Шимун Врочек
Война-56. Книга 1. Зов Лавкрафта
– Сэр!
Его будят раньше, чем нужно, – он чувствует это по внутреннему таймеру, который у натренированного пилота редко дает сбой. Значит, что-то случилось. Он спрыгивает с койки, от прилива адреналина в мышцах пожар и дрожь. От приземления гудят отбитые ноги.
– Сэр, на два часа! – Финни.
Вспышка. На мгновение лед проявляется, будто фотобумага.
Гельсер вминает лицо в стекло блистера. Не может быть. Он моргает, протирает глаза. Чертовщина какая-то.
Затянувшийся кошмар из сна.
Белое поле простирается до самого горизонта. «Миротворец» сейчас в районе Северного полюса. Привет, медведи. Севернее восьмидесятой широты гирокомпас бесполезен, поэтому на него не смотрим. Радиокомпас показывает привязку к передатчикам канадских, норвежских и американских полярных станций – так что не потеряемся.
«Финни, что там?»
«Сэр, вы это видите?»
Они идут на высоте девять километров. До точки поворота осталось двенадцать минут.
Справа по курсу – кусок снежного поля вдруг вздыбливается, набухает, его прорывает белым. Брокколи, думает капитан Гельсер. Больше всего это похоже на белые переваренные брокколи. Взрыв расширяется, растет, и вот – толстый гигантский белый гриб медленно поднимается вверх… выше… выше… если бы здесь были облака, он бы уже их коснулся… но он продолжает расти. И вот он уже почти вровень с «Миротворцем», коснулся стратосферы… основание его отрывается от поверхности воды. Гигантская поганка нависает над самолетом.
Атомный взрыв, понимает Гельсер. Или чертов вулкан. Пожалуйста. Есть в этом районе чертовы подводные вулканы?
Потом Гельсер думает: началось.
Русские идут.
– По местам, – командует он. С удивлением слышит свой спокойный твердый голос. Будто и не он говорит, совсем.
зззззз… зззз…
Гельсер видит, как от основания гриба отрывается и бежит тонкая кромка – след взрывной волны. Лед крошится и замирает, прежде чем вспухнуть (нарыв) белым.
Это русские.
Ударная волна настигает «Б‐36». Грохот такой, что перекрывает рев двигателей. Гельсера отшвыривает на стрелка. До эпицентра взрыва несколько десятков километров, но самолет безжалостно трясет, словно он на полной скорости выскочил с шоссе на разбитую дорогу. Звук такой, словно у Гельсера в голове что-то лопается. Черт, черт, черт. У «Миротворца» гибкие крылья и фюзеляж в месте их крепления. Может, поэтому их и не оторвет. Черт. А может, и оторвет.
«Б‐36» такой огромный, что вместо несущего фюзеляжа у него две силовые балки. И сейчас нужно отправить людей в центральный отсек, думает Гельсер, чтобы осмотрели, не прогнулись ли шпангоуты.
А, черт. Он вспоминает про взрыв.
Гельсер вскакивает и, не обращая внимания на разбитую руку, бросается к блистеру. Время исчезло.
Там, наверное, вода закипела, отрешенно думает Гельсер, глядя, как в белом теле полюса, в подножии гриба истекает черным глубокая рана. Вода, наверное, кипит и парит. От радиации вода теплая-теплая. Окутанная белым облаком прорубь посреди Арктики. Почему я не удивляюсь?
Белый гриб расползается, теряет форму, оплывает. Он стал еще больше, если это возможно…
От его вершины плавно, медленно отделяются облачные кольца.
Это… красиво.
Второй пилот знает свое дело. Он начинает поднимать «Миротворца» выше и выше, в разреженные слои атмосферы. Здесь самолету гораздо лучше. Закладывает плавный вираж влево.
Зззз…
Гельсер смотрит на белую пустыню, проросшую гигантской поганкой, и думает: ззззз… зззз.
«…дни моей жизни».
«Это лучшие дни моей жизни».
Надеюсь, фотоавтоматы включены. Готовая фотография для обложки журнала, не хватает только красной надписи «Лайф».
– И кошек, – говорит он задумчиво.
– Что?!
Да, именно. Черно-белый снимок. Белый гриб, черные летящие кошки, растопырившие когти, словно их несет ударной волной…
И красный жирный слоган поверх «Атомная война началась!». Вот этого только не хватало.
