Прохладный бриз растрепал рыжий комок волос на голове Армандо. Что-что, а воздух здесь, за воротами, был вольнее, прекраснее. Как и виды: дорога, извиваясь, спускалась по чуть зеленоватому ковру, а далее, до самого горизонта, расстилалось бескрайнее полотно, с грациозными изгибами; кое-где серые копья пронзали пушистые облака. Идальго за четыре года завоевания так и не привык к этим пустынным, но более живым видам, чем на родине. И, положившись на скакуна, смиренно изучал декорации, а дикарка, опустив голову, обогнала его. «Родившись здесь, пожалуй, сложно ценить такую красоту», – подумал он.
«Облегчать участь бедных», – Армандо вспомнил четырнадцатое правило устава Бенедикта. Пара проезжала мимо плантации, на которой работали инки. Те выглядели больными, инструменты падали из рук, но земледельцы их вновь поднимали, продолжая безвольно разгребать почву. На взгляд индейцев было около дюжины, хотя терраса раскинулась настолько широко, что и полсотни голодранцев не могло бы обработать ее как следует. Армандо услышал рядом утробное сопение из-под меха. Но идальго чихнул и повернул голову к незыблемым горам, по которым прыгали ламы. За годы скитаний рыцарь перестал верить в помощь ближних: денег не хватало ни на сапоги, ни на починку кольчуги. Единственным заработком в непростое время были бои во всех уголках Европы. «Каждый должен сам выбить место под Солнцем. Кровью и никак иначе.»
Солнце ускоренно бежало к горизонту, теряясь среди ковра листвы исполинских деревьев. Еще утром почва под ногами Армандо сменилась на глинистую, водянистую, и рыцарь спешился. Растительности становилось больше, как и всякого рода гадов, что сильно замедляло путь. В джунглях он почти не бывал, только пару раз мимоходом, но наловчился фальшионом рассекать заросли. За очередным кустом показался привлекательный овраг, углубляющийся на пару метров. Если через верх перекинуть покрывало, то вышло бы тесное, но укрытие от дождя. Мужчина кивнул своей спутнице, отпрыгнул от незаметного муравейника, и привязал лошадь к дереву у вала.
Идальго разгребал землю от веток и через десяток-другой схватил последнюю. Он был уверен, что это палка, но иллюзия спала, когда змеиные клыки застряли в левом предплечье. Армандо вскрикнул, бросил пеструю тварь на землю и прибил плоскую голову ботинком. К нему подбежала дикарка, задрав рукав, присосалась к укусу; озадаченный мужчина оттолкнул ее:
– Эй, у вас так принято целоваться, а? Это крайне фамильярно между прочим…
Но девушка указала на узоры чешуи, будто это что-то значило, и вновь схватила руку, временами сплевывая. Испанец терпел омерзительное действо и, кажется, стал догадываться: неприятная слабость расползалась по руке, а пальцы сводило судорогой. Туземка прижала его ладонь к ране и сбегала до подлеска. Сорвала парочку трав, растерла руками, освободив экзотический аромат, и приложила к двум дырочкам, показывая, что нужно обмотать. Мужчина достал из сумок бинт и закрепил пучок, прикрывая набухшие вены.
– Это поможет? – он нервно указал даме на руку, а та пожала плечами, загадочно обнажила неровные зубы и игриво подмигнула. Конкистадора удивила раскованная сторона спутницы, но немного расслабила. Как расслабил и яд, поэтому девушке пришлось помочь разгрузить сумки и приспособить укрытие.
Армандо трясущейся рукой под конец достал свой спальный тюфяк, набитый соломой, и разложил в углу, а дикарке обычно приходилось спать на своем плаще. Рыцарь вынул из кармана сумки кусок сушеного мяса, упал на спальник и стал жевать. Аборигенка кинула свою суму – от которой слегка пованивало чем-то – как можно дальше от испанца, а накидку положила рядом и стала нагревать его взглядом. Идальго даже смог почувствовать, как плавятся прожилки мяса, и заветный аромат проникает в ноздри.
