вздохнув, пустил его, хотя очень хотелось послать его подальше с этой формой!
Ничем она не отличалась от той, которую я видел на курсантах на улицах Москвы и на Николае с Александром Романовых. В общем и целом второй комплект сел вполне прилично, единственное, портной решил чуть укоротить рукава у кителя, перешить верхнюю пуговицу, чтоб мне дышалось свободнее, удлинить брюки на полсантиметра и поменять туфли с сорок третьего с половиной на сорок размер. Когда портной убыл, Прохор сказал:
– Во вторник перед награждением переоденешься в форму у себя в покоях в Кремле. Заодно и посмотришь, что там и как. Вдруг понравится? – усмехнулся он.
– Прохор, тебе же со мной жить, – усмехнулся я в ответ. – И охота тебе по десять раз на дню поклоны бить моим родичам? Я прав, Вика?
– Что есть, то есть, – подтвердила она. – Прохор, а ты в курсе, что Лёшка нас с Леськой обещал с собой в свой новый особняк взять?!
– Всё уже рассказал? – шутливо нахмурился воспитатель. – Меня-то хоть с собой брать планируешь?
– Куда же я без тебя, Прохор? – отмахнулся я.
То, что мой воспитатель вместе с Викой ломают комедию, пытаясь меня развеселить, было понятно и так, за что я им был даже благодарен. Но вот у меня смеяться желания не было никакого, мысли крутились вокруг одного: смогу ли я вновь восстановить темп, и поспособствует ли в этом Лебедев?
Приехавший колдун первым делом вежливо отправил Вику домой. Та, что характерно, и не подумала обижаться и спокойно ушла в Лесину квартиру, знаками дав понять, что будет ждать меня там. А Лебедев принялся меня смотреть.
– Вроде всё в порядке, Алексей Александрович, – сообщил колдун через некоторое время. – Почувствовали что-нибудь?
– Нет, – честно признался я. – А должен был?
– С вашей чувствительностью, которая превышает даже мою, да, – улыбнулся он. – А теперь подробно расскажите, как вы поняли, что не можете войти в боевой транс.
– Хорошо, – кивнул я.
После моего рассказа Лебедев задумался на некоторое время.
– Хорошо, Алексей Александрович. А теперь послушайте меня. Романовым и вашему воспитателю, – он глянул на Прохора, – я уже это всё рассказывал. Вам думал объяснить тогда, когда начнём занятия. Короче, Алексей, не всегда такое перенапряжение, в котором ты работал там, у спортзала, проходит для колдуна бесследно. Кома тому прямое подтверждение. В моей практике бывали случаи, когда сотрудники после особенно напряжённого тренинга тоже впадали в кому, и все благополучно из неё выходили, как и ты. В очень редких случаях, всего в двух на моей памяти, после комы бойцы на время теряли свои способности, – он выразительно глянул на меня. – Точно так же, как и ты.
– Сколько? – спросил я, чуть успокоившись.
– От двух недель до месяца, – понял меня колдун правильно. – Не переживай, Алексей, способности в обоих случаях вернулись в полном объёме. И не в результате усиленных тренировок, просто складывалось такое ощущение, что в какой-то момент организм полностью «перезагрузился» после пережитого сильнейшего стресса. – Он встал с кресла и начал прохаживаться по гостиной. – Я же тебя смотрю, а у тебя все в порядке. Значит, на что-то моего виденья не хватает, что-то существенное я упускаю. Структуре твоего доспеха любой позавидовать может, правильность решётки просто изумительная! Эти звёздочки, как и у всех Романовых, впечатляют! Но у тебя они расположены настолько красиво и правильно! Да и у Прохора решётка великолепная, как и у князя Пожарского, я видел. – Лебедев остановился и подозрительно уставился на меня. – Неужели? Так больше просто некому… Значит, родовые легенды не врали? – он осёкся.
– Ты, Михалыч, говори да не заговаривайся, – поднялся из своего кресла Прохор. – Сядь, глазастый ты наш, – хоть и сказал спокойно мой воспитатель, но колдун метнулся к своему креслу и замер там. – А теперь я звоню Николаичу, и уже он вместе с государем решают, что с тобой делать. – Прохор взял телефон и направился в кабинет.