– Отказ второго двигателя, сэр! – слышит Гельсер. Поворачивает голову. Финни кричит ему в ухо и что-то протягивает. Лицо искаженное, словно опрокинутое внутрь себя.
Гельсер наконец понимает, что от него хотят, и надевает наушники.
– …дета! – сквозь жутчайший треск помех.
Он нажимает педаль, переключая микрофон на передачу.
– Говорит командир. Что у нас?
Всплеск черных щупалец. Капитан Гельсер смотрит в окно и не верит своим глазам. Он больше не слушает второго пилота, который что-то кричит сквозь треск. Из-под основания гриба, в расколы льда пробиваются извивающиеся черные отростки. Все это уже не важно. Осьминожка. Усилием воли капитан возвращает ощущение масштаба. Атомный гриб в несколько миль высотой. Тогда эти черные отростки будут…
Вот дрянь.
Они мелькают в разломах льда и исчезают.
– Сэр! Что это?! – Финни. – Что это было, сэр?!
Капитан молчит. Сердце в груди выделывает странное дерганое движение бедрами, наподобие того, что исполнял тот парень, Элвис Пресли. Разве это не безумие?
Ззззз… ЗЗЗЗЗ.
– Занять места по штатному расписанию! – командует Гельсер и бросается к люку. Не важно, что это было, его место сейчас там, в кресле пилота. Даже боязнь темноты и замкнутого пространства временно отступает.
Гельсер заползает в трубу. Люк закрывается.
Ззззз…
Темнота. В следующее мгновение капитан снова чувствует, как парит под куполом атомного парашюта.
Стропы вибрируют «ззззз» от страшного натяжения, потому что теперь он атомная бомба Мк.8 и весит четыре с половиной тонны. Вот откуда этот звук!
Бламц. Лопаются стропы. Бламц! Парашют отрывается. Разум капитана Гельсера стремительно падает в огромное, черное, бескрайнее, кипящее радиоактивное море безумия.
Он летит, набирая скорость.
В ушах ревет разрываемый воздух. В желудке нарастает стремительная пустота.
Он падает в кипящую от радиации черную воду, бултых. Плюх! Он выплывает на поверхность, выплевывает воду, кашляет, хватает ртом воздух… поворачивается…
И здесь его встречает мертвый бог.
Глава 2
Из Монако с любовью
1
Два выстрела прозвучали одновременно.
«Точнее, – подумал Шон Коннери, разглядывая малиновый мячик, выкатившийся к его белым теннисным туфлям, – мы застрелили друг друга в честном поединке с разницей в полсекунды». Жаль, что здесь нет фотоавтомата, наподобие того, что стоит в стрелковом тире в лондонском офисе Ми‐6. Он повел плечами. Спина была мокрой, к носку туфли прилипли травинки. Он снова посмотрел на мяч.
Малиновый цвет на фоне зеленой травы смотрелся вызывающе.
Коннери поднял голову и огляделся. Они играли недалеко от резиденции принца Ренье III, окруженной старинным парком. Запахи гибискуса, лимонных деревьев и шалфея витали в воздухе, смешиваясь с влажными ароматами экзотических орхидей. Отсюда Коннери видел стену старинной генуэзской крепости. Дальше за стеной начинались лавочки сувениров, летние кафе, пляжи и теплое море. Вечером, когда спадет жара, он спустится вниз и выпьет чего-нибудь покрепче в одном из прибрежных баров. Отличная мысль. Пока же вокруг Коннери были зеленые лужайки знаменитого кантри-клуба.
Зеленые лужайки княжества были одной из трех вещей, ради которых стоило устраивать тягомотину с многочасовым перелетом из Лондона и сводящим скулы приемом у английского посла.
– Шон! – раздался приятный голос.
Молодая женщина в короткой белой юбочке подошла к нему, ступая мягко и упруго. Без сомнения, она находилась в отличной спортивной форме. Это была высокая блондинка (но не выше Коннери), спокойная и элегантная.
– Я же говорила, что попаду, – весело сказала она с легким американским акцентом и взмахнула ракеткой. Та со свистом рассекла воздух. – Ну что, будете еще спорить, Шон?
Второй вещью, ради которой стоит посетить Монако, задумчиво размышлял Коннери, являются здешние казино. Третьей – местные девушки. Он посмотрел на соперницу, улыбаясь своей самой ироничной улыбкой.
