«Очнись!»
В голове прозвучал знакомый голос, глубокий и бархатистый, и я, повинуясь этому властному тону, тут же открыла глаза. Поморгала и чуть поежилась – стояла непроглядная тьма, словно я и не открывала глаза. Ни единого лучика света вокруг.
Сердце забилось сильнее.
«Тук-тук, тебе…»
«Тук-тук, страшно…»
«Тук-тук, милая?»
Я зажмурилась. Так куда лучше, чем смотреть в эту неизвестную темноту, словно пришедшую из моих кошмаров… Но все-таки где я? Мысли бегали, чувства обострились и переплелись так, что я в них совершенно запуталась. В воздухе стоял резкий и приторный запах, как будто бы металлический – выходит, я больше не у Долера. Может… я дома у Лу? Да! Наверняка я просто заснула на кушетке и поэтому больше не ощущала холода. Может быть, они погасили все свечи, потому что не хотели будить меня.
«Да, так и было…»
Но когда я кивнула, голова закружилась и отозвалась тупой болью.
Поморщившись, я коснулась ноющего виска, и наваждение тут же рассеялось. Это не Лу оставила мне шишку. Это не она подкралась ко мне, и не она обрушила на меня сокрушительный удар.
«Ты же понимаешь, что рядом бродит убийца. Опасно ходить в одиночку по ночам».
О боже.
Я резко вскочила, и голова закружилась, но на плечи мне тут же опустились чьи-то холодные руки. С поразительной силой кто-то усадил меня обратно.
– Ай-яй-яй. Убегать нельзя, – раздался нежный женский голос.
Сердце сжалось.
Неожиданно поодаль от нас загорелась одинокая свеча. Показались какие-то смутные очертание: плотные ковры с красивыми узорами, тяжелые портьеры и… резные ящики из черного дерева. Я разглядела только два, но, может, их было больше. Свет был очень тусклым. Но когда непроглядная тьма хоть немного рассеялась, я смогла собраться с мыслями. Дыхание выровнялось. Сердце перестало бешено колотиться.
Тьма… не настоящая. Где бы я ни была сейчас, я точно не в гробу своей сестры, а Моргана ле Блан мертва.
Она мертва и никогда больше не вернется.
– Боишься? – раздался все тот же голос, но сейчас в нем звучало любопытство.
– А должна?
В ответ раздался невеселый смех.
Сколько времени прошло? Когда мы попрощались с Лу, я должна была прийти к ней домой через час. Если я не приду, она начнет искать меня; все начнут искать меня: Жан-Люк, отец Ашиль и шассеры. Мне нужно потянуть время. Нужно… как-то отвлечь убийцу. Если женщина не захочет разговаривать, я могу пустить в ход ножи, спрятанные в рукавах плаща. Если придется, то я смогу убить.
Я уже убивала.
– Кто вы? – Хоть я и ощущала холодное прикосновение ее рук, мой голос звучал твердо и ясно, звенит, как мог бы звенеть хрусталь в люстре над головой. Я уже устала всего бояться! – Где я?
Женщина наклонилась ко мне; ее темно-каштановые волосы упали мне на плечо, и это прикосновение было легким и теплым. От ее волос веяло ароматом астр и сандалового дерева.
– Что за странный вопрос? Мы на корабле, дорогая. Где же нам еще быть? – Легким движением она откинула алый капюшон с моего лица и всмотрелась в меня. – Я Одисса, а ты так же мила, как о тебе говорят.
Краем глаза я заметила, как она взяла прядь моих волос и потерла между пальцами.
– Только вот шрамов маловато, – хмуро сказала она. – У той были целые созвездия… Она себе на левой ступне вырезала все двенадцать звезд Водвоса.
«Шрамы? Созвездия?»
Я поморгала. Слова казались неуместными. Эта женщина напала на меня, похитила и затолкала в трюм корабля, как какой-то…
Постойте.
«Корабль?»
Нет! О нет-нет-нет…
Пол в ответ покачнулся, и я яростно отмахнулась от накатившего вдруг ужаса и тревоги. Сейчас нельзя терять голову. Нет. Я уже и так сглупила на кладбище с Бабеттой. Я посмотрела на свечу, на широкие окна. Занавески были задернуты, и я не смогла рассмотреть, что скрывалось за ними. Я могла только молиться, что мы все еще были в гавани. Лу жила совсем недалеко, ее дом был всего в паре улиц от пристани. Но если мы уже успели отплыть в открытое море, то…
Я с усилием улыбнулась, не зная, что делать.
