Следы на Снегу
К истокам
– С чего ты взял? Ты рос у меня на глазах, и я видел, как отец к тебе относится, – возмутился Кирилл, – Он явно тебя выделяет. Ты действительно не такой, как все мы. Он просто хотел, как лучше…
Алек горько усмехнулся:
– Ну да, благими намерениями, как известно…
– Не говори так. Может, он действительно слегка перестарался, и тебе стоит дать ему ещё один шанс, а не обрывать все связи с семьёй вот так, раз и навсегда. Поговори с ним. Я тебя прошу.
Алек покачал головой:
– Нет.
– И в то же время ты не хочешь рассказать, что между вами произошло. Почему? Что такого ужасного он мог сотворить, чтобы ты уехал из места, где мог быть собой? – Кирилл крепко держал брата за плечо, словно боясь, что тот встанет и уйдёт, как это не раз происходило раньше.
– Я же сказал, там как в тюрьме. Я не могу там жить. Не могу свободно дышать. Лучше остаться здесь, чем вернуться обратно.
– Знаешь, многие городские жители не поняли бы тебя. Для них город – это бетонная клетка, а наша деревня показалась бы им раем земным, – брат безрадостно усмехнулся, – как же, жизнь на лоне природы в соответствии с её мудрыми законами, естественная среда обитания, экологичность, свежий воздух и всё такое. Ты даже не представляешь, сколько народу мечтало бы поменяться с тобой местами.
– Ты неплохо изучил их за это время… – Алек устало потёр глаза.
– Просто я слышу похожие слова от каждого второго. Когда они узнают, где я рос, то начинают представлять всю эту ерунду. Они думают, мы до сих пор блюдём древние традиции и добываем себе пропитание в тайге. И что у нас якобы незамутнённые души в противовес им, горожанам.
– А как ты сам приспособился к городу?
– Я – другое дело. Я не такой, как ты. Мне было легко. А вот тебе здесь нельзя оставаться. Этот город тебя рано или поздно сломает. Через год я вернусь обратно, и ты останешься один. Ты это осознаёшь?
– Да. Но этот год не пройдёт впустую, – голос Алека звучал глухо, но решительно.
– Посмотрим. Я знаю, насколько ты упрям, и почти уверен, что ты действительно сможешь приспособиться, но стоит ли оно этого? Этот город… Все эти люди, которые любой ценой стараются выжить… Знаешь, я ведь немало повидал за эти годы. Здесь всё… искажено. Перевёрнуто с ног на голову. Внешне всё кажется таким строгим и упорядоченным – прямые улицы, здания, выстроившиеся по линейке, подстриженные деревья и кусты, у всего есть расписание, включая вывоз мусора, везде царит порядок. Но стоит заглянуть за этот фасад – и ты оказываешься в мире хаоса. Среди грязи, беспросветного отчаяния, злобы, боли, ненависти. Вряд ли ты поймёшь меня сейчас, но, когда обживёшься, станешь частью этого мира. И я не хочу, чтобы с тобой произошло такое. Не хочу, чтобы ты сталкивался с его изнанкой. Я понимаю, что ты достаточно взрослый, но не могу не попытаться уберечь тебя от той тьмы, которая царит за пределами ярко освещённых проспектов. Пожалуйста, Алек, прислушайся к моим словам, пока не поздно.
– Я сказал – всё будет в порядке, – Алек встал и направился в свою комнату.
– Хорошо. Закончим на этом. Но знай, будет трудно. Чертовски трудно. Тебе придётся научиться приглушать свои чувства, – крикнул ему вдогонку Кирилл.
И он научился. Не сразу, но у него получилось. Музыка помогала не фокусироваться на окружающей какофонии, тёмные очки позволяли не пугаться внезапных вспышек света. Ещё одной отдушиной стал бег. Он нашёл парк на самой окраине, который постепенно переходил в настоящий лес, тянувшийся на десятки километров. Алек приезжал туда на выходные и проводил их, изучая лесные тропки. Это помогало сбросить напряжение, накопившееся за неделю, давало возможность хотя бы на короткое время слегка ослабить контроль над Охотником, который с первой минуты пребывания в городе стремился только к одному – как можно скорее покинуть его.
