София Слиборская
Провожая солнце
Проблема современного мира в том, что люди, полагаясь на науку, отвергают силу человеческой души, словно души не существует вовсе, а мы – лишь песчинки в бескрайней Вселенной. Вот только это совсем не так, и каждый из нас не песчинка, каждый из нас – Вселенная, огромная, запутанная, со своими маленькими тайнами и большими проблемами, катастрофами и победами, со своими особенностями. Мы все такие разные, но у каждого есть свой внутренний мир, не просто разум, а целый мир чувств, эмоций, переживаний, целый мир, не похожий ни на один другой, а потому смерть – не просто биологический процесс, а разрушение целой Вселенной. Ни один учёный никогда не сможет объяснить, как устроена человеческая душа, и поэтому весь современный прогресс бесполезен – пока человек не поймёт всех возможностей своей души он так и будет топтаться на месте, пытаясь при помощи глупой машины создать себе подобного, игнорируя то, что только способность души творить может помочь создать другую, некогда пропавшую Вселенную. Построить другого человека из своих воспоминаний, вдохнуть в него жизнь, отдав ему часть своего внутреннего мира – что-то невозможное для людей, полагающихся лишь на разум и отрицающих факт того, что каждый из нас почти что всемогущий.
Обрывки фраз, сказанных на каком-то непонятном мне языке (или это я забыл, как звучит мой родной язык?), капли воды, стекающие по моему лицу, удары по щекам, холод. Кажется, я медленно начал приходить в сознание. Я попытался открыть глаза ещё раз, и, словно сквозь чёрное облако, увидел обеспокоенное лицо девушки, склонившейся надо мной. Я не сразу сообразил, кто это и где я нахожусь, и только спустя несколько минут почувствовал деревянные доски скамейки под моей спиной, осознал, что капли, разбивающиеся о мои очки и стекающие по лицу – это дождь. Видимо незнакомка, увязавшаяся за мной, была права, и я правда потерял сознание от голода прямо на улице. Я попытался сесть, но мой мозг еще не включился полностью, так что я так и остался лежать под дождём на скамейке, никак не реагируя на попытки девочки-хирурга привести меня в сознание. А попытки у неё, между прочим, были весьма болезненные.
–Хватит меня бить!-прохрипел я. Сказать это разборчиво вышло не с первого раза, но она всё же остановилась, наклонилась ближе, вопросительно глядя мне в глаза, так что я для ясности добавил:-Ты мне так и щёки отобьёшь, и зубы повыбиваешь.
Девушка на секунду непонимающе приподняла брови, а потом весело засмеялась:
–Ещё до конца в себя не пришёл, а уже шутишь! Мне бы такую стойкость. Нет, правда, это же восхитительно, с таким оптимизмом не пропадёшь. Если бы ты ещё не был таким упрямым… Боже мой, это хорошо что я за тобой пошла, а представь, если бы кто-то другой предложил тебе помощь, ты бы ему отказал, а он бы взял и ушёл! Всё, упал бы ты, разбился насмерть…-Она ненадолго замолчала, и я было обрадовался – монолог закончен – но, как оказалось, свою речь девушка прервала только чтобы набрать побольше воздуха в лёгкие и продолжить:-Я, когда ты начал падать, сначала испугалась, а потом обрадовалась – поняла, что я была права! Я люблю, когда оказывается, что я была права, хотя, я думаю, все любят, когда они правы. Но вообще не об этом речь. Ты когда последний раз ел? Думаю, давно. Вот ты и грохнулся. А ты знаешь, как мне было тяжело дотащить тебя до скамейки? Ладно, даже не в этом дело, тебе надо срочно выпить сладкий чай. Ты дойдёшь до дома? Ты можешь подождать меня здесь, я тут недалеко живу, принесу тебе в термосе. Запиши мой номер на всякий случай. Тебе нужно попить, но не кушать. Главное полежи ещё немного, я сейчас…
–Мне надо идти,-перебил её я.-Меня сестра дома ждёт.
