Смеклоф
Паразит
Снова доносится истеричный плач новенького, и я успокаиваюсь. On ne change pas une équipe qui gagne! Реципиент прислушивается, но больше ему меня не подловить, поэтому он не отвлекается и поднос помаленьку пустеет. Чтобы не смотреть, пытаюсь повторять старые заголовки газет с моим именем, но его движения постоянно сбивают. Сыр, колбаса. Колбаса, сыр. Самая маленькая виноградина. А потом всё заново, только без виноградины. И снова сначала.
Когда на подносе остаётся только несколько виноградных веток, я обещаю себе больше никогда не играть в эту проклятую игру.
– В следующий раз, за твои золотые руки заплачу в три раза больше, – усмехается реципиент, но ответа так и не дожидается.
Хотя мы оба прекрасно знаем, что я не откажусь. Слишком глубоко увяз в этом безумии, не меньше чем он.
Поднос убирают, и на стол опускается огромная сковорода. Жар распространяется вокруг, но не греет, а испепеляет остатки самообладания. Всё как на звёздной комиссии во Франции, Японии или Арабских Эмиратах. Кровь приливает к голове, дышать нечем, но ошибиться, значит признать свою некомпетентность. Крышка медленно, медленно, очень медленно поднимается. К потолку взметается облако густого пара, распространяя аромат лаврового листа, можжевельника и чеснока. Следом доносится перечное послевкусие и оттенки кориандра. Мне даже кажется, что теперь глазами управляю я, потому, что смотрю и смотрю на подобие рульки, обмазанное горчицей и запечённое до хрустящей корочки. Но это не так!
– Какую часть предпочитаешь? – как всегда спрашивает реципиент, но как всегда не слушает и выбирает край, обильно сдобренный специями.
Отрезает кусок ножом, подцепляет вилкой, забрасывает в наш рот и жуёт.
Я пытаюсь уловить что-то знакомое. Должен же я что-то почувствовать? Ведь различаю же тончайшую грань между парным и полежавшим мясом. И мне, как всегда, кажется, что понимаю. Уверенность накатывает волнами. Всё моё естество отправляет сигнал: «Не моё!».
– Думал снова нагреешь руки? – спрашивает реципиент, дожёвывая мясо.
Медленно поднимается и толкает ширму опухшими пальцами. Смотрит на моё неподвижное тело, прикованное к столу, и ухмыляется. Обрубленная по локоть правая рука, чуть подрагивает, перетянутая жгутом. Лужа крови, разлившаяся по скатерти, уже свернулась и загустела.
Я пытаюсь кричать, но из нашего рта раздаётся только смех. Его булькающий, издевательский хохот. Он трясётся. Дрожат щёки, подбородок. Подпрыгивает обтянутый рубашкой живот. Спазмы проходят по всему телу, пока не превращаются в короткий взмах руки и невнятную команду:
– Отклчай!
И тогда, я проваливаюсь в адскую бездну. Падаю через все круги ада. Мимо отчаявшихся мучеников. Сквозь их истерзанные души. Через тьму и ужас, пока не занимаю отведённое мне место.
Истерзанное тело щедро делится накопившимися судорогами. Они рвут, кромсают, душат. Подтянув культю к лицу, я смотрю на ровный срез и не могу поверить.
– Ты проиграл, – расстроенно выпятив нижнюю губу, бормочет реципиент. – Что теперь?
– Убью! Это была не она…
Я попытался вскочить, но цепь с защёлкнутым на левой руке браслетом, дёрнула обратно за стол. В его центре, всё ещё лежал кухонный нож. Я попытался схватить его. Но для этого нужны пальцы, которых у меня больше не было. Взвыл и заметался, повторяя:
– Не она. Не она. Не онаааааааа…
– Уверен? – задумчиво уточнил реципиент. – Если хочешь поспорить, держи себя в руках и готовь вторую.
Меня затрясло. Резкие спазмы катились от локтя к плечу и ноющей болью отдавались в сердце. Губы напряглись и поползли вверх, оголив оскал.
– Это была не она!
От моего крика затряслась хрустальная люстра под потолком, но мой мучитель даже не дёрнулся. Только заулыбался ещё шире.
– Ладно, ладно, – его обрюзгшее лицо совсем обвисло, будто тесто вылезшее из кастрюли. – Ты выиграл. Это была не она. Принесите!
Пришёл давешний однорукий официант с подносом. На льду лежала моя правая рука с татуировкой пяти звёзд на запястье. Совсем синяя и холодная, даже на вид.
– Решил, что есть твою руку – будет противно. Костик отправит тебя в клинику. Её пришьют. Не благодари, – реципиент повернулся и медленно потащился через зал.
Раскачивающаяся люстра разбрасывала мертвенные тени, и в их безумной круговерти он выглядел, как старая жаба, выбравшаяся на кочку в ясный летний день. Ядовитая жаба, уже заразившая своим ядом всех, до кого смогла дотянуться. Её надо было раздавить, уничтожить, чтобы больше никто не сидел на цепи с отрубленной рукой. Не отдавал свои оголённые чувства на потеху больным извращенцам. Не…
Мучитель поманил пальцем, и к нему тут же бросился метрдотель.
– Что изволите? – спросил он.
– Проследи, чтобы руку ему пришили большим пальцем вниз.
Хохот ещё рассыпался по залу, когда меня дёрнули за натянутую цепь. Невредимую руку освободили, и я вскочил, зыркая безумными глазами. Сегодня всё складывалось как нельзя лучше, даже лучше, чем можно было рассчитывать. Настоящего освобождения не будет! Он продолжит резать меня на части, пока не превратит в бесчувственный кусок мяса. Слышал, что я у него девятый…
– Если вкуса нет у тебя, не будет и у остальных? Это твоя миссия на земле, подчистить… добить акцепторов?
Реципиент остановился у выхода из зала. Тяжело опёрся на створку дубовой двери и повернулся.