А первой и самой важной, естественно, теннисные лужайки.
Разумеется, Коннери был рад размяться. Он уже лет сто не брал в руки ракетку, вынужденный заниматься кабинетной работой в штаб-квартире Секретной службы, где развлекался чтением Самых Странных Сообщений на свете. Такая работа для агентов его класса находилась всегда. Бумажная работа. Но раз в год можно было рассчитывать на смертельно опасное задание. Коннери с удовольствием посмотрел на ноги девушки. У нее были загорелые красивые икры и изящные лодыжки.
Очень опасное задание. Чего только не сделаешь ради своей страны.
– Ну же, Шон, сдавайтесь! Не заставляйте меня применять к вам насилие.
Он улыбнулся, показав на щеках издевательские ямочки.
– Ваше высочество, мне остается только подчиниться. Но…
– Шон!
– Сдаюсь, – рассмеялся он, поднимая ракетку над головой.
Спор заключался в следующем: принцесса Монако собиралась доказать, что лучше владеет ракеткой, чем представитель британской нефтяной компании, за которого Коннери себя выдавал (не особо, впрочем, напирая на маскировку). Конечно, это был вызов. Шон улыбнулся и предложил сделать ставки.
Идея дуэли была взята из нашумевшего фильма Куросавы «Семь самураев», от просмотра которого принцесса находилась под большим впечатлением. Они с Коннери становились друг против друга на разных концах теннисного поля. У каждого было по мячу. И один удар решал все.
Принцесса оказалась быстрее.
Теперь Шону предстояло расплачиваться.
– Почему вы играете мячами такого странного цвета? – спросила Грейс. – Это несколько экстравагантно, не находите?
– Это цвета моей компании.
Не мог же он сказать, что цвет мячиков был всего-навсего условным сигналом для «связного». Хотя необходимость в таком сигнале, похоже, отпала (связной не появился ни вчера, ни сегодня, и, вероятно, был уже мертв).
– Что вы говорите? – Грейс посмотрела на него. – А разве у «Бритиш Петролеум» не желто-зеленый логотип?
– Правда? – он поднял брови. – Видимо, я забыл.
– Лжец, – сказала принцесса с улыбкой. Ему понравилось, как она это сказала. – Признайтесь, вы ведь никакой не нефтяник, Шон?
– Скажем так, – он тоже улыбнулся, – нефть – не основное мое занятие.
– Нефтяник вы или нет, вы только что проиграли мне одно желание. Не забывайте об этом, Шон.
Он слегка поклонился:
– Я ваш. В любой момент, как только пожелаете, ваше высочество.
– Зовите меня Грейс.
– Хорошо… Грейс. Еще партию?
Тунк! Бам!
– Ох! – Грейс замерла. Мяч Коннери, пущенный с огромной силой и скоростью, пролетел всего в нескольких дюймах от ее лица. Она подняла руку и коснулась щеки – ничего.
Коннери подошел и встал рядом, глядя на нее сверху вниз.
Грейс посмотрела на него широко расставленными голубыми глазами.
– Вы ведь специально это сделали, Шон?
Он слегка наклонился к ней, для вида, якобы посмотреть, не задел ли ее мяч. На самом деле – чтобы вдохнуть аромат ее волос. Грейс пахла вербеной и американским детским шампунем.
– Нет.
– Вы не джентльмен.
– Это не единственное мое достоинство.
Она сказала:
– Доиграем в следующий раз. Прошу меня простить.
«Рискуешь, Шон», – подумал он, глядя ей вслед.
Принц Ренье известный ревнивец (что не мешает ему заводить шашни направо и налево), за принцессой следят днем и ночью. Тебя уже взяли на заметку, Шон. Впрочем, разве не за этим я здесь?
Коннери покачал головой.
Британское казначейство не слишком рискует, выделяя агентам такую «большую» пенсию: две с половиной тысячи фунтов в год. Она мало кому сможет пригодиться.
Разве что скупому шотландцу, Коннери мысленно улыбнулся, – вроде него.