До переезда их взаимоотношения были намного проще, Алеку достаточно было сдерживать агрессию, которая порой переполняла Охотника. В родной среде обитания им мало что угрожало. В столице ему пришлось прилагать в разы больше усилий, чтобы совладать с Охотником – человек никогда не знал, что именно вызовет очередной приступ ярости или ужаса. За эти годы оба более-менее привыкли к городу, но обилие людей не давало им расслабиться. Первое время Алек невольно считывал каждого встречного, тайные страхи и слабые места, оценивал их, как возможных противников, словно те только и ждали момент, чтобы наброситься. Но совсем скоро он понял, что это слишком утомительно – всё время пребывать в ожидании схватки. Охотнику с его восприимчивостью пришлось отступить в тень и оставаться там большую часть времени. Алек терпеливо дрессировал его, неделя за неделей, месяц за месяцем, а сам в это время учился контролировать хищника, выстраивая вокруг него прочную клетку. Кирилл даже не подозревал, какого труда стоило это младшему брату, но он видел, как Алек каждый день решительно выходит в город, проводит там время, а потом возвращается совершенно измождённый. Он любил брата, и всегда думал, что хорошо его знает, но он никогда не видел Охотника воочию – Алек с детства тщательно прятал от близких истинный облик того существа, которое обитало в нём. Даже будучи ребёнком, он понимал, что узрей окружающие его второе «я», он уже не сможет вернуть их доверие и расположение. Из всей семьи только отец столкнулся лицом к лицу с его тёмной стороной, и для этого были веские причины.
Не сразу, но Алек нашёл работу, которая его полностью устраивала. Был курьером – много времени проводил на ногах, потом там же понадобился охранник в ночную смену. Днём он разносил судебные повестки – работа была сопряжена с определённым риском, так как адресаты порой активно сопротивлялись вручению «писем счастья». Тут он убедился, что брат был совершенно прав – за кажущимся порядком скрывался хаос. Не раз на него нападали, пытались спустить с лестницы, угрожали ножом, однажды наставили ружьё. Но он умел справляться с такими ситуациями, чем неизменно восхищал своих коллег. Алек не только приспособился к городу, но и научился находить в нём людей, чьи имена значились на конвертах – Охотник ни разу не подвёл его. Со временем ему стали выдавать только те письма, чьи адресаты старательно скрывались. Да и сам он с каждым разом вызывался на всё более сложные задания – ему нравилось балансировать на грани между тем, кем он стал, и тем, кем он был всегда. Конечно, в городе было сложнее выслеживать добычу – он никогда не мог открыться полностью, как это делал в лесу, приходилось учитывать множество факторов, создававших помехи, и постоянно пребывать в напряжении, чтобы Охотник не вышел из-под контроля. Порой, вернувшись вечером домой, он просто падал на кровать и моментально засыпал – усталость стала его постоянной спутницей. Но редкая возможность вызволить Охотника, который томился где-то глубоко внутри, делала эту работу наиболее привлекательной. Город даже начинал ему нравиться. Алек понимал, что занимается как раз тем, чем в своё время кормились его предки, но старался гнать от себя такие мысли.
Кирилл регулярно приезжал по делам, и каждый раз останавливался у него. Он видел, что с братом происходит что-то неладное, особенно когда тот возвращался по вечерам, измотанный до предела, но, как ни странно, довольный. Не раз заводил разговор о том, что ему следует сменить работу, мол, это слишком рискованно, что однажды он не справится с ситуацией. Он-то прекрасно знал, с каким контингентом приходится иметь дело Алеку – и что эти нелюди бы предприняли, узнай они, кем или чем на самом деле является курьер, стучащийся в их двери и приносящий исключительно плохие вести.
