Шимун Врочек
Война-56. Книга 1. Зов Лавкрафта
Внутренний двор отеля представлял собой площадку для отдыха с маленьким бассейном и лобби-баром. Коннери вышел в стрекотание ночи и далекий гул моря. Здесь тоже чувствовался влажный аромат тропиков и Африки, но уже не так сильно, как в саду.
Быстрый взгляд на окна номера. Света нет.
Шон начал подниматься по пожарной лестнице.
Второй этаж. Коннери аккуратно перелез через перила и спустился на балкон соседнего номера. В спешке он едва не потерял «вальтер», теперь он ему пригодится.
Похоже, в номере кто-то был. Пусть это будет Дэвид, попросил Шон. Или Грейс. Лучше Грейс, чем Дэвид, думал он, примеряясь, как перепрыгнуть на балкон своего номера… Ррраз! Он прыгнул. Но даже Дэвид лучше, чем люди в котелках. Два! Под ним пролетала пустота, тянущаяся вниз до травяной лужайки у стен отеля. Свистящая пустота. В следующее мгновение он схватился свободной рукой за перила. Черт! Едва не упал, железные прутья балконной решетки вибрировали под ладонью. Шон задержался, перевел дыхание. Пустота свистела под ним и за спиной. Тихо-тихо.
Он прислушался. В номере ни звука. Впрочем, это скорее подтверждало, что там ловушка. Шон перекинул ногу через перила, медленно, пока не уперся носком ботинка в пол. Потом так же медленно, по дюйму в час, начал переносить вес тела на левую ногу. Скрип – громко скрипнули отличные ботинки от Ллойда. Мать, мать, мать. Коннери снова прислушался. Чувство, что он делает огромную ошибку, не отпускало. Вот и конец твоим планам на пенсию, Шон, дружище.
Вот и…
В номере звякнуло. В следующее мгновение Шон, не давая себе времени на раздумья, плечом выдавил стекло и влетел в комнату. Блямц! – не выдержало стекло, вылетело и разбилось о пол.
– Всем стоять! – крикнул Шон, с бокового кувырка вставая на ноги. И поднимая «вальтер».
Бульк.
Что-то упало, звякнуло и покатилось по полу, с шипением разливая жидкость. Бутылка, подумал он.
– Простите? – голос в темноте.
– Стойте, где стоите, – приказал Коннери, поводя стволом «вальтера». – Я включу свет.
Он двинулся мягко, на ощупь (все повторяется, дежавю) нашел выключатель, повернул. Вспыхнула лампа. Несколько мгновений, сквозь мелькающие пятна, он пытался сообразить, что именно видит.
Наконец зрение вернулось.
Шон моргнул и выпрямился.
– Вот так сюрприз, – сказал Коннери.
– Вы могли бы быть и повежливее, – ответила Грейс. Почему-то мужчины всегда угадывают, когда женщина обнажена. Некоторым, особо одаренным, это удается определить даже по телефону. Но здесь особых талантов не требовалось.
Грейс, принцесса Монако, была в постели Коннери, едва прикрытая одеялом.
Коннери усмехнулся.
– Может, опустите пистолет? – сказала Грейс.
– Не уверен, что это не вторжение.
Он видел нежную, с легким свечением здоровья и красоты кожу ее плеч. Грейс нахмурила брови:
– Вы сами меня пригласили!
– Похоже, придется мне вызвать полицию.
– Даже принцессам иногда хочется тепла, – сказала Грейс.
– Понимаю, – ответил Коннери.
Шон перешагнул через бутылку шампанского – из нее выливалась, пузырясь, желтая жидкость.
«Вдова Клико». В общем, где-то так я это себе и представлял, подумал он.
Он подошел к кровати, наклонился к Грейс, смотревшей на его приближение широко расставленными голубыми глазами. В них было выражение холода и желания.
Странное сочетание.
Коннери сказал:
– Мне кажется, у нас не так много времени.
– Тогда не будем его терять.
Он поднял брови, в задумчивости вспоминая, кого им сейчас следует опасаться.
Она взяла его за узел галстука, притянула к себе.
Их губы почти соприкоснулись.
Это было одно из самых приятных ощущений в его жизни. Момент ожидания. Когда оба любовника уже готовы (предвкушение) и сейчас это случится.
Но еще не случилось.
– Кажется, – сказал он. – Мне все-таки надо быть осмотрительней.