Коннери знал, что агенты его класса редко доживают до сорока пяти лет, но чем черт не шутит? Он постарается. Шон слишком хорошо помнил время, когда у него не хватало денег даже на то, чтобы заплатить за квартиру или залить пару галлонов в бак мотороллера. Спасибо Королевскому флоту – теперь все по-другому. Звание коммандера, конечно, не наследное княжество с абсолютной монархией, как у принца Ренье, но на холостяцкую жизнь хватает. И, в отличие от принца Монако, Коннери не собирался жениться так рано.
Даже на Грейс.
Он посмотрел, как она идет, как двигаются ее ноги в белых теннисных туфлях.
Разве что на Грейс.
* * *
Коннери остановился у бара. Бармен улыбнулся ему, как старому знакомому:
– Что будете пить, месье?
– Мартини с водкой. И побольше льда.
Ожидая, пока коктейль смешают, он оглядел себя.
Крепкие руки, средиземноморский загар. Белая рубашка «поло» от Лакост. Шорты от Данлоп. Теннисные туфли от Барберри. Белые носки от еще кого-то, он уже забыл (Лаборал? Суинни?). Ракетка с металлической сеткой и амортизатором (он слишком сильно бьет по мячу, амортизатор нужен, чтобы не повредить запястье) от Слезинджер. О чем еще я, черт побери, должен помнить? – подумал он в раздражении. Чувствую себя школьником на уроке по снобизму. Милее всего Шону были бы сейчас рабочие штаны, мятая рубашка и туфли без носков.
И, само собой, гольф.
Монако – слишком маленькая страна для такой игры. Тем не менее здесь есть отличное поле для гольфа – почти на вершине горы. Интересно, французов не смущают летящие через границу мячи?
Проблема в другом: Грейс.
Она не играет в гольф, она играет в теннис. Поэтому я люблю теннис.
Коннери стоял у стойки, потягивая мартини с водкой, вспоминая ее лицо, как она говорит, как смотрит. Вероятно, она играет и в другие игры.
Он поймал на язык кубик льда и с хрустом разжевал.
О, несомненно.
2
Коннери поднялся в свой номер на верхнем этаже отеля «Амбассадор», что находится в десяти минутах ходьбы от королевского дворца (и от казино, что интереснее). Он открыл дверь и насторожился.
Свет не горел.
Хотя он отчетливо помнил, что оставлял его включенным.
В номере кто-то побывал. И, возможно, этот кто-то еще здесь. Коннери достал «вальтер» ППК из наплечной кобуры, ногами аккуратно стянул туфли. Оставшись в одних носках, бесшумно двинулся в глубь номера. Все это чертовски напоминало стрелковый аттракцион, на котором его гоняли в «Сикрет сервис». Только здесь не отделаться фотографией «Ты убит!», здесь все серьезно.
Пистолет холодил ладонь. «Вальтер» ППК отличное оружие, но немного маловат для его руки. Поэтому нажимать на спуск приходится второй фалангой указательного пальца.
Коннери сделал три шага, держа пистолет в опущенной правой руке. В любой момент он мог вскинуть оружие и нажать на спуск, когда ствол пистолета пересечет линию мишени.
Такая техника стрельбы называется «вертикальный подъем» и отлично подходит, когда противник находится на близком расстоянии. Не больше нескольких ярдов. Самое то для шпиона.
Глаза скоро привыкли к темноте. Коннери оглядел гостиную, но не заметил ничего подозрительного. Теперь в спальню? Нет, стоп!
Он вернулся взглядом к двум креслам, что стояли недалеко друг от друга у окна, закрытого шторой.
Вот ты где. В кресле.
Он нацелил пистолет в сторону темного силуэта, мягко отшагнул назад, к стене, и левой рукой нащупал выключатель. Повернул. Присел на колено, вскидывая пистолет. Ну же! С секундной задержкой зажглись лампы – высветив сидящего в кресле человека. Тот держал в руках газету, словно до того, как включился свет, он уже давно и внимательно ее читал.
Пауза.
Коннери выругался сквозь зубы. Опустил «вальтер» и поднялся.
– Слышал новости? – Дэвид Корнуэлл оторвал взгляд от газеты. – Собираются снимать фильм про этого патентованного придурка Джеймса Бонда. Даже объявили общенациональный конкурс. Если бы ты не завязал с актерской карьерой, мог бы принять участие. Ха! – он бросил газету на соседнее кресло.
Коннери пожал плечами.
– Я мог тебя пристрелить, – сказал он, убирая пистолет в кобуру. – Как ты вообще здесь оказался?
