София Фиялова
Вернувшаяся
Глава 3. Трое из пяти.
Я тебя увидел накануне,
Мне хватило этого сполна.
Чертят тени сумрачные руны —
И черта уже проведена.
– Или Вы отойдете, или мне придется Вас подвинуть, – сурово произнес Такер.
– Это угроза представителю исполнительной власти! – взвизгнула крохотная блондинка, стоявшая на другой стороне полицейской ленты.
– Розенштейн! – крикнул Такер, начиная терять терпение.
Капитан полиции до того момента стоял к ним спиной и совершенно не замечал разворачивающейся рядом с ним драмы. Он всплеснул руками и зашагал в их сторону:
– Чебан, пропусти их уже!
– Но товарищ капитан!.. – запротестовала блондинка.
– Что “товарищ капитан”?
– Но протокол…
– Будешь сидеть в отделе и с утра до ночи протоколы читать, если сейчас же не отойдешь в сторону, – Розенштейн так посмотрел в нее, что та сжалась и отступила. – Проходи, – он обратился к Такеру и поднял полицейскую ленту. Когда детектив прошёл под ней, Розенштейн наконец перевел взгляд в его сторону и охнул, когда заметил Анну. – А Вы?..
– Со мной, – прервал его Уильям. – Куда идти?
Розенштейн на пару мгновений прикрыл глаза:
– Хорошо, проходите. Анна, верно? – он помолчал и вновь заговорил только когда они уже двигались в сторону Такера. – Будете проходить, как понятая, договорились? – они поравнялись с Уильямом. – Идите за мной. Тело нашли утром – в полицию поступил анонимный звонок около 3:30 утра. Сообщили, что видели, как несколько мужчин, вытащили что-то тяжелое из багажника машины, а через несколько минут уехали. Замка на двери не было. Владелец гаража умер несколько лет назад – он давно стоит пустой.
Они приблизились к вполне стандартному металлическому гаражу, выкрашенному коричневой краской в несколько десятков слоев. Вокруг было полно милиционеров, но случайных зевак уже давно оттеснили за оградительную ленту.
– Можете надеть респиратор, Анна, – Розенштейн кивнул на подбежавшего к ним молодого милиционера, притягивающего женщине маску.
– Спасибо, откажусь.
Розенштейн пожал плечами:
– Дело Ваше, но не наследите мне на месте преступления. Так, сегодня утром… Уильям!
Такер уже проскользнул внутрь, не дожидаясь разрешения, и Розенштейн, вздохнув, жестом пригласил Анну войти.
Гараж, к ее удивлению, не был забит барахлом – в нем не оказалось ни привычных для таких мест стеллажей, ни кучи хлама, ни – тем более – автомобиля. Однако посередине комнаты стоял невесть откуда взявшийся в пустом помещении стул, а на нём сидел, уронив на грудь голову, человек. Точнее, то, что еще недавно было человеком.
Голова тела неизвестного мужчины была повернута под неестественным углом, руки застали безвольно опущенными вдоль тела. Кусок лица, который был виден от входа, был темно-серым, но запах, благодаря холоду в помещении, был, слабым – пахло лишь кровью.
Страшнее было другое – пальто, пиджак и рубашка на теле были расстегнуты, оголяя торс, который был полностью залит кровью, как и брюки покойного. При этом вокруг все было чисто.
Анна удивилась собственному спокойствию: вид мертвеца не вызвал у нее никаких эмоций. Такер тем временем уже натянул невесть откуда взявшиеся медицинские перчатки и опустился на корточки рядом с трупом и в течение минуты что-то изучал. Анна стояла при входе, слабо представляя, как вести себя в подобной ситуации.
Он снял с покойного ботинок, внимательно посмотрел на стопы и удовлетворенно хмыкнул.
– Что-нибудь нашёл? – спросил Розенштейн.
– Да, – откликнулся Такер.
– Там труповозка наготове, ждем только тебя.
– Анна, а ты что думаешь?
– Уильям, да етить твою мать! – наконец взорвался Розенштейн. – Твое присутствие здесь – против всех правил, прекрати выкобениваться!
Такер поднялся на ноги и повернулся к капитану:
– Да. Но ты знаешь, что без меня перед тобой – просто очередной труп. А со мной – новая дырка в погонах.
Лицо милиционера вытянулось, и он с тяжелым вздохом сложил руки на груди:
– Развлекайся.
– Анна? – Такер посмотрел на нее.
Палмер вопросительно взглянула на Розенштейна.
– Делайте, что он говорит, – кивнул тот. – Не буду мешать, – он вышел на улицу и окликнул кого-то. – Еще пара минут!
Палмер опустилась на корточки у трупа и скользнула взглядом по жертве.
– Ну? – спросил вдруг Уильям, сев напротив неё.
– Что я тут делаю? – уточнила Анна.
– Надеюсь, что-то полезное.
Она прищурилась, указав пальцем на тело перед ней.
– Мне казалось, тебе нравится шутить, – заметил сыщик, засунул руку и, выудив оттуда еще одну пару перчаток, протянул ее Анне.
– Ладно, – Палмер выдохнула и, надевая перчатки, снова посмотрела на тело. – Он удушен – на шее характерная борозда. Но вот это… – она указала на торс. – Это сделали еще до смерти. Судя по количеству крови и тому, как она запеклась. При этом убили его не здесь – скорее всего привезли откуда-то, иначе бы на полу тоже была бы кровь.
– Уильям,давай, они уже не могут ждать, – вклинился вернувшийся Розенштейн. – Выкладывай всё, что у тебя есть.
– Анна, ещё? – спросил детектив, не обращая на него внимания.
– Мне кажется, что его не просто резали, – Палмер чуть наклонилась к трупу. – Ему на груди вырезали…
– Букву “М”, – вместе в Розенштейном в гараж вошла крохотная женщина лет тридцати с темно-русыми волосами и уставшими ярко-голубыми глазами. – И вырезали долго, Вы правы. Крови он потерял прилично… – она замолчала, а потом, будто спохватившись, спешно представилась. – Милена Вишневская, судмедэксперт. А Вы?
– Доктор Анна Палмер, – через плечо бросил Такер, вставая. – Уже наступило трупное окоченение, очень четко видны следы пыток и удушения, кровь уже частично свернулась. Предположу, что убили его около 8-10 часов назад, вскрытие покажет точнее. Кожа уже стала хрупкой, начали появляться кровоподтеки, поэтому на стопах – яркие трупные пятна. Убили его в положении сидя, – он перевел глаза на Анну.
Доктор филологии в этот момент все еще пристально смотрела на тело. Она подвинулась против часовой стрелки, обходя труп, и вдруг ее взгляд зацепился за что-то темное на предплечье покойника. Такер подошёл к Анне, наклонившись и глядя на то же место, что и она. Палмер рукой в перчатке приподняла лацкан одежды покойника.
На тыльной стороне предплечья покойника была татуировка. Ее было куда сложнее различить в полумраке гаража – но общее ее очертание просматривалось.
– Это что… Буква “М”? – выдохнула Анна. Она отпустила лацкан и сделала шаг назад. – У некоторых сект, преступных группировок и, с Вашего позволения, венценосных семей есть правило – убийство людей, принадлежащих к ним, может быть совершено только без пролития крови. Сухая казнь, – Анна проговорила это быстро и горячо, и Розенштейн нахмурился, глядя на нее. Что-то в ее лице странно переменилось, когда она увидела татуировку. – Августейшие семьи, разумеется, сразу отметаем, значит это…
– Первое и второе – вместе, – ответил ей Такер и обратился к Розенштейну. – Ты был прав, этот след верный. Но кровь они все же пролили. Перед нами – то, что они делают с предателями.
– Они? – спросила Анна.
– При нем что-то было? – спросил Уильям.
– Да, – Розенштейн показ разложенные на привезенном командой экспертов раскладном столе пронумерованные находки, и они с детективом подошли ближе, наклоняясь к поверхности. – Документы на имя Марвина Хьюстона.
– Третий из пяти, – буркнул себе под нос Такер. – А это что?
На столе – помимо каких-то ключей и пачки сигарет с зажигалкой – лежало портмоне.