– Молчи.
Они двинулись друг к другу. Губы остановились в миллиметре, уже физическое ощущение… Полмиллиметра… четверть…
Когда их губы соприкоснулись, Коннери почудилось, что комнату залило ярким всепоглощающим светом, стекла дребезжат, а его голова вот-вот оторвется от мучительного наслаждения. Он почувствовал физически, как вспыхивают вокруг предметы, словно проявленные рентгеновскими лучами, как исчезают в белом пламени гостиница, и номер, и кровать, и Грейс, и сам Коннери.
В следующее мгновение принцесса отшатнулась.
Кровать ходила ходуном.
– Что это? – спросила Грейс.
Коннери пригнулся и потянул ее за собой на пол. Стекла уже не дребезжали, хотя, похоже, взрыв (а что еще?) был в стороне княжеского дворца.
– Взрыв, – сказал Коннери. – Что-то большое взорвалось.
* * *
Зарево пожара было видно издалека. Пылало в стороне дворца – огненные отсветы лежали на небе и на поверхности моря.
Потом в пламени возникла небольшая заминка. Только что мелькали в недрах здания пылающие красные язычки, а затем все как-то разом вздрогнуло, промялось, и здание начало разваливаться на куски.
Коннери стоял на балконе, глядя на это.
В горящем аду, извергающем пылающие осколки, он видел крошечные фигурки людей, кричащих и дергающихся. Крыша левого крыла вздулась, словно ее накачивали изнутри сжатым воздухом. Пауза. И прорвалось выплеском огня. Маленький атомный взрыв, подумал Коннери, наблюдая, как впрыскивается в черное небо огненно-красный гриб. Маленький, крошечный. Похоже, принцессе стоило опасаться не людей принца…
А кого-то еще.
– Что там? – спросила Грейс, выглядывая из номера.
– Не ходите, там стекло, – сказал Коннери, не оборачиваясь. – Пораните ноги.
– Что там? – спросила она неожиданно низким, севшим голосом.
– Ваш муж был во дворце? – Он никак не мог оторваться от зрелища гибнущего в огне здания. Вот тебе и тихое княжество. Ветер с моря разбрасывал искры, летящие потоком, в сторону тропических садов и кантри-клуба. Возможно, скоро будет гореть не только дворец.
– Да.
– Что «да»? – Крыша треснула и развалилась на глазах. Даже отсюда он чувствовал горячее дыхание огня, слышал рев его и крики сгорающих заживо людей. Кранк! В пламени что-то взорвалось, в небо взлетел металлический баллон, прочертил огненный след, как комета. И упал в море. Коннери повернулся к Грейс.
Она стояла в дверях балкона, закрываясь простыней, как римской тогой. Прекрасна. И на вид совершенно спокойна.
Грейс перевела взгляд на Коннери. В ее глазах отражалось пламя пожара.
– Мой муж… Он мертв?
Шон подумал и кивнул:
– Возможно. Накиньте что-нибудь. Полагаю, нам придется бежать.
Грейс подчинилась. Он прошел за ней в номер. Пока она искала одежду, он налил себе выпить. Полный стакан водки, отличная штука от нервов. И стал смотреть, как она одевается.
Грейс совершенно спокойно, нагая, не стесняясь его (очень красивая: когда принцесса нагнулась, на ее спине словно выступила цепочка круглых бусин), подняла свою одежду. Он стал пить мелкими глотками. Водка обжигала нёбо и прогрела пищевод до самого желудка. По вкусу она была как вода. Только ледяная.
– Нет, – сказал он, когда Грейс взялась за юбку. Она посмотрела на него, словно не понимая, кого перед собой видит. Коннери мягко вынул юбку из ее рук, бросил на кровать. Потом вдруг ударил принцессу по лицу. Хлесткая пощечина. Красный след пальцев. Она схватилась за щеку, глядя на него с недоумением и растерянностью… набрала воздуху в грудь, чтобы что-то сказать… и вдруг разрыдалась. Рыдание прорвалось, словно вода сквозь плотину в Новом Орлеане. Скоро не останется ничего живого. С красным лицом, с потекшими глазами, Грейс всхлипывала и дрожала. Изнутри нее поднимался вой. Коннери шагнул вперед, взял принцессу за подбородок одной рукой, с силой запрокинул ей голову и поднял стакан.
