София Фиялова
Вернувшаяся
Глава 2. Ключи.
Все мирское – тяжкие оковы –
Это тишь, стагнация и гладь.
Остается только в этих лицах новых
Снова искру вечности искать.
Работа судебно-медицинского эксперта для большинства – не самое приятное занятие на свете. Однако когда ты много лет подряд ежедневно видишь трупы, то избавляешься от сотен человеческих страхов и предрассудков. Милена Вишневская знала об этом не понаслышке. Она любила свою работу ровно настолько, насколько это возможно при столь специфическом занятии.
Милену Вишневская называли серой мышью еще со времен школы, и она, слишком рано поняв, что красотой и харизмой ей этот мир не покорить, решила брать умом.
Это у нее получалось блестяще. Превосходный школьный аттестат, элитная стипендия в лучшем вузе страны, выступления на национальных и международных конференциях – все это было про Милену, которую, несмотря на это все, в начале карьеры вовсе не замечали. Правда, всем ее недоброжелателям, глядящим на нее с высоты своих светлых кабинетов и более значимых, как они считали, должностей, приходилось мириться с гордостью и идти к доктору Вишневской, а не к «серой мыши из морга», когда другие раз за разом заходили в тупик.
Несмотря на несомненный талант и мечты о должности хирурга, Милена любила уединение, покой и «мозговые штурмы», что делало для нее профессию идеальной. С годами амбиции притупились, но факт оставался фактом – специалиста, равного ей, в Москве найти было крайне сложно.
Вечный круговорот «дом-работа-дом-прогулка с друзьями-дом-работа-дом», правда, порой надоедал. Кроме того, Милене теперь шел тридцать второй год. Она всегда старалась не думать о возрасте, билась над карьерой, приходила домой к красавцу-коту, выбирались на редкие вылазки с приятелями, влюблялась, расставалась и просто – жила. Несмотря на, казалось бы, типичную жизнь типичной одинокой женщины, на работе о ней слагались легенды не только как о блестящем специалисте. Ведь из всего госпиталя только она работала и общалась со знаменитым Уильямом Такером.
К нему все относились по-разному: кто-то уважал, как великого детектива; кто-то отдавал должное его уму; кто-то смотрел на него, как на ходячую легенду; а кто-то (и это было вполне объяснимо) терпеть не мог.
Не трудно представить, какие слухи ходили среди коллег, если учесть, что Такер в свои визиты в Россию приходил в морг только в дежурства Милены, а на выездах появлялся только там, где экспертом была назначена она. Но, к ее огромному сожалению, слухи всегда оставались просто слухами.
Вишневская привыкла к такому положению дел и ритму жизни, но без ставшего визитной карточкой Такера пальто на крючке при входе в лабораторию на душе становилось как-то особенно тоскливо…
Милена повернулась на другой бок. Ей не спалось. Скоро должно было начать светать, и она уже почти смирилась, что этой ночью она так и не сомкнет глаз. Так и случилось.
Зазвонил телефон. Милена прекрасно знала, что в такое время с ней могут пытаться связаться только по одному поводу.
– Вишневская, – сказала она в трубку.
– Привет. Еще один.
– Где?
– Мытищи, адрес сброшу.
Милена посмотрела на часы на прикроватном столике:
– Буду через 40 минут. До встречи.
Через два часа после этого момента Анна Палмер остановилась рядом с тем же домом, у которого вчера днём познакомилась со своим потенциальным соседом по квартире. Она пришла чуть раньше, повинуясь давней привычке всегда и везде быть само́й пунктуальностью.
Это был район старой Хитровки – именно там, в небольшом парке перед школой, вчерашним днём доктор Палмер повстречалась с Уильямом Такером. Адрес, к которому она пришла, был не то чтобы звучным – Хитровский переулок, дом 3/1, строение 6. Однако сам дом был более чем примечателен.
Это было невысокое трехэтажное здание, облупившиеся от времени и погодных дрязг. Дом стоял вплотную к соседнему, будто прижимаясь, чтобы не мешать переулку, который огибал его, уходя дальше, к Малому Трехсвятскому. Первый этаж был утоплен в землю и для того, чтобы попасть в подъезд, нужно было пройти вниз по трем каменным ступеням – а потом ударить по двери тяжелым медным молотком.