Я никогда раньше не перебивал людей, знал, что это невежливо, но выслушивать болтовню этой девушки мне вообще не хотелось – говорила она много, но смысла в её словах было мало. Такие люди как она всегда казались мне глупыми, но сейчас я был обязан ей жизнью, а потому и постарался выражаться как можно более вежливо:
–Я благодарен за помощь, но твоя болтовня сбивает меня с толку, поэтому я лучше дойду до дома сам.-Я немного приподнялся на локтях, и, убедившись, что не упаду снова, сел,-Мне надо спешить, я должен покормить младшую сестрёнку.
Лицо девушки помрачнело:
–Но я просто хочу тебе помочь… Ты выглядишь несчастным, а я не могу пройти мимо человека, который нуждается в помощи. Тем более я не так уж и много говорю, просто хочу пообщаться. И где гарантия, что ты не упадёшь снова? Тебе далеко идти? Может вызовем такси?
–С чего вообще такое желание мне помочь?-я нахмурился. Теперь она выглядела в моих глазах не настолько глупо, насколько подозрительно.-Мы не знакомы, я даже не знаю как тебя зовут, зачем тебе помогать мне?
–Марина!-ответила девушка.-Я Марина, приятно познакомиться. Я учусь на четвёртом курсе медицинского университета и я не местная – приехала в ваш город четыре года назад, но так и не нашла друзей. Я люблю помогать людям, животным, у меня в комнате живет два котенка, а ещё нескольких я подкармливаю – только никому, пожалуйста. Люди считают меня странной, то ли потому что я слишком болтливая, то ли потому что слишком эмоциональная, то ли потому что очень часто витаю в облаках… Этого я не знаю. Но нельзя же становиться злыми из-за плохих поступков других людей! Я по-прежнему стараюсь со всеми дружить, даже если не получаю отдачи. А ты выглядишь как человек, которому нужны друзья, вот я и хочу попробовать с тобой как-нибудь…
–Ясно,-отмахнулся я: выслушивать печальную историю Марины мне не хотелось совсем.-Было приятно пообщаться и удачи тебе с поиском друзей, а я пошёл к сестре. До встречи.
Я развернулся и быстрым шагом направился в сторону дома, стараясь не оборачиваться, чтобы Марина, не дай бог, не подумала, что я решил с ней поговорить. Вот только ей моё нежелание с ней общаться было непонятно, судя по тому, что стоило мне пойти, она двинулась за мной.
–Как тебя-то зовут хоть?-почти кричала она.-Дай мне свой номер, пожалуйста, я наберу тебя, вдруг тебе будет нужна помощь с сестрой…
Я остановился. Такая настойчивость со стороны девушки напрягала и даже пугала меня, так что мне не оставалось ничего, кроме как повернуться, и, тяжело вздохнув, сказать:
–Ладно, записывай.
–Спасибо большое!-лицо Марины озарилось улыбкой. Она достала бумажку и быстро записала продиктованные мною цифры, а потом, широко улыбнувшись, сказала:-Ладно, тогда до встречи! Передавай сестрёнке от меня привет!
Марина развернулась, помахала мне рукой, спрятала листик с моим номером в сумочку, а потом побежала, словно ребёнок, в сторону автобусной остановки. Без неё стало спокойно и тихо, даже голова почти перестала болеть, а дождь немного успокоился. Я шёл домой, неся пакеты с продуктами, стыдя себя за то, что я не додумался дать фальшивый номер, и надеясь, что этот гиперактивный кошмар мне никогда не позвонит.
Знакомый, родной мне дом стоял чуть отдельно от остальных, как бы на углу, и этим осенним днём выглядел ещё более одиноким. Ржавые качели, пустая детская площадка, верёвки натянутые между деревьями, на которых жители дома вывешивали сушиться свою одежду – от всего этого веяло некой безысходностью, бескрайней тоской, словно вместе с летом ушла отсюда и жизнь, и даже лавочка, на которой обычно собирались все старушки, чтобы посплетничать, теперь пустовала. Поднявшись к двери я позвонил в домофон, но мне никто не ответил. Алиса никогда не отвечает на звоки, не открывает дверь – боится, что могут прийти грабители, что, вообще, довольно реально, учитывая в каком районе мы живём, и всё же я, раз за разом, звонил ей в дверь, надеясь, что однажды она признает, что за дверью её брат, и откроет мне. Найти ключи в кармане не было проблемой, как и войти в подъезд, теперь уже неся оба пакета в одной руке, в темноте по памяти дойти до квартиры, и, наконец оказаться дома.
