Топор вгрызался в сухую древесину с глухим звуком, в стороны летели мелкие крошки и щепа, и дерево стонало. Агата с ужасом наблюдала за тем, как ее мать раз за разом взмахивала топором, всаживая его все глубже в прогнившую изнутри древесину, и слышала, как скрипели ветви дуба, прося о помощи.
– Мама, прекрати, пожалуйста! Не надо этого делать! – взмолилась девочка.
– Я преподам тебе урок! Ты забудешь отца, прекратишь сюда бегать, и будешь всегда рядом со мной!
Вспотевшая женщина, сжав зубы, продолжала свое дело. Лезвие топора блестело в лучах заходящего солнца, и с каждым новым ударом Агата чувствовала, как отсекалось что-то важное в ее собственной душе.
Она бросилась к матери и впилась пальцами в ее руки, пытаясь остановить это безумие.
– Не мешай! – Женщина грубо оттолкнула девочку и продолжила убивать старое дерево.
Через четверть часа дуб, пронзительно заскрипев, начал заваливаться набок. Его прогнившее черное нутро было легкой добычей для топора, и, стоило дереву рухнуть на землю, в воздух взлетело облако пыли, мелких листьев и трухи. Агата не смотрела на это. Она сидела в стороне, сжавшись в комок и только плакала. Ее детство было безжалостно срублено под корень.
Мать молча прошла мимо нее, удовлетворенная своим поступком, и затерялась в лесу.
Ночь наступила скоро, укрыв землю и дома своим иссиня-черным крылом. В комнате Агаты еще какое-то время горел свет – девочка лежала на кровати без сна, но, стоило матери заметить светлый луч, выбивавшийся из-под двери, как она бесцеремонно вошла и щелкнула выключателем.
– Нечего сопли размазывать. Ложись спать.
Хлопнув дверью напоследок, женщина ушла в гостиную дальше смотреть телевизор. А Агата так и осталась лежать без движения. Она прислушивалась ко всем звукам в доме и за его пределами: как работал телевизор, как капал кран на кухне, а где-то у соседей с рычанием заводилась машина. Ветви кустарника, стучавшие в окно, утешали девочку своим трескучим звуком, и вскоре она забылась сном, надеясь отыскать в нем утешение.
Посреди ночи Агату разбудил резкий и громкий хлопок входной двери. Она подскочила на кровати и долго не могла понять, почудилось ей это или нет. Решив сходить на кухню за водой, девочка выбралась из кровати и шагнула в коридор.
В гостиной по-прежнему горел телевизор: на экране шел какой-то боевик, постоянно раздавались звуки стрельбы и взрывов. Девочка подумала, что, наверное, именно они ее и разбудили. Матери в кресле не было, и Агата выключила телевизор, после выпила воды и направилась обратно к себе. Проходя мимо комнаты матери, она заглянула в открытую дверь и тут же застыла в удивлении. Кровать была пуста.
Дом дышал тишиной, и Агата несколько минут бродила по комнатам, пытаясь понять, куда же делась ее мама. Вот только женщина так и не нашлась, словно она испарилась в один миг.
Не сразу до слуха Агаты с улицы донесся странный звук, на который она все это время просто не обращала внимания, а теперь неожиданно сконцентрировалась на нем. Скрипела старая калитка во дворе их дома. Калитка, которая всегда запиралась на ночь.
Выйдя на улицу, Агата подошла к забору, чтобы убедиться в своей догадке. Дверь была распахнута и противно поскрипывала от любого дуновения ветра.
Неужели мама ночью отправилась одна в лес?
У Агаты это не укладывалось в голове. Взяв с кухни фонарик и накинув куртку, девочка двинулась в сторону леса, который с приходом ночи стал необыкновенно пугающим. Но ее не страшили ни колючие ветви, ни крики неясных птиц, ни ухабы под ногами, которые в темноте казались бездонными рытвинами. Агата знала этот лес, она знала, что он не причинит ей вреда, и шла по узкой тропинке без страха, приминая траву и освещая себе путь фонарем.
Путь привел ее к поляне. Все пути в лесу рано или поздно приводили Агату именно туда.
Вот только на земле больше не было срубленного дерева. Старый дуб, как и прежде, высился на своем привычном месте, словно и не трогал его никто. На высохшем стволе не было ни следа от ударов топора, ни шва, ни единой зарубки. И Агата, изумленная до глубины души, подошла к самому подножию своего давнего друга.
Не веря своим глазам, она вглядывалась в кору дуба, даже гладила ее пальцами. Не сразу девочка устремила свой взгляд на дупло. А, посветив туда фонарем, неожиданно разглядела деталь, которой никогда раньше не было.
Из непроглядной черноты дупла выглядывала мертвенно-бледная рука. Женские тонкие пальцы были раскрыты, и на одном из них поблескивал ободок золотого кольца. Того кольца, что всегда носила мама Агаты.
Опасливо протянув руку, девочка слегка дотронулась до кисти, чье продолжение терялось во мраке дупла. Кожа оказалась обжигающе холодной, будто это был лед, а не плоть.