bannerbannerbanner
Камень. Книга третья

Станислав Николаевич Минин
Камень. Книга третья

Полная версия

Только князь открыл рот, чтобы выразить матерное мнение о работниках своей службы безопасности, как у него в кармане заиграл телефон. Звонил Белобородов.

– Михаил Николаевич, – голос Прохора был весел, – Лёшка в себя пришёл!

Глава 2

Мне снился очень странный сон, где я был то каким-то князем Пожарским, то Камнем, то великим князем Алексеем Александровичем Романовым. Суть происходящего во сне от меня постоянно ускользала, да и картинки вокруг менялись как в калейдоскопе, впрочем, как и действующие лица: то я разговариваю со смутно знакомым мне Прохором, то с очень красивыми, но такими разными девушками с именами Алексия и Виктория, то молодой человек с карандашом в руке молча меня разглядывает и велит не двигаться, а девушки с именами Инга, Наталья, Анна, Ксения и Кристина в это время, взявшись за руки, весело водят вокруг нас с ним хоровод… И вот после этого весёлого хоровода, от которого уже начала кружиться голова, сон из странного как-то резко скатился в тревожный – вокруг было много бойцов в пятнистом камуфляже, масках, шлемах и с оружием, потом спецодежда окрасилась в чёрный, а бойцов становилось всё меньше, пока не оказалось всего четверо. Внезапно они резко вскинули руки и указали на что-то, находящееся у меня за спиной. С трудом повернувшись, я увидел стоящего в нескольких метрах от нас огромного мужчину в темном плаще и такой же тёмной кепке, вместо лица у него зиял чёрный провал, в который меня с непреодолимой силой и потянуло.

– А-а-а!.. – заорал я от первобытного ужаса.

И проснулся…

Ощущения были хреновыми – глаза открылись с большим трудом, и тут же пришлось их с таким же трудом закрыть, спасаясь от яркого света. Попытка встать закончилась лишь тем, что мышцы отказались меня слушаться. После ещё одной попытки подняться чья-то рука легла мне на грудь и прижала. Только сейчас я обратил внимание на какой-то писк и знакомый голос:

– Лёшка, Лёшка, лежи. Расслабься и просто лежи. – Это был Прохор. – Ты глаза не открывай, я тебя сейчас возьму за руку, а ты, если сможешь, при положительном ответе сжимай мою ладонь. Договорились? – Я изо всех сил стиснул его пальцы. – Отлично! Тебя зовут Алексей? Правильно! Ты узнал мой голос? Правильно! Я Прохор? Правильно!

Были и другие вопросы, которые тупо начали меня раздражать. Складывалось полное ощущение того, что Прохор сюсюкается со мной, как с маленьким ребёнком, даже голос у него был такой же, как в моём детстве. И, перестав на эти вопросы отвечать, я снова попытался аккуратно открыть глаза и подождать, когда они привыкнут к свету. Наконец это случилось, и четыре мутных пятна обрели резкость, превратившись в глупо улыбающихся Прохора, Вику и Владислава Михайловича Лебедева, рядом с которыми стоял незнакомый мужчина с озабоченным выражением лица, одетый в белый халат.

– Что я говорил? – спросил тем временем Лебедев у остальных. – Через пару дней Алексей Александрович будет в полном порядке!

– Цыц! – зашипел на него Белобородов.

– Самое главное, что его императорское высочество пришёл в себя, – веско сказал доктор. – А дальше будем посмотреть…

Вика же подскочила ко мне и схватила за другую руку.

– Лёшка, а меня ты помнишь?

Что за ерунда происходит? Почему этот вопрос Вика задала с такой надеждой в голосе и соответствующим выражением лица? Почему она вдруг решила, что я могу её забыть?

– Какого хрена тут происходит? – попытался спросить я, но кроме глухого карканья непослушные связки ничего выдавить не смогли.

И вообще, где я? Судя по обстановке, это палата в больнице, да ещё и доктор… Что за ерунда?

А врач в это время отвернулся, что-то взял, подошёл, отодвинув расстроенную Вику, и поднёс к моим губам стакан с водой.

– Алексей Александрович, пить только маленькими глотками. Если поняли меня, моргните.