–Андрей!-Алиса, плача бросилась мне на шею, так что я не секунду замер, не понимая, что происходит. Девочка рыдала так сильно, что, казалось, вот-вот захлебнётся в своих слезах:-Почему… Почему ты так долго ходил..? Я подумала тебя забрали…
–Кто же меня заберёт, глупышка!-я погладил девочку по спине свободной рукой, пытаясь аккуратно поставить пакеты с продуктами на пол.-Я вернулся, видишь. Просто встретил надоедливую тётю по пути домой, поэтому немного задержался.
Я вкратце пересказал Алисе историю нашего с Мариной знакомства, параллельно выгружая на полки холодильника купленные сегодня продукты, и представляя, как я, наконец, поем. Тело и правда ломило от голода, а голова невероятно сильно кружилась, так что мысль о тарелке тёплой каши меня невероятно радовала, и, когда я, завершив рассказ, повернулся к Алисе, я ожидал увидеть такую же улыбку на её лице. Но Алиса не улыбалась.
–Зачем ты с ней так? Она ведь хотела тебе помочь,-девочка выглядела раздосадованной.-Разве то что она много говорила это так плохо? Позвони ей и извинись.
Чего-чего, а такой реакции от сестры я не ожидал.
–Тебе не кажется это подозрительным,-только и смог ответить я,– что какая-то незнакомая девушка решает мне помочь, ещё и так навязчиво?
–Она же сама сказала, что у неё нет друзей, но она любит помогать,-не сдавалась Алиса.-К тому же ты и правда выглядишь как человек, которому нужна помощь. Не в обиду тебе сказано, но тебе бы стоило побольше кушать и высыпаться.
Я улыбнулся. Такая забота со стороны младшей сестрёнки всегда казалась мне чем-то милым и приятным, так что я решил не продолжать спор, а просто кивнуть, как бы говоря, что да, надо будет извиниться. Возможно я и правда повёл себя плохо по отношению к Марине, вот только общаться с ней у меня не было ни малейшего желания. Слишком уж приторно-сладкой казалась мне она, слишком тёплыми были её руки, слишком румяными щёки, слишком светлыми волосы и слишком не похожей на человека, с которым я бы хотел связать всю свою жизнь, была она. И как бы добра, как болтовня и рядом не стояла с тишиной, которая сопровождала нас на каждой прогулке с моей любимой девушкой. Нет, Марина со своим вечным желанием кому-то помочь не была той, кто был нужен мне сейчас. Кто-то тихий, молчаливый, закрытый в себе, недоступный, словно цветочек эдельвейса на самой вершине горы, но такой родной – вот кого я сейчас искал, кого так хотел воссоздать из своей памяти, своих мыслей и чувств.
–Кстати об этом,-словно прочитав мои мысли, Алиса указала на стол, заваленный бумагой:-Неужели ты правда хочешь вернуть Наташу. Нет, я знаю, что ты по ней скучаешь, но чтобы настолько, что готов пожертвовать своей свободой, а может даже и жизнью…
–Чего?-переспросил я. Слова сестры не на шутку меня напугали – до этого я вообще не думал о рисках, последствиях и прочих вещах.-Почему это пожертвовать жизнью?
Девочка резко подскочила, а потом, схватив зеркало, что-то прошептала, приложила ухо к стеклу, и, с таким лицом, словно ей поведали тайну мироздания, посмотрела на меня.
–Людям не понравится, если ты откроешь тайну сотворения. Они верят только в науку, а то, что собираешься сделать ты, опровергает все их законы. И всё, что не подходит под их понимание мира, считается болезнью и должно быть уничтожено.