– Я… очарована знакомством с вами, Одисса, – сказала я.
– Очарована, – заинтригованно повторила та, словно пробуя на вкус слово, и примостилась на ящике из черного дерева. – Не совсем ложь, но звучит лучше правды. Умница.
Только сейчас я по-настоящему разглядела ее лицо, и у меня перехватило дыхание. На мгновение я даже потеряла дар речи.
– А-а…
– Да? – спросила она с высокомерным видом, изогнув бровь.
Густые волосы обрамляли ее лицо. Большие темно-карие глаза, чуть раскосые, были широко расставлены, делая взгляд кошачьим. Высокие скулы, янтарная кожа, губы бантиком, накрашенные помадой сливового цвета. Этот оттенок хорошо сочетался с атласным платьем с глубоким декольте и роскошным ожерельем. Одисса выглядела поистине… очаровательно. Я мысленно одернула себя.
– Могу я спросить, почему я оказалась на корабле?
– Конечно, можешь.
Одисса, нахмурившись, наклонила голову, и внезапно мне показалось, что она кошка, а я птица в клетке. Я насторожилась. Почему она не связала меня? Где веревки? Цепи? Словно прочитав мои мысли, незнакомка подалась вперед, и ее лицо оказалось наполовину скрыто в тени.
– Какая искусная фраза… Ты вроде бы и вежливо просишь моего разрешения задать вопрос, а потом задаешь его, не дождавшись дозволения.
– Так… – Я поморгала, пытаясь поспеть за мыслью этой таинственной женщины. – Прошу прощения, мадемуазель.
Она лишь молча и пристально смотрела на меня своими огромными глазами, и я попыталась придумать, что сказать. Хоть что-нибудь. Мне нужно лишь пару минут, а там уже Лу и остальные подоспеют.
– Прошу прощения за свое невежество, но я не ожидала, что вы будете такой.
– Да? А какой ты меня ожидала увидеть?
Я нахмурилась:
– По правде сказать, не знаю. Может, жестокой. Злой. Вы же убили пятерых.
– О, она убила куда больше, – раздался голос – тот самый голос, и я едва не подскочила. Вскрикнув, я резко обернулась и увидела его.
Холодного мужчину.
Абсолютно тихо он стоял рядом со мной. Щеки у меня вспыхнули. Прижав руку к бешено колотящемуся сердцу, я попыталась заговорить, не задыхаясь и не выдавая страха.
– Сколько вы уже здесь стоите?
Он тихо засмеялся, и в его смехе слышалась угроза.
– Достаточно долго.
– Довольно грубо вот так… – Однако слова застряли у меня в горле.
Разумеется, грубо было не сказать о своем присутствии, но куда грубее было ударить беззащитную женщину и притащить ее, без сознания, в свое грязное логово. А этот мужчина сделал и то и другое. При всей внешней утонченности, кажется, этикету его не научили.
– Почему я здесь? – спросила я. – Вы хотите обескровить меня, как Бабетту и других несчастных?
– Возможно.
Сцепив руки за спиной, он кружил рядом со мной, как грациозный хищник. Пламя свечи окрашивало его белую кожу, серебристые волосы и черный плащ в золото. Однако это отнюдь не придавало ему мягкости. В его взгляде горела свирепость.
– Рассказала своему дружку о розах?
– Почему вы спрашиваете?
– Лучше ответь ему, – посоветовала Одисса. – Мой кузен становится невыносимым, если не добивается своего.
– Это у нас семейное. – Мужчина впился в нее взглядом черных глаз.
– Не будь таким колючкой, дорогой.
Когда мужчина встал передо мной, я с притворным упрямством посмотрела на него, но на самом деле я просто не могла отвести от него глаз. Никогда я не встречала человека с такими утонченными чертами и вместе с тем такими свирепыми. И все же, когда он одним пальцем приподнял мое лицо за подбородок, внутри меня зашевелилось беспокойство.
– Кто… кто вы? – спросила я.
– Мне больше интересно, кто ты, лапочка.
Картинно вздохнув, Одисса соскользнула с ящика:
– Дорогой кузен, в следующий раз выражайся яснее. Я буква в букву следовала твоим указаниям.
