– Не хочешь? – пасть раскрылась, и из нее посыпались драгоценности.
Стул, на котором сидел человек, сцепил руки и шею стальными хомутами, а в шею сзади ввинчивался острый штырь. Скрип ржавчины. Агония запеленала глаза, но Армандо с ужасом различал, как несметная лавина накрывает его. Темнота. Давление сдавило грудь и гортань. Воздуха не хватало. Впервые в жизни отчаяние приблизилось к уху идальго. Длинный язык скатился по мочке. Но воскрес отголосок воспоминания о десятом правиле устава святого Бенедикта: «Отвергать самого себя». Он сочувствовал отвращение, почувствовал, что не двигался, сочувствовал желание изменить все, почувствовал, что может.
И засмеялся. Непозволительно громко. Белое Солнце взошло, лучи рассекали темному, растопили снег, и испанец выплыл по реке к каменистому берегу, у которого стояла дикарка с котенком на руках. Ее солнечные ноздри раздулись и оглушительно выпустили воздух…
Из-за угла темной пещеры пробивался мерный свет. Талые капли стеснительно нарушали тишину, и пара завернула, остановившись у обрыва. Перед ними раскинулась долина. Потолок пещеры резко поднялся на несколько километров, и простор долины даже не мог охватить взгляд. На удивление, все пространство укутывал теплый свет, но источника не было видно. Черная земля внизу была неровной, шла волнами, и на каждой вершине были построены террасы в точности такие же, как и снаружи пещеры. Подземные воды проистекали на плантации из отверстий в каменных сводах, а на склонах работали сотни индейцев со здоровой кожей.
Справа от Армандо оказались ступени, ведущие к каменной дороге в центре долины. Дикарка с котенком уже спускались, поэтому испанцу пришлось их догонять. Спуск был узким и долгим, рыцарь предпочитал не смотреть за край. Водопады, сопровождающие путь, осыпали студеными каплями, Армандо жадно принимал их губами.
Они вышли на гранитную платформу. Путников встретила монашья ряса, которая носила мужчину, поседевшего аккурат по краю залысины в центре головы. Он чесал вытянутый трубой органа нос. Голубоватая кожа была усеяна волшебным количеством маленьких морщинок. А из-за стоического пояса выставлялись пожелтевшие листы бумаги; они постоянно съезжали, и монах постоянно их поправлял.
– Адальрик, а?! Мне же… Мне сказали, что ты умер во сне… – испанец подбежал к другу и ощупывал его как впервые найденный старинный монумент.
– Ох, прекрати, дитя. Не налегай на старика. Я не мертвее, чем кто-либо здесь, – он мягко отстранился; по колючей щеке, поскольку до головы не доставал, погладил Армандо как сына, возвышающегося над отцом.
– Но… Как ты здесь очутился, а, ловкач? – испанец тяжело, прерывисто, втянул воздух; левая рука снова затряслась.
– На все воля Всевышнего. Не будем заставлять Ачико ждать, – он указал на дикарку, появившуюся за спиной, которая нетерпеливо стучала ногой и надменно поместила руку на широкий таз.
Группа выдвинулась по дороге. Во главе позировала туземка, и люди, работавшие на терассах по бокам, приветственно ликовали, подбрасывали примитивные инструменты. Но стоило им заметить Армандо – недоумение со страхом проникали в их благодарные движения.
– Я все это время вел местную легенду, а?
– Так и есть. Так и есть, – улыбаясь кивнул монах.
– Но… Она же ведьма, ты знал, а? Она ночью вызывала какой-то черный сброд чертей!
– Не ведьма – божественная наследница! – теплый свет становился ярче по мере их приближения к повороту на краю.
– Ты шо, под старости лет, в их божков верить стал, а? – Армандо с тревогой взглянул на друга; в его черных расширенных глазах переливались белые нити над потолком.
– Бог един, голубое дитя. Посмотри! – он указал наверх. – Это нерожденные облака. Придет время, и они коснутся небес. Над твоей Иберией7 взойдут такие же. – Сейчас алмазные струны касались соломенных крыш домов, точно таких, как и наверху. Диких. Упорно сложенных из каменных надежд.
– Я рад, что смог описать, но никто не узнает, – мужчина погладил бумагу за поясом.
Мимо прошел старец, ведя запряженную с тележкой альпака. Он поклонился колдунье, встретился взглядом с испанцем и проворно убежал к складам. В тачке подпрыгивали крупные, с кулак, семена, которые грудами выкапывали из земли на плантациях.
Процессия дальше шла в тишине. В памяти Армандо возникали образы с поверхности. Загнанные в угол инки. Зловоние опустевших городов. Забитые ламы. И этот уголок, в самой глубокой яме мира, стал единственным для них оплотом веры в лучшую жизнь. «Была ли она лучше без Солнца?»
Дорога извернулась и рыцарь наконец увидел источник мягкого света пещеры. Золотой храм возвышался горой над крохотным городком. Свет, отражающийся от многих граней пирамиды, изучало что-то на самом пике.
Перед воротами поселения Ачико встречали с подобающими варварам почестями: посыпали дорогу золотом и разноцветными лентами. Одна из них, сочившаяся алой краской, неуютно примостилась на плечо конкистадора. Тоннель людей вывел колдунью к дворцу у подножия храма. Через открытые мраморные двери процессия попала в торжественную залу с мраморным столом посередине. В отражении мраморного пола на Армандо смотрел неотесанный доходяга, который вжал грудь, будто его вели к позорной гарроте. Испанца усадили на мраморный стул по левую руку Ачико, а по правую слился с белым камнем монах. На серебряных подносах вынесли трапезу, полностью состоящую из семян. Но даже такое изменение в еде порадовало рыцаря. Столовых приборов не выдали, поэтому он взял рукой самое сальное семя, поджаренное с двух сторон; оно раскрылось на две половинки, и блестящий лазурью сок выползал изнутри. Во рту блюдо изысканно хрустнуло, и сладкая мякоть нежно растаяла. Ели все трое в тишине. А после сытного застолья юная служанка отвела Армандо и монаха к горячему источнику.
Пар клубился над вырезанным в базальте бассейном, который в необработанной комнате казался случайным. Мужчины разделись и осторожно спустились в источник. С непривычки кожа Армандо покраснела, жар окутал, вызывая недомогание, но после уставшие из-за похода кости отмокали в неге. Даже в родительском доме идальго не доводилось ощущать столь качественного комфорта.
– С чего бы такие удобства, а? И раскормили как свинью. Надеюсь, мне заплатят не только этим?
– Эх, дитя. Ты стал стражем целого мира. Конечно же, они достойно отблагодарят, – без рясы у Адальрика можно было бы заметить биение сердца на пленке кожи, но, похоже, кости были еще достаточно толстыми.
– Неужели? – испанец представил, как вернется назад с полными сумами золота и на собственной земле организует пристойные условия для индейцев. Чтобы они продуктивнее работали, без сомнений. И терраса будет самая богатая в Перу, и крыши домов будут черепичными.
Когда Армандо закончил купание, его переодели в свободное белое одеяние, сшитое точно по объемной груди, и вывели на улицу, где ждали святой отец с Ачико. Девушка, к слову, грандиозно разоделась. Немного свисающий живот больше ничего не сковывало, интимные зоны прикрывали золотые тарелки, и тонкая серебряная бахрома, повторяя форму скелета, скрепляла блеск в бесстыдный наряд. Солнечные диски ее ноздрей вздулись в возбуждении, она надменно кивнула испанцу, изумрудные перья на короне склонились, и лучезарная повела всех к маяку пирамиды.