Шелби Махёрин
Алая вуаль
Глава 3. Соломенное чучело
Когда я проснулась утром, мне показалось, что я наглоталась осколков стекла. На цыпочках я кралась по оружейной, стараясь ступать тихо и не кашлять – даже чай Лу не смог исцелить мое горло после ночных криков. Солнце еще не взошло, и мои братья пока спали. Если мне повезет, я успею закончить упражняться до того, как шассеры спустятся. И меня никто не увидит.
Жан-Люк заверил, что мне не нужно упражняться так же, как остальным, но без должной подготовки из меня не выйдет охотницы.
Другие шассеры не тратили время на чтение книг и сооружение ловушек.
В темноте я провела холодными пальцами по оружию и едва не порезалась. Грозовые тучи закрыли бледное рассветное небо. Скоро пойдет дождь. Что ж, еще одна причина поскорее со всем покончить. Я наугад схватила какое-то копье, но оно тут же выскользнуло у меня из рук и упало на каменный пол. Своим грохотом оно, скорее всего, разбудило даже мертвого.
– Кости Христовы, – проворчала я и с трудом водрузила копье обратно на место.
Как его вообще можно поднять, а уже тем более ловко орудовать им? Я бросила взгляд на дверной проем и коридор за ним. Если прислушаться, то можно было различить приглушенные голоса слуг на кухне, но узнать, в чем дело, так никто и не пришел. Ночью тоже никто не приходил: ни слуги, ни шассеры, ни капитан. Мы все притворялись, что никто не слышит моих криков.
Меня охватило сильное волнение, и я решила выбрать посох – куда более подходящее мне оружие. Моя балисарда осталась в комнате.
Что ж, сегодня мне все равно никого не понадобится закалывать.
Оглянувшись еще раз, я на цыпочках прокралась на тренировочную площадку. Вдоль кованой ограды стояли соломенные чучела и злобно на меня смотрели. К ним примыкали деревянные столбы, покрытые зазубринами от ударов мечей, и мишени для стрельбы из лука. Посреди располагался большой каменный стол. Полосатый навес укрывал его от непогоды. Жан-Люк и отец Ашиль часто стояли у этого стола и шептались о своих тайнах.
«Это не твоя забота, Селия. Не нужно тебе беспокоиться».
Вот только Жан-Люк считал, что мне не стоило вообще ни о чем волноваться, и я лишь беспокоилась еще больше. Сегодня я даже встала в пять утра, чтобы не столкнуться со своими братьями. После моего первого учебного боя несколько месяцев назад я поняла, что мои таланты шассера предназначались для… чего-то другого.
«Ага, например, для сооружения ловушек?»
Я потерла глаза и, нахмурившись, подошла к соломенному чучелу.
После вчерашнего сна я поняла, что больше не смогу вернуться домой. Обратной дороги не было. Оставалось лишь идти вперед.
– Так.
Прищурившись, я покосилась на уродливое пугало и встала в стойку, как это делали шассеры. Ветер слегка трепал мою синюю шерстяную юбку. Я выпрямилась и покрепче ухватила посох обеими руками.
– У тебя все получится, Селия. Это не так уж сложно. – Кивнув, я запрыгала на носочках. – Помнишь, что тебе сказала Лу? Глаза.
Я взмахнула посохом:
– Уши.
Снова взмахнула, на этот раз сильнее:
– Нос.
И еще раз.
– И пах.
Решительно и яростно я ударила чучело посохом в живот. Пугало так просто сдаваться не собиралось, и посох, отскочив от соломы, ударил меня в живот. Согнувшись пополам, я расстроенно потерла ушиб.
Неожиданно у двери оружейной кто-то захлопал в ладоши. Гром так грохотал, что я едва различила хлопанье, но вот смех я ни с чем не могла спутать. Только он так смеялся! Щеки тут же залил жар. Я резко обернулась. Фредерик в окружении шассеров не спеша шел ко мне. Ухмыляясь, он все так же хлопал в ладоши, отрывисто и выразительно.
– Браво, мадемуазель! Прекрасно получилось!
Фредерик положил руки на соломенные плечи чучела, а его товарищи тихо посмеивались. Утро выдалось морозным, но Фредерик не стал надевать мундир поверх тонкой льняной рубахи.
– Гораздо лучше, чем в прошлый раз. Растете на глазах.
В прошлый раз я запуталась в юбке и едва не сломала себе лодыжку.
Снова громыхнул гром, словно бы вторя моему мрачному настроению.
– Фредерик.
Я неуклюже подняла с земли посох. В моих руках он казался огромным, но таким крошечным в сравнении с полуторным мечом в ножнах шассера.
– Как твои дела? Надеюсь, ты хорошо спал.