Она вскинула три пальца с длинными, остро заточенными ногтями, выкрашенными черным лаком. На пальце сверкало кольцо с ониксом, от которого к браслету на запястье тянулась тонкая серебристая цепочка.
– Черные волосы, алый плащ, спутница Госпожи Ведьм. Все три пункта совпадают, да и от нее исходит запах Алой Дамы. Только вот… – Одисса поджала сливовые губы. Отчего-то она и ее кузен смотрели на меня подозрительно. – У нее нет шрамов.
И снова Одисса упомянула про шрамы. И почему я пахла, как Алая Дама? Как такое вообще возможно?
И вдруг меня осенило. Внутри все скрутило, когда кусочки головоломки встали на свои места, но я постаралась сохранить бесстрастное выражение лица, понимая, что они пристально на меня смотрели. И что на мне плащ Коко.
Я была не единственной черноволосой спутницей Госпожи Ведьм.
Тут ко мне пришло и другое осознание, не менее пугающее. «У той были целые созвездия… Она себе на левой ступне вырезала все двенадцать звезд Водвоса». Они знали Бабетту. И знали довольно близко, раз видели ее шрамы на ноге. Это они убили ее. Я в этом уверена. Они убили ее, а теперь охотились на Коко. Забавно, но страха я не ощутила; мое сердце не забилось, как у кролика, руки не затряслись. Нет. Я приосанилась и попыталась смахнуть руку мужчины.
Они не получат Коко.
Я не позволю.
– Вот как?
Несмотря на все мои усилия, мужчина еще крепче сжал мой подбородок и заставил меня откинуть голову, ища шрамы. Он посмотрел мне в глаза, скользнул взглядом по щекам, губам, шее. Стиснул зубы.
– Как тебя зовут? – тихо и зловеще спросил он.
Я чувствовала, что лучше не отмалчиваться. Интуиция подсказывала, что вырываться не стоит, а мужчина был не тем, кем казался.
Я тянула время, думая, что сказать. С трудом сглотнула, и это не укрылось от него.
– Зачем вам это знать? – наконец спросила я.
– Это не ответ, лапочка.
– И это тоже.
Недовольно скривившись, он отпустил мой подбородок, но не успела я вздохнуть с облегчением, как он сел передо мной и посмотрел прямо в глаза. Я старалась не обращать внимания на то, как он положил локти на колени и сцепил пальцы. Выглядел он обманчиво небрежно. Руки у него были крупные, и я не понаслышке знала, насколько он был силен. Он мог сломать мне шею за считанные секунды.
– Если будешь помогать, все пройдет куда лучше, – прошептал он, словно прочитав мои мысли.
– А если я откажусь? – повторила я его слова.
– В отличие от тебя, у меня есть способы заставить подчиниться, – мрачно усмехнулся он. – Только вот едва ли они приятны, да и вежливо я уже просить не буду.
В ответ я промолчала и лишь стиснула зубы. Мужчина прищурился. Он легонько задел меня коленом по ноге, и от этого легкого прикосновения по телу пробежала дрожь, а волосы встали дыбом. Сейчас, когда он едва ли не стоял на коленях, он должен был выглядеть покорным и, возможно, даже почтительным, но все было не так – это он держал ситуацию в руках. Он наклонился ближе.
– Поведать, что я сделаю с тобой?
– Я же сказала, что он становится невыносимым.
Одисса подошла к столу, на котором стояла свеча, и вынула свиток. Со скучающим видом она развернула его, но тут же отбросила в сторону и взяла другой.
– Поторопись, Михал! Я хочу убраться отсюда поскорее.
– Ты же хотела подышать свежим воздухом, дорогая кузина.
– Воздух в Цезарине не особо свежий. И что за осуждающий тон? Думал, я не замечу? Дышать свежим воздухом полезно для здоровья. – Она рассеянно помахала рукой, просматривая свитки. – Чего ты такой узколобый? Почаще открывай занавески на окнах…
– Довольно, Одисса!
К моему удивлению, она тут же подчинилась – не стала закатывать глаза и ворчать, – и эта ее покорность выглядела куда более зловеще, чем любые угрозы мужчины. Лу рассмеялась бы ему в лицо. Жан-Люк бросился бы в бой.
И наверняка оба бы погибли.