Не было его минут десять, которые мы с Лебедевым провели в полном молчании. Колдун всё это время не шевелился и смотрел прямо перед собой. Но я за него не переживал – попугают, понятно, подписку очередную возьмут, приказав забыть о его вредных мыслях и догадках. Всё равно через какое-то время тайна моих способностей, если они восстановятся, будет секретом Полишинеля. Понимал я и правильность действий своего воспитателя, это не его тайна, и решать, что делать в такой ситуации, у него нет никаких полномочий.
– Жди, Михалыч, скоро за тобой приедут, – сказал Лебедеву вернувшийся Прохор. – Заодно лично отчитаешься после очередного осмотра его императорского высочества. – Колдун понуро кивнул.
А у меня зазвонил телефон.
– Лёшка, всё у тебя не слава богу! – это был отец. – Прохор мне передал информацию от Лебедева. От двух недель до месяца?
– Да.
– Ты, главное, не расстраивайся, Лёшка! Всё будет хорошо! – решил он меня поддержать. – Увидимся, наверное, теперь уже только во вторник, в Кремле. Постарайся до этого времени ещё куда-нибудь не влипнуть.
– Хорошо, – вздохнул я, наблюдая, как Лебедев, поклонившись мне, покидает квартиру в сопровождении Прохора.
Вернувшийся воспитатель сразу, с порога, мне заявил:
– Страшные вы люди, колдуны! Ничего от вас не скроешь. Отец звонил?
– Ага, – кивнул я.
– Он мне опять грозился приехать, еле отговорил. – Прохор хмыкнул. – Ты учти, от Кремля до Остоженки, где у тебя сейчас особняк, дорога вообще недолгая. Косячь поменьше, веди себя прилично, и гости не так часто появляться будут. Намёк понял, Лёшка? – он уже откровенно ухмылялся.
– Понял, – улыбнулся я, понимая, что любимый воспитатель начинает меня в очередной раз «забалтывать».
– Вот и молодец! И мне спокойней будет. – Прохор развалился в кресле. – А то этого встреть, этого проводи, чаи с ними погоняй, развлекая высокоинтеллектуальной беседой на отвлечённые темы… Нет, чтоб всегда вечерком заявлялись, посидели бы, как белые люди, в баньку бы сходили со сговорчивыми горняшками… Лёшка, а баня у Гагариных была, не знаешь?
– Не знаю.
– Если нет, первым делом соорудим. Договорились?
– Прохор, ты же знаешь, для тебя – любой каприз! – пообещал я.
– Знаю, – кивнул он. – Мне такую, как у Михаила Николаевича в поместье, не надо, но баня должна быть приличной, чтоб, значит, тебе не стыдно было туда Романовых приглашать.
– Само собой, – согласился я.
– И вообще, Лёшка, надо тебе со своим новым имуществом хорошенько разобраться, пора уже. А ты даже тот свой гостиничный комплекс не посмотрел, который тебе в качестве виры от Куракиных достался. Не дело это.
– А когда бы я этим занимался? То малый свет, то с полицией тренировки, то заложников освобождать, – возразил я.
– Тоже верно. Но всё равно непорядок, Лёшка! Эта неделя у тебя будет напряжённой, а вот потом, учитывая твою временную нетрудоспособность, мы этими всеми вопросами и займёмся. Договорились?
– Обещаю, – кивнул я с готовностью, тем более что это полностью совпадало с моими планами.
***
После недолгой разъяснительной беседы с цесаревичем и Пафнутьевым, Лебедева привели в кабинет к императору.
– Надеюсь, тебе, Владислав, доходчиво объяснили все последствия словесного недержания по определённым поводам? И словесного недержания вообще?
– Да, государь – колдун кивнул.
– Хорошо. Тогда повторяться не буду, тем более, ты у нас человек понятливый. Меня интересуют перспективы возвращения к Алексею Александровичу его способностей.
– Государь, я уже говорил это и самому Алексею Александровичу, и его императорскому высочеству, – Лебедев покосился на цесаревича, – в моей практике было всего два подобных случая, и в одном способности вернулись через две недели, а к Ване-Колдуну через месяц.