Алек только отмахивался. Он всегда был предельно осторожен – и те его качества, которые могли помешать ему стать частью города, в этом деле оказались востребованы как нигде. Он чувствовал не только запахи, витающие в очередном убогом жилище, но и улавливал страхи их обитателей, что всегда давало ему преимущество. Он знал, есть ли в доме оружие, где оно находится и стоит ли опасаться, что кто-то из хозяев применит его. За эти годы Алек не раз мог стать добычей, но другая часть его личности была охотником. Причем всегда. Охотником умелым и расчётливым, способным, если нужно, терпеливо подстерегать добычу часами или даже сутками. Охотником, который упорно шёл по следу своей очередной жертвы.
Ему не раз предлагали повышение, но он держался за эту работу и всегда отказывался. Он не стремился к успешной карьере, ему были неинтересны интриги офисного планктона, который во множестве заполнял стеклянные клетушки учреждения, в котором он работал. Ему нравилось приходить утром, получать пачку конвертов, разносить их в течение дня и вечером возвращать журнал регистрации с подписями адресатов. Часто приходилось изрядно помотаться по городу – он притерпелся к общественному транспорту и научился закрываться от ненужных раздражителей. Порой, когда было ясно, что адресат может доставить неприятности, его сопровождал напарник. Но Алек предпочитал работать один – так было быстрее и безопаснее. Он лишний раз убедился в своей правоте после происшествия, которое разделило его жизнь на до и после – и это был единственный раз, когда чутьё его подвело.
Они с напарником, совсем еще молодым пареньком, который только-только отслужил в армии и устроился на эту работу буквально месяц назад, должны были разнести очередную стопку конвертов. Алек ещё в машине бегло просмотрел адреса и составил в голове наиболее удобный маршрут. Напарник был за рулем – и вполне мог бы там оставаться на протяжении всего дня, Алек знал, что прекрасно справится с заданием. Он примерно представлял, куда и к кому им предстоит заглянуть в этот день. Но когда они подъехали к последнему пункту назначения, случилось непредвиденное. Сказав парню, чтобы тот ждал в машине, Алек нырнул в подъезд. Нужная квартира оказалась на первом этаже. Он остановился и сосредоточился на том, что происходило за этой дверью. Тяжёлые запахи, сочившиеся оттуда, не оставляли сомнений – Алек зримо ощущал ряды пустых бутылок, выстроившихся вдоль стены в коридоре, запах стоялой воды в раковине, сток которой был забит остатками гниющей пищи, чуял вонь грязного белья и бесчисленных окурков. Он чувствовал, что внутри был один человек, возможно, как раз хозяин – его животный страх буквально сочился через стены. Алек требовательно забарабанил в дверь – подобная публика не заслуживала вежливого стука. Вдруг кто-то вошёл в подъезд – он отвлёкся, обернулся и увидел напарника, который неизвестно почему решил присоединиться именно в этот момент.
– Ты зачем здесь? Я всё сделаю, – удивился Алек.
– Устал сидеть в машине. Хочу посмотреть, как ты работаешь, говорят, ты мастер.
– Ладно, но только не вмешивайся, что бы ни произошло – он повернулся к двери. Что-то его насторожило, пока он говорил. Что-то в квартире. Он попытался снова сосредоточиться, но мешала усталость – вечер пятницы, всю неделю в напряжении, и он никак не мог собраться. Что же его встревожило? Звук? Запах?
– Может, постучать погромче? – парень пролез вперёд, – Эй, хозяева, есть кто дома, открывайте!
Алек чуял опасность, но ещё не осознал, в чём она кроется. Стук и крики только мешали сосредоточиться и раздражали.
– Отойди от двери и заткнись, – велел он напарнику таким тоном, что тот сразу сник и ретировался. Алек припал лбом к изодранной обивке двери и предпринял новую попытку собраться. Слабый запах, хорошо знакомый. Следом за ним – звук, тоже прекрасно различимый. И тут картинка наконец сложилась – Алек с криком отпрянул прочь, схватил напарника, и падая сам, увлёк его на пол. Они скатились под лестницу, раздался взрыв, дверь вышибло, а над ними пронёсся огненный смерч.