– Пейте, – сказал он.
Она замотала головой, он удержал. Ударил ее по щеке еще раз.
– Пейте.
Шон прижал стакан к ее губам, заставил разжать зубы. Она начала пить. Коннери влил в нее весь стакан, заставил проглотить (из нее рвались рыдания) и только тогда отпустил. Грейс упала на ковер, скорчившись от боли в желудке и приступов тошноты. Сквозь и то, и другое прорывались всхлипы.
Он собрался, проверил «вальтер», вынул из сейфа пачку денег и британский дипломатический паспорт. Он больше не пригодится, слишком велики шансы засветиться. Скорее всего, те, кто взорвал дворец, быстро вычислят, где сейчас находится Грейс и с кем она.
Теперь предстояло увезти ее отсюда.
Он вернулся в комнату. Грейс уже сидела на ковре. Глаза красные. Его мгновенно захватило желание овладеть ею здесь же и сейчас (что было бы разумно в психологических целях, но не совсем удачно в целях выживания). Убийцы скоро будут здесь. Конечно, если целились в нее. Но взрывать даже из-за принцессы целый дворец – это слишком. Сколько взрывчатки понадобилось? И какому безумцу это нужно?
Он подумал и вернулся в спальню. Вынул из шкафа один из своих костюмов, светло-серый, пошитый в Лондоне, на Сэвил-роу. Перекинул через локоть и добавил шляпу.
Вернулся к Грейс. Бросил ей костюм на колени.
– Зачем вы?
– Так вас никто не узнает. Будем надеяться. – Коннери вздохнул. – Одевайтесь.
Она посмотрела на него и нехотя кивнула. Выглядела она уже лучше. Водка начала действовать.
Через несколько минут перед ним стоял развязный молодой человек с надвинутой на глаза шляпой. Принять его за мужчину было бы сложно, впрочем, этого и не требовалось. Требовалось лишь на некоторое время смутить наблюдателя. Коннери встал и провел ладонью по бедру Грейс.
– Отлично, – сказал он. – Двинулись. Ботинки… черт.
– Да, – она была бледна. Он наклонился и осмотрел ее ступню.
– Вы порезали ногу.
– Я знаю, – она покачнулась. Грейс то бледнела, то краснела. Ощущение, когда узнаешь, что какие-то неведомые люди твердо решили тебя убить, многих лишает воли к сопротивлению. Но не Грейс.
– Надевайте свои туфли, а мои ботинки сверху.
Они вышли из номера. Спускаться по пожарной лестнице он не рискнул.
Коннери вспомнил, как в детективах ведут себя преследователи. Глупо. Но иногда те, кого ловят, ведут себя еще глупее. Поэтому надо быть умнее.
– Пошли, – сказал он. По пути к лифту он каждую секунду ожидал нападения или засады, но обошлось. Может, ничего тут нет, а он всего лишь параноик. И убить хотели Ренье. Все равно стоило быть осторожнее. Они с Грейс прошли мимо лифта и начали спускаться по лестнице. Лифт был потенциальной ловушкой. Лестница тоже… но там была некоторая свобода маневра.
Сад экзотических растений расстилался в темноте перед ними. Запах гари стал сильнее, черные деревья были очерчены красноватыми контурами. Треск и рев пламени. Вой сирен.
– Куда мы? – наконец спросила Грейс. Они шли уже минут десять, постепенно забирая к гавани. Коннери мотнул головой – не сейчас. У них оставался единственный вариант. Порт. Но для начала нужно было найти Дэвида.
4
Шон заметил, как в арку прошел человек в темном котелке. Черт. Коннери повернул голову, увидел еще одного у лестницы на первый этаж.
Приехали.
Коннери бросился бежать, держа Грейс за руку. У него неплохая скорость, хотя в футбол он не играл уже очень давно. Человек в котелке пытался ему помешать – Коннери пригнул голову и бросился вперед, как выпущенный из катапульты палубный истребитель британских ВМФ. Р‐раз! Грейс вскрикнула. Человек отлетел в сторону, перекатился и остался лежать. Коннери даже не остановился. Все-таки в футболе его ценили не за скорость, а за агрессию и грубый натиск. Пришло время кое-что вспомнить.
Они пробежали под аркой Святого Людовика.
Человек в котелке повернулся, в его руке блеснул пистолет.
Выстрел.