– Почему мы от тебя узнаём о подобных последствиях только сейчас? – нахмурился император. – Нельзя было раньше предупредить? В тот же самый понедельник, когда Алексей в кому впал?
– Говорит, что испугался, государь, – прокомментировал цесаревич молчание понурого Лебедева. – Думал, что обойдётся без подобных последствий. А ситуацию с Ваней я смутно, но помню, он тогда даже с горя запил, несмотря на все увещевания нашего Владислава Михайловича. Но ничего, способности к нему действительно вернулись.
– Владислав, смотри мне! – продолжил император. – Ты там в своей «Тайге» совсем заигрался, пользуясь тем, что мы в твоей специфике ни черта не смыслим. Если вы успешно выполняете поставленные перед вами задачи, это совсем не значит, что руководство не должно быть в курсе отдельных нюансов вашей службы. Александр Николаевич, Виталий Борисович, – он посмотрел на сына с Пафнутьевым, – усильте контроль за «Тайгой». – Те кивнули. – И ещё, Влад. – Император теперь смотрел на колдуна. – Когда Алексей Александрович восстановится, займёшься его натаскиванием. А в будущем я планирую сделать его куратором «Тайги» от Романовых. Не переживай, никто с должности тебя снимать не собирается. Пока не собирается. Дальше. Мне Александр Николаевич докладывал, что у вас в подразделении не ведётся практически никаких записей, якобы Колдун пытался что-то такое начать, но так и не закончил?
– Да, государь, – кивнул Лебедев. – Обучение сотрудников подразделения ведётся наставничеством. Специфика такая, каждому требуется индивидуальный подход. Традиции, доказавшие свою эффективность…
– Только вот не говори мне, Влад, что нет никаких унифицированных подходов к подготовке! – начал заводится император. – Традиции у них! Хватит! Вот ваши эти навыки специфические, их описание и тренинг в виде учебного пособия готовить начинайте прямо сейчас. Никаких электронных носителей, только бумага. Приказ понятен, Владислав?
– Да, государь.
Когда Лебедев с Пафнутьевым покинули кабинет, император спросил сына:
– Как там Алексей? Сильно расстроился?
– Расстроился, конечно. Но Прохор доложился, что после разговора с Лебедевым настроение у сына поднялось.
– Не понос так золотуха! – Император хлопнул себя рукой по колену. – Вы с Коляшкой мне вместе взятые за всё своё детство меньше проблем доставили, чем внук за два месяца! – Великий князь Николай Николаевич, присутствующий при разговоре, переглянулся с братом и ухмыльнулся, а император продолжил: – Остаётся одно, ждать и надеяться, что способности к нему вернутся. Что решили с Петровыми?
– Что Белобородов к ним на следующей неделе поедет, – ответил Александр. – Попытается уговорить их сделать вид, что ничего не было.
– Поездка отменяется, Саша. – Император оглядел сыновей. – Как бы пафосно это сейчас ни прозвучало, но в интересах рода я решил взять вину за произошедшее на себя. Саша, Петровы же не в курсе, кто отдал приказ?
– Нет.
– А выяснилось всё, когда князь Пожарский зашевелился?
– Да, – кивнул цесаревич.
– Будем считать, что, когда Миша всё выяснил, он типа ко мне прибежал и в ноги упал, прося передумать. А я внял его нижайшей просьбе… Короче, в четверг после торжественного объявления Алексея я поговорю с внуком и скажу, что валькирии действовали по моему прямому приказу. Переборщили, конечно, но ничего же страшного не случилось… Пусть Алексей лучше обо мне плохо думает, чем о бабке, а я сдюжу как-нибудь, уже привык. А посему, Коля, – император посмотрел на младшего сына, – будет тебе поручение. Надо подобрать для Петровых и Пожарских что-нибудь достойное в качестве виры. С Михаилом Николаевичем я поговорю, он полученное от нас тоже Петровым передаст, в качестве уже своей виры за то, что не защитил от произвола Романовых, – он криво улыбнулся. – А уж с родом Пожарских мы и так рассчитаемся, там давно уже счёт потерян, кто кому чего и сколько… Сделаешь? – Николай кивнул. – Теперь задание тебе, Саша. Переговоришь с Белобородовым. По моей команде он должен будет вежливо привезти Петровых ко мне для извинений в присутствии Алексея. Может, хоть это как-то нивелирует его понятную обиду…
– Отец, а ты не боишься, что Алексей воспримет всё произошедшее как признак того, что у нас в роду творится полный бардак? – спросил Александр, а Николай кивнул, поддерживая брата.