Корнуэлл пропустил вопрос мимо ушей. Этот вечно помятый, словно пропущенный через пресс стиральной машины, близорукий, крепко сложенный коротышка являлся агентом высочайшего класса. Но характер у него был отвратительный.
– Ты встретился со связным? – бесцеремонно спросил он у Коннери.
Тот выгнул бровь:
– Здравствуйте, господин премьер-министр, сэр, не узнал вас в гриме.
– Брось, Шон, какие между нами секреты!
– Правда? Желаешь знать, что я ел на завтрак?
С минуту Корнуэлл смотрел на него в упор. Глаза у него были маленькие и карие. Ирландские.
– Зря ты так со мной, Шон. Я мерзкий человек, я отомщу.
– По рукам, – ответил Коннери. – Что будешь пить?
– Виски.
– Лед?
– К черту лед!
Коннери прошел к бару, достал бутылку. Краем глаза он увидел оставленную Корнуэллом газету. На первой странице был заголовок «НАУТИЛУС» ДО СИХ ПОР НЕ НАЙДЕН. Когда Шон наливал виски, зазвонил телефон. Бесцеремонный Дэвид тут же поднялся (а он быстрый, подумал Коннери) и снял трубку. Выслушал, лицо не изменилось. Из него выйдет хороший партнер в покере, подумал Коннери. Или опасный противник.
– Это тебя, Шон, – сказал Корнуэлл. – Задай им жару.
Коннери кивнул, отдал ему стакан и взял протянутую трубку:
– Слушаю.
Знакомый голос:
– Вы слишком загорелый, Шон. Выглядите как настоящий бездельник.
Коннери поднял брови. К. назвал его по имени, а не по номеру, что в служебное время случалось исключительно редко.
И еще К. обращается к нему так, словно они разговаривают в его кабинете в Лондоне, а не беседуют по телефону через всю Францию и Ла-Манш (кабель протянут по дну пролива). Другими словами, это не простой звонок.
– Сэр, вы мне льстите. Как обычно.
– Если вы закончили обольщать принцессу, может, займетесь делом?
Коннери невольно усмехнулся.
– Что я должен сделать, сэр?
– Похитить ее.
Коннери помолчал.
– Не уверен, что правильно вас понимаю, сэр, – сказал он.
Посмотрел на Корнуэлла. Тот пожал плечами.
– Это защищенная линия, – произнес он тоном «а мне-то что?».
– Дело серьезное, Шон, – продолжал К. – Есть основания подозревать, что принцесса находится в серьезной опасности. Вы должны убедить ее исчезнуть на некоторое время. Примените свои особые способности, Шон. Сыграйте Дон Жуана или Ричарда Третьего, кого хотите – хотя уверен, Дон Жуан у вас получится лучше… Не мне вас учить. На этом все. Технические детали операции вам расскажет наш общий друг.
Коннери искоса посмотрел на Дэвида, но тот продолжал делать вид, что его это не касается.
– Удачи, Шон, – сказал К. и отключился. Короткие гудки.
Коннери положил трубку.
«Примените особые способности». Сегодня ему все об этом напоминают.
Когда-то он был актером. Целый сезон с передвижным театральным шоу «Сауз парк», плотник, механик, маляр, установщик декораций, техник, билетер, затем актер массовки. А потом однажды он стал звездой шоу. Восторг толпы. Аплодисменты.
Нет ничего лучше этого. Когда ты выходишь на сцену, ты настолько живой, что кажешься себе бессмертным…
Никакая выпивка с этим не сравнится. Нет.
Коннери покачал головой. Не стоит даже пробовать.
Это как воспоминание о потерянной руке. Или скорее о сломанном и плохо сросшемся пальце на ноге. Именно. Не вспоминаешь о нем днями и неделями, но стоит только купить новые ботинки, как боль возвращается. Нет, он больше не актер. И хватит об этом!
Коннери взял бутылку и налил себе разом полстакана.
– А лед? – участливо поинтересовался Дэвид.
– К черту лед!
– А ты не такой сноб, каким кажешься, – заметил коротышка. – Когда надерешься. Впрочем, мне пора.
Уже открыв дверь, Дэвид повернулся:
– Шон, давно хотел спросить. У тебя есть твидовый пиджак?
Коннери помолчал, внимательно разглядывая коротышку-шпиона. Неужели это была шутка?