Я моргнул, и доктор аккуратно начал вливать воду. Только после этого пришло осознание того, насколько же во рту было сухо.

– Где я? – удалось прошептать, после того как врач отнял стакан.

– Алексей Александрович, вы в больнице, – ответил он. – И вам сейчас требуется покой.

– Я лучше знаю, – отодвинув доктора в сторону, шагнул ко мне Лебедев. – Что последнее помните, Алексей Александрович?

После этого вопроса в голове как плотину прорвало, последние воспоминания буквально встали перед глазами: звонок Орлова в университет, рассказ Прохора в машине об обстоятельствах захвата заложников, беседа с Лебедевым и его утверждение, что я справлюсь, совещание в кунге и дикое погружение в темп при настройке на афганцев и заложников. А потом чернота…

– Что с детьми? – прошептал я.

– С детьми всё в порядке, – выдохнув, ответил Лебедев. – Все живы-здоровы. Этих четверых террористов взяли чисто, они не оказали никакого сопротивления. А вы, Алексей Александрович, под конец операции потеряли сознание от перенапряжения, а потом больше чем на двое суток впали в кому. Сейчас вечер среды. Не переживайте, скоро всё пройдёт, будете как новенький, – улыбнулся он. – Не прощаюсь. – Лебедев взял доктора под локоток, и они исчезли из моего поля зрения.

– Лёха, я тоже отойду на минуточку, – Прохор наконец отпустил мою ладонь. – Надо пару звонков сделать. И вернусь. – Он тоже встал и вышел.

А меня кинулась обнимать Вика.

– Лёшка, мы тут все уже испереживались! Как же ты всех напугал! Леська после своих концертов ночью прилетает, мы с ней в соседней палате ночуем, а днём она обратно в аэропорт и на Урал. Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, – прошептал я.

И действительно, в члены начала возвращаться чувствительность, но при этом волной накатила слабость.

– Вот и хорошо, вот и славно… – Вика начала гладить меня по голове. – Слышал, что Владислав Михайлович сказал? Через пару дней будешь как новенький. Хочешь я тебе расскажу, как мы школьников освобождали?

– Да.

– Так вот…

Как только Вика закончила рассказ, вернулись Белобородов, Лебедев и доктор, который начал мне светить маленьким фонариком в глаза, просил следить за ручкой, которой водил из стороны в сторону. Дальше он выгнал всех присутствующих из палаты, мотивируя это тем, что мне необходимо отдохнуть и окончательно прийти в себя. Сам же доктор, судя по звукам, выходить не стал, а устроился в уголке палаты.

Я же закрыл глаза и принялся приводить своё тело в порядок. Первым делом занялся ногами – сначала команды по сокращению мышц ног находили лишь слабый отклик, но постепенно дело наладилось, и эта проклятая слабость чуть отступила. Дальше дошла очередь до ягодичных мышц, отозвавшихся уже быстрее. Следом были мышцы рук, груди и пресса. Почувствовав, что всё тело разогрелось, решил сделать перерыв – слабость всё ещё ощущалась достаточно сильно.

Думать ни о чём не хотелось, и я постепенно погрузился в состояние полудрёмы. Разбудил меня гул голосов в соседнем помещении, открылась дверь, и, открыв глаза, я заметил перед собой императора, императрицу, отца и дядьку Николая. Сзади них маячили Прохор с Владиславом Михайловичем. Доктор же резво принёс ещё один стул, и императорская чета уселась рядом с моей кроватью.

– Ну что, внучок, заставил ты нас поволноваться! – улыбаясь, сказал царственный дед. – Как себя чувствуешь?

– Уже лучше, – прошептал я.

– Владислав Михайлович нам обещает, что в ближайшие дни уже бегать будешь. Но ты, Алексей, не спеши, полежи тут под надзором врачей, отдохни… А мы тебя навещать будем. Договорились?

– Да, – согласился я, тем более что в таком состоянии недалеко и убежишь.

– Вот и хорошо, – кивнул император.

Дальше он начал рассказывать про совет рода, прошедший в понедельник, и его итоги. Да… Объявление рода Никпаев врагами – это очень серьёзно. Но я в этом вопросе был полностью солидарен с Романовыми – другим неповадно будет.