– А это не бардак, – заорал император, – когда наша с вами нежно любимая мать и жена, поддавшись глупым бабским эмоциям, вытворяет такое с лучшим другом Алексея? – братья не нашли, что ответить. – Молчите? Вот и молчите дальше! Свободны, умники!
***
В районе семи вечера мы с Викой пообщались с Алексией по телефону. В ходе разговора наша звезда подтвердила, что прилетит в Москву в районе полуночи, а значит, дома будет ближе к часу ночи. Заверив девушку, что мы до этого времени спать не ляжем и дождёмся её, направились ужинать в «Избу». А там нас ждал сюрприз – вполне трезвые великие князья Николай и Александр чинно трапезничали в обществе тех двух моих однокурсниц, с которыми они «близко» познакомились на Дне первокурсника в «Метрополии». Наше с Викой появление тоже не осталось незамеченным моими братьями, Николай встал из-за стола и подошёл.
– Алексей, Виктория, добрый вечер! – поздоровался он. – Позвольте пригласить вас к нам за стол.
– Удобно ли будет, Николай? – поинтересовалась Вика.
– Виктория Львовна, ты же нас хорошо знаешь, – усмехнулся он. – Было бы неудобно, мы бы вас не пригласили.
Вика посмотрела на меня, я согласно кивнул, и мы прошли за стол к великим князьям.
Девушку Николая звали Еленой. Была она высокой и стройной шатенкой, приехавшей учиться из Нижнего Новгорода. Елизавета, пассия Александра, миниатюрная брюнетка, была из Костромы. Обе происходили из обычных, но состоятельных семей и жили в студенческом городке, рядом с «Приютом студиозуса». Если Елизавета старательно играла роль милой простушки, то вот по Елене сразу было заметно, что та себе на уме. Поначалу разговор не клеился, но в силу непосредственного характера Александра общение постепенно наладилось. Разговорившиеся однокурсницы рассказали мне о моей репутации в университете:
– Да вашу компанию вообще на курсе не особо любят! – вино развязало язык Лизе. – Особенно Юсупову с Долгорукой! Сильно нос задирают! А вот вас с Андреем даже жалеют иногда. – Девушка улыбалась. – Все же видят, как Инга с Натальей вами вертят. К Долгорукому по-другому стали относиться, когда он старостой курса стал. Ему теперь со всеми приходится общаться, не только со старостами групп. Вот он себя и проявил как нормальный молодой человек без этих ваших закидонов аристократических. А вот к тебе, Пожарский, много вопросов! – Лиза смотрела на меня, прищурившись. – Вечно серьёзный, вечно куда-то спешащий, а девушки наши как на тебя обижаются за то, что не обращаешь на них внимания?
– Значит, я виноват? – мне было смешно.
– А кто? – на лице Лизы читалось искреннее недоумение, а её подружка активно начала кивать. – Даже мы с Ленкой проявляли знаки внимания, но ты был слеп! И это очень обидно для девушек, поверь мне… – она сделала вид, что вот-вот заплачет, но, вовремя спохватившись, погладила Александра по руке. – Сашенька, милый, это было до встречи с тобой! – Елена в это же время что-то шептала уже Николаю. – Алексей, а почему ты не участвуешь в жизни факультета?
– В каком смысле? – не понял я.
– Ну, у нас постоянно какие-нибудь тусовки после занятий происходят, то в студгородке, то в «Приюте студиозуса», а мы там тебя ни разу не видели.
– Первый раз слышу, – признался я.
– Ингу с Натальей приглашали, и вам с Андреем приглашения просили передать, – сказала уже Елена.
– Вы, девушки, и Алексея поймите, – решил вмешаться Николай. – Мы с братом заботу Юсуповой и Долгорукой на себе в лицее испытали, так что совсем не удивляемся, что Алексей вообще ничего не знал. – Александр всем своим видом демонстрировал полную солидарность.
– Ясно, – кивнула Елена. – Имей это в виду, Алексей. – Обе девушки явно получали удовольствие, «сдавая» Юсупову и Долгорукую.