Они лежали, оглушённые, а в голове Алека вновь и вновь проигрывалась та последовательность, которая его насторожила – шипение газа и скребущий звук, с которым зажигается спичка. И взрыв. Он с трудом приподнялся – напарник успел достать телефон и уже звонил куда-то. Алек ничего не слышал, в ушах то начинало звенеть, то всплывали какие-то щелчки, как будто к нему возвращалось эхо. Словно он находился под водой и измерял глубину и рельеф дна. Напарник оттащил его подальше – жильцы в панике выбегали из дома, примчались пожарные, скорая, началась суматоха.
Алек был совершенно дезориентирован – он сел на пол и с силой сжал виски ладонями, словно пытаясь собрать осколки ощущений воедино. Охотник в ужасе забился вглубь своего логова, оставив его одного. Кто-то потянул его за рукав, он послушно поднялся на ноги. Его отвели к машине скорой, где фельдшер, выразительно артикулируя, расспрашивал его о чем-то. Алек различал лица, но ничего не слышал. Казалось, он медленно погружается в темную воду. У него снова был шок – такой же, как в первые дни в городе, но без панической атаки. Он соображал вполне трезво и даже произнес что-то вроде «Я в порядке». Это было странно – лишиться не только слуха, но и собственного голоса. Он ощутил движение губ, но слов так и не расслышал. Алек понимал, что слух и обоняние скоро вернутся, но не мог об этом сказать. Хотя, возможно, он говорил что-то, но всё было как в дурном сне – когда пытаешься крикнуть, но не можешь выдавить из себя ни звука. Его усадили в машину и отвезли в больницу с подозрением на контузию.
В машине Алека вдруг накрыло волной усталости – тяжёлой, необоримой, словно что-то внутри него надломилось. Он спрятал лицо в ладонях и попытался хотя бы немного прийти в себя, чтобы объяснить врачу, что не нуждается в помощи. Сколько он так сидел – непонятно, но очень скоро его похлопали по спине – давешний фельдшер жестом поманил его за собой. Алек выбрался из машины, следом вытащили носилки с другим пострадавшим – похоже, тот был совсем плох. Алек скользнул взглядом по телу, закутанному в нелепое клетчатое одеяло – и тут на него нахлынули чувства, не постепенно, а резко. Он вздрогнул, как от удара. Всё навалилось разом, мир стал чрезмерно чётким, громким, ярким. Внезапно заговорили люди, он расслышал страдальческий стон, в нос ударили запахи – выхлопные газы, лекарства, но хуже всего был запах обожжённой плоти, палёных волос и металлический вкус крови. Мигалки на скорой продолжали гореть, их огни, многократно отражаясь от щедро остеклённого здания больницы, били по глазам. Каталку с пронзительным скрежетом укатили внутрь – он успел заметить лицо, точнее, то, что от него осталось, обгоревшие волосы, одежду. Похоже, это и был адресат того злополучного конверта. Закружилась голова, Алек склонился и его вырвало.
– Чёрт, да что ж такое, – фельдшер был рядом и поддержал его, когда он пошатнулся.
– Я… в норме… – с трудом проговорил Алек, утирая рот, но никто его не слушал.
Его провели внутрь и перепоручили кому-то в отделении скорой. Алек сощурился от чрезмерно яркого света. Белые стены, белые лампы, белая мебель, кушетка, на которую его усадили, тоже была обтянута белой простыней. Он расслышал, как фельдшер в коридоре сказал врачу: «Возможно, сотрясение, проверь, его только что стошнило». Пока на него никто не обращал внимания, Алек залез в карман, нащупал там упаковку таблеток, выдавил две и незаметно отправил в рот. Наверное, можно было попросить воды, в этом бы ему точно не отказали, но он не хотел привлекать к себе лишнего внимания, пока не подействует лекарство.