– Документы, – откликнулся Розенштейн.
– Нет, – Уильям протянул руку и достал что-то, выглядывающее белым уголком из-под кожаного кейса.
В его руках оказался аккуратно сложенный кусок листа с напечатанным на нем текстом:
Eight times you saved my life, nine times you entered my house. You served me for seven years only to make a mistake on the eighth. For eight days I will mourn for you, but already on the sixth day I will find a replacement for you. Nine of our people will shoot into the air seven times. Seven days will pass, and seven dawns will make us forget about you. Everything will end at this moment.
– Восемь раз ты спасал мою жизнь, девять раз ты был вхож в мой дом. Семь лет ты служил мне, чтобы на восьмой ошибиться. Восемь дней я буду скорбеть о тебе, но уже на шестой найду тебе замену. Девять наших людей выстрелят в воздух семь раз. Семь дней пройдет, и семь рассветов заставят нас забыть о тебе. Все закончится в этот момент, – перевел Такер вслух.
– Угроза, – заключил Розенштейн. – Он предал кого-то из своих, скорее всего – главаря.
Такер просиял и, еще несколько раз пробежавшись взглядом по бумаге в своих руках, обернулся:
– Идём, Анна, – он оставил на столе листок и двинулся к выходу. – Розенштейн, держи меня в курсе.
– Ты больше ничего не скажешь? – милиционер торопливо пошел за детективом, а Анна и Милена, переглянувшись, последовали за ними. – Уильям! – Розенштейн догнал детектива и схватил за рукав, поворачивая к себя. – Это третье убийство, один и тот же почерк. Ты понимаешь, насколько это серьезно? Не смей скрывать от меня, если ты что-то знаешь!
Такер посмотрел на свою руку, оказавшуюся в ладони милиционера, но тот хватки не разжал. Детектив стиснул зубы:
– Их будет пять, – холодно проговорил он. – Это всё, что я могу сказать.
– И почему ты уходишь? Нам ждать, пока появятся еще два трупа?
– Надеюсь, что нет, – Такер тряхнул рукой, освобождая ее, и как только Розенштейн отступил, зашагал прочь. – Анна, идём!
Розенштейн в который раз за это беспокойный день всплеснул руками:
– А Вы? – он посмотрел на Анну. – Вы-то почему здесь?
Доктор пожала плечами:
– Если бы я знала, товарищ капитан, я бы обязательно ответила Вам на этот вопрос.
– Я не знаю Вас, но хочу предупредить, Анна, – Розенштейн повернулся к ней. – Такер – гений. С этим никто здесь спорить не станет, потому что это чистая правда. Однако иногда его заносит. Иногда он втягивает в свои дела тех, кто не должен быть в них втянут.
Милиционер кивнул на прощание и двинулся назад – в сторону гаража. За ним, также сказав “до свидания” жестом, ушла и Вишневская.
Анна пошла в сторону дороги, где оставалась машина, на которой они с Такером сюда приехали.
***
Уильям отложил листок и карандаш на столик рядом с собой, сел в кресло и блаженно вытянул ноги. Всё складывалось, как нельзя лучше: по его расчётам, исполнитель должен был быть пойман сегодня.
Такер достал телефон, напечатал сообщение и отправил его. Откинув устройство в соседнее кресло, он закрыл глаза и пустился в размышления. Дело должно было завершиться совсем скоро, что не могло не радовать. Более того, Розенштейн с братией, очевидно, до сих пор находились в тупике, что приятно льстило. Как и всегда.
Однако думать о деле было довольно сложно.
– Я, в свою очередь, знаю, что у Вас есть брат, чья опека Вам докучает, у Вас длинный список прошлых и нынешних зависимостей, Вы сотрудничаете со полицией и считаете себя синглтоном что, боюсь, лишь отчасти справедливо, – её лицо отчетливо было видно в свете январского солнца.
Детектив открыл глаза. Это было что-то новое. Отогнав воспоминания, он уставился в потолок.
Она молчала. В груди Уильяма поднялся неприятный ком возмущения – что ж, поиск сожителя можно было отложить.