Дальше разговор пошёл на общие темы. Мои однокурсницы даже попытались выяснить, кто такая Вика, но тут уж сами великие князья популярно объяснили своим весьма непосредственным подружкам, что это не их… девчачье дело.
Просидели мы в «Избе» до одиннадцати часов вечера, после чего братья с подружками засобирались в какой-то клуб продолжать вечер, а мы с Викой поднялись в Лесину квартиру.
– Слушай, Алексей, а я ведь даже и не предполагала, что у тебя светская жизнь с этими стервами, Юсуповой и Долгорукой, так тяжела! – Вяземская сделала вид, что сочувствует мне. – Теперь я понимаю, с каким удовольствием ты князя Юсупова ломал! За внучку отыгрывался?
– Не без этого, – усмехнулся я. – Там вся семейка такая. Дерзкие до невозможности. Как они с такой кровью до настоящего времени дожили, не понимаю.
– Так и дожили, Лёшка, – улыбнулась Вика. – Историю родов забыл? Наглость – второе счастье!
– Это да… – согласился я. – И тут я… Весь в белом… Князю Юсупову руки-ноги ломаю.
– Смотри, Лёшка! – Вяземская смотрела на меня серьёзно. – Тебе в учебник истории не только по этому поводу попасть надо…
***
Разбудил меня звонок телефона. Кое-как выбравшись из-под ноги Леси и руки Вики, дотянулся до трубки и ответил:
– Алло?
– Камень, ты спишь ещё?
– Уже, получается, нет, господин полковник! – прошамкал я.
– Отлично, Камень! – голос Орлова был бодр и весел. – Ты вообще как?
– Нормально, Иван Васильевич, – начал просыпаться я.
– Ты только не подумай, что я про тебя забыл, типа, если яблоки с бананами и апельсинами в больницу не возил, то мне наплевать?
– Я так и не думаю, Иван Васильевич, – заверил я его.
– Хорошо. Мне о твоём состоянии Прохор регулярно сообщал, и он же запретил приезжать. Да тут ещё дед твой, генерал Пожарский, нарисовался, требует для тебя на восстановление пару недель. А вчера так вообще цесаревич позвонил, тот вообще месяц требует. У тебя точно всё нормально? – в голосе графа слышалось неприкрытое беспокойство.
– Норм всё, господин полковник, – в очередной раз ответил я.
– Хорошо, Алексей. Ты же в курсе, что во вторник, в четыре, состоится награждение?
– Да.
– Надо отметить. Подразделению понравилось в «Избе». Ты не против?
– Только «за».
– Тогда трубочку Ведьме передай, уверен, она рядышком валяется, – хмыкнул он, а я на автомате пихнул Вику в плечо, и протянул ей трубку.
– Да. – Девушка села на кровати. – Да, господин полковник, конечно. Как в прошлый раз? Хорошо, придумаю что-нибудь этакое. Поняла. Будет исполнено, Иван Васильевич! – она кинула телефон на кровать. – Пожарский! Неужели все про нас знают? Если так, то ты как порядочный дворянин обязан на мне жениться! – в её карих глазах плясали весёлые чёртики.
– Э-э-э! – оторвала голову от подушки Алексия. – Меня этот подлец первой соблазнил, Вика! А вот его, по слухам, в койку затащила именно ты!
Молчание – золото! Именно этой мудрости я и придерживался, когда самым позорным образом сбегал к себе в квартиру подальше от бабских разборок, хоть и шутливых.
– Что, Лёха, до сих пор уверен, что стоит этих двоих с собой в особняк брать? – заржал Прохор, увидев, что из соседней квартиры я сбежал в одних трусах.
– Так привык уже к ним… – пожал плечами я. – Свои же уже, родные… Куда их девать-то?
– Свои, родные… – хмыкнул он. – Волю только дай этим родным, на шею сядут и ножки свои красивые свесят. Ты им хоть иногда напоминай о субординации, а то заиграются девки, потом поздно будет. И не смотри на меня так! – посерьёзнел он. – Я вмешиваться не собираюсь. Сам свои шишки набивай, чужие не болят.