– Так, погоди, я тебя знаю! Ты же младший брат Кирилла! Ты меня помнишь? Я его друг, Павел, – перед ним оказался молодой врач, – Да, не повезло тебе там оказаться… – он осторожно осмотрел его голову, – ни ран, ни шишек не вижу, что странновато для твоего состояния. Может, останешься в больнице на ночь, выглядишь, откровенно говоря, паршиво.
– Нет, не хочу, боюсь, здесь мне станет только хуже. Может, брат говорил тебе о моих… особенностях. Мне нужно домой, отлежусь там, – Алек умоляюще посмотрел на Павла.
– Да, Кирилл рассказывал, – тот взглянул на часы, – через пятнадцать минут заканчивается моя смена, могу подбросить до дома.
– Спасибо, это было бы здорово, – Алек почувствовал облегчение, он отчаянно нуждался в покое и знакомой обстановке.
– Подождёшь в коридоре? Ты в состоянии там находиться? Или, может, я дам тебе ключи, и ты посидишь у меня в машине?
– Пожалуй, второе, – он не хотел оставаться в переполненном людьми помещении.
– Хорошо. Тогда возьми ключи, иди на служебную стоянку, моя машина с краю, белая легковушка.
Алек с радостью выбрался из больницы, с удовольствием вдохнул холодный зимний воздух – это его немного взбодрило. Неторопливо дошёл до стоянки, нажал на кнопку – как и сказал Павел, крайняя белая иномарка послушно отозвалась миганием фар. Алек забрался на пассажирское сиденье, захлопнул дверь – внутри было зябко, а его и так трясло от всего пережитого, поэтому он вставил ключ в зажигание и включил обогрев. Откинулся на сиденье, закрыл глаза. Постарался хоть немного, но расслабиться. Он сидел и прокручивал в голове случившееся, недоумевая, почему сразу не уловил и не опознал запах газа, его ведь невозможно ни с чем спутать! Да, напарник отвлёк его, но ему не хотелось оправдываться этим. Может, он настолько закрылся, что теперь уже никогда не сможет чувствовать окружающий мир так же остро, во всей полноте, как раньше? Это его напугало.
Кто-то стукнул в окно – он вздрогнул и открыл глаза. Раньше он бы уловил звуки шагов.
– Возьми телефон, брат хочет с тобой поговорить, – сказал Павел, залезая в машину.
Алек взял трубку:
– Привет, как ты? Что произошло? – в голосе Кирилла слышалась тревога.
– Газ в квартире взорвался, – Алек не хотел распространяться о случившемся.
– Очередной адресат?
– Да.
– Ты был в этот момент открыт? – брат понимал, каково это.
– Да, – Алек поморщился, вспомнив накрывшую его взрывную волну.
– Ладно, ты знаешь, что делать. Я попросил Пашу побыть с тобой, а в воскресенье утром приеду сам. С понедельника у меня курсы, так что, жди в гости.
– Я рад. Ты сказал кому-нибудь? – Алек устало откинулся на спинку сиденья.
– Ещё нет.
– У меня просьба – не говори.
– Почему? Думаешь, он будет волноваться? Или приедет со мной? – брат усмехнулся.
– Просто… не надо. Пожалуйста. Незачем ему об этом знать.
– Хорошо, не скажу. Паша поспит на моей кровати. И ты тоже сразу ложись, судя по его словам, тебе пришлось тяжко. До встречи! Дай ему трубку, я его проинструктирую.
Алек хотел было возмутиться, но потом махнул рукой и без возражений передал телефон.
За выходные он более или менее пришел в себя, но по-прежнему чувствовал разбитость. Когда он появился в офисе, там только и было разговоров, что о взрыве. Проходя мимо застеклённых кабинок, Алек ловил на себе взгляды коллег, с которыми, впрочем, за эти годы так и не сблизился. Они продолжали оставаться для него посторонними, большинство из них он не узнает, встретив на улице. Его передёргивало от мысли, что все эти люди в выходные занимались тем, что обсуждали его действия. Рабочий чат в мессенджере просто кипел. Основным источником сведений был юный напарник, который, в отличие от Алека, с наслаждением купался в лучах хоть и сомнительной, но славы, время от времени добавляя в свой рассказ новые подробности. Женская половина коллектива наиболее активно реагировала на его слова. Кирилл, как и обещал, приехал в воскресенье, и очень веселился, читая их переписку, но Алек в этом плане не отличался чувством юмора и мрачно отмалчивался.