– Спал как младенец, – ухмыльнулся он и отнял у меня посох. – Простите мне мое любопытство, мадемуазель Трамбле, но что вы здесь делаете? Кажется, вы-то как раз спали плохо.
Вот тебе и притворство.
– Я пришла упражняться в боевой подготовке, – с трудом ответила я спокойно, хоть и сквозь стиснутые зубы. – Как и ты, Фредерик. Как и вы все. – Я бросила на шассеров многозначительный взгляд.
Они даже не опустили глаза, не смутились, не стали притворяться, что заняты чем-то другим. Да и зачем? Им всегда весело наблюдать за мной.
– Неужели? – широко улыбнулся Фредерик, рассматривая мой посох в своих мозолистых руках. – Но, мадемуазель, мы не упражняемся со старыми, обшарпанными посохами. Такой деревяшкой ведьму не убьешь.
– Мы не убиваем ведьм. – Я вскинула голову. – Больше нет.
– Правда? – спросил он, вскинув брови.
– Правда!
Один из шассеров спрыгнул с забора. Это был Базиль, весьма неприятный тип.
– Зато двумя деревяшками можно! Шестом и спичкой! – захохотал он так громко, словно услышал поистине смешную шутку.
Я сверкнула на него глазами и бросила, не сдержавшись:
– Смотри, чтобы Жан-Люк тебя не услышал.
– Да ладно тебе, Селия, – раздраженно проворчал Базиль и все-таки отвел взгляд, – я же просто пошутил.
– Ой, какая я глупая. Очень смешно вышло.
Фредерик с усмешкой швырнул мой посох на землю.
– Не волнуйся ты так, Базиль, Жан-Люка здесь нет. Откуда он узнает об этом. Ему же никто не расскажет, так? – Он подкинул меч вверх, поймал его за лезвие и протянул мне рукоятью вперед. – Но, если ты и правда хочешь упражняться вместе со всеми, Селия, я с радостью тебе помогу.
Над собором сверкнула молния.
– Мы все поможем, так ведь? – громко спросил Фредерик, стараясь перекричать раскаты грома.
Что-то в его взгляде изменилось.
Что-то изменилось во дворе.
Я отступила на шаг, глядя на шассеров, – они медленно приближались ко мне. Нескольким охотникам стало не по себе – хоть у кого-то из них оставалась совесть.
– Это… это вовсе не обязательно, – произнесла я, с усилием делая глубокий вдох. Пытаясь успокоиться. – Я просто могу поупражняться с чучелом…
– О нет, Селия, так не пойдет.
Я медленно отступала, а Фредерик шел за мной, пока я не уперлась спиной в пугало. Меня захлестнула тревога.
– Оставь ее, Фредерик, – сказал Шарль и, покачав головой, выступил вперед. – Пускай упражняется.
– Жан-Люк нас всех распнет, если ты ей навредишь, – вторил ему другой шассер. – Давай я с тобой проведу бой.
– Жан-Люк, – мягко проговорил Фредерик, но его глаза блеснули сталью, – прекрасно понимает, что его хорошенькой невесте здесь не место. А ты сама как думаешь, а, Селия? – С ухмылкой он снова протянул мне свой меч. – Разве здесь твое место?
В его взгляде и глазах всех шассеров горел немой вопрос: «Ты охотница или просто хорошенькая невеста капитана?»
«Я и охотница, и невеста», – хотелось мне прорычать в ответ. Но они все равно не услышат меня – не пожелают или не смогут. Расправив плечи, я посмотрела Фредерику прямо в глаза и взяла у него меч.
– Да! – бросила я, надеясь, что они все меня услышали. – Мне здесь самое место! Спасибо, что поинтересовался.
Фредерик глумливо захохотал и отпустил меч.
Не в силах удержать его, я отшатнулась, запуталась в подоле и упала на землю, едва не налетев на лезвие. Фредерик со вздохом ухватил меня за локоть и наклонился ко мне.
– Просто признай уже, ma belle[4], тебе лучше работать в библиотеке.
Я замерла, услышав это уничижительное обращение:
– Нет.
Отдернув руку, я оправила юбку и лиф. Глаза и щеки у меня горели.
– Но я бы предпочла другое оружие. Этим я не смогу сражаться, – твердо сказала я, указав на меч.
– Не сомневаюсь.
– Вот. – Шарль бесшумно подошел ко мне и протянул небольшой кинжал. Первые капли дождя заблестели на его тонком лезвии. – Возьми это.
Раньше, когда я не служила в ордене шассеров, мне, вероятно, были бы приятны его галантность и веселый взгляд. Его сострадание. Я бы представила его рыцарем в сияющих доспехах, который никогда бы не стал общаться с Фредериком и ему подобными. Себя бы я