– Тут ещё какая мысля появилась, Алексей… – продолжил дед. – Мы всё никак от короля афганского извинений не дождёмся за действия его подданных, гордый он у нас сильно. Планируем на границе с Афганистаном пару-тройку диверсий устроить. Ты у нас вроде как лицо заинтересованное и даже где-то пострадавшее, так что можешь поприсутствовать в качестве наблюдателя. – Я действительно заинтересовался. Заметив это, император хмыкнул. – Дело небыстрое, планы разрабатываются, подбираются кандидатуры. Так что не волнуйся, как раз успеешь выздороветь и форму набрать.

– Коля, какие диверсии? – вмешалась императрица. – Ты посмотри на Алексея, он вон какой бледный! А ты опять про войнушку! Дмитрий Григорьевич, – она повернулась к доктору, – вам слово.

Тот заверил присутствующих, что моё состояние стабильно, рефлексы и нервы в норме, а перспективы самые радужные. Пока он мне прописывает постельный режим, а там видно будет. И вообще, доктор считал, что меня сегодня не стоит сильно напрягать. Мария Фёдоровна согласно кивнула, когда доктор закончил, и сказала мужу:

– Николай, пойдём. Алексею надо отдыхать. Там ведь ещё Миша Пожарский едет.

– Хорошо, дорогая. Алексей, мы пойдём. – Император встал. – Выздоравливай. Завтра навестим.

Они покинули палату, а на их места сели отец с дядькой.

– Ты как… вообще? – улыбнулся отец.

– Нормально. – Мой ответ был стандартен.

– Ну и напугал ты нас с Прохором! – продолжил он. – Мне же тебя до «скорой» на себе пришлось тащить. А знаешь, сколько мне всего от Михаила Николаевича пришлось выслушать? – он скривился. – И ответить было нечего. Так что выздоровеешь и без фанатизма к тренировкам приступишь под руководством Владислава Михайловича. – Он глянул на Лебедева, который кивнул. – Пока уверенности в собственных силах не почувствуешь, никаких тебе захватов совместно с «волкодавами» и боевых действий.

– Но… – попытался возразить я.

– Считай это приказом, Алексей. – Он положил руку на мою. – Ещё навоюешься. Беспокоить тебя долго не будем, пойдём уже. – Дядька Николай с улыбкой кивнул. – И Машу с Варей скоро жди, они тоже хотели тебя проведать. – Оба встали. – Пока. Выздоравливай. Завтра навещу.

 

– Выздоравливай, – опять кивнул Николай, и они вышли.

А к Белобородову и Лебедеву присоединилась Вяземская.

– Вика, подойди, – прошептал я. – Лесе позвони, скажи, что со мной все в порядке, пусть не прилетает. Лучше в выходные увидимся…

– Хорошо, Лёша. Сейчас наберу Леську, – кивнула Вика и достала телефон. – Не берёт, наверное, на концерте. Сейчас ей сообщение напишу.

Тут дверь открылась опять, и вошли великие княжны Мария и Варвара. Все присутствующие поклонились и, за исключением доктора, вышли.

– Лёшка, ты как? – спросила улыбающаяся Маша, присаживаясь, Варя пристроилась рядом.

– Нормально.

– Это хорошо, а то в понедельник, когда мы с бабушкой тебя навещали, ты совсем бледный был и еле дышал. – Маша нахмурилась. – Не подумай только, что мы только в понедельник приходили, и вчера были два раза, и сегодня после лицея заглядывали… Ну, ты и дал, конечно! – продолжила она, а лица сестёр приняли восторженное выражение, особенно явно это проявилось у Вари. – Нам отец всё рассказал, как ты школьников этих вызволял! А потом как он тебя на себе тащил! Ты у нас теперь герой, Лёшка! – они заговорщицки переглянулись. – Тебе дед с отцом какой-то там сюрприз готовят, мы подслушали. – Маша мне подмигнула. – Не знаем, правда, какой… Ну, неважно. А ещё тебя в университете потеряли, мне Андрей Долгорукий сказал. Даже хотели всей компанией к тебе домой пойти, но передумали, якобы Инга с Наташкой были категорически против, типа больше они в твои дела не вмешиваются. Так что выдрессировал ты этих двоих отлично! – сёстры захихикали. – Я, понятно, молчала, – продолжила Маша, – всё же понимаю… Но сказаться больным тебе, похоже, придётся. И вообще, Лёшка, – она слегка хлопнула меня по руке, – выздоравливай скорей! Нас без тебя никуда погулять не выпустят! – сёстры приняли обиженный вид, но, долго его не продержав, прыснули в кулачки.