В понедельник он, как обычно, подошёл к стойке регистрации, чтобы забрать конверты – но секретарь сказала, что ему следует сперва заглянуть к начальнику. Алек с сожалением вытащил наушники, стянул куртку, снял капюшон и, постучавшись, вошёл в просторный кабинет.
– Садись, пожалуйста. Я вызвал тебя, чтобы поговорить о происшествии, случившемся в пятницу. Скажу сразу, что ни в чём тебя не виню, просто вы оба оказались не в то время и не в том месте. Просто хотел спросить – тебе есть что добавить к рассказу напарника? – начальник выглядел так же, как всегда. Волосы с проседью аккуратно зачесаны назад, цепкий взгляд, аккуратно завязанный галстук, безупречно отглаженный костюм, холёные руки. На столе – груда бумаг, очки в тонкой золотой оправе и неожиданно – старенький офисный набор, закопчённый, с навсегда остановившимися часами с треснувшим циферблатом, весьма странный сувенир из прошлого.
Алек отрицательно покачал головой. Он не стал садиться – на ногах он чувствовал себя увереннее.
– Вижу, ты не из разговорчивых, – начальник продолжал сверлить его взглядом.
Алек пожал плечами. К чему эта беседа? Он-то считал этот случай своей ошибкой – не надо было подпускать напарника к двери и отвлекаться; ему стоило быть более собранным и реагировать быстрее. Возможно, окажись он там раньше, смог бы предотвратить взрыв и последовавший за ним пожар – десять-пятнадцать минут решили бы всё. Или же само его появление спровоцировало адресата очередного письма на столь отчаянный шаг. Кто знает, что творилось в голове у допившегося до белой горячки мужика, какую угрозу он уловил во внезапно раздавшемся стуке в дверь?
– Я слышал, что ты пострадал при взрыве, это так?
Алек наконец заговорил:
– Нет, я в порядке.
– Ладно, не буду ходить вокруг да около. Принято решение премировать тебя, – Алек недоверчиво взглянул на начальника, тот невозмутимо продолжил, – Я в курсе твоей работы, и ценю твою добросовестность. Приказ выйдет сегодня. Если хочешь немного отдохнуть – я не против, могу дать неделю дополнительного отпуска. Тебя стоит хотя бы отоспаться, – проницательный взгляд светло-серых глаз остановился на его лице, – я знаю, каково это – попасть в подобную ситуацию, – его рука машинально потянулась к часам на столе, – приходилось переживать подобное. К счастью, всё это осталось в прошлом. Кстати, ты ведь из той маленькой деревушки, за рекой, верно?
Алек не знал, как ему следует реагировать на происходящее, поэтому ничего не ответил.
– Ты напоминаешь одного моего друга. Мы с ним служили вместе, прошли огонь и воду, такое не забывается. Настоящий боевой товарищ. Три года, с первого дня службы – и до последнего. Многие погибли за это время, но мы выжили – и всё благодаря ему. Он тоже был таким же особенным, как ты, его острое чутье не раз спасало нас. Ты очень на него похож, – он встал и подошел к шкафу, в котором выстроились тома в одинаковых чёрных обложках, открыл стеклянную дверцу и вытащил фотографию в простой деревянной рамке, – Узнаёшь кого-нибудь?
Алек замер. Он сразу нашёл знакомое лицо и вспомнил старый альбом, который отец всегда держал на самом видном месте. Среди страниц затерялись групповые снимки молодых солдат, гордо позировавших с оружием в руках.
– Да. Но я не знал, что вы с ним служили… – его голос прозвучал неожиданно хрипло.