Глава 3
Если смотреть на время как на бесконечное полотно, на котором тонкими линиями расположены миллиарды сюжетов нашеё жизни, переплетаясь и расходясь, то передвижения во времени кажутся не такими уж невозможными. Ведь время – это тоже пространство, непонятное нам четвёртое измерение, пусть неподвластное человеку, но всё же реальное. Наше физическое тело не может понять время или сопротивляться ему. Запертые в трёхмерной оболочке, мы считаем его чем-то неукротимым, всемогущим. Вот только человек – не только его тело, и то, что мы не можем увидеть, сильнее чем время. Такое же непонятное, абстрактое, отвергаемое людьми, но всё же неизмеримо могущественное, то, что не просто живёт внутри нас, то, чем мы являемся – наша душа. Не прямохождение, не речь, не способность трудиться отличает человека от животного, а его душа. Только наша душа может понять время, ведь они сделаны из одной и той же, неосязаемой для нас, материи. И всё же, чтобы покорить время нашей душе, нужно что-то наподобие топлива, что-то, что зажжёт этот огонь в душе, позволив ей получить контроль над временем. Любовь.
Понятие любви в современном мире очень искажено, а фраза «Я люблю тебя» звучит из каждого утюга. Что для людей любовь? Осознают ли они всю её силу в полной мере? Навряд ли. Большинству сейчас не знакома искренняя, чистая, самоотверженная и безусловная любовь, такая, которая сильнее даже самой смерти и которая способна сотворить жизнь из ничего. Если Бог – есть любовь, не значит ли это, что именно благодаря любви был создан наш мир, как и все мы? Сейчас же люди говорят, что любовь причиняет им лишь боль, не понимая, что боль они чувствуют не от любви, а от её отсутствия. Если бы все люди в мире любили друг друга, было бы кому-то больно, страшно, одиноко? Разве причина разбитого сердца в любви, а не в её отсутствии? Все слёзы, пролитые школьницами из-за мальчиков, вся боль расставаний, вся печаль одиночества – это не от любви, а от того, что люди не умеют любить. Пока учёные заявляют, что любовь живёт три года, настоящая любовь живёт вечно, ведь любви нет дела до людей, пытающихся понять устройство мира. Наука никогда не объяснит ни любовь, ни время правильно, и потому люди, слепо верящие во всё, что им говорят, вечно будут игнорировать всё великолепие любви, ставя её в один ряд со всеми другими чувствами. Любовь – не просто слово, не просто чувство, не просто что-то, о чём пишут книги и песни. Любовь – это всё то прекрасное, что нас окружает, вся жизнь, весь мир. И только любовь способна дать нам силу творить.
Каждый раз когда мы что-то вспоминаем, наша душа совершает маленькое путешествие во времени , перемещаясь в тот момент и проживая его по-новому. Каждый раз когда мы думаем «а если бы я поступил по-другому…» душа пытается заглянуть в соседнее, другое ответвление жизненного сюжета на полотне времени. Но как бы нам этого ни хотелось, заглянуть туда пока что не удавалось никому. «Изменить прошлое нельзя» – качают головами люди. Однако это даже более, чем реально, и если понять время как нечто целостное, единое, где нет ни прошлого, ни будущего, то время становится почти что осязаемым. Каждое, даже самое незначительное наше действие способствует зарождению новой Вселенной на полотне времени. И если верить – а я верю – в то, что существует бесконечное количество Вселенных, построенных лишь на наших решениях, значит где-то до сих пор существует моя грустная, тихая, но такая прекрасная Наташа. Создать кого-то из ничего может только Бог. Создать кого-то из кусочков времени, любви и собственной души может любой человек, в сердце которого живёт любовь.
Под вечер творить становится легче. Когда тело, устав за день, прекращает сопротивляться попыткам души выйти за рамки обычного пространства, мы начинаем понимать время чуть лучше. Сидя на кухне, уперев в лист карандаш, я пытался сообразить, что мне нужно делать теперь. Уже неделю я работал над чем-то без названия и обозначения, над чем-то, что было бы иннованционным, но при этом доступным только мне. Суть того, что я хотел сделать, я начинал понимать постепенно, со временем, словно кто-то вкладывал понимание этого в мою голову, и потому даже сейчас я ещё не мог ответить на все вопросы сестры, сидящей рядом.
–Ты хочешь соеденить Вселенные в одну или переместить своё сознание в другую?-Алиса наклонила голову и зевнула.-Или как ты собираешься перенести её сквозь время?