– Вот такая она, значит, сестринская любовь? – прошептал я, растягивая потрескавшиеся губы в улыбке.

– А что ты хотел от избалованных принцесс? – ответила Варя, и они снова захихикали.

Сестры пробыли ещё минут пятнадцать, вывалив на меня все события, которые произошли с ними в последние дни в лицее, посетовали, что мы не сможем собраться завтра в «Избе», хотя предложения провести это мероприятие без моего участия от моих университетских друзей поступали.

– Мы отказались, Алексей! – гордо выпрямилась Мария. – Из солидарности с больным тобой! Но за это ты нас всех в «Избу» позовёшь как-нибудь во внеплановом порядке. Хорошо?

– Хорошо, вымогательницы, – пообещал я.

Сестёр сменил дед, который Пожарский.

– Лёшка, отец твой с Прохором от меня уже получили нагоняй! – заявил он сходу, присаживаясь. – Чтоб больше мне ни в какой подобной мутной ерунде не участвовал! Хватит, мал ещё! Слава богу, ни с кем не воюем, чтобы малолетки вместо подготовленных бойцов в бой шли! – выдохнул он. – Как самочувствие?

– Лучше.

– Это хорошо, – удовлетворённо улыбнулся он. – Лебедев меня заверил, что скоро на ноги встанешь. Надо будет у Орлова отпуск для тебя испросить на пару недель. И слышать ничего не хочу, Лёшка! – Дед заметил мою попытку возразить. – Они и без тебя прекрасно обходились, вот и пару недель потерпят! А ты пока восстановишься, в себя придёшь… Может, чего хочешь? – он вопросительно посмотрел на меня.

– Пока ничего, – ответил я.

– Смотри. Если что, скажешь Прохору, он мне позвонит. Хотя… Мы ж в Кремле, тут и так твой любой каприз исполнят. – Дед улыбнулся. – Романовы-то, говорят, уже были?

– Да.

– Ну и славно… Ты уж не подводи меня, Лёшка, не вздумай сбегать отсюда, – дед хмыкнул. – А то знаю я тебя!

Он имел в виду то обстоятельство, что в детстве я очень не любил болеть и даже с температурой норовил выйти из своей комнаты, а уж когда стал постарше, сбегал из дома.

После ухода деда ко мне вернулась Вика.

– Леська с тобой хочет поговорить, – она прижала свой телефон к моему уху.

Вот уж тут на меня обрушился поток милых романтических нежностей. Было очень приятно! Под конец Алексия заверила, что обязательно прилетит в выходные, а уж звонить обещала несколько раз в день. Закончив разговор с нашей звездой, я обратился к Вяземской:

– Вика, езжай домой. Я в порядке.

– Сегодня уж здесь переночую, – и не подумала она обижаться. – А завтра, после службы, навестить заеду. Такой вариант тебя устроит?

– Устроит.

– Так, – в палату зашёл доктор, – всем пора баиньки. А Алексею Александровичу в первую очередь. – Он выключил верхний свет.

Засыпал я долго, переживая впечатления сегодняшнего дня, параллельно повторяя гимнастику, только и доступную в моём состоянии. Итак, что мы имеем? Я всё-таки справился там, у спортзала, значит, не зря переживал и напрягался.

От воспоминаний о погружении в темп мне слегка подурнело и стало подташнивать. Переключился на посторонние темы – Вика с Алексией провели возле меня две ночи. Приятно, чёрт возьми! Прохор точно всё это время рядом со мной сидел, всё как в детстве… А вот с учёбой надо будет что-то решать – нас ещё в сентябре предупреждали, что каждый пропуск придётся отрабатывать, а всякие там больничные и другие пропуски занятий по уважительным причинам не освобождают от этой самой отработки.

Тут уж я вспомнил и по то, как «сбежал» из университета в понедельник утром. Интересно, а как на это прореагировали Долгорукие и Юсупова? Надо срочно придумывать для них объяснение. Первое, что приходило на ум, – это какая-нибудь болезнь. Именно это им и надо будет выдать в качестве объяснения, тем более что нисколько, получается, и не совру. А вот тренировки с полицией «по методу Колдуна» надо будет обязательно продолжить, весь этот ментализм показал свою эффективность, а у меня со стихиями полная беда… Одно пугало – меня могут начать использовать только в качестве штатного колдуна, который работает на расстоянии от противника, а значит, больше не получится никому в рыло дать, ручонки с ножонками сломать, удушающий какой-нибудь простенький провести, да и вообще, поучаствовать в лихом захвате… Короче, всё веселье могло пройти мимо меня! Такого допустить я просто не мог. А значит, придётся настаивать на продолжении своей службы у «волкодавов», а то не дай бог царственный дед с отцом из-за моих специфических навыков ещё возжелают перевести меня в «Тайгу» под надзор Пафнутьева, и буду я по вечерам в позе лотоса сидеть и познавать свою внутреннюю ментальную вселенную…

***

– Прохор, Александр Петров из-под моей охраны ушёл… Или его ушли… – князь Пожарский разговаривал с воспитателем внука в коридоре Кремлёвской больницы. – Что-нибудь имеешь сказать по этому поводу?

Белобородов напрягся.

– Ничего, Михаил Николаевич… – замялся он. – Вы же знаете, я с понедельника тут безвылазно сижу. А когда Сашка… исчез?

– Сегодня и исчез. Вернее, его моя СБ вчера после занятий до дома доставила, а сегодня он к ним не вышел и на занятиях не появился. Студию его проверили, вещи вроде как на месте. Какие мысли? Я же вижу, что они у тебя есть. – Князь сверлил взглядом Белобородова.

Тот, приняв для себя какое-то решение, твёрдо ответил, глядя Пожарскому прямо в глаза:

– Может, по бабам пошёл, Михаил Николаевич. Дело молодое… Других мыслей нет.

– Ой, врёшь, Прошка! – придвинулся к Белобородову князь. – Точно врёшь! Ты же знаешь, что я взял Петрова под временное покровительство рода и правду отыщу в любом случае. И если ты имеешь хоть какое-то отношение к исчезновению художника, я твою голову у императора выпрошу! И Лёшка тебя не защитит, так и знай!

– Михаил Николаевич! Никакого отношения к исчезновению Петрова я не имею, – так же твёрдо ответил на угрозы Белобородов. – И Лёшку не надо расстраивать… Может, с Сашкой всё в порядке?

– Сам Лёшке не сказани! – отмахнулся князь. – Ну, смотри мне! – Пожарский ещё несколько секунд пристально рассматривал Белобородова, после чего повернулся и зашагал по коридору на выход.

А Прохор чуть расслабился. Пусть князь Пожарский всё выясняет самостоятельно, помогать ему он, несмотря на эмоции, не собирался, являясь членом императорского рода, а не рода Пожарских. Белобородов ни на секунду не сомневался, что это императрица Мария Фёдоровна решила воспользоваться болезнью Алексея и под шумок убрать подальше от великой княжны Варвары художника Петрова. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон… Только вот насколько это «убрать» было радикальным? Реакцию Алексея предугадать было несложно, а вот как далеко он зайдёт в выяснении отношений с недавно обретёнными родичами, предположить довольно-таки затруднительно…

Надо было срочно довести информацию до цесаревича, пусть он думает, может, и удастся предотвратить назревающий конфликт.