Анна постучала, через минуту дверь открылась, и на пороге появилась самый приятный и располагающий к себе пожилой мужчина, которого Анна только видела в жизни. Такое впечатление, правда, длилось ровно мгновение, а окинув его взглядом с ног до головы, Палмер поняла, что домовладелец не так прост, как кажется.
– Добрый день, Михаил Захарович, меня зовут доктор Анна Палмер, – улыбнулась женщина. – У нас с Вами назначена встреча.
– Здравствуйте, здравствуйте! – воскликнул старик, жестом приглашая ее внутрь. – Уильям говорил, что Вы придете, я ждал Вас.
Дверь за ними захлопнулась, и они оказались в тёмной прихожей, в конце которой виднелась лестница и вход в соседнюю комнату:
– Квартира на втором этаже, доктор, пройдемте, – проговорил хозяин.
Помещение, в которое они поднялись, было довольно приятным, хотя и заполненным десятками коробок, сумок и предметов, которые занимали все горизонтальные поверхности комнаты. Это была средних размеров гостиная с тремя небольшими окнами напротив входа и старым, давно нетопленном камином по левой стене. Всё здесь дышало духом давно ушедших времен: кресла, стоящие у очага, красные тяжелые ковры. У центрального окна стоял крупный, вероятно, обеденный стол со стульями, а по всем стенам были расставлены шкафы и стеллажи всех размеров и форм. Гостиная была связана аркой с довольно большой кухней, однако туда Анна пока не проходила.
– Что Вы думаете, доктор Палмер? – спросил Михаил Захарович. – В конце коридора ванная и две спальни.
– Превосходно, – Анна еще раз окинула комнату взглядом. – Удивительно, как Вам удалось сохранить в собственности дом в таком месте, Михаил Захарович.
– Просто “Захарыч”, доктор Палмер, мне так привычнее, – старик улыбнулся, и Анна ответила ему тем же.
– Просто “Анна” в таком случае.
Она прошла по коридору, заглянула в спальни и ванную – да, дом был старым, но по заверению Захарыча коммуникации меняли не так давно. Жить было можно, особенно за ту смехотворную цену, что владелец просил за аренду.
Захарыч кивнул и указал женщине на одно из кресел, стоявших у камина. Когда она села, он со вздохом опустился на место напротив нее.
– До революции это место принадлежало моей семье. Тут была ночлежка, как и во многих домах в этом районе, – сказал домовладелец. – Потом, разумеется, дом национализировали. В советским времена тут было жилищное товарищество… – он вздохнул. – А в девяностые жильцы покинули этот дом. Много лет здесь не было ни людей, ни ремонта.
Палмер слушала его, кивая:
– Но как Вы его всё же вернули? – удивилась она. – Национализированное имущество, насколько мне известно, не возвращают до сих пор.
Лицо старика вдруг тронула какая-то тень, уголок его губ под густыми усами дернулся, но он всё же ответил:
– Имущество действительно не возвращают – это правда. Но мне удалось добиться компенсации, а она и сорок с лишним лет работы позволили мне выкупить его назад. Сам я живу в квартире на первом этаже… Вот уже десять лет.
Теперь Анна поняла, что бросилось ей в глаза, когда она увидела Захарыча внизу. Это был действительно пожилой человек, у которого еще проглядывалась офицерская выправка. Вероятно, он был не так стар, каким мог показаться – тонкую сетку морщин, седые пряди волос и бороды и огрубевшие руки ему придал не возраст. Таким ее собеседника, сидящего напротив доктора в шерстяных штанах, валенках, жилете с глубокими карманами и старой, давно застиранной рубашке, сделала жизнь, положенная на то, чтобы победить несправедливость, постигшую его семью задолго до его рождения.
Анна смотрела на него и понимала, что Захарыч никогда не был женат, у него не было детей и внуков. Это был человек, который настолько любил свои корни, что не построил собственной семьи лишь для того, чтобы сохранить гаснущий огонек того, что заработали его предки.
Поэтому старик и сдавал теперь эту квартиру за бесценок – желая при этом, чтобы жильцов было как минимум двое. Это была попытка наверстать то, от чего он отказался в погоне за этим самым местом – владелец дома пытался создать иллюзию семьи.