Этот мужчина – Михал – сдержанно вздохнул и снова перевел взгляд на меня, но я видела, что терпение его иссякало. Он изогнул бровь, и его глаза стали еще темнее.
– Итак? Каким мне быть с тобой, лапочка? Приятным или нет?
Я ответила ему решительным взглядом.
– Что ж… – Он кивнул с мрачным удовлетворением.
– К-Козетта, – выдавила я, смотря ему прямо в глаза.
Искусный лжец никогда не отводит взгляда, не запинается и не колеблется, но я никогда не была искусным лжецом. И сейчас я взмолилась Богу, чтобы он помог мне в этом.
– Меня зовут Козетта Монвуазен.
Понимая, что я солгала, он потемнел лицом.
– Ты Козетта Монвуазен?
– Да.
– Сними плащ.
– Что?
Возможно, он увидел ужас в моих глазах или почувствовал, как я напряглась, и потому наклонился еще ближе. Теперь его ноги были прижаты к моим. Он мрачно усмехнулся.
– Сними свой плащ, Козетта Монвуазен, и покажи шрамы. Ты же Алая Дама, у тебя должны быть шрамы.
Я подскочила – отчасти чтобы изобразить возмущение, отчасти чтобы не чувствовать его прикосновений, – и стул с грохотом упал за спиной. Одисса оторвалась от свитков и с любопытством поглядела на меня. Щеки у меня горели, руки непроизвольно сжались в кулаки.
«Пожалуйста, прошу», – взмолилась я мысленно, но отступать было нельзя. Придется лгать и дальше.
– Да как вы смеете, месье? Я Алая Принцесса и не потерплю такой фамильярности! Вы же сами сказали, что чувствуете запах магии во мне. Я сейчас одна и явно в меньшинстве, поэтому вы с вашей кузиной можете осуществить, что собирались. Не медлите уже. Не будем затягивать эту неприятную ситуацию. Скажите, что вам нужно, и я постараюсь выполнить ваше указание… или убейте меня здесь и сейчас. Я не страшусь смерти! – воскликнула я и кинула на него свирепый взгляд. – Так что не смейте… пугать меня пустыми угрозами!
Он слушал мою тираду со скучающим видом:
– Лжешь.
– Прошу прощения?
– Ты лжешь, лапочка. Каждое твое слово – ложь.
– Вовсе нет…
Он поцокал языком и, укоризненно покачав головой, медленно поднялся, словно превращаясь в огромную тень. Я невольно отшатнулась.
– Так как тебя зовут? – спросил он, и что-то в его голосе и неподвижной фигуре подсказывало мне, что повторять вопрос он больше не намерен.
– Я уже сказала. Меня зовут Козетта Монвуазен.
– Ты жаждешь смерти, Козетта Монвуазен?
Невольно я отступила еще на шаг:
– Разумеется, я не жажду умирать, но это… неизбежно, месье. Однажды смерть найдет нас всех.
– Неужели?
Он возник рядом со мной, будто бы не сдвинувшись с места. В одну секунду он стоял чуть поодаль, а в другую – уже возле меня.
– Говоришь так, словно уже повстречала его.
Я судорожно вздохнула:
– Как вы…
– Может быть, он уже тебя нашел?
Михал вскинул бледную руку. Я напряглась, но он лишь потянул за завязки моего плаща, и тот алой волной упал на пол. Мужчина убрал волосы с моего плеча. Колени у меня дрожали.
– К-кто?
– Мрачный жнец. Смерть, – ответил он и, наклонившись к моей шее, вдохнул аромат.
И хотя он не дотронулся до меня, мне показалось, что я ощутила прикосновение его пальцев. Охнув, я отшатнулась, а он с хмурым видом выпрямился – то ли не понял, то ли ему было все равно – и посмотрел на Одиссу.
– В ее жилах не течет магия крови.
– Не течет, – беспечно отозвалась та, не отрываясь от свитков и не глядя на нас. – Но в ней есть что-то другое.
– Ты узнала запах?
– Нет. – Одисса дернула изящным плечиком. – Но это что-то не совсем человеческое, да?
Оба затихли, а я удивленно уставилась на них. Наверняка я плохо расслышала их из-за своего бешено колотящегося сердца. Но они молчали – никто из них не фыркнул недоверчиво, не засмеялся над шуткой, – и я, покачав головой, подняла с пола плащ Коко:
– Вы ошибаетесь.