Карие глаза смотрели на него из-за стекол очков с легким вызовом. Он уже собирался развернуться и уйти, но вдруг почувствовал, как что-то внутри противится такому окончанию диалога – впервые, кажется, за многие годы. И он остался.
Он принял ее вызов.
– Чем ты занят? – прервал тишину женский голос.
Такер повернул голову: рядом со столом стояла Анна. Когда они приехали на Хитровку час назад, она вышла из машины и ушла в неизвестном ему направлении.
Детектив окинул её взглядом: «Привезла вещи (два чемодана), заезжала за ними в отель. Сняла пальто – чувствует себя комфортно, но от неё пахнет табаком – курила тонкие сигареты. Сюда приехала на такси. Но по пути от машины зашла в магазин – занесла на кухню пакет с продуктами».
– Думаю, – сказал он. – И борюсь с порывами закурить.
Палмер прошла к обеденному столу и остановилась, разглядывая что-то на его поверхности.
– Это три места обнаружения тела, не так ли? – спросила она, указывая на разложенную на столике рядом с ним карту.
– Совершенно верно, – откликнулся Такер, поднимаясь на ноги.
– Три уже найденных… – она провела пальцем по точкам на карте, а потом – по еще двум, нарисованные другим цветом. – И те, что еще не обнаружены. В Реутове и в Хамовниках.
Она посмотрела на Такера – и в ее взгляде детектив заметил мимолетную толику сомнения.
– Я отвечу на твой вопрос: это не я их убиваю.
– А я такого и не говорила, – ответила она, снова глядя на карту. – Тебе бы больше пошел образ вора или мошенника, специализирующегося на кредитных картах.
– Тонко подмечено, – хмыкнул Такер, посмотрев на неё с интересом.
– Ты считаешь, что тела будут найдены тут, потому что… – теперь она провела пальцем по всем пяти точкам, как бы соединяя их в линию. – Потому что, если провести черту, эти точки на карте превращаются в букву “М”?
– Потому что это должна быть буква “М”, не так ли?
– Отчасти, но ведь милиция этого так и не поняла?
– Потому что они некомпетентные болваны, – он посмотрел на нее, и их взгляды встретились. – И как будто ты станешь с этим спорить, – поморщился он, доставая телефон и что-то набирая в нем.
День пролетел незаметно. Анна разбирала продукты и вещи, готовила незамысловатый ужин и, в целом – обживалась. Уильям же будто прирос к своему креслу. Он сидел в нем, глядя в потолок, словно на том были написаны секреты того, как же детективу нужно поступить.
За окном стремительно темнело и поднималась вьюга. Ветер бил в стекла окон, заставляя их дребезжать под его напором. Анна забыла, насколько суровы могут быть зимы в здешних краях. Только-только прошло Рождество, и уже приближалось Крещение – а с ним и морозы, прочно связанные с этим праздником памятью народа.
Но внутри – в их с Такером квартире – было тепло. Захарыч не обманул, ремонт действительно удался: снег, бушующий за окном, нисколько не омрачал вечер новых обитателей дома на Хитровке, а завывание вьюги в трубе, казалось, даже придавало какой-то особенный, давно оставленный в детстве шарм.
Было уже почти шесть часов вечера, когда Палмер села за обеденный стол и поставила перед собой тарелку. Такер сидел напротив, уставившись в ноутбук. Анна посмотрела на него и взялась за вилку:
– А ты не хочешь поесть?
– Какой сегодня день? – откликнулся Уильям, не поворачивая головы.
Палмер нахмурилась:
– Понедельник, двенадцатое января.
– Тогда пока мне это не нужно.
Анна покачала головой, наклоняясь к тарелке:
– Уж не из тех ли ты людей, которые считают, что еда во время работы – отвлекающий фактор? – спросила она.
– Нет, – к ее удивление откликнулся Такер. – Просто это неважно. А вот это, – он указал на экран ноутбука, – очень важно.
– И что же именно?
Уильям поднял на нее взгляд, и по его лицу пробежала короткая волна удовлетворения. Анна знала такой тип людей: работа для них была чем-то вроде любимого ребенка, поэтому на любой вопрос о ней они реагировали так, как это бы делали счастливые матери, у которых спросили об успехах их чада.
– Я говорил тебе, что ищу одного человека, – начал Такер.
– Да, – Палмер кивнула, жуя кусок мяса. – И человек, которого нашли сегодня в Мытищах, как-то связан с ним?
– Непосредственно, – в голосе Такера прозвучал неподдельный интерес, и он пустился в долгий рассказ, затрагивающий то дело, втянутой в которое Палмер оказалась практически без своей воли.
Уильям впервые столкнула с Математиком – а именно так он назвал своего Моби Дика – пять лет назад. Математик в то время орудовал на территории Соединенного королевства. Детективу казалось, что то был очередной мелкий проходимец, отголоски делишек которого приводили к порогу Такера новых и новых клиентов. Люди приходили к Такеру с разными просьбами – у них крали личные данные, брали деньги за работу, которую они отчего-то предпочитали не называть. Да и в целом, всех их каким-то образом обманывали или оставляли неудовлетворенными результатами того, с чем они обратились к Математику.
– Но их становилось все больше и больше, – продолжал Уильям. – Его все характеризовали по-разному, но все сходились в одном – он имел отношение к цифрам, к математике. Я думал, что он обычный мошенник, но в какой-то момент, когда клиенты приходили чуть ли не каждый день, мне пришло в голову, что Математик – нечто большее.
– А какого рода были дела клиентов, которые упоминали его имя, приходя к тебе?
– Разные, совершенно разные, – откликнулся Такер. – Но их объединяло одно – то, что толкало заказчиков на встречу с Математиком.
– Месть? – вдруг спросила Палмер, глядя себе в тарелку.
Уильям на мгновение замолчал. Его удивило, как быстро и точно она определила причину того, почему человек может связаться с преступником. Она почувствовала некоторое напряжение в возникнувшей паузе, и посмотрела на собеседника:
– Ну, а какая другая мотивация может объединять совершенно разных людей? – она развела руками. – Любовь или то, во что она перерождается. А это – месть.
– Месть, обида, потеря… Все это следствие и причина, но истина где-то посередине, – Такер поджал губы и отвел глаза в сторону – в окно. – В этом я не эксперт.
– В мести?
– В любви, – он вновь посмотрел на нее.
– Обида не всегда способна превратиться в месть, – заметила Палмер. – А вот потеря чаще всего неожиданна. И вот она преображает людей: кого-то толкает на месть, кого-то – отправляет в депрессию, кого-то – убивает, а кого-то заставляет повернуть всю жизнь или вернуться назад – туда, куда никогда не собирался возвращаться.
– Брось, – Такер ухмыльнулся, снова обращая взгляд к ноутбуку. – Ты судишь по себе – потеряв место в Колумбийском, ты перелетела полмира, вернувшись в город детства. Но это – не та потеря, которая…
– Позавчера я похоронила своего отца, – прервала его Палмер.
Такер осекся и посмотрел на Анну. Вызов, который пылал в ее глазах каждый раз, когда он встречался с ними, вдруг переменился. На дне взгляда женщины, что крепко сжала вилку в своих руках мелькнуло что-то – и он не смог уловить, что именно. Мелькнуло – и тут же растаяло, упрятанное куда-то вглубь нее усилием воли.
Она отвела глаза. Такер еще пару мгновений смотрел на нее, силясь найти слова, а потом лишь прокашлялся и перевел тему:
– Но ты права, многих к Математику приводила именно месть. Мне удавалось помочь этим людям собрать достаточно материалов для того, чтобы обратиться в полицию, – он видел, как ее пальцы ослабили хватку, а потому продолжил говорить. – Количество заявлений в полицию на Математика росло, но он оставался неуловим. У меня собралась буквально библиотека о нем и тех, кто работал с ним, хотя сам он оставался для меня призраком.
– Ты никогда с ним не встречался? – удивилась Палмер.
– Никогда, – с легкой неохотой признался Такер. – Ты думаешь, отчего же я в таком случае уверен, что он существует?
– Нет, не думаю. Наверняка ты выходил на его сообщников, – покачала головой Палмер.