– Я скупой шотландский ублюдок, Дэвид, – ответил он наконец. – Конечно, у меня есть твидовый пиджак. – Он поднял стакан, отсалютовал: – Твое здоровье! Ты, чертов долбанутый ирландец.
3
Что плохо в тропиках, здесь невозможно быстро и гарантированно накачаться. Никакой северной качественной выпивки.
Климат не располагает.
Шон Коннери рассматривал розовую рыбу, проложенную льдом, лежащую в витрине ресторана. Каждый посетитель мог полюбоваться и выбрать то, что желает съесть. Посмотри в глаза своей еде. Ему доводилось пробовать и русскую, и итальянскую, и греческую кухню (не говоря уже о британской – самой бестолковой из всех), но этот огромный морской окунь его заинтересовал.
– Эту, – сказал он. Распорядитель кивнул, хлопнул в ладоши. Рыбу тут же вынули изо льда и унесли на кухню. Шон не был голоден, но не собирался уходить просто так.
Это как с женщиной. Лучше попробовать, а то потом будешь слишком высокого о ней мнения.
Цинично сказано, но вполне по-британски. Все-таки «Сикрет Сервис» не благотворительная контора.
Мы выездные ростовщики, как описал однажды К., будучи в мизантропическом настроении, функции внешних агентов СИС. Мы ссуживаем деньги тем, кто в них нуждается. А потом собираем проценты.
Связями, доносами, грязными делишками.
Информация, за которую не просят денег, ничего не стоит – она слишком опасна, слишком горяча, чтобы ее можно было использовать. Поэтому мы должны покупать, покупать и покупать.
Но даже у нас есть некие границы, за которые мы не выходим.
Возможно, мы самые грязные «тихие джентльмены» в истории Британии.
Но все-таки мы джентльмены.
Коннери прошел к своему столику на веранде, выходящей на крышу океанографического музея. Отсюда открывался отличный вид на темнеющую гавань с белыми пятнами яхт, с темно-синим, отливающим у берега зеленью, морем. На огни прибрежных кафе и причалов. На освещенные фонарями сады у королевского дворца. Шон сел и закурил сигарету. Нужно было снова включаться в неторопливый ритм Монако, из которого он сегодня выпал, – спасибо К. и коротышке-шпиону.
Официант принес прозрачный бокал водки со льдом и бутылку содовой. «Перье» – дорогая содовая, но он предпочитал ее. Все-таки скупость у тебя в крови, чертов шотландец. Шон затянулся и выпустил дым, неторопливо стряхнул пепел. В ресторане негромко играло фортепиано. Он прислушался: один из длинных этюдов какого-то русского композитора. Тоска. Возможно, такая музыка и способствует пищеварению, но от нее клонит в сон. Он бы предпочел что-нибудь поритмичнее. Коннери усмехнулся. Что-нибудь рок-н‐ролльное, возможно.
Что ни говори, а он так и остался парнем с улицы, которого нарядили в смокинг.
Часы на площади Тротиг пробили десять.
Шон допивал уже второй бокал, ожидая свою рыбу, когда к нему подошел официант:
– Месье, вас к телефону.
Шон изогнул бровь, посмотрел на официанта:
– Хорошо, я подойду в баре.
Кто бы это мог быть? Впрочем, ожидание хороших новостей ничем не лучше ожидания плохих. Не очень разочаруешься. Он вообще считал себя тем, кого шотландцы зовут «железная шея» – человек, которого трудно задеть. Чувство юмора очень помогает. Коннери поднялся из-за стола и отправился к барной стойке.
Если это Корнуэлл, пошлю его к черту. Сегодня я отдыхаю. Принцессой Монако займемся завтра. У барной стойки он протянул руку – бармен вложил ему в ладонь трубку телефона. Коннери потянул носом воздух – вкусный запах – неужели это моя рыба пахнет? – и сказал:
– На проводе.
– Шон, – услышал он женский голос, который сразу даже не узнал.
– Вы?
Он повернулся лицом к террасе, чтобы бармен не мог прочитать по губам, что он говорит. Через проем было видно его столик с оставленным бокалом. За столиком начинались перила, обрывавшиеся в абсолютно черное ничто. Лунная дорожка колыхалась от дыхания волн. Безмятежность. Княжество Монако. Здесь никогда ничего не случается…
– Шон, я не могу долго говорить, – сказала Грейс. – Можем мы с вами встретиться?