***

Проснувшись утром в четверг, я почувствовал себя гораздо лучше, чем вчера вечером, и даже умудрился самостоятельно сесть на кровати, сорвав при этом у себя с груди какие-то датчики. Прибежавший перепуганный доктор попытался было уложить меня обратно, но я заверил его в своём вполне удовлетворительном самочувствии. И тут началось… Анализы такие, анализы сякие. Алексей Александрович, соблаговолите посмотреть на пальчик и последить за ним. Вы не будете против, Алексей Александрович, если я вам в глазки фонариком посвечу? А сейчас мы ваши нервы проверим, у меня и молоточек специальный имеется…

Вся эта канитель длилась больше часа, по истечении которого пришедшая медсестра покормила меня очередным детским пюре. Захотев в туалет, от «утки» отказался и при поддержке Дмитрия Григорьевича и Владислава Михайловича добрался до санузла фактически самостоятельно, как и вернулся к койке. Отдохнув некоторое время, я уж было подумал, что мои мучения на сегодня закончены, и приступил к очередному сеансу гимнастики, включающему уже сгибания и разгибания конечностей, но Дмитрий Григорьевич с Владиславом Михайловичем начали проводить со мной тестирование, причём было сразу видно, что доктор все эти тесты видит первый раз в жизни.

Чего там только не было: и картинки, и фотографии, и мутные вопросы, на которые Лебедев требовал того ответа, который первым приходит в голову. Потом была таблица умножения. А уж напоследок Владислав Михайлович грузанул меня задачами на образное и логическое мышление. Вот тут я и почувствовал себя полным идиотом, и моя кома, что характерно, была абсолютно ни при чём! Если я успешно и решил правильно процентов тридцать из этих задач, то это можно было засчитать за отличный результат! Но какой воспалённый мозг их придумывал и формулировал, для меня так и осталось загадкой! Вот выйду из больницы, думал я, найду затейника и придушу собственными руками!

Оба мучителя успокоились только к обеду, меня, взмокшего от интеллектуальных потуг, опять покормили и даже разрешили «погулять» по палате под их чутким контролем. Именно у окна и застали меня царственный дед с отцом и маячивший в проёме двери Прохор.

– Александр, ты посмотри на нашего-то, – улыбался император, – вчера пластом лежал, краше в гроб кладут, а сегодня на побег через окно настроился. Лёшка, верёвку-то из простыней где прячешь?

– Я с Дмитрием Григорьевичем договорился, государь, – пожал плечами я, – он мне канат принёс, под кроватью лежит. Нечего, говорит, больничное имущество зазря переводить.

Доктор невольно начал бледнеть.

– Юмор понимаешь, сам шутишь, значит, окончательно пришёл в себя, – удовлетворённо заявил дед. – Это хорошо. Дмитрий Григорьевич, – он повернулся к доктору, – как думаешь, можно Алексея Александровича сегодня вечером в обычные покои переселить? Естественно, под твоим чутким профессиональным контролем?

– Можно, государь, если Алексеем Александровичем будет соблюдаться постельный режим и исключатся внешние раздражители, – уверенно кивнул отошедший от моей «подставы» доктор. – С моей стороны никаких противопоказаний не имеется. Но ещё, государь, следует учитывать мнение господина Лебедева по данному вопросу. Он тут мне некоторые медицинские аспекты открыл… с неожиданной стороны, если можно так выразиться. Так что Владислав Михайлович имеет такое же право голоса, как и я.

– Влад?.. – изогнул бровь император, посмотрев на Лебедева.

– В обычных покоях выздоравливать завсегда лучше и быстрее, государь, – просто ответил тот. – Мы с Дмитрием Григорьевичем проследим за состоянием Алексея Александровича.

– Вот и чудно! – дед повернулся ко мне. – Вечерком…

– Нет, – твёрдо сказал я. Опять они решили всё за меня. – Сегодня я ночую у себя дома, раз особых противопоказаний не имеется. Иначе сбегу из Кремля, и вы прекрасно знаете, что ваши хвалёные дворцовые с валькириями меня не остановят.

После моих слов в палате повисла звенящая тишина – доктор с Лебедевым явно мечтали оказаться сейчас подальше от вот-вот готового разгневаться императора, сам дед набычился и смотрел на меня исподлобья, а вот реакция отца и Прохора была странной – они оба улыбались, причём первый, не меняя выражения лица, начал что-то шептать императору на ухо.

 

– Хорошо, Алексей, – кивнул, наконец, дед, выслушав сына до конца. – Хочешь домой, езжай домой. Но помни, что здесь, в Кремле, тоже твой дом. Выздоравливай! – он резко развернулся и вышел из палаты, всем своим видом демонстрируя раздражение.