– Ладно, не буду углубляться в дела давно минувших дней. Отправляйся домой и отдохни как следует. Жду в следующий понедельник. Это приказ, – начальник похлопал его по плечу.
Алек вышел из кабинета в странном оцепенении. Секретарь улыбнулась ему – она явно была в курсе происходящего:
– Ну что, сегодня никакой работы?
Всю свободную неделю он провел дома. Алек и не осознавал, насколько устал за эти несколько лет, и теперь наслаждался отдыхом. Время от времени выбирался на пробежки в парк, общался с братом, который уезжал на курсы рано утром и возвращался почти ночью. Они допоздна могли сидеть на кухне и перебирать общие воспоминания. Алек понял, что скучает по тем временам. Оказалось, многое стёрлось из памяти, он уже не помнил лица тех, с кем рос там, в другой жизни. Брат показывал фотографии – и Алек узнавал места, где было проведено немало счастливых часов. Высокий берег реки, могучие лиственницы с раскидистыми ветвями, каждую из которых он когда-то знал, стройные сосны, потайные тропки, по которым могли пройти только они, след в след, блестящая гладь озёр, гроздью рассыпавшихся по округе, широкие луга, протянувшиеся почти до горизонта, густой непроходимый березняк – летом там всегда царили прохладные зелёные сумерки, узкий деревянный мостик, перекинутый через речку, все тот же, с исцарапанными бесчисленными поколениями перилами – каждый норовил оставить на них память о себе. Там были и его инициалы, насколько он помнил, вырезанные одним осенним вечером.
***
После отъезда брата Алек вдруг почувствовал одиночество. В доме стало пусто и холодно. Он никогда не нуждался в чьей-либо компании, хотя, может, со временем просто убедил себя в этом. Но даже там, в прежней жизни, к нему предпочитали не набиваться в друзья – его сверстники чуяли в нем хищника. Алек не любил вспоминать школьные годы – свою оторванность от остальных учеников он компенсировал хорошей учебой. Он быстро усваивал новые знания, которые были ему интересны. Учителя побаивались своего ученика – он прекрасно видел их страхи, и по глупости иногда давал им это понять. За это его невзлюбили ещё больше. И одноклассники, и ребята постарше то и дело пытались его подловить, подстерегали после уроков, на переменах, но Алек никогда не боялся драк и всегда давал яростный отпор даже тем противникам, которые нападали на него целой сворой. Охотник в такие минуты становился максимально собранным, они с человеком действовали заодно, используя сильные стороны друг друга. Не всегда их тандем выигрывал в схватке, но их злость и ожесточённость неизменно производили впечатление. Алек пускал в ход любые приёмы, главное – причинить как можно больше боли и вреда нападающим, чтобы те в следующий раз хорошо подумали, прежде чем повторять подобный опыт.
В старших классах, когда он сполна ощутил свои возможности и научился их использовать, школа перестала быть местом, куда он стремился. Он задыхался в тесных коридорах, не мог усидеть в полутёмных холодных классах, занятия казались ему бессмысленной тратой времени, ведь ему всё равно предстояло остаться в деревне. Его тянуло на простор, на свежий воздух, в тайгу, где он мог быть самим собой. В последние полтора года он почти забросил учебу – по этому поводу никто особо не переживал, Алек подозревал, что в школе многие вздохнули с облегчением, когда он стал реже появляться. Лишь один из учителей пытался его образумить, даже начал заниматься с ним на дому, надеясь подготовить к выпускным экзаменам, но его усилия были сведены на нет внезапным отъездом ученика.
Алек настолько смирился со своим одиночеством, что стал втайне им гордиться. Ему нравилось ощущать свою независимость, в любой момент он мог сорваться в тайгу, он никогда никого не ждал, впрочем, как и его самого тоже. Его единственными близкими людьми были Кирилл и Марк. Конечно, находились те, кто после столкновения с Охотником бежали к его братьям и пытались открыть им глаза «на зверя, который живёт с ними в одном доме», но мальчики всегда были готовы встать на защиту друг друга. Несмотря на большую разницу в возрасте, они прекрасно ладили, пока старший не уехал в город учиться. Алек никогда бы не признался Кириллу, что тоска по нему, в конце концов, и стала одной из причин его отъезда. И сейчас, когда брат уже несколько лет жил в родной деревне, Алек то и дело ловил себя на мысли, что, возможно, наступила пора вернуться и ему. Но он не представлял, чем там будет заниматься – а город в этом плане предоставлял гораздо больше возможностей.