Накинув на плечи плащ, я запустила руку в левый рукав. С горящими щеками я нажала на замочек, и кинжал скользнул в ладонь.
Лу должна была уже появиться. Или мои друзья потеряли след, или я далеко в море. Но это уже неважно. Ничего не изменится. Времени у меня было в обрез, а этим… тварям нельзя позволить разгуливать по улицам. Если они сойдут с корабля, то наверняка возобновят свою охоту на Коко, но я все еще могу застать их врасплох. Я скользнула взглядом по лицу Михала, по груди и ниже.
Он насмешливо вскинул бровь.
«Неважно, с кем ты сражаешься, Селия. У всех есть слабое место. Тот же пах. Вмажь по нему как следует и беги без оглядки».
Сделав глубокий вдох, я отбросила всю осторожность и метнулась вперед…
В то же мгновение Михал сдвинулся, и вот он уже стоял не передо мной, а у меня за спиной. Он схватил меня за руку, выкрутил ее и поднес кинжал к моему горлу.
– На твоем месте я бы не стал этого делать, – прошептал он.
К огда человек оказывается перед лицом опасности, ему хочется либо бороться, либо бежать. Помню, как Филиппа описывала такое состояние: во рту пересыхает, дышать становится трудно, видишь лишь то, что перед тобой. Но уже тогда я знала, что Пиппа никогда бы не стала убегать.
А я никогда бы не стала бороться.
Сейчас я действовала, не задумываясь – глаза, уши, нос, пах, – резко запрокинула голову назад, ударив Михала в нос, и развернулась, чтобы ударить его коленом в живот. Но он отстранился раньше, схватил меня за талию и притянул к себе, а я, промахнувшись, со всей силы ударила его по бедру. И едва не разбила себе колено. Острая боль пронзила меня, но я все же вырвалась из чудовищных объятий Михала и метнулась вперед, пытаясь в темноте нащупать дверь, любую дверь…
«Нашла!»
Всем весом я навалилась на тяжелую деревянную дверь и подергала ее – один, два, три раза, – и, когда она наконец распахнулась, я рухнула на пол. По рукам и ногам тут же пробежала жуткая боль, но я поднялась и ринулась по коридору. Никто не схватил меня холодными руками, никто не прошептал предупреждений бархатистым голосом.
Они отпустили меня.
«Нет!»
Я тут же отбросила непрошеную мысль, поднимаясь все быстрее по лестнице, и с каждым шагом на душе становилось все легче.
«Нет, я сбежала. Я сбежала из той каюты, и теперь нужно сбежать с корабля…»
Я распахнула еще одну дверь и оказалась на палубе. Внутри у меня все сжалось от холода.
Лунный свет мерцал на воде.
Передо мной простиралось бескрайнее море, и лишь при взгляде на запад можно было увидеть огоньки вдали.
«Цезарин», – с тоской и страхом подумала я.
Мы отплыли уже так далеко, а значит… В горле у меня встал ком, и стало трудно дышать.
Мои друзья никогда не найдут меня.
«Нет!»
Я метнулась к палубе, где слаженно работали моряки. Удивительно ритмично они управлялись с парусами и штурвалом, тянули канаты, завязывали узлы и скребли пол. В отличие от Михала и Одиссы видно было, что труд сказывался на них, – они краснели и потели от усилий, но в глазах стоял мертвый блеск.
– Месье, прошу вас. – Я схватила за рукав ближайшего матроса. – Меня похитили, и мне нужна помощь! – пронзительно воскликнула я, но мужчина прошел мимо меня, словно не видя. Я оглянулась на двустворчатые двери и снова схватила его. – Пожалуйста! На корабле есть шлюпка? Мне совершенно необходимо вернуться в Цезарин…
Он без труда вырвался из моей хватки и пошел дальше, не замечая меня. Я посмотрела на него, чувствуя, как нарастает ужас.
– Месье? – обратилась я к другому моряку.
Мужчина сидел на трехногом табурете и вырезал из дерева фигурку лебедя… во всяком случае, так было сначала. Он снова и снова бездумно строгал по дереву, сточив фигурку до острия. Возможно, я поступила опрометчиво, но я выхватила у него нож, чтобы привлечь внимание. Моряк даже не остановил меня. Он так же двигал рукой, словно все еще точил фигурку.