– Да, – ответил он не раздумывая, представляя, как она сидит с трубкой, закусив губу. В ее голубых глазах, в ее безмятежности что-то стронулось, изменилось.
– В ботаническом саду, у рододендронов.
– В моей гостинице, – сказал он. – Я не отличу рододендроны от жареных голубей. Через пятнадцать минут.
Пауза.
– Хорошо, – ответила она. – Это… я не знаю, почему я…
Она резко положила трубку. Возможно, чтобы не дать себе передумать. Это свидание, подумал он с привычным мужским самодовольством: о чем бы ни пошел разговор, это будет наедине, на его территории. Пусть принц Ренье побесится…
Он вернул трубку бармену, сказал «мерси».
– Ваша рыба готова, месье, – сказал, подходя, метрдотель. На тележке вслед за ним вывезли огромное блюдо, накрытое металлической крышкой-куполом.
Коннери с мимолетным сожалением покачал головой:
– Мне нужно срочно уйти. Счет пришлите в отель «Амбассадор», номер двадцать два.
– Месье, – кивнул метрдотель.
– Нет, стойте.
Коннери сделал шаг, оглядел тележку и блюдо. Официант в красном мгновенно сообразил и поднял крышку. Клуб пара взлетел вверх. Рыба была прекрасна. Запеченная в морских гребешках и шпинате, она смотрела на Коннери большими фаршированными глазами. Сквозь поджаристую корочку местами проглядывал нежно-розовый оттенок. Под тонкой кожей гурмана ожидало нежнейшее филе.
– Бениссимо, – сказал Шон с сожалением.
Мне будет о чем пожалеть, когда мое задание здесь закончится. Он дал себе слово вернуться в этот ресторанчик, когда будет время.
А сейчас его ждала Грейс.
* * *
Княжеский дворец Монако, известный как Монако-вилль, был построен в 1623 году, через два века после того, как династия Гримальди отвоевала крепость у генуэзцев. Отважный будущий монарх пробрался туда под видом монаха и открыл ворота своим солдатам. Генуэзцы были изгнаны, а Гримальди превратились в одну из самых респектабельных династий Европы. Но что-то разбойничье в князьях Гримальди все равно осталось.
Коннери шел по темной аллее, освещенной желтыми электрическими фонарями. Запах экзотических растений преследовал его, становясь с каждым шагом все плотнее. Казалось, завеса аромата орхидей, дышащих испарениями тропических болот, почти физически ощутима. Влажной стеной она нависала над ним, заставляя ускорять шаг.
Гудение насекомых над головой.
Коннери прошагал аллею, не оглядываясь. Свернул на боковую дорожку, затем еще раз. Спустя несколько поворотов он убедился окончательно – за ним следили. Кто был этот человек? Эти люди? Он пока не знал, но чувствовал, что они ориентируются в саду лучше, чем он. Не оторваться.
Он пробежал круглую поляну с маленьким фонтанчиком в виде какого-то из греческих богов (или, может, князя Гримальди?). Впрочем, зачем Гримальди памятники? Им вполне хватает собственного музея восковых фигур, где представлена вся династия, начиная с того хитрожопого князя-монаха. Чудовищная традиция, на неизысканный шпионский вкус Коннери, примерно как жить среди мертвецов.
Так и есть. Его пробежка оказалась не напрасной – тот, кто за ним следил, пустился в погоню.
Шон выбежал на аллею, окруженную деревьями без коры и странными серебристо-белесыми кустами, развернулся на месте и рванул обратно. Галстук выбился и развевался, как военно-морской флаг.
Чертов итальянский шелк, подумал Коннери, выбегая навстречу человеку в черном костюме и котелке, словно сошедшему со страниц французских комиксов про Фантомаса. Тот не ожидал такого маневра, раскрыл рот… Удара локтем в челюсть он явно тоже не ожидал.
Коннери остановился над поверженным противником, огляделся. Вряд ли тот был один. Точно не один.
Шон быстро обыскал еще не пришедшего в себя шпика. Выбросил револьвер в кусты. В нагрудном кармане обнаружился бумажник с франками – местными и французскими, записка с рядом цифр (код? номер телефона?) и визитка. Имя «Орвин» ничего ему не говорило.