– Мне всё нравится, – сказала Палмер. – Если я Вас устраиваю, я готова подписать договор.
– Вот и славно, – Захарыч снова просиял, и вопрос, заданный ей пару минут назад, растаял в воздухе, будто его и не было. Старик потянулся к столику, стоявшему у его кресла и, взяв с него стопку бумаг, протянул гостье. – Здесь договор, моя подпись и подпись Уильяма уже стоит. Осталась только Ваша.
Когда бумаги было подписаны, доктор убрала свою копию в сумку, а потом откинулась на спинку кресла:
– А что с камином, Захарыч? – спросила она, указывая на очаг.
– И Уильям задал этот вопрос, – глухо посмеялся хозяин дома. – По его просьбе я вызвал ребят, которые почистили трубу. Давно не топили – но думаю, что всё будет впорядке, – вдруг он засуетился и удивительно резво для своих лет вскочил с места. – Ох, что это я, Вы же, наверное, голодны.
– Вовсе нет.
– Ну как же, что же я за хозяин! Ладно Уильям не ест, но Вы-то молодая женщина, Вам бы сил, да побольше – еще вещи перевозить.
– Захарыч, прошу Вас, сядьте, – сама Анна поднялась с места и тронула старика за локоть. – У меня всего два чемодана, я привезу их вечером. Всё в порядке, ничего не нужно.
Захарыч остановился и кивнул, немного вздохнув:
– Конечно, конечно, – он опустил глаза и повернулся к ней боком, собираясь уйти. – Вы тут осваивайтесь. Уильям занял дальнюю спальню – просил передать. Вторая – Ваша.
Анну тронул его поникший вид, и она готова была уже сказать, что с удовольствием выпьет с ним чаю, но вдруг внизу хлопнула дверь, и в коридоре послышались два мужских голоса.
– Я говорю тебе, нашли сегодня, три часа назад. Там уже работает специалист.
– Кто?
– Вишневская.
– Ну хоть так. Три часа, Розенштейн, в нашем случае – пропасть времени, как ты не понимаешь!
Шаги раздались уже на лестнице, и через полминуты в комнату вошёл Такер в сопровождении другого мужчины.
Последнему было около сорока лет – это был довольно высокий, но плотный мужчина с седеющей бородой и отчего-то грустными глазами. Он был одет в серую куртку, клетчатую кепку с опущенными ушами и неприметные, как и всё на нем, штаны. Он остановился в дверях, уставившись на Анну, а Такер, не оглядываясь, прошёл вперёд, вглубь комнаты.
Незнакомец отмер спустя пару мгновений:
– Ты не говорил, что у тебя клиент.
– Это не клиент, – со вздохом откликнулся Такер, а потом жестом указал на женщину. – Доктор Анна Палмер, уже моя, как я полагаю, соседка по квартире, – Уильям наклонился к обеденному столу и открыл лежащий на том ноутбук.
– Всё так, – Анна шагнула вперёд, протягивая руку гостю. – Но просто “Анна”.
Тот удивленно моргнул и, сняв кепку и прижав ее к груди одной рукой, протянул Анне вторую:
– Георгий Розенштейн, – кивнул он женщине, пожимая ее ладонь.
– Приятно познакомиться, товарищ капитан.
Розенштейн было открыл рот, чтобы ответить что-то, но Уильям его прервал:
– И Михаил Захарович – домовладелец, – он кивнул в сторону старика, не отрываясь при этом от экрана. – И раз с приветствиями покончено, Розенштейн, называй уже место, бога ради.
– Мытищи, гаражный кооператив, – откликнулся тот. – И, Такер, есть процедура, эксперты закончили, теперь туда и тебе можно. А до этого момента – ты же сам знаешь!
– Я знаю, что милиция не так часто привлекает консультантов, так что наступила пора исключений, тебе не кажется?
Розенштейн тихо чертыхнулся и махнул рукой, направляясь к выходу:
– Внизу ждет машина – приезжай, как сможешь.
Анна и Захарыч на протяжении всей этой перепалки смирно стояли у кресел, наблюдая за собеседниками. Когда Розенштейн покинул комнату, они будто оттаяли, и Захарыч, что-то бурча себе под нос, тоже ушёл вниз. Палмер отвернулась и потянулась к оставленной в кресле сумке, собираясь отправиться за вещами в отель. За ее спиной послышались шаги – Такер тоже ушёл из комнаты.
Палмер понимала, как примерно устроена жизнь и частных детективов, и полицейских консультантов. Ее удивило лишь то, что за десять лет ее отсутствия методы работы в кругах правоохранительных органов так продвинулись, что консультантом могли пригласить даже иностранца. Хотя она и была уверена, что в этой истории всё не так просто.
Она забрала со столика отданный Захарычем ключ, закрыла дверь в квартиру и спустилась вниз. Анна остановилась в прихожей, думая о том, стоит ли делать то, что пришло ей в голову, а потом качнула головой, решившись, дошла до угла коридора и постучала в дверь Захарыча. Тот открыл меньше, чем через минуту:
– Что Вы хотели, Анна?
– Один вопрос, – она повела плечами. – Откуда Вы знаете Уильяма?
Старик ухмыльнулся – чему-то только ему известному:
– Я знал его отца – давным давно. Был вхож в семью, если так можно сказать.
Анна кивнула:
– Я поняла. Спасибо.
Попрощавшись с домовладельцем, она вышла из дома.
До отеля можно было дойти пешком – но бронь была аж до завтрашнего дня, и она не торопилась. Доктор, погруженная в мысли о том, что нужно сегодня сделать, двинулась в сторону метро, когда за ее спиной раздался голос:
– Как Вы поняли, что Розенштейн из полиции?
Анна обернулась – Уильям стоял у крыльца с незажженной сигаретой в руках, крутя ее в пальцах
– Это просто, – ответила она. – На поясе кобура, говорит о том, что что-то “нашли”, а “на месте работает специалист”. С консультантом вряд ли отправили бы говорить кого-то пониже капитана, а с кем-то повыше Вы бы говорили не на бегу. Так что, мистер Такер…
– “Уильям”, – поправил ее британец. – Ты, полагаю, знакома с методами расследований?
– Да. Бывало, что читала о подобном.
– Только читала?
Анна стиснула зубы, но через мгновение пожала плечами и кивнула:
– И не только. Хватило с лихвой.
– С лихвой? – Такер повторил это слово – и в нетипичном фразеологизме вдруг не мгновение скользнул его довольный сильный акцент. Мужчина посмеялся, убрав так и не закуренную сигарету в нагрудный карман пальто. – А если я предложу сейчас поехать на место преступления, что ты скажешь?
Он кивнул на милицейскую машину, стоящую с заведенным мотором у тротуара.
– Скажу, что ты много на себя берешь, – ответила Анна, когда он подошел к ней вплотную. – Кто пустит туда гражданскую?
– Тот, кто пустил туда британца.
Палмер задумалась. Она искала тихую квартиру за умеренную плату, на небольшой удаленности от будущей работы. Однако события, которые один за другим происходили сегодня днём, доказывали, что поиски завели ее совершенно не туда.
Но почему-то в этот момент, глядя в глаза мужчины напротив, она подумала, что все случайное – не случайно. Бог весть, что ждало ее по приезде на это место преступления, но отчего не попробовать? Тем более, что более интригующих дел на сегодня определенно не намечалось.
– Ты консультируешь российскую милицию. Почему?
Такер нахмурился:
– А это важно?
– Определенно. Мы встретились вчера, с сегодняшнего дня мы живем вместе, и сегодня же ты зовешь меня… На место преступления?
– Отличный анализ, – самодовольно хмыкнул Уильям.
Анна едва сдержалась, чтобы не закатить глаза:
– Ты британец, который отлично говорит по-русски. Осмелюсь предположить, что ты провел в России немало лет или как минимум посвятил много времени изучения языка. Какой вариант правильный?
– Оба, – уклончиво откликнулся Такер. – Часть моего детства и юности прошли здесь. Если я правильно понимаю – тебя интересует, есть ли у меня гражданство этой страны? Есть.
– Но судя по тому, что я о тебе знаю, в России ты как минимум живешь непостоянно.
– Совершенно верно. Приезжаю, когда нужно.
– И что тебе нужно в этот раз?
– Не “что”, а “кто”, – Уильям ухмыльнулся. – Я могу спросить у тебя то же самое.
– Если я правильно понимаю, кто ты такой – ты сам знаешь.
Глаза Анны блеснули тем же вызовом, что и вчера. И вдруг – хотя этот диалог до этого момента казался больше издевкой – Такер заговорил быстрее, чем успел подумать.
– Вчера ты говорила по телефону и упомянула, что ищешь квартиру и недавно получила тут работу, а также, что “ничего здесь не поменялось” – ты уже жила в этом городе, но тебя долго тут не было, ты вернулась и начинаешь все заново. Когда мы заговорили по-английски, я заметил, что ты произносишь слова на американский манер, так что, вероятно, работала именно в Америке. Но по какому направлению? И снова подсказка в твоем же телефонном разговоре: Грибоедова – хоть цитата и популярная, обыватели упоминают нечасто, следовательно, ты филолог или специалист смежной области. Самый популярный университет в Америке, где есть эта специальность – Колумбийский университет в Нью-Йорке. А Нью-Йорк – в свою очередь, самый популярный город для российской эмиграции.
Взгляд Анны не изменился, но она подняла бровь:
– Ты говорил про подругу, с которой у меня натянутые отношения.
– Женщина, с которым ты говорила по телефону, тоже жила в России, судя по вашему диалогу, – но вероятно тоже уехала, раз ты обращаешься к ней “Кейт”, хотя вы говорили на русском. Я думаю, что ты училась в Америке, а не в России, в противном случае к твоему возрасту ты банально не успела бы отучиться здесь, получить докторскую, поехать туда, подтвердить там квалификацию и начать там работать. А эта женщина, кажется, знает тебя хорошо, а ты, хоть и не хочешь признавать, что прислушиваешься к ее советам, все же делаешь это – значит, она имеет на тебя влияние. Это долгая связь, я предположил, что она длится со школы, – он перевел дыхание.
Палмер холодно улыбнулась:
– Удивительно – насколько очевидна твоя зависимость.
– В самом деле?
– Да, в противном случае ты заметил бы свою ошибку.
– Я в чём-то ошибся? – хмыкнул Такер.
– Мне тяжело смириться с советами Кейт. Особенно когда они верные.
– Прекрасно, – заключил Такер. – Рад, что не ошибся ни в чем.
– Кейт – моя сестра, – прервала его Анна.
– Сестра? – он нахмурился и отвернулся. – Чёрт!
– Мне это знакомо, – продолжала Палмер, не обращая внимания на его недовольство. – Когда ты половину юности тратишь на то, чтобы доказать старшему брату или сестре, что ты умнее – это оставляет след, – Уильям повернулся к ней, а она окинула его взглядом с головы до ног.
Такер, даже к своему удивлению, не попытался одернуть ее: ему было знакомо это движение глаз. За одним исключением – обычно он сам так смотрел на людей.
У того, что он звал ее с собой на место преступления, была лишь одна причина – вчера она попыталась проанализировать его и, между прочим, весьма успешно, как бы он ни хотел этого признавать. А так как признавать это он все же не собирался, было очевидно – Палмер подослали.
Он хотел привезти ее на место преступления, посмотреть на то, как безуспешно она попытается проанализировать все вокруг, а когда у нее этого не выйдет – сдать ее Розенштейну, обвинив в преследовании, а потом через расследование и суд узнать, зачем ему прислали объявление очередной войны в лице русской преподавательницы.
Перед ним раскладывалась интересная партия – доктор русской филологии вернулась в Москву из Нью-Йорка, и из тысяч квартир в столице выбрала для съема именно ту, в которую он уже въехал.
И вдруг незнакомка применяет такой точный анализ? Вот уж вряд ли – перед ним был человек, который заранее выучил про него известные общественности факты. По крайней мере, детектив был твердо в этом уверен до того момента, как они сейчас заговорили.
– Следы?
– Да, – Палмер пожала плечами. – В противном случае ты бы вчера не закидывал фактами своих наблюдений женщину, которую знаешь пять минут. Почему старшему брату? Потому что младшим ничего доказывать не надо, пока вы молоды, сам факт того, что ты появился на свет раньше, делает тебя круче в твоем детском мировоззрении. А почему брату? Потому что человек к… – она врищурилась, – примерно тридцати годам при наличии сестры в детстве не применял бы в общении с женщиной откровенное хамство, которое ты стараешься сгладить, прикрываясь именованием самого себя синглтоном.
Такер чувствовал, что внутри него начинает подниматься волна гнева. Палмер говорила четко, ясно и совершенно точно была уверена в каждом своем слове.
– Придуманной? – процедил он.
– У тебя есть очаровательная привычка повторять последние слова собеседника, – заметила Анна, и он сглотнул. – Отсутствие манер можно было списать на отсутствие воспитания, однако твоя выправка студента пансионатов для детей, родившихся с золотой ложкой во рту, и пальто от кутюр, отметают этот вариант, зато показывают, что тебе не нужно было выживать, а потому было предостаточно времени, чтобы наречь себя синглтоном для оправдания своего хамского поведения, которое по твоей задумке должно было отпугивать людей, давая тебе возможность спокойно размышлять, – она хмыкнула. – Однако в освободившемся времени было скучно, а потому ты приобрел несколько незаурядных привычек, на наличие которых указывает как минимум никотиновый пластырь на твоей руке, – она повернулась и пояснила. – Я видела упаковку на столе на в квартире, и предполагаю, что ее там не Захарыч оставил, – она развела руками. – Но все это меркнет перед твоей главной зависимостью.
– Главн… – Такер едва сдержался, чтобы не чертыхнуться. – Что ты имеешь в виду?
– Зависимость умничать, – заключила Анна. Уильям свёл брови. – Именно поэтому ты сотрудничаешь с полицией.
– Как это связано?
– Я предположила, – вернула ему его же замечание Палмер. – Рада, что угадала. А брат наверняка за тобой приглядывает.
– Почему ты так думаешь? – уже ради «приличия» спросил сыщик.
– В противном случае тебя кто-нибудь уже придушил, – пожала плечами Анна. – Ну, а если учитывать всё, что я сказала до этого, тебе это, разумеется, докучает. Поэтому, беря во внимание мой последний монолог – удивительно, – она кивнула, и ее тон изменился: с холодного на вполне дружелюбный. – Твой анализ блестящий, правда. Я встречалась с подобным, но никогда не слышала столь уверенной аргументации. Потрясающе.
– Ты только что, кажется, пыталась продемонстрировать мне то же самое, – заметил сыщик, пытаясь понять столь резкую перемену поведения Палмер.
– Да, – согласилась Анна и перевела взгляд на деревья. – Что было бы куда ценнее, если бы я не нашла вчера всю эту информацию в интернете и не подкрепила ее всякой водой и пространными размышлениями – спасибо филфаку, – она снова посмотрела на собеседника.
Уильям пару раз моргнул, молча глядя на неё. Все то, что она сказала, действительно можно было найти в интернете, но была несостыковка – всю эту информацию она прочитала после их встречи.
– Шутишь?
– В том, что твой анализ хорош – определенно нет.
Такер понял, что ошибся, но… Черт ее подери, она все же была хороша. Может, он вновь не видел очевидного, но это тоже стоило проверить.
– Я много лет работал над одним делом в Америке и Англии. Искал одного человека. Розенштейн предположил, что след на этот раз ведет в Россию.
– А Розенштейн?..
– Учился с моим братом, поэтому мы давно знакомы. Одно твое замечание совершенно верно – консультанты у милиции бывают редко, – он расправил плечи. – Мы едем на место обнаружения тела – третьего тела в серии, которую милиция пока не объединяет. Судя по тому, что я знаю, след действительно верный, и это действительно серия. Это всё, что я могу пока рассказать. Если нет возражений – поехали, – он шагнул к милицейской машине и открыл заднюю дверь.
– А для чего именно я там нужна? – спросила Палмер.
– Шутить, – ответил детектив, посмотрев на неё.
И Анна, оглядевшись и взвесив всё в последний раз, наконец кивнула. Когда она прошла мимо него и села в машину, Такер закрыл дверь и, когда она уже не могла этого видеть, тяжело выдохнул.
На мгновение ему показалось, что он еще пожалеет об этом решении.