Коннери нырнул, его тренированное тело привычно перешло в длинный кувырок. Встав на ноги, он выстрелил два раза. Бах, бах! Человек в котелке вздрогнул. Коннери замер в выпаде, едва не распластавшись по земле, держа в руке «вальтер» ППК.
Дымок поднимался из ствола вверх, свиваясь в петли аркана таро. Шут и Смерть.
Человек в котелке сделал шаг, глядя на Грейс в упор неподвижными глазами. И вдруг повернулся вокруг свой оси и упал. К мощному аромату гибискуса и гари добавился запах крови.
Дворец все еще горел. Коннери слышал сирены пожарных машин (скорее всего, сюда спешили пожарные команды из соседних французских городков). Скоро и полиция подтянется. Нужно спешить.
Через несколько минут они уже были у отеля «Океаник», где остановился Корнуэлл. Сопровождаемый надоедливым запахом тропических растений, Коннери поднялся по лестнице, практически таща за собой Грейс. У входа в номер он достал «вальтер» и постучал рукояткой в дверь.
– Дэвид! Дэвид, это я, – крикнул он на всякий случай. Тишина.
Коннери повернул ручку. Не заперто. Осторожно перешагнул через порог… В следующее мгновение в лицо брызнули каким-то распылителем – он рефлекторно пригнулся и прикрыл лицо. Задержал дыхание.
Черт.
Коннери выпрямился и ударил хуком. Лязгнуло! Руку прошило болью. Человек покатился по полу. Коннери сделал шаг, чтобы ударить его носком ботинка, но вдруг почувствовал, что влажный дух экзотических растений становится удушающим. Он рванул узел галстука, комната перед глазами закачалась.
Быстрее!
Ударом ноги он выбил окно, звон стекла, в комнату ворвался свежий морской воздух – полегчало. Коннери вдохнул – головокружение прошло. Повернулся к Грейс, смотревшей на происходящее расширенными глазами.
– Газ, – хрипло сказал он. – Задержите дыхание.
Аэрозольный баллончик, красный с белым, с надписью «Канди милк» откатился к его ногам. Молоко для завтраков, подумал он автоматически. Перед употреблением встряхнуть. Распылить на хлопья. Запах горьковато-миндальный – цианистый калий? Тогда я уже был бы мертв. Но это пахнет не газом…
Человек лежал неподвижно.
Коннери наклонился над ним, перевернул на спину. Понятно. Черт. Шон выпрямился, брезгливо отряхнул руки. Лицо человека было искажено мрачным, звериным выражением, зубы обнажены в предсмертной гримасе. На губах и подбородке клочьями застыла желтовато-коричневая пена. Капсула с цианидом. К сожалению, мы так и не узнаем, кто это был.
И зачем он это делал.
Красные? Алжирцы? Баски?
Кому, черт возьми, могло понадобиться карликовое княжество? Оно, конечно, битком набито «капиталистами», как говорят красные, но – взрывать его? Это не похоже на марксистов. Да черт возьми, это вообще ни на кого не похоже.
Коннери покачал головой.
– Поднимите руки! Живо! – приказал знакомый голос. Грейс изменилась в лице и медленно подняла руки. Ловушка. Коннери вскинул пистолет… патронов, жаль, мало. Всего пять.
Корнуэлл выглянул из-за плеча Грейс, моргнул.
– Какого черта, Шон? Что вы тут устроили?
– Дэвид? – Коннери вдруг понял, что чертовски устал.
– А кто еще? – удивился тот. – Но что еще за мальчишка с вами?
Дэвид развернул «мальчишку» к себе лицом. Пауза… Глаза его чуть дрогнули – и все. Он опустил пистолет.
– Добрый вечер, ваше высочество, – сказал он и перевел взгляд на Коннери: – Да, Шон. С тобой не соскучишься.
* * *
Порт был освещен светом от пожара, как огромной лампой. Над отвесной скалой, спускающейся к гавани, пылал гигантский факел. Однообразный глухой рев. Искры летели с обрыва. Пока ветер был с моря, он относил их к берегу, но ветер в любой момент мог перемениться. На причалах бегали и суетились, кто-то поднимал паруса, кто-то отвязывал швартовы, но по большей части люди просто метались в разные стороны и кричали. Коннери буксиром тянул за собой Грейс. Они шли по причалу. Коннери то и дело терял из виду спину Дэвида, который должен был привести их на место.