–Малыш, иди спи,-я устало улыбнулся.-Ты же видишь, я работаю.
–Ага,-девочка разочаровано вздохнула.-Пойду. Включи телевизор только.
Я поднялся из-за стола, и, держась руками за стены, прошёл в комнату. Уже седьмой день подряд я включаю телевизор, в надежде снова увидеть там народный хор, белое платье, рыжие кудри… Но по первому каналу в это время теперь идёт какой-то глупый сериал то ли про любовь, то ли про войну – смотреть его я всё равно не хочу, да и в это время Алисе нужно слушать колыбельную и ложиться спать.
–Андрей, а чего ты не идёшь спать?-сестра залезла на диван, и, укутавшись в плед, уставилась в телевизор.-Ты так много работаешь над этой ерундой… Девочка из зеркала говорит, что это опасно. Ты можешь переутомиться или, ещё хуже, потратить слишком много энергии на это всё, так что в итоге тебя самого не станет…
–Не беспокойся, со мной всё будет в порядке,-заверил девочку я.-Я уже взрослый, сам с этим всем разберусь.
Вернувшись на кухню я сел за стол, заварил ромашковый чай, и, изучая десятки исписанных листов бумаги, думал о Наташе. Каковы шансы, что я смогу воссоздать не только её образ, но и физическую оболочку? Ведь наш мир только на малую долю состоит из материи, всё остальное – энергия, нечто неосязаемое, нечто, что я могу пронести сквозь время. Наверное могу. Последние несколько дней я пытался попасть в то измерение, которое люди называют временем, чтобы в состоянии между сном и реальностью ухватить упущенный момент за ниточку, но каждый раз у меня не получалось и я проваливался в сон, стоило мне сомкнуть глаза. И всё же я чувствовал, что Наташа где-то рядом, будто бы она уже была здесь – в каждой молекуле, в каждом атоме, я ощущал её присутствие как нельзя лучше, и иногда мне казалось, что я даже слышал её пение. И если моя Наташа смогла пройти сквозь время, то совсем скоро я смогу увидеть её зелёные, с рыжими солнышками, глаза, услышать мягкий, тёплый голос, погладить её по чёрным волнистым волосам с розовыми длинными прядями… Скоро я смогу всё, а пока что мне нужно стараться как можно сильнее, чтобы достать её из того тонкого мира между сном и реальностью, между всем, что существует и тем, чего никогда не было и уже не будет. Я снял очки и потёр глаза. Голова ужасно кружилась, впрочем, как и всегда. Из комнаты звучала колыбельная, так что меня самого тоже начало клонить в сон. Не в силах сопротивляться, я положил голову а стол, и, кажется, почти сразу задремал.
В кухне было темно. Единственная лампочка, так долго служившая нам в качестве источника света, теперь перегорела, и только оранжевый фонарь за окном позволял мне видеть хоть что-то: старый стеклянный сервант, деревянный, без скатерти, стол, большой зелёный ковёр на полу, грязную газовую плиту, обклеенный наклейками из йогуртов холодильник и множество листов бумаги, исписанных вдоль и поперёк рассуждениями о времени и любви, изрисованных десятками схем и украшенных изображениями самой прекрасной девушки на свете. Я попытался разглядеть одну из нарисованных мной в тетради схем, но перед глазами всё плыло, так что я не мог разобрать ни одного слова, а буквы и вовсе словно специально меняли размер и форму, прыгая с место на место. Разочарованный, я отбросил тетрадь назад и уже готов был пойти спать – раз уж от долгих бессонных ночей я не мог даже прочитать то, что написал раньше, – как вдруг услышал голос откуда-то из темноты, из самого далёкого угла кухни:
–Ты писал там что-то про то, что мы состоим из энергии, а материя – лишь дополнение к нашей жизни, и что если человек научится управлять энергией, он станет всемогущим.
Этот голос я бы узнал из миллиона. Тихий, мягкий, нежный, тёплый, как майский день, спасительный для меня, словно глоток воды в пустыне, такой родной, самый прекрасный, её голос, ради которого я готов был пойти на всё. Я медленно повернул сначала голову, а потом и всё тело, опасаясь, что знакомый образ в дальнем углу комнаты исчезнет, растворится в воздухе и смешается с темнотой. Но она не исчезла. Худая, бледная, с волнистыми чёрными волосами до плеч, повзрослевшая и изменившаяся, но всё такая же неповторимая, необыкновенная и волшебная, как и раньше. Такую Наташу я любил, по такой Наташе я скучал, именно такую, пусть и поменявшуюся со школы, но всё ещё необыкновенно чудесную Наташу я хотел видеть рядом с собой всегда. Я замер посреди комнаты, не в силах пошевелиться или сказать что-то, и просто молчал, глядя на стоящую в углу девушку.
–У тебя столбняк?-своим привычным тоном поинтересовалась девушка, и я уловил ту самую любимую мной нотку сарказма.
–Нет, просто… Просто…-прохрипел я, пытаясь сказать хоть что-то связное, но у меня в голове происходило необъяснимое, а все слова спутались:-Наташа, почему ты тут..? Как ты тут..?
Брюнетка слегка приподняла одну бровь, посмотрела мне в глаза, и, наконец, ответила:
–Мы год как женаты, Андрей.
Я в изумлении замер, не отводя взгляда от Наташи, стоящей напротив в углу, там, где даже оранжевый свет от фонаря не мог её достать. И всё же я видел её – то ли мои глаза привыкли к темноте, то ли она была для меня ярче любой звезды, так что я мог разглядеть её даже в кромешной тьме. Мысли, словно рой пчёл, беспокойно кружились в моей голове. В этот момент чувства полностью взяли контроль над моим разумом, и я, впервые за долгое время, почувствовал себя по-настоящему счастливым. Если я здесь, а рядом со мной моя Наташа, нужно ли мне что-то ещё? Я потянулся к ней, но она резко сделала пару шагов назад и, столкнувшись со стеной, покачала головой:
–Только не в твоей реальности. В твоей реальности мы выбрали другие пути.
По моему телу пробежал неприятный холод, колени подкосились, в ушах снова зазвенело. Что всё это значит? Глаза предательски намокли, и я почувствовал, как маленькая солёная капелька медленно стекает по моей щеке. Какая-то часть меня уже начинала понимать, что всё, что я вижу, не имеет ничего общего с реальностью, но я сознательно отрицал эти мысли, гнал их от себя, как гонит пастух волков, как гонят вражескую армию со своей территории, прогонял любые мысли о том что нас с Наташей, таких, какими мы были в старшей школе, уже нет и никогда не будет. Я не хотел, просто не хотел верить в то, что все те планы, что мы строили, сидя на кровати у Наташи дома, уже никогда не будут реализованы. И мы никогда не переедем в горы, никогда не выпустим свой музыкальный альбом, никогда не отдохнём на море вместе, не заведём чёрную кошку, не назовём своих детей Дианой и Димой – ничего из того, о чём мы мечтали уже никогда не сбудется. Я уже не сдерживал слёз, и, срываясь на крик, отчаянно пытался доказать что-то себе самому:
–Почему не в моей? Почему? Разве не я сам определяю реальность?-мой голос хрипел, но я его едва ли слышал из-за жуткого звона в ушах.-Разве я не могу сделать так, чтобы мы всегда просыпались вместе? Разве не могу изменить реальность, если эта реальность моя и принадлежит только мне? Мне ничего не надо, ничего, только чтобы Наташа была моей…
Путаясь в словах и постоянно запинаясь я всё же продолжал говорить всё, что придёт в голову. Наташа меня, кажется, уже даже не слушала, просто улыбалась своей немного наглой, неяркой, но запоминающейся улыбкой, глядя куда-то в пустоту. Мне хотелось схватить её, прижать к себе, не позволить исчезнуть в темноте комнаты, но стоило мне сделать шаг в её сторону, как расстояние между нам увеличивалось, словно Вселенная расширялась, специально дразня меня: «Ещё немного! Ещё один шажок, ну же!» Сквозь слёзы, звон в ушах и стук своего сердца я слышал ещё один голос – такой же родной, но не Наташин. Голос звал меня по имени откуда-то из другого мира, уничтожая темноту комнаты, перебивая мои попытки бежать вперёд и медленно стирая, превращая в дым, стоящую передо мной девушку.