– Верно, – не без доли удовольствия отметил Такер. – И путем своих поисков я нашел его самых близкий подельников, – он повернул к ней ноутбук, показывая изображение, на котором было пять фотографий мужчин.
Палмер внимательно посмотрела на снимки и указала на один из них:
– А этого мы сегодня видели в гараже… Не в лучшем состоянии.
– Верно, – Такер показал на еще двоих. – А этих – уже нашли на территории Москвы и Московской области в последние две недели.
– Он избавляется от них, – кивнула Анна, откладывая вилку. – Но почему? А-а-а, – она откинулась на спинку стула и понимающе улыбнулась. – В Англии на них накопилось слишком много исков, и Математик винит в провале своих подельников.
Уильям внимательно наблюдал за ее реакцией – он не понимал, что стало тому причиной, но теперь он был почти уверен, что Анну никто к нему не подсылал. Тем более она не была посыльным от Математика. Однако в этот момент – прежде, чем окончательно утвердиться в этой мысли, он вдруг спросил:
– Как ты нашла эту квартиру?
Анна удивленно взглянула на него, а потом отвела глаза:
– Случайность, – просто ответила она. – Столкнулась с Захарычем. В нужное время, в нужном месте.
– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Китай-город, – произнес голос диктора метро.
Анна стояла в вагоне, держась за поручень. Ее еще немного подташнивало – зрелище, открывшееся ей всего несколько часов назад, тяжелым комом висело в груди, мешая дышать. На следующей остановке ей нужно было выходить. Она ждала этого, надеясь, что на улице ей станет легче.
Она бездумно провела взглядом по людям, сидящим в вагоне. Каждый из них был занят своими делами, но глаза доктора филологии в тот момент зацепились за старика, сидящего на ряду напротив нее, чуть правее самой Палмер.
Старик увлеченно вязал крючком какое-то полотно. Анна и сама вязала, но спицами – возможно, именно это привлекло ее внимание. А может быть то, что вяжущего мужчину, особенно в возрасте, встречаешь не каждый день.
Старик, видимо, почувствовал ее взгляд, и тоже посмотрел на нее. До того, как их глаза встретились, она спешно отвернула голову в другую сторону, но когда через несколько секунд непроизвольно снова глянула в сторону незнакомца, поняла, что он улыбается, не отрываясь от нее.
Его мягкая улыбка и взгляд, светящийся какой-то удивительно всепоглощающей добротой, показался Палмер ностальгически знакомым. Однако решив, что это лишь дежавю, она откинула эту мысль.
Анна чуть наклонилась к нему:
– Простите, – она тоже улыбнулась, слегка виновато. – Засмотрелась на Ваше вязание.
– Понимаю, – старик закивал, глядя на изделие в своих руках и не прекращая вязать. – Люди часто удивляются.
– А что Вы вяжите, если не секрет?
Старик мгновение помолчал, будто взвешивая ответ:
– Платок, наверное. Не решил еще, что получится. Люблю вязать, а потом смотреть, что выходит. Прямо ли, криво – главное, чтобы не слишком коротко. Коротко – всегда обидно.
Анне показалось, что в его словах была какая-то двусмысленность, но поезд начал тормозить и она, кивнув старику на прощание, пошла в сторону дверей вагона.
Когда она оказалась на платформе и зашагала в сторону эскалатора, доктор почувствовала, что кто-то будто буравит ее спину взглядом. Она обернулась – старик теперь шел за ней.
– Какое совпадение, – сказал он, поравнявшись с ней. – Мне тоже на Китай-город.
– Правда удивительно, – скорее ради приличия согласилась Анна.
– Вы тут живете? – спросил старик.
– Да, – откликнулась женщина. – Пока живу. В отеле – ищу квартиру сейчас.
Даже ей самой показалось странным, что она отвечает на вопросы старика. Диалог, конечно, был светским, но ее не покидало ощущение, что незнакомец как-то особенно заинтересовался в ней. Не в плохом, разумеется, смысле – но от того это было не менее причудливо.
Не менее удивительным был еще один момент – Анна заметила, что у старика в руках больше не было вязания. Сумки при нем не наблюдалось, а ей думалось, что в карманы его пальто изделие бы не влезло.
– Так я тут недалеко квартиру сдаю, – вырвал Палмер из ее мыслей старик. – Хотите, приходите, посмотрите.
Они подошли почти вплотную к эскалатору. Анна отошла чуть в сторону и остановилась, развернувшись лицом к собеседнику.
Анна читала и слышала немало жутких историй, да и с детства помнила – незнакомцам доверять нельзя. Но старик напротив казался безобидным – что, впрочем, часто отличало маньяков. Незнакомец в это время выудил из нагрудного кармана небольшой блокнот и что-то черкал в нем химическим карандашом.
– Вот адрес, приходите, если хотите. У меня есть квартирант, но он не против соседа, да и я второго жильца ищу.
Он протянул ей бумажку с адресом, стоимостью аренды, номером телефона и именем владельца.
– Это комната? – спросила Палмер, глядя на удивительную низкую цену для этого района.
– Отдельная комната, а кухня, ванная и гостиная общие, – ответил старик.
Она вновь посмотрела на него: все становилось страннее и страннее с каждой новой секундой. Однако Анна поймала себя на мысли, что, вероятно, ничего не теряет – если она на месте почувствует, что что-то не так, она всегда сможет уйти.
– Хорошо, спасибо, – сказала она вслух, убирая бумажку в сумку. – Я разберусь с некоторыми делами и позвоню Вам. А Вы?..
Она снова посмотрела на собеседника но, к своему удивлению, не обнаружила рядом никого. Доктор оглянулась в сторону эскалатора – там старика тоже не было.
Если бы не записка, только что убранная ею в сумку, ей бы казалось, что человек, представившийся на бумаге, как Михаил Захарович, ей и вовсе привидился.
– Я тоже случайно с ним встретился, – задумчиво произнес Такер, вернув Палмер из воспоминаний. – Если так можно сказать.
– Так что с этим твоим Математик? – Анна решила вернуть разговор в старое русло. – Он убирает своих приспешников?
– Думаю, да, – Такер тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. – Он решил перебраться сюда. Розенштейн думает, что некоторые случаи, с которыми обращаются в местную милицию, ведут к Математику. Убийства – доказательство правильности его теории.
– Мне казалось, что в милиции работают некомпетентные болваны, – с ухмылкой заметила Палмер. – Согласно твоим же словам.
– Розенштейн – редчайшее исключение.
На лестнице послышались тихие и осторожные шаги. Через полминуты в комнате появился Захарыч.
– Здравствуйте, ребята, – сказал он, нарочито постучав о дверной косяк прежде, чем войти. – Приятного аппетита!
– Спасибо, – ответила Палмер, поднимаясь с места и забирая опустевшую тарелку. – Хотите к нам присоединиться?
– Нет-нет, – старик посмотрел на Такера. – Уильям, ты просил позвонить в такси. Машина подъехала.
– Отлично, – детектив оживился и, закрыв ноутбук, двинулся к выходу. – Благодарю, Захарыч. Анна, будь, как дома. И не вздумай вмешиваться! – последнюю реплику он крикнул уже внизу лестницы.
Палмер, прищурившись, с подозрением посмотрела в пустой дверной проем:
– О чем это он? – спросила она у Захарыча.
– А шут его знает, – пожал плечами тот, разворачиваясь к выходу. – Всегда улетает куда-то без объяснений, – кажется, домовладелец что-то еще говорил, но он уже вышел из комнаты, и Анна его не слышала.
– Что он делает? – спросила Палмер, проходя к окну и глядя на улицу.
Внизу хлопнула дверь, и Такер вышел на улицу. Он твердым шагом приблизился к такси, сел в него, и машина тут же рванула с места.
Анна устало вздохнула:
– Коньяку бы, – немного мечтательно шепнула она себе под нос.
Верно рассудив, что пьянство ни к чему хорошему не приведет, она принесла с кухни заварник и чашку, но выпить чаю ей в тот момент так и не было суждено. У Анны зазвонил телефон, и на экране отобразился неизвестный номер.
– Алло, – сказала она, когда сняла трубку, все еще держа в другой руке бутылку и рюмку. – Кто говорит?
– Анна, здравствуйте, – ответил ей мужской голос на другом конце провода. – Это Георгий Розенштейн. Уильям прислал мне странное сообщение, в нем же был Ваш номер. Он рядом?
– Нет, только что уехал, – ответила Палмер, ставя свою ношу на столик у кресла. Получилось не очень – чашка упала на пол. Анна сдержала недовольный выдох и продолжила. – А что за сообщение?
– Он написал его несколько часов назад. Указал адрес, где может быть четвертое убийство – мы тут недалеко от Тихой Плющихи.
– Это Хамовники? – спросила Анна.
– Да, – просто ответил Розенштейн. – Мы проверили – там действительно совершалось преступление. Потерпевший жив. Но исполнитель ушёл.
Анна почувствовала, как кровь отливает от лица:
– Почему Вы мне это рассказываете? Вы же не можете…
– Не могу рассказывать детали расследования гражданскому лицу? – прервал ее Розенштейн. Знаю, Анна, знаю. Но Уильям написал позвонить Вам в семь вечера, если что-то пойдет не так, а он до этого времени не ответит. Какой бы он ни был… – Анна услышала тяжелый вздох на том конце провода. – Вы знаете, где он может быть?
– Нет, – честно ответила Палмер. А потом приложила свободную ладонь ко лбу. – Почему он так сделал? Зачем ему понадобилось уехать? – вопрос был скорее риторический. – Вы его лучше знаете, капитан.
– Георгий, если Вам угодно, – ответил тот, и доктор кивнула, будто бы собеседник мог ее видеть. – Мы знакомы много лет, но я так его и не понял. Одно я знаю – если он кому-то доверяет, то и я доверяю.
– Но зачем Вы терпите такие игры?
– Потому что я в смятении, Анна, – он помолчал. – Если узнаете что-то, позвоните мне.
Анна положила трубку. Она бездумно обернулась вокруг себя, а потом уцепилась взглядом за чашку, упавшую на пол, наклонилась, подняла ее и протянула руку, чтобы расположить ее рядом на столик рядом с заварником. Однако так и не поставила – под чайником оказался лист с текстом, который доктор сегодня уже слышала.
Eight times you saved my life, nine times you entered my house. You served me for seven years only to make a mistake on the eighth. For eight days I will mourn for you, but already on the sixth day I will find a replacement for you. Nine of our people will shoot into the air seven times. Seven days will pass, and seven dawns will make us forget about you. Everything will end at this moment.
Записка была воспроизведена от руки, а под всем текстом значилась другая пометка:
M -77
Анна, наконец отставив чашку, схватила карандаш, оказавшийся там же, на столике, и бумагу, и быстро написала цифры из текста на том же листе – разбивая их так, как они были разделены по предложениям.
89.78.86.97.77.
– Что же ты имел в виду? – Анна села в кресло, держа в руках бумагу и буравя взглядом последнюю пометку Такера на листе. – Минус или тире?
– Его все характеризовали по-разному, но все сходились в одном – он имел отношение к цифрам, к математике.
– Минус! Определенно минус, – она быстро написала на бумаге то, что получалось, если ее догадка была верной:
12.1.9.20.00
– И? Что ты из этого понял? – Анна вскочила на ноги. – Вот черт!
– Какой сегодня день? – откликнулся Уильям, не поворачивая головы.
Палмер нахмурилась:
– Понедельник, двенадцатое января.
– 12.1.9 – это двенадцатое января две тысячи девятого года. Сегодня!
Она повернулась и в два шага приблизилась к столу, доставая из-под ноутбука Уильяма карту:
– Идиот! – воскликнула она.
Запомнив последний отмеченный на карте адрес, она почти бегом покинула комнату и быстрее, чем успела понять, оказалась в прихожей внизу.
Сердце колотилось: в этой цепочке событий она могла понять всё, кроме того, что Уильям, как полный придурок, сел в машину и уехал к убийце. Она хотела было набрать Розенштейна, но остановилась, держа в руках собственное пальто.