– Яхта называется «Королева юга», – сказал Дэвид. – Не забудьте.
Но ключи от яхты в любом случае были у него.
Матрос в черном бушлате попытался оттолкнуть Коннери, но получил отпор. Bâtard, прохрипел матрос. Ублюдок. Коннери безжалостно врезал ему под дых и по яйцам. Привет от британского флота, лягушатник!
Сзади кто-то закричал. Этансьон! Осторожно!
Коннери поднял голову. Над их головами пронеслась горящая балка, как пылающая комета, и упала далеко впереди. Бах! Она врезалась в одну из яхт. Пауза. Крик вокруг поднялся до панического. Яхта вспыхнула, словно была сделана из спичек.
Черт, выругался Коннери и прибавил шагу. Теперь он уже распихивал людей, не церемонясь.
Где же?!
Руку Грейс едва не вырвали у него из ладони. Коннери развернулся и ударил наглеца в челюсть. Удар пришелся по скользящей, но наглец упал.
– Шон! – услышал он крик.
Дэвид махал рукой с большой яхты. Это была не моторная современная игрушка, а парусный полуторакорпусник, старый добрый, отделанный английским деревом.
– Сюда!
Они бросились к яхте. Коннери легко перепрыгнул на палубу, повернулся, чтобы подать руку Грейс. Поздно. Принцесса уже была здесь. Она в отличной форме, подумал Шон. Хорошо.
В воду рухнула горящая балка. Пшихх! Взвился пар.
Он поднял голову. Над пламенем пожара он увидел тонкие, как спицы, сверкающие струи пожарных брандсбойтов. Покачал головой. Нет, это даже за сутки не потушишь. Выше по склону пылал многоэтажный дом. Отель «Париж» пока не загорелся, его поливали из шлангов пожарные (Коннери видел их черные фигурки). Все, пора было ехать.
Эпоха Гримальди закончилась.
– Отчаливаем! – крикнул Корнуэлл и ушел к штурвалу.
Коннери вспомнил о главном, перепрыгнул на берег, отвязал швартов, перебросил его на борт яхты. Прыгнул вслед. Палуба под ногами вздрогнула и задрожала – Дэвид включил моторы. Все-таки это была шпионская яхта, а не просто старое суденышко.
Яхта медленно начала сдавать назад, разворачиваясь. Вода за кормой забурлила. Несколько яхт уже пылали. Две успели отойти от берега и уходили подальше от убийственного огня.
Коннери наблюдал, как «Королева юга» развернулась носом в открытое море и дала малый вперед. Они прошли мимо причала. Корнуэлл стоял у штурвала. Приходилось лавировать, чтобы избежать столкновения с обломками в воде. Коннери ждал, что они вот-вот напорются на что-нибудь, но Дэвид оказался молодец. Пару раз они чудом избежали столкновения с другими яхтами.
– Идите в каюту, – сказал Коннери. Грейс не ответила. Как завороженная она наблюдала, как сгорает ее дом, ее княжество. Ее сказка.
Яхта набрала ход и теперь рассекала пену, взлетая с волны на волну. Море под ней казалось черным и бездонным, словно преисподняя. И там не было ничего.
– Почему я с вами? – Грейс наконец нарушила молчание.
– Потому что вы нам нужны.
Грейс покачала головой. Невероятно красивая даже в такой момент.
– Я могла бы быть там, – сказала она, глядя на пылающий дворец. – Вместе с моим мужем.
Бесчувственный Дэвид хмыкнул. Он стоял спиной к ним за штурвалом.
– Да, – сказал Коннери.
Грейс повернула к нему лицо, глаза блестели:
– Кто вы такие?
– Секретная служба ее величества.
– Шпионы?
– Что-то вроде.
– Вы могли спасти моего мужа, – это был не вопрос, а утверждение.
– Возможно. Но мы были уверены, что опасность угрожает только вам.
– И вы ошиблись.
– Да.
– Знаете, – сказала она, глядя на удаляющийся берег. – Когда это случилось, я вдруг забыла, что Каролина… моя дочь… сейчас во Франции, у тети. Я почему-то подумала, что она там, во дворце… – Грейс подняла голову. – Там, где все это… – она посмотрела на Коннери. – И тогда я умерла. Не знаю, сколько прошло, прежде чем я вспомнила, что дочери там нет… мне казалось, целая вечность. Целую вечность меня не было. Я умерла. А теперь я снова живу. Но многие хорошие люди погибли. Я живу, но не чувствую, что я живая. Мне так холодно. Так холодно. Что вы на меня смотрите?! Я живая! живая! живая! Слышите вы?!
