Софья Сергеевна Маркелова
Душа чащобы
Мать совсем нескоро заметила, что дочери рядом не было. Она взволнованно звала Агату, металась между деревьями с невольными слезами на глазах. Корзинка с грибами осталась где-то далеко за спиной, а женщина все ломилась сквозь кусты и бурелом, выискивала тропы или следы Агаты. Но ничего не было, словно девочка в одно мгновение растворилась в воздухе.
Несколько часов мать в отчаянии бродила по дремучей чащобе, кусая губы и изредка подавая голос, в надежде услышать ответ. И в какой-то момент до ее слуха донесся приглушенный голос.
– Мы с ним были здесь много раз…
Двинувшись на эти тихие звуки, как на спасительный огонек, мать через минуту вышла к непроницаемой преграде из еловых ветвей. Плотно стоявшие деревья не сразу позволили женщине проложить путь дальше: иглы впивались в ее кожу, раздирали одежду и даже отведенные в сторону они сразу же норовили напоследок ударить по спине или боку.
– Он учил меня, что нельзя по пустякам тревожить лес…
Наконец глазам матери предстала маленькая скрытая поляна, где возле старого дуба стояла Агата, ведшая беседу сама с собой.
– Отец никогда мне не врал…
Девочка, задрав голову, не шевелилась и лишь вглядывалась в черноту дупла, будто именно там сидел ее незримый собеседник, с которым она так неосторожно делилась своими мыслями.
– Агата! – приглушенно позвала мать.
Дочь даже не вздрогнула и не повернулась, словно не услышала. Как это было в тот раз.
– Агата! Что ты здесь делаешь? С кем ты говоришь?
Ступив на поляну, мать бросилась к девочке, но, не добежав пару шагов, неожиданно столбом замерла. Агата не реагировала на нее, а все продолжала что-то говорить себе под нос, не моргая.
– Что с тобой? – С внутренним содроганием мать коснулась плеча дочери и развернула ее к себе.
На побелевшем лице блестели два бездонных колодца глаз, в которых не было ни страха, ни радости. Словно девочка находилась в трансе, и лишь после того, как мать ее хорошенько встряхнула пару раз, Агата моргнула и уставилась на женщину уже нормальным взглядом.
– Зачем ты от меня убежала?
– Я… Я не убегала. Я просто заблудилась и искала тебя, – попыталась оправдаться дочь.
– Ты не искала! Ты стояла тут, на этой проклятой поляне, и разговаривала с деревом, как дурочка! – взъярилась мать, пальцами больно впиваясь в плечи Агаты.
– Я не дурочка, – чуть не заплакав, сказал девочка. – Я говорила с душой леса. Она живет в этом дереве!
– Опять ты со своими глупостями!
– И вовсе не глупости! Я видела, как в дупле мерцали ее глаза. Они были зелеными, как малахит.
Мать на миг опешила от услышанного, но сразу же взяла себя в руки.
– Это ведь твой дурной отец тогда еще наплел тебе каких-то баек, да? И ты поверила его словам, а теперь тебе в любом дереве что-то мерещится?
С каждым словом женщина заводилась все больше и больше, как и всегда, когда речь заходила о ее бывшем муже.
– Ты так и не забыла о своем дрянном отце! Сбежала от меня сюда, на это ваше памятное место, так еще и вспоминала, как вам якобы было хорошо! Я все слышала! Ты говорила о нем!
Агата с ужасом вглядывалась в исказившееся от гнева лицо матери. Та с таким остервенением трясла дочь, что у девочки лишь безвольно моталась голова, как у куклы.
– Я пыталась доказать тебе, что мы можем быть счастливы вдвоем, без этого изменщика! Я так старалась! Я хотела быть для тебя идеальной матерью, из кожи вон лезла! А ты все это время думала только о своем отце, только и надеялась убежать в лес, чтобы сюда прийти?! Отвечай мне, поганка!
Неожиданно женщина хлестко ударила ладонью по щеке напуганную девочку, которая совершенно не понимала, из-за чего так разозлилась ее милая мама. Боль опалила кожу, из глаз брызнули слезы.
– Н-нет! Мамочка! Пожалуйста, не бей меня!
Будто устыдившись на миг, женщина отпустила Агату. Но все еще продолжала смотреть на нее с такой лютой ненавистью, которой никогда раньше девочка не замечала в своей матери.
– Я так и знала, что ты будешь на него похожа, когда подрастешь! Такая же рохля, глупая мечтательница, которая живет в каком-то своем выдуманном мире! Неблагодарная дрянь!
Развернувшись, женщина двинулась прочь с поляны. Тихо поскуливая от обиды и прижав ладонь к своей покрасневшей щеке, Агата медленно побрела следом.
С того самого дня дела в их небольшой семье становились лишь хуже. Весь дом был насквозь пропитан ядом взаимных обид, сожалений и злости. Мать строго-настрого запретила Агате убегать в лес, тем более наведываться к тому самому дереву. Теперь не было ни походов за грибами и ягодами, ни совместных прогулок. Темная громада леса отныне стала закрытой территорией, и девочка могла лишь с тоской вглядываться в частокол деревьев за околицей, стоя возле запертой калитки.
Но мать не могла смириться с горечью, поселившейся в ее груди. Сами мысли о том, что ее дочь все еще думала об ушедшем отце, помнила о нем только хорошее и действительно во многом стала походить на него, терзали женщину днями и ночами. И все чаще в облике своего любимого ребенка мать видела черты ненавистного ей человека, который ее предал.