– Месье, вы… меня слышите?
Я помахала ножом у мужчины перед носом, но он даже не моргнул.
Что-то здесь творилось неладное.
Чуть оттянув ему шарф, я пощупала его шею. Жилка пульсировала. Он был жив. На душе тут же стало легче, вот только…
Я сорвала шарф у него с шеи и отшатнулась, выронив нож.
У горла виднелись две ранки.
Из них все еще капала кровь.
– О боже! Вы ранены, месье. Позвольте мне…
Я прижала шарф к ранкам моряка, чтобы остановить кровотечение, и он забормотал что-то неразборчивое. Бросив еще один взгляд на двери, я наклонилась к нему.
– Всегда молитесь перед сном и ночью крепко спите, – невнятно пробормотал он и, закрыв глаза, начал медленно и ритмично покачивать головой. – Всегда сребряный крест на шею надевайте и парами ходите.
Где-то в глубине души всколыхнулся ужас.
Я узнала стишок! Я помнила его так же явственно, как помнила упрямое выражения лица Пиппы и мелодичный голос нянюшки.
«Господи… Господи, Господи!»
Я отняла руку от его шеи, и он распахнул глаза. Взгляд его уже не был пустым. В его глазах ярким пламенем горел ужас. Моряк с силой ухватил меня за руку. Его затрясло.
– Б-беги, – с усилием выдавил он. – Беги.
Вырвавшись из его хватки, я отшатнулась с судорожным вздохом, а он рухнул на пол, словно поломанная кукла. Однако в следующую же секунду он поднялся как ни в чем не бывало и принялся за бездумное строгание деревянной фигурки, а взгляд его снова стал пустым. Кровь все так же капала из ранок.
Кап-кап.
Кап-кап.
В отчаянии я закрутила головой, ища спасательную шлюпку, но теперь, узнав о ранках, понимала, что мне не сбежать. Куда бы я ни посмотрела, я видела отвратительные отметины на шеях моряков: какие-то были еще свежие и кровоточили, другие уже засохли или воспалились. Это явно не было совпадением. На этих моряков наверняка напали – как на Бабетту и несчастных убитых, как и на меня, – и ранки у горла были тому доказательством. Содрогнувшись, я прижала руку к шее и бросилась к борту корабля. Нас приговорили к смерти, всех нас.
Я лучше брошусь в воду и утону, чем покорюсь той же участи, что постигла этих бедняг.
Едва дыша, я подошла к краю, вглядываясь в черные воды. Море сегодня было неспокойно. Волны бились о корабль, словно пророча возмездие любому, кому хватит глупости выйти в море. Вероятно, я была глупа. Я сбежала из Башни и отчаянно надеялась, что смогу решить загадку, которую не удалось разрешить Жан-Люку и Лу. Я снова оглянулась на двери, но, кажется, мои похитители не спешили преследовать меня. Да и зачем? Они и так знали, что я никуда не сбегу.
Мне стало немного обидно, и я еще сильнее преисполнилась решимости.
Я не слишком хорошо плавала, но все же у меня была надежда, хоть и слабая, что я переживу гнев моря и доплыву по течению до Цезарина. Я была знакома с морской богиней, да и многих мелузин считала друзьями. Возможно, они помогут мне.
Не дав себе передумать, я вскарабкалась на заграждение и про себя горячо взмолилась Небесам. Внезапно кто-то ухватил меня холодными пальцами за запястье и затащил обратно в ад.
– Куда-то собралась? – прошептал Михал.
Я всхлипнула:
– О-оставьте меня.
Я попытался вырваться из его хватки, но все мои усилия оказались тщетны; его рука была словно оковы. Я поскользнулась, потеряла равновесие и полетела за борт. Пронзительно закричав, я вцепилась в его руку, которая только и удерживала меня от падения, и повисла над ледяными волнами. Михал без труда держал меня. Наклонив голову, он смотрел, как я билась в воздухе.
– Признаюсь честно, мне даже любопытно. – Он изогнул бровь. – Что теперь, лапочка? Ты решила доплыть до Цезарина?
– Поднимите меня! – крикнула я с мольбой в голосе, отчаянно пытаясь нащупать ногами опору. – Пожалуйста!