Коннери молчал. Потом пошел к ней. Когда Грейс замахнулась, чтобы ударить его по лицу, Шон поймал ее руку. Грейс дернулась, вскрикнула: «Пустите!» Он поднял ее на руки и понес. Она кричала и отбивалась. Дэвид равнодушно стоял за штурвалом, продолжая управлять бегом яхты. В бездонном небе холодно блестели звезды.
Коннери понес отбивающуюся Грейс в каюту. На полпути она вдруг перестала вырываться и прижалась к нему.
Он принес ее в каюту, положил на кровать. И стал раздевать.
А потом доказал ей, что она жива. Ее страсть озарила каюту, словно ядерная вспышка. Ударной волной чуть не сломало койку и переборку. Радиацией чуть не сожгло у него все волоски на руках.
Наверху Дэвид Корнуэлл вел яхту к берегам Италии, слышал скрип дерева, стоны и крики и был совершенно невозмутим, как рельсовое железо.
* * *
Грейс вышла из каюты, закутанная в плед. Коннери улыбнулся и встал, но она села не к нему, а чуть подальше. Море, светлеющее на глазах, молочного цвета, было спокойным. Вглядываясь в даль, можно было различить чуть более темную полоску горизонта. И слабое предчувствие розового. Коннери посмотрел вниз, за борт. Вода ворочалась за кормой, лишь слегка потревоженная, сонная.
Яхта скользила в молочно-сером море, словно призрак. Если бы не мелкая дрожь под ногами и легкий гул мотора, можно было бы подумать, что они плывут в подземное царство мертвых. Пересекают Стикс. Яхта «Королева юга» везет в Аид бывшую принцессу, бывшего актера и бывшего (Коннери покосился на Дэвида) человека. Они шли уже несколько часов, забирая все дальше к юго-востоку. Дэвид покачивался, стоя за штурвалом. Лицо его чуть опухло от бессонной ночи, но не выглядело сонным.
Коннери прошел к носу, взял из ящика бутылку содовой. Лучше бы кофе, да и пить он не хотел. Но почему-то взял.
Открыл консервным ножом (шпок) и вернулся на корму. Содовая была холодная, даже зубы заломило.
– Иди спать, я подежурю, – сказал он Дэвиду в спину. Тот, не поворачивась, покачал головой. Нет так нет. Коннери решил не настаивать. Его проблема – яхта. А моя…
Он подсел к Грейс. Она повернула голову, мазнула по нему синим взглядом, отвернулась. От бессонной ночи глаза у нее стали глубокими, как колодцы, а веки припухли. Теперь она выглядела на свои тридцать. Но все равно была чертовски красивой, даже красивее, чем тогда на корте.
– Скоро будем в Италии, – сказал Шон.
Она не ответила, продолжая смотреть, как разбегается за кормой вода. Яхту слегка покачивало. Утренний штиль.
– Как вы?
Она повернула голову, посмотрела на него:
– А как я должна быть?
– Не знаю. Хотите содовой?
Грейс медленно покачала головой, закуталась поплотнее в плед. Нет.
– Вы знаете легенду об Орфее?
– Что вам от меня нужно? – спросила она враждебно.
– Если бы мы не трахались полчаса назад, я бы сказал что-то грубое. Но раз мы трахались, то грубить мне как-то неловко.
– Простите, – она замотала головой. – Я… я боюсь.
– Это бывает, – сказал Коннери мягко. – У вас есть все основания бояться. Но теперь все будет хорошо. Обещаю.
Она посмотрела на него едва ли не с ненавистью.
Коннери допил содовую, выбросил бутылку за борт. Затем поднялся, прошел по палубе и спустился в каюту. Там был встроенный в стену приемник. Коннери подкрутил ручки, попробовал – шипит, трещит, но, похоже, работает. Он выбрал канал и долго подстраивал частоту. Вот!