– Ты чего завёлся, Прохор? – не понял я. – Вика с Леськой дурачатся, повода на место ставить девушки не давали, у нас всё хорошо. Случилось чего?
Мой воспитатель только отмахнулся:
– Забей, Лёшка! Извини, настроение с утра не очень. Решетовой позвонил, предложил ей куда-нибудь сходить, а она отказалась и начала про тебя выспрашивать.
Бл@дь! Всё не слава богу!
– Прохор, так после моего объявления она поймёт, что у неё нет никаких шансов! – нашёлся я. – А тут ты…
– И думаешь, меня это радует? – ещё больше расстроился он. – Типа с этим не получилось, хрен с ним, отдамся другому? Мне так не надо, Лёшка! Стрёмно это…
– Ну хорошо, – кивнул я. – Давай я Решетовой этой нахамлю как-нибудь! Дам понять, что мне на неё вообще наплевать. Как скажешь, так и будет.
– Мало ты женщин знаешь, Лёшка, – грустно улыбнулся Прохор. – Их подобные вещи иногда не только не останавливают, но и заставляют влюбляться ещё сильнее. Ещё Пушкин говорил, чем меньше женщину мы любим…
– Тем больше нравимся мы ей, – закончил я. – Так чем помочь?
– Ничем, – опять махнул рукой мой воспитатель. – Дай мне спокойно погрустить и помечтать об объекте моей страсти. Это хоть мне и не свойственно, но извращённое удовольствие от жалости к себе я всё же получаю.
Я подошёл к холодильнику и достал бутылку водки. Поставив её перед Прохором вместе со стаканом, сказал:
– Это тебе компания. Уверен, с ней ты найдёшь общий язык.
Прохор кивнул и свернул «подружке-литрушке» пробку.
Я же вернулся в квартиру Леси, где споры по поводу моей женитьбы уже утихли, и предупредил девушек, что в мою квартиру сегодня заходить не стоит, иначе злобный Прохор их может покусать. И как альтернативу предложил красавицам поход в центр Москвы по кафе и кинотеатрам. Мой план был с готовностью поддержан, но с условием тщательного приведения себя в порядок после ночи любви с молодым господином. Не имея ничего против, запасся терпением и, быстро сходив в душ, расположился в Лесиной гостиной, включив телевизор.
Такси вызывали из «Избы», предварительно плотно пообедав. Кроме того, договорились закрыть ресторан на спецобслуживание на вторник. Для согласования меню Вика пообещала администратору подойти вечером. На Арбате были в районе часа дня. Под давлением девушек умудрились сходить на две мелодрамы с элементами комедии. Отечественная лента понравилась нам игрой актёров и наполненным содержанием, а вот американская – ненавязчивым юмором и набором штампов, которые тем не менее отлично работали. После кинотеатра прогулялись по вечернему Арбату, посещая разные заведения, где пили кофе и ели мороженное.
– А вы знаете, что у Сашки Петрова мама заболела, и он в Смоленск уехал? – сообщил я девушкам, увидев уличного художника. – Я ему написал, но он не ответил.
– Может, что-то серьёзное? – спросила Леся. – Помощь не нужна?
– Пока не просил, – ответил я. – Думаю, если бы было что-то серьёзное, он бы мне позвонил. Но, зная его мамашу, ничему не удивлюсь, – успокоил я её.
– Может, и у меня портрет будет? – Вика демонстративно направилась к художнику. – А не только у всяких там певичек? Алексей, если мне изображение понравится, ты его у себя в спальне в особняке повесишь. Уважаемый! – это она обратилась к уличному уже немолодому художнику. – Вы уж постарайтесь. У моего молодого человека деньги есть!
– Постараюсь не испортить такую красоту! – слегка поклонился тот. – Присаживайтесь, девушка. Халтуру не гоним. Ваш молодой человек останется доволен. А почему ваша подруга не желает портрет? – он смотрел на Алексию. – Ну, конечно… Вопрос снимается. Петрова мне не переплюнуть…
– Вы меня узнали? – удивилась Алексия, и я вместе с ней.
– Профессиональное восприятие, – усмехнулся художник. – И ваши очки меня не обманут. Извините, но больше стульчиков нет, так что вам придётся постоять. – И он приступил к написанию портрета Вяземской.