В ответ Михал чуть ослабил хватку, и я, снова закричав, соскользнула на дюйм вниз. Бушевал ветер, трепавший мои волосы и платье, продувая тонкую ткань и обжигая кожу льдом. И вся моя решимость растаяла. Мне вдруг отчаянно захотелось жить. Я терзала его руку, пытаясь взобраться наверх, подальше от неминуемой смерти.
Лучше я все-таки буду жить.
– О, прошу… – Он выпустил мою руку еще на дюйм. – Не буду тебя задерживать. Только знай, что через семь минут в воде ты замерзнешь насмерть. Семь, – холодно повторил Михал, лицо его было совершенно спокойно. – Ты хорошо плаваешь, Козетта Монвуазен?
Когда поднялась волна и лизнула мне ноги, я вцепилась ногтями в рукав его кожаного плаща и оцарапала его.
– Н-нет…
– Нет? Как жаль.
Из горла у меня вырвался новый крик – другая волна намочила мне подол, – но я наконец оперлась ногами о борт и начала карабкаться вверх. Михал не отпускал меня – наоборот, обхватил меня за талию другой рукой и плавно поднял на борт, потом осторожно поставил меня на палубу, но взгляд его оставался ледяным. Скривившись от отвращения, он отошел.
У меня подкосились ноги, но Михал не сдвинулся с места, и я рухнула на палубу. Меня била страшная дрожь, и я обхватила себя руками. Подол моего платья тут же заледенел на холодном ветру. Ткань прилипла к телу, и ноги начали коченеть.
Ненавижу Михала. Ненавижу его всей душой!
– Давайте же.
Я взглянула на него, но не стала обнажать шею, не стала искать глазами, куда он мог спрятать тонкие, как иглы, клинки. Он может отнять у меня жизнь, но он не отнимет у меня достоинство.
– Пронзите мне шею. Пролейте мою кровь. Используйте ее для своих грязных целей – вам ведь только это и нужно.
Все так же глядя на меня с отвращением, он присел рядом со мной, закрыв меня от моряков.
«Это уже совершенно неважно», – с горечью подумала я.
Матросы продолжали двигаться, словно марионетки на ниточках. Никто на нас так и не взглянул.
Михал пристально на меня смотрел. Его лицо ничего не выражало.
– Впервые я встречаю того, кто так жаждет смерти.
Я ничего не сказала, и он покачал головой:
– Не бойся. Какой же из меня джентльмен, если я откажу в просьбе леди?
«Леди».
Меня словно обожгло, и я резко села, едва снова не ударив его по носу. Я не люблю насилие. Терпеть не могу вида крови, но, когда фарфоровая куколка разбивается, после нее остаются острые осколки. Где-то в глубине души мне хочется причинить ему боль. Хочется пустить ему кровь.
– Давайте же, – процедила сквозь стиснутые зубы, отбросив прочь злые помыслы. – Чего вы ждете?
Михал улыбнулся, но в глазах его по-прежнему стоял лед.
– Терпение – добродетель, лапочка.
Он сидел совсем рядом, но от него не исходило никакого запаха – словно от снега, или мрамора, или яда в вине, – и это выбивало меня из колеи.
– Я вам не лапочка! – бросила я и даже не узнала свой голос. – И не надо делать вид, что вам знакома добродетель, месье. Вы вовсе не джентльмен.
Михал глухо хмыкнул или – я недоверчиво сощурилась – засмеялся? Он смеялся надо мной?
– Просвети меня тогда. Что делает мужчину джентльменом?
– Что за снисходительный тон?
– Я просто задал вопрос.
Когда я вскочила на ноги, в его черных глазах промелькнуло веселье, которое разгорелось еще сильнее, когда я споткнулась и ухватилась за его плечи. Я тут же отдернула руки. Мне было дурно от ярости и унижения. Я не та, кто ему нужен. Меня даже жалко было убивать.
Михал все еще сидел на корточках, и я решила проскочить мимо него, но снова – за одно короткое мгновение – он оказался передо мной и загородил мне путь. Я взглянула на двустворчатые двери.
Попыталась еще раз.
Он снова возник передо мной.
– Я могу предположить, что ты хочешь найти мою кузину и воззвать к ее сочувствию, может, материнскому состраданию, – безразлично произнес Михал, сцепив руки за спиной. – Позволь мне сразу избавить тебя от разочарования. У Одиссы нет сострадания. Даже если бы она вдруг посочувствовала тебе, то все равно бы не помогла. Она подчиняется мне, – мрачно улыбнулся мужчина и кивнул на матросов. – Они все подчиняются мне.