– Ты хочешь меня зажарить, а? Я не такой питательный, как кажется, – мужчина отвернулся в сторону тряпки, закрывающей вход. Дыра в самом центре была гораздо интереснее возмущенных губ девицы. Но боком он чувствовал тепло, и неподвижность руки на самом краю зрения начинало раздражать.
– Что ж ты этак на меня пялишься, а? – Армандо повернулся к девушке с набитым ртом, потрясая непроизвольно мясом; кусочек прилетел ей промеж массивных плеч, слишком массивных на вкус испанца. Дикарка поморщилась, сбросила кусочек, обтерла руки о колени и указала тем же пухлым пальцем на мясо.
– Я знаю, у тебя есть еще запасы. Нечего привередничать. Или ваше это Эльдорадо тут, под корнями прячется, а? – девушка, уловив единственное знакомое слово, сомкнула густые брови, слишком густые для испанца, и ответила впервые после их встречи. И впервые не потому, что Армандо мало болтал, очень даже напротив.
– Пайтити
– Та без разницы… – он опять махнул мясом, покачал головой и вытащил другой кусок, солиднее, – На. В качестве благодарности. Не зазнавайся только.
Дамочка вздернула нос-картошкой и взяла еду словно дань со слуги. Мужчина поправил усы и дожевал свою часть со специями удовлетворения и беспокойства за запасы провианта. «Не быть жадным к еде» – тридцать шестое правило Бенедикта, но про порох там не сказано, а охотиться уж больно не хотелось в этих опасных местах.
Солнце пропало с небосвода, и Армандо исчез во сне как можно скорее. Но в сновидении тревога нарастала. Он не видел очертаний того, что нависло над головой. Как бы не старался поднять голову – пустота, за гранью которой нечто шевелилось, нечто древнее, чем время. Откуда такое чувство – не знал. Оно въелось в душу страхом. Существо сочувствовало человека в ответ. И движение в пустоте оживилось, натягивая ничто словно шелк. Приближалось. Складка реальности уже разрослась до размеров Куско, а чувство, что это лишь малая звериная часть, приковало к пустоте навеки…
Армандо проснулся в поту от беспокойного ржания лошади. Тропический ливень оглушительно врезался в землю, копыта беспорядочно били по лужам, а ветер трепал полотно над входом с неистовой силой. За проблесками трепета конкистадор видел ужас в глазах привязанной кобылы, а за беснующимся хвостом, во мраке, кошмарных два огня. Он потянулся к аркебузе, но прихватил руку девушки, разбудив. Мужчина сплюнул и отыскал впопыхах ружье. Аборигенка же повертела головой, оценила ситуацию и, бездумно схватив копье, выбежала наружу.
– Дура, куда ты, а? – Армандо достал порох из сумки и отточенным движением заряжал аркебузу, поглядывая за полотно.
Раз – девушка встала у лошади и что-то кричала, бряцая о кору копьем. Два – раздался рык, и кусты зашевелились. Три – силуэт огромной кошки завис в воздухе.
Конкистадор сорвал шероховатую тряпку. Сплошная стена дождя мешала ясно оценить ситуацию. Он примерно определил, что монстр навалился на девушку, сжимая в пасти древко, которым она прикрывалась. Два зверя рычали друг на друга, но треск дерева красноречиво говорил о будущем победителе. Мужчине пришлось из-за судорог поменять руки, удерживая дуло непривычной правой. Армандо прицелился в живот кошке. Ствол сильно болтало. Расстояние было не самым большим, метров пятнадцать, но и его аркебуза была недлинной. Точность оставляла желать лучшего. Он поджег фитиль. Капли грохотали по земле еще громче, не доставая до укрытия. Чудовище дернуло головой. Девушка с легкостью прокатилась по грязи как кукла, и копье с хрустом разломилось. Раздался гром.