Человек застонал. Коннери похлопал его по щекам, а когда тот открыл глаза, зажал ему рот ладонью. Тихо! Человек завращал глазами.
– Кто ты? – спросил Коннери негромко. Человек глазами показал куда-то вниз и влево. Коннери залез в карман пиджака. Точно. Шон вынул значок службы безопасности казино. Или, что одно и то же, личной охраны принца Ренье III.
Коннери поднял брови.
– Прошу прощения, – сказал он, убирая руку. – Видимо, я ошибся. Я принял вас за грабителя.
– Все в по… – начал человек, но Коннери вырубил его ребром ладони по сонной артерии. Выпрямился.
Значит, все-таки принц.
Сомневаюсь, что К. имел в виду принца, когда говорил об опасности для Грейс. Правда, развод устранением супруги у обычных людей (Коннери усмехнулся) вещь распространенная. Чем монарх отличается от шотландского забулдыги, калечащего жену железным кулаком? Разве что кулаки у него поменьше.
И жена у Ренье – Грейс Келли, голливудская принцесса.
Звезда кино.
Надо спешить. Коннери слышал вдали шаги – сюда кто-то быстро шел. Шон снял со шпика котелок, надел на себя, застегнул пиджак на все пуговицы и двинулся вперед походкой человека, забывшего в заднице собственный кулак.
Грейс грозит опасность. Но, возможно, всего лишь от ревнивого мужа.
– Жорж, это ты? – классический вопрос. Коннери шагнул вперед и ответил мягким глубоким басом:
– Конечно, нет.
В полосу света попало лицо другого сыщика. Дурацкие усы, они придавали ему сходство с дьяволом из итальянских опер. В последний момент шпик сообразил, что здесь что-то не так, и потянулся за оружием. Коннери ударил ногой… выбил револьвер. Тот улетел в темноту. От следующего удара сыщик легко ушел в сторону, блокировал в стиле окинавского карате ребром кулака. Черт. Коннери ударил прямой левой, затем хук. Сыщик уклонился. В следующее мгновение он перешел в контратаку – Коннери едва успевал закрываться от мелькающих рук и ног. Сукин сын! Коннери отскочил, принял каратешную стойку. Шпик растянул губы в улыбке, оттянул кулаки к бедрам. Коннери бросился вперед. Плечом врезался в сыщика, отбросил его к статуе (Гримальди!) и плюхнул в фонтан. Попробуй сладкую жизнь, сволочь. Шон подпрыгнул и врезался ботинками в воду. Сыщик извернулся и выскочил к статуе, мокрый, поднял голову. Коннери больше не казались смешными его усики. Шон ударил ногой – мимо. Слишком ловкий. Слишком.
Бей, пригласил сыщик. Он почти улыбался.
Коннери кивнул ему, поднял руки, словно собирался сдаться, повернулся и сорвался в бег. Ошалевший сыщик открыл рот. Затем выскочил из фонтана и бросился вдогонку. Идиот. Коннери, обежав кусты кругом, оказался позади него. Теперь он видел качающуюся спину сыщика. За человеком в котелке оставался мокрый след. Если Коннери собирался бежать, сейчас было самое время.
Но Шон в несколько прыжков догнал сыщика и обрушился ему на спину коленями.
Хрустнуло.
Черт. Убивать было уже лишнее.
Коннери поднялся и пошел. Остановился у подстриженных кустов, в пятне фонаря, и оглядел себя. Брюки по колено мокрые, в ботинках хлюпает. Рубашка растрепана и рукав пиджака почти оторван.
Ничего.
Шон подумал, что линия была незащищенная и, значит, в номере его уже ждут.
Грейс!
К гостинице он подходил небрежной походкой завсегдатая. Внутренне холодный, собранный, он прошел через холл, мимо деревянной, украшенной золотыми надписями стойки ресепшена. Консьерж поднял голову. Коннери поймал его взгляд, кивнул и улыбнулся.
Главное, уверенность и наглость. Или, точнее, уверенная наглость. Он прошел гостиницу насквозь, Грейс не было, людей в котелках тоже. Но это еще ничего не значило. Коннери подошел к лифтам, нажал кнопку. Но заходить не стал, спустился по лестнице на нулевой этаж. Там, среди мраморных столбов и полов, возвышалась тележка с голубыми мешками. Белье. Горничные уже вышли в ночную смену.