***
Ему всё же удалось вздремнуть пару часов, а вечером, наскоро перекусив, он сел на мотоцикл и уже в сумерках вырвался из города. Как бы Алек не хотел себе признаваться, он с нетерпением ждал встречи со своим новым знакомым, Захаром. Чем-то этот старик его тронул. В пятницу он всё же позвонил и робко надиктовал список того, в чём нуждался, в основном, это были краски, кисти, бумага, пара книг. Алек за вечер обошел художественные магазины и купил всё, что требовалось, кроме этого, решил отвезти старику запас еды на неделю.
Окраина была пустынной, Алек с удовольствием гнал на большой скорости. Освещённые участки чередовались с тёмными, уличные фонари уверенно шагали вдоль дороги. Вскоре он оказался на трассе, где наконец-то смог немного расслабиться. Алек нёсся вперёд, во тьму, чувствуя, как городской гул остается позади, постепенно затихая и сходя на нет. Перед ним раскинулась ночь, рассекаемая лишь светом одинокой фары его мотоцикла, да извилистая дорога – он покорно следовал всем её изгибам, плавно, по широкой дуге, влетая в каждый поворот. Стая преследователей отстала – если бы он обернулся, то смог бы заметить их силуэты, которые сперва замедлили свой бег, а потом и вовсе остановились. Алек знал, что они будут поджидать его на обратном пути, и он вновь почувствует их жаркое дыхание у себя за спиной. После отъезда брата ему стало труднее с ними бороться – воспоминания подстерегали его везде, роились вокруг каждого источника света, таились в каждой тени. Когда Кирилл был рядом, он мог противостоять им, но сейчас он был совершенно один против всей их стаи. Встреча с Петром и его студентами только усугубила его состояние. Алек чувствовал, что и Охотнику приходится несладко – тот хоть и не осознавал причин боли, но чувствовал её, и это ему не нравилось. Он стремился убежать от неё, спрятаться, переждать в безопасном месте, но человек не давал такой возможности.
Алек осторожно съехал с трассы на узкую грунтовку. В темноте дорога, прекрасно ему знакомая, преобразилась. Она неожиданно отскакивала в сторону, словно пугливый зверь, металась в свете фары, какое-то время послушно бежала прямо, но потом вновь резко уходила из-под колёс куда-то влево, петляла, втискивалась в густой кустарник, и лишь в самом конце, истощив всю свою изобретательность, покорно вывела его к озеру. Луны не было видно, но её бледный свет угадывался за тонкой плёнкой облачности. Алек, не останавливаясь, поехал дальше по ещё более узкой тропке. Возможно, стоило оставить мотоцикл на опушке, как он обычно делал, но ему не хотелось тащить тяжелую поклажу до избушки старика. Где-то на середине пути Алек осознал свою оплошность, когда, не заметив торчащего из земли корня, едва не упал. Заглушив мотор и прислонив мотоцикл к дереву, он взвалил на себя тяжёлый рюкзак, подхватил две большие сумки и отправился дальше пешком. Охотник не одобрял его поездок на любом транспорте, и на это время старался забиться куда-нибудь подальше. Особенно его пугал мотоцикл, поэтому Алеку приходилось довольствоваться только своими чувствами. Но как только он зашагал по тёмному лесу, Охотник присоединился к нему – его чутье и умение ориентироваться в ночи ни разу не подводили их.
Избушка оказалась совсем рядом – она гостеприимно светилась всеми своими окнами. Алек поднялся по скрипучему крыльцу и осторожно постучал.