Бешеный стук сердца отдавался у меня в висках. Я пристально смотрела на него.
Одну секунду.
Две.
Когда я бросилась в сторону, Михал возник прямо передо мной, и я резко остановилась, чтобы не налететь на него. Он посмотрел мне прямо в глазах и помрачнел.
– Раз уж тебя так мало волнует собственная жизнь, позволь мне помочь тебе.
Он взмахнул рукой, и все моряки тут же остановились, выпрямились и зашагали к борту корабля. Не медля и не говоря ни слова, они взобрались на ограждение и стали ждать указаний. Ветер поднимался все сильнее. С ужасом я смотрела на моряков. Они были похожи на оловянных солдатиков, и внезапно в их пустых лицах я увидела свое собственное.
Однажды Моргана сделала и меня такой же безвольной. Магией она заставила меня и Бо сражаться друг с другом, причинять друг другу боль, чтобы донести послание до своей дочери. Я вонзила меч в грудь Бо, но не могла противиться этому, и тогда я думала, что с таким злом я больше никогда не столкнусь. Не встречу подобное чудовище.
Когда один из моряков покачнулся и едва не соскользнул, я обернулась к Михалу, чувствуя, как снова преисполняюсь решимости:
– Прекратите! Сейчас же перестаньте!
– Не тебе мне указывать, лапочка. Если ты попробуешь спрыгнуть и поплыть к Цезарину, моряки последуют за тобой и, к сожалению, тоже замерзнут насмерть. – Его взгляд стал совсем чужим и пугающим, каким-то свирепым. Он накрутил на палец прядь моих волос. – Вот только из-за малокровия они замерзнут раньше. Если повезет, то минуты через четыре. Придется тебе смотреть, как они гибнут. – Он помолчал. – Понимаешь?
«Малокровие?»
Я отшатнулась от борта корабля, словно из него выскочили шипы, и попыталась осмыслить услышанное. Но у меня ничего не получилось, и в груди вспыхнула жгучая ярость.
– Прикажите им спуститься! – требовательно сказала я. – Я не стану больше вам отвечать, пока морякам на корабле будет угрожать опасность!
– На корабле всем угрожает опасность, – тихо и зловеще произнес Михал.
Однако моряки как будто бы поняли его намерения; так же быстро и бесшумно, как они взобрались на ограждение, мужчины спрыгнули на палубу и возобновили свой жуткий «танец». Сейчас они снова стали похожи не на оловянных солдатиков, а на марионеток.
– Мы пришли к некоему согласию? – Михал склонил голову.
– Почему они беспрекословно слушаются вас? – спросила я. – Моряки. Как вы управляете ими?
– Почему у тебя нет шрамов?
– Меня заколдовала Госпожа Ведьм, чтобы скрыть шрамы от чужих глаз, – с неожиданным удовольствием солгала я. Украдкой я бросила взгляд на матроса с колом в форме лебедя. – Мы знали, что вы хотите похитить меня…
– Petite menteuse. – Взгляд Михала потемнел.
«Лгунья».
И хотя он был прав, руки у меня невольно сжались в кулаки.
– Я не лгунья!
– Неужели?
Михал шел за мной, словно хищник, идущий по следу добычи. Терпеливый и смертоносный. Он полагал, что я в ловушке, и, вероятно, так и было.
– Когда ты родилась, Козетта Монвуазен?
– Тридцать первого октября.
– Где ты родилась?
– В Ле-Меланколик, в Хрустальном дворце Ле-Презажа.
Упрямые нотки – нет, скорее, гордые – звучали в каждом моем слове. «Вечные звезды в твоих глазах», – всегда говорила мне Пиппа. Как же я рада, что собирала истории, как мелузины собирают сокровища; как же я рада, что всегда внимательно слушала других.
Михал стиснул зубы:
– Как зовут твоих родителей?
– Моей матерью была легендарная ведьма Анжелика. Она погибла в битве за Цезарин, как и моя тетя Ля-Вуазен, которая вырастила меня. Отца своего я не знаю. Мать о нем никогда не рассказывала.
– Какая жалость, – тихо отозвался Михал, но в его голосе не было и капли сочувствия. – Как ты познакомилась с Луизой ле Блан?
Я вскинула голову: