Скорбачевская
Триптих: о воде
Я и Смерть
Я не знаю, кого ненавижу сейчас, поэтому боюсь увидеть голограмму. Впервые она застигнет кого-то врасплох, неужели я самый слабый?
…Ты меня разочаровал…
Слова произносятся вроде и в моих мыслях, но в то же время как-то пугающе реально. Не пойму, почему мой мозг и сердце так реагируют на них? Я слышал подобное тысячу раз, только от кого же они нанесли больший урон? От Иры?..
Точно. Я ненавижу ее за то, что она из меня сделала. Она виновата в том, каким я стал! Сейчас обязана появиться именно она!
Я вглядываюсь в молочные дали: пиксели неторопливо склеиваются, в глазах рябит. Уже слышу гулкий стук сердца в ушах, резко пронзает звон. Жмурюсь, не решаясь открыть глаза и столкнуться с этим.
Странно… Это не Ира. Я не знаю этого человека. Светлая длинноволосая женщина в белом сарафане стоит и смотрит на меня зеркальными глазами. Они как будто бы замыленные, томные. Непривычно, но ни голоса, ни звуков, ни шепота – я не слышу от нее ничего. Только презрение, строгое и безжалостное.
Внутри меня что-то медленно умирает. Четко осознаю: запустился механизм саморазрушения. Я не выдерживаю, теряю голову, а руки сами простираются к загадочной фигуре в волнообразном пространстве. Приоткрываю рот, таращусь как умалишенный и бегу к ней, спотыкаясь о собственные ноги.
Но женщина растворяется.
– Не уходи!! – кричу пустоте, надрывая связки. Это ужас… Она ушла… Весь мир заворачивается, скомкивается как бумажка. Хватаюсь за голову, губы дрожат.
И вдруг лучик надежду, неясное тепло и детский интуитивный трепет. Разворачиваюсь – появляется она. Вновь стоит в другом углу, смотрит осуждающе, а в зрачках синие волны. Откуда-то дует легкий ветер. Идиотская иллюзия.
«Может, это спецэффекты? И на самом деле, это не я придумываю, а комната заранее устроена более драматично?..»
Ее волосы раскачиваются, делая образ нежным и безопасным. И я окончательно осознаю, что эта женщина – моя самая невинная нужда, самый первый лик и последняя надежда.
– Подожди…
Догоняю ее и слегка касаюсь убегающей спины.
«Катастрофа!»
В ужасе отшатываюсь. Женщина падает в муть, спина темнеет, и на белую ткань проступает кровь.
«Я же не тронул ее… Ничего не понимаю…»
Кровь мажется, вытекает и расплывается по сарафану. Женские волосы взлохмачены. Она приподнимается с четверенек, поворачиваясь ко мне головой и надрывно дыша. Платье разодрано…
…Ты – нелюбовь…
Она подходит на шаг, и я весь падаю в ее божественные глаза. Такие родные, безоп… Нет.
– Почему ты ненавидишь меня? – спрашиваю и жалею, что бесконтрольно наворачиваются слезы.
Я и так шепчу, боясь ее вспугнуть, но птица неуловима. Она отдаляется, все еще переполненная немой ненавистью.
…Ты – нелюбовь…
Меня охватывает паника. Я больше не принадлежу себе. В голове только одна мысль:
«Если она исчезнет, то я умру».
А она стремительно исчезает, образ блекнет. Вокруг молочное море разбавляется черной субстанцией. Единственное белое пятно спасения – она. Бегу из последних сил, тянусь ладонью, но женщина исчезает.
Все накрывает черная пелена – я встретился со смертью, и я совершенно один.
***
Слава выкуривает сигарету, выпуская дымные блинчики, и успокаивается. Как вдруг в комнату перекура входит ее сосед. Она уже было хотела встать и уйти, но его вид парализует женщину.
– Трудный сеанс? – неожиданно для себя заводит разговор соседка, когда тот падает бесчувственной грудой на стул рядом. – Будешь?
Он отрешенно на нее смотрит и берет сигарету. Хмуро закуривает.
– У меня вот тоже выдалось шибко эмоционально, – продолжает Слава, теряя все прежнее смущение. – Меня отец всю жизнь ненавидел. Родной отец.
Оба затягиваются. Женщина подвигает бутылку и наливает себе алкоголя.
– Хочешь водки?
Степан опасливо бросает взгляд на лжеводу.
– Как хочешь. – Пьет. – Так вот… Он уже помер давно, а я тогда решила забыть его как можно скорее. А потом переехали вы со своей стриптизершей.
– Танцовщицей, – безлико поправляет мужчина. – Она не любит, когда ее называют так.
– Как ни назови – суть та же.
– Кому как.
– Ты всегда защищал ее, – с каким-то прискорбием заявляет Слава.
– Естественно, – отвечает мужчина, безынтересно наблюдая за изменениями в небе. – Она ведь моя жена.
– Это накладывает серьезную ответственность.
– Да. Я бросил всех ради нее, отдал все свое время.
– Но раньше ты был ужасным человеком, верно? – с неприличной уверенность заявляет женщина и хитро лыбится.
– Бабушка втайне подсыпала мне успокоительное в кофе. Я целыми днями лежал перед телевизором, ел конфеты, а ночью мы с друзьями выворачивали город наизнанку. Откуда ты это знаешь?
– А я не знала. Мой отец был похож на тебя, просто предчувствие. – Она незаинтересованно пожала плечами.
– У него тоже были эльфийские уши и свиная харя? – он пытается зло шутить.
– Ни капельки. Не внешне. Знаешь, я никак не могла его простить. Но мертвых не судят.
– Это верно… – отзывается он, протягиваясь за еще одной сигаретой.
– Вот только видеть, как он живет в других людях, было невыносимо. Я мечтала покончить с ним во всех остальных, как бы глупо это ни звучало.
Почему-то она криво улыбается, потерев свою пухлую щеку.
– И как? Покончила? – спрашивает Степан.
Соседка молчит, хмуря брови. Тушит сигарету в пепельнице и встает.
– Пошли.
– Куда? – возмущается мужчина, уставившись на нее больными глазами.
– На улицу. Дождь собирается.