–Андрей, что с тобой!-голос звучал почти в моей голове.-Андрей! Проснись, Андрей!
Но я не хотел просыпаться. Не хотел открывать глаза, позволив сну уйти и уже не вернуться. Я не мог позволить Наташе исчезнуть, снова оставив меня одного, особенно после того, как она была так близко, совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Я судорожно хватался за уходящий сон, но он словно специально выскальзывал из моих рук, таял на кончиках пальцев и уходил в небытие, а свет растворял темноту перед моими глазами.
–Андрей!-звонкий детсткий голос тянул меня из сна куда-то на поверхность, прогоняя сладкие грёзы, и я уже не мог сопротивляться.
Я медленно открыл глаза. Я всё так же находился в кухне, но уже в освещённой – лампочка работала как надо. Это была та же комната, тот же деревянный стол без скатерти, на котором я лежал, тот же зелёный пыльный ковёр на полу, тот же стеклянный сервант, который поставила сюда, наверное, наша прабабушка… Но не было ни темноты, ни девушки, прячущейся в этой самой темноте. Ещё не полностью проснувшись и не до конца соображая, что я собираюсь делать, я вскочил на ноги и со всей силы ударил мигающую лампочку, свисающую на проводе с потолка, так что та отлетела, ударилась о потолок, моргнула в последний раз и разлетелась вдребезги. В комнату вернулась темнота. Я резко обернулся, посмотрев в угол, где раньше стояла худая, бледная девушка, которую я так мечтал увидеть, но, пусть я и вернул в комнату темноту, её там не было.
–Андрей, что происходит?-повторил тот же голос, что звал меня, вытягивал из сна.-Мне страшно.
Моё сердце бешено заколотилось, стоило мне опустить голову и увидеть низкую блондинку, стоящую рядом в своей ночной рубашке и смотревшую испуганными голубыми глазами мне в лицо. От одной мысли о том, что я мог напугать свою сестру, мне стало не по себе.
–Алиса…-на секунду я замялся.-Почему ты не спишь? Уже ведь поздно, да и колыбельная закончилась.
Девочка на мгновение замерла, обдумывая мои слова, а потом, всхлипывая, бросилась мне на шею, обнимая меня так крепко, как будто боялась, что я исчезну.
–Ты плакал,-хныкала Алиса, сжимая меня так, что становилось трудно дышать. И откуда у маленькой девочки столько силы?-Плакал и что-то кричал во сне… Я проснулась и мне стало страшно. Тебе снился кошмар?
Снился ли мне кошмар? Вопрос сложный. Можно ли назвать сон, где моя любимая девушка, такая, какой я любил её больше всего, сейчас рядом, кошмаром? Если я видел её: её волнистые чёрные волосы, маленькие губы, тонкие запястья, бледные щёки, то мог ли я быть напуган этим? Нет, этот сон был кошмаром не из-за того, что я был рядом с ней, а из-за того, что её не было рядом со мной, и, как бы я не пытался, я не могу даже прикоснуться к ней. «Мы с ней стали совсем чужими»,-промелькнуло у меня в голове. По телу пробежал неприятный холод. Как мне сделать так, чтобы мне не приходилось страдать от того, что её нет рядом? Если она уже была в моём сне, значит ли это, что для того чтобы перенести её сюда, в мою реальность, мне понадобится приложить лишь немного усилий? Или наоборот теперь мне нужно неизмеримо много стараться лишь для того, чтобы преодолеть ту бесконечно расширяющуюся пропасть между нами?
–Андрей, всё в порядке?-сестра наконец отпустила меня и села за стол.-Ты выглядишь очень, очень грустным…
–Да, всё нормально,-махнул рукой я.-Обычный сон, с кем не бывает… Спасибо за беспокойство, конечно, но всё будет хорошо, так что беги спать. Если нужно, я могу спеть тебе колыбельную,-я старался говорить как можно спокойнее, но голос предательски дрожал, а капли пота, стекающие по моему лицу, давали понять, что я ни капли не спокоен.