– …из достоверных источников стало известно, что советская делегация настаивает на соблюдении уложений международного права. Предложение о придании Антарктиде статуса свободной, безъядерной зоны и особого статуса ничьей земли обсуждалось в присутствии минис.. – Коннери повернул ручку, наткнулся на рок-н‐ролл. Мягкий голос, растягивая гласные, как котяра, выпевал слова. «Все в порядке, мама. Все в порядке». Коннери стал слушать, на самом деле не слушая, а размышляя. Закурил. Рок-н‐ролльчик кончился, ведущий объявил имя исполнителя:
– Элвис Пресли, мадам и месье! Великолепно! А сейчас послушайте о новом средстве против облысения… – Коннери повернул ручку. К чертям такое радио. Сплошная реклама. Он провел рукой по волосам. А я ведь тоже начинаю лысеть. В двадцать девять – надо же.
– …Раскройте глаза свои! – запричитало радио по-итальянски. Католики, м‐мать.
Грейс молилась, не переставая, с того момента, как они переспали. Для Коннери это не то чтобы стало неожиданностью… Но да, он удивился.
Он поискал сигареты. Не нашел.
– Дэвид, курить есть?
Тот покачал головой:
– Черт его знает. Вроде кончились. Поищи там в шкафчиках, вдруг найдешь.
Коннери нашел сломанную сигарету, оторвал кусок, закурил, сидя на полу.
Похоже, есть религии, в самое существо которых заложено распутство. Была бы Грейс такой сексуальной, горячей штучкой, раскаленной как вулкан изнутри, если бы не была набожной католичкой? Черта с два. Если не забить пыж как следует, пушка не выстрелит. Пшикнет сгоревшим порохом, и все. А Грейс…
Кто же хочет ее убить, думал он. Кто?
Он снова принялся крутить ручку приемника. На стеклянном табло с разметкой частот и городов (Париж, Мадрид, Москва, Висконсин). Добрался до Лондона. Почему-то о пожаре в Монако почти никто не говорил. Зато все привязались к третьему ледовому походу американцев. Ну и что? Что они там забыли, на полюсе?
От утренней свежести Шон прозяб. Стоило накинуть плед или выпить чего-нибудь крепкого.
– …Москва настаивает, что Антарктида – общественная собственность, судьбу которой должна решать Организация Объединенных Наций. Сегодня в Москву с визитом вежливости прибыл президент республики Самбия Роберт Могуту…
Коннери в сердцах повернул ручку, перескочив сразу на Марсель.
– Н‐о‐о регорьян, но-о же неве регорьян, – раздался из динамика резковатый, сильный женский голос. Наконец-то музыка. Подойдет. Коннери сделал звук на полную и поднялся наверх. Сел рядом с Грейс. Музыка слышна и здесь. Он смотрел назад. Где-то там исчезало за молочной пеленой воды и тумана княжество Монако.
Яхта шла, двигатель гудел. Незнакомая певица гортанно пела:
Нет, я не жалею ни о чем.
Я сегодня забываю радости и печали,
Провалы и взлеты, забываю все.
Сегодня
Я начинаю жизнь снова.
Звуки разлетались над затихшей поверхностью моря.
Я начинаю жизнь с нуля. С тобой.
5
Конец мая в Риме – отличная пора для влюбленных. Еще не так жарко, чтобы пришлось бежать из города, и уже не так холодно, чтобы по ночам прятаться в номере под тремя одеялами. Портье отеля «Фонтана», окнами выходящего на площадь де Треви, мог похвастаться тем, что видел больше влюбленных, чем папа римский. Но эти люди на влюбленных не походили. Нет, куда там.
Эти двое ненавидели друг друга.
Это было очевидно. То есть на первый взгляд это не бросалось в глаза, но опыт… опыт не зря называется опытом. Чутье метрдотеля не подводило. Они могли сколько угодно целоваться на глазах у прохожих, гулять по Риму, взявшись за руки, даже заниматься любовью у себя в номере, сутками не выходя оттуда… Было главное, чего не изменишь. Они яростно, страстно и нерассуждающе ненавидели друг друга. Он понял это с первого взгляда.
Они взяли дорогой номер (хорошо, не для новобрачных) на верхнем этаже и зарегистрировались как семейная пара.
– Проводите сеньора и сеньору в номер 216, – вполголоса сказал метрдотель. Консьерж кивнул.
Мужчина был высок, черноволос и насмешлив. Женщина с каштановыми волосами, возможно, недавно покрашенными. Темные очки. Метрдотель проводил женщину взглядом (смутно знакомая, очень красивая, ей больше бы подошло быть блондинкой), потом вернулся за стойку и набрал номер.
– Они здесь, – сказал он и положил трубку.
Грейс прошла в номер, пока Коннери давал мальчику на чай. Скупой шотландец, но если не дать хорошие чаевые, это запомнят. Играй, держи образ, и все будет отлично.
В ванной зашумела вода. Коннери кивнул сам себе и двинулся к бару. В деревянном шкафу был спрятан холодильник, там обнаружились водка, красное сухое вино и сыр.
А в ведерке на столе было шампанское. Он достал бутылку и хмыкнул. Дешевка. Впрочем…
– Кажется, мы здесь надолго, – сказал он и начал развинчивать проволоку. – Считайте это приключением, – сказал Коннери через полчаса, допивая последний бокал. На столе стояла пустая бутылка шампанского. Грейс смотрела на него, словно не понимая. На ней был махровый розовый халат, на голове – полотенце. – Я думал, вам надоела скучная размеренная жизнь?
– Напротив, я уже начинаю по ней скучать. Дайте сигарету.
Коннери поднял брови, но подчинился.
Она вынула из его серебряного портсигара тонкую сигарету с фильтром. Morland Balkan, его любимые. Коннери щелкнул зажигалкой. Грейс прикурила, завороженно глядя на голубоватый огонек.
Она выпустила дым из сложенных кольцом губ. Это было… красиво.
Грейс тут же закашлялась.
– Я никогда не курила, – пояснила она. – Теперь понимаю почему.
– Как вы?
Она посмотрела на Коннери:
– А как я должна быть?
Он пожал плечами и решил сменить тему:
– Это правда, что вы отказались от роли, которую вам предложил Хичкок?
– Вы любите фильмы Хича? – ответила Грейс вопросом на вопрос.
Он усмехнулся:
– А вы?
– Совсем нет. Но мне нравилось у него сниматься. Еще бы. Я знаю, у него были фантазии, связанные со мной. Я нравилась ему как-то по-особенному, не так, как другим мужчинам. – Грейс посмотрела на него: – Не так, как вам, Шон.
Он не сразу нашелся, что сказать.
– Это… неудивительно.
– Да. Вы пещерный человек, Шон, и привыкли получать женщину, которую хотите. Вы бьете ее по голове дубиной и тащите в свою пещеру. То, что дубину мужчинам теперь заменяет смокинг, пошитый на Сэвил-роу, ничего не меняет.
Коннери помолчал. В ее словах был резон.
– А Хичкок?
Грейс выпустила дым.
– Он мог получить меня, если вы об этом. Если бы только захотел. Но он не хотел разрушать… и хотел большего. Хич любил меня через свою камеру. Возможно, он единственный и любил. В перерывах между дублями он лично поил меня чаем. Смешно, правда?
Она смотрела на него спокойно. Коннери вдруг ощутил, что сердце у него стучит и ладони вспотели. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, он шутливо обратился к Грейс:
– Как думаете, режиссер может стать хорошим мужем?
– Нет.
– А шпион?
– Нет. – Она помолчала. – Но, с другой стороны, любой мужчина вряд ли может стать хорошим мужем… Вы предлагаете мне руку и сердце, Шон?
Он помедлил. Как прыжок с парашютом: обратного пути не будет.
– Да.
Впрочем, всегда можно не дергать за кольцо.
Молчание затянулось. Он посмотрел в ее голубые глаза и понял, что ничего не может в них прочитать. Совсем ничего. Снежная королева. Вулкан под снегом.
– Я замужем, – произнесла она наконец.
– Уже нет, – сказал он и спохватился.
Джентльмен – это человек, который всегда выглядит таким вежливым, каким бывает лишь изредка.
– Чтоб меня! Ваш муж… – начал он. Грейс перебила:
– Я чувствую… печаль. И облегчение.
– И все же… что ты ответишь на мой вопрос?
Она положила сигарету и раздавила ее.
– Трахни меня.
– Ты не ответила.
– Трахни меня как можно сильнее.
Губы ее были ледяные.
Когда все закончилось, она лежала на кровати обнаженная, подперев голову рукой, и рассматривала его татуировки. Коннери сделал их во время службы на флоте. Тогда он был молодым лопоухим матросом, которого подкосила язва желудка. Кто же знал, что через несколько лет он вернется туда с повышением. Коммандер Коннери, да.