– Дмитрий Григорьевич, Владислав Михайлович, оставьте нас на минутку, – сказал отец. – Прохор, зайди, – дождавшись, когда за доктором и колдуном закроется дверь, он продолжил: – На деда не сердись, Алексей. Он как умеет, так заботу и проявляет. Всё из лучших побуждений. Как сам?

– Устал. – Я убрал руку с подоконника и зашаркал к кровати.

– Давай помогу, – отец попытался подхватить меня под руку.

– Сам. – Он отошёл в сторону. – Ты деду передай, что я не хотел его обидеть и сам всё понимаю, но решать за себя не позволю. – Отец после этих моих слов переглянулся с Прохором. – Дома доболею, там и стены помогут…

– Хорошо, – кивнул отец. – Лебедев гарантирует, что послезавтра ты уже будешь вполне нормально передвигаться на своих двоих, да и общее состояние нормализуется. Они с Дмитрием Григорьевичем за тобой присмотрят. На этом тему болезни предлагаю закрыть. – Я кивнул. – Дальше. Легенда для университета – болезнь. Якобы подцепил какую-то заразу, типа ларингита, которая тебя и свалила на всю неделю, тем более что видок у тебя, Алексей, соответствующий. Следующее. Мы с твоим дедом, князем Пожарским, глянули сетку бильярдного турнира, ты должен был играть с наследником Куракиных. Учитывая твои взаимоотношения с этим родом, Михаилу Николаевичу не составило труда договориться о переносе встречи на начало следующей недели. Учитывай это. Кроме того, Михаил Николаевич сказал, что с князем Юсуповым при принесении извинений была достигнута некая договорённость о появлении в малом свете с его внучкой Ингой. Это дело чести, обещал – надо выполнять. Так что, Алексей, если завтра вечером будешь способен стоять на ногах, будь добр явиться на вечеринку и прилюдно выпить с этой малолетней стервочкой. Договорились?

– Да, – кивнул я, совсем забыв о данном обещании.

– Отлично. И телефон свой включай не раньше завтрашнего дня, когда получше себя чувствовать будешь. С Машей и Варей я поговорил, они тебя в эти выходные не побеспокоят. Девочки уже взрослые, всё понимают. Теперь по твоей службе, Алексей. Михаил Николаевич, как мне доложили, уже хлопочет у полковника Орлова о предоставлении тебе двухнедельного отпуска на восстановление. Так вот, я тебя не прошу, а приказываю две недели отдохнуть и восстановиться. А уж потом с новыми силами в бой. Ты меня услышал, Алексей?

– Услышал.

– Хорошо. Тогда вечером езжай домой, а в выходные, если будет время, я к тебе заскочу.

Они с Прохором вышли из палаты, и я, наконец оставшись один, лёг на кровать и попытался заснуть. И только вытянувшись и расслабившись, понял, как меня вымотали все эти анализы с тестами, хождения по палате и разговоры с посетителями.

***

– Мы с тобой всё правильно, Прохор, просчитали, – задумчиво сказал воспитателю сына цесаревич. – А отец нам не поверил. Вот и попал в неприятную ситуацию… Ладно, проехали. Теперь слушаю внимательно твои впечатления более подробно.

– Нормальные впечатления, Саша, – серьёзно ответил Белобородов. – Никаких изменений в поведении Алексея, по крайней мере, сейчас не произошло. Он всё такой же. Да и Лебедев говорит, что всё нормально, его ощущения и тесты это подтверждают.

– Продолжайте следить, Прохор. С Вяземской и Пафнутьевой разговор был на эту тему?

– С Вяземской был, она всё прекрасно понимает, если что – доложит. А вот с Леськой я разговаривать не стал, да и Вяземской запретил. Та вообще в предыстерическом состоянии постоянно была, на адекватность восприятия подобных просьб с её стороны рассчитывать глупо.

– Тут я с тобой согласен, – кивнул цесаревич. – Доктор в теме?

– Конечно. Бдит. Лебедев ему приказал при любом подозрении докладывать.

– Прохор, следить за поведением Алексея придётся ещё долго, мало ли что… Сейчас не проявится, зато потом… Не дай бог! – он перекрестился. – Иван тебе самый наглядный пример. Договорились?

– Я, Саша, заинтересован в душевном здоровье Лёшки не меньше твоего, – заверил цесаревича воспитатель. – Всё будет нормально, не переживай.

– Дай-то бог!

– Саша, что-нибудь по Петрову, другу Лешкиному, известно?

– Жив-здоров твой Петров, весь перепуганный в имении у родителей своих сидит. Возвращаться в Москву категорически отказывается, – зло ответил цесаревич. – Забота о моральном облике родичей у её императорского величества порой переходит все мыслимые границы. Сообщение Лёшке с причиной столь внезапного отъезда Петров завтра отправит, его отец обещал проследить. Ну а дальше… Дальше тебе надо будет ехать к Петровым и решать вопрос. Не сразу, конечно, а чуть погодя. Пусть немного отойдут, валькирии действовали жёстко, такой у них был приказ. Если Лёшка об этом обо всём узнает, я даже представить себе не могу, чем всё закончится.

– Съезжу, конечно, – кивнул расстроенный Прохор. – Сделаю всё, что смогу…

***

К вечеру моё физическое состояние хоть и оставляло желать лучшего, но было удовлетворительным – слабость постепенно отпускала. Так что от предложенного Дмитрием Григорьевичем кресла-каталки я отказался и дошагал до своей «Волги» своим ходом, с остановками, правда. Так же поднялся и до своей квартиры и улёгся отдыхать на диван в гостиной.

– Прохор, а не гульнуть ли нам? – обратился я к своему воспитателю, глядя при этом на доктора и Лебедева, приехавших с нами. – Пюре больничное мне не особо зашло, хочется вкусить что-то более питательное. На алкоголь не претендую, но вы можете себе ни в чём не отказывать, господа.

Те переглянулись и вопросительно уставились на доктора.

– Дайте мне меню, – вздохнул он. – Посмотрим, что может себе позволить больной из всего богатства выбора местного ресторана.

Только он определился, как в дверь позвонили, Прохор открыл, и в гостиной появилась Вяземская.

– Вика! – трагичным голосом заявил я ей. – Они меня голодом и дальше собираются морить! Проследи, чтобы меня нормально накормили! Мочи никакой нет!

Девушка пристально начала разглядывать мужчин, остановив взгляд на докторе, который по привычке был облачен в белый халат.

– Дмитрий Григорьевич? – вопросительно уставилась она на него.

– Виктория Львовна, голубушка, – виновато улыбнулся тот. – Алексей Александрович наговаривает на нас! Я ему и кашку рисовую на молоке собираюсь заказать, и омлет, и кисель, и даже компот из шиповника! Самое то сейчас для Алексея Александровича!

– Дмитрий Григорьевич, – хмыкнул Прохор, – ты не переживай, его императорское высочество шутить так изволит. Не принимай на свой счёт. А вот мы с вами, в том числе и присутствующая дама, с устатка беленькую возьмём под ушицу, а на второе стейк из сёмги. А его императорское высочество, поедая рисовую кашку под компотик, будет нам изо всех сил завидовать. Договорились?

Доктор слегка замялся:

– Может, без беленькой?

– Какая уха без беленькой, Пилюлькин? – спросил Лебедев. – Побойся бога! А сёмга? Не отрывайся от коллектива, Григорьич! Ничего с нашим больным не случится, вон как из больнички скакал, я еле за ним поспевал!

– Я тоже… не против, – согласилась Вика. – Веселее будет. А то в больнице все как в воду опущенные ходили…

И Прохор по телефону начал зачитывать заказ администратору ресторана.

Сказать, что мне было обидно, нельзя. Я действительно насладился вкусной рисовой кашей с маслом, которая напомнило детство и слова воспитателя, которые он постоянно мне повторял: «Алексей, чтобы вырасти большим и сильным, надо кушать каши!» А я ему верил! И своим детям буду говорить то же самое! Потом был омлет, который, конечно, не дотягивал до Прохоровского, но, учитывая отсутствие излишка соли и перца, как диетическое блюдо был вполне съедобным. А компот из шиповника? И почему я его раньше не заказывал в «Избе»? Даже попросил Прохора заказать ещё пару литров на вечер и завтрашнее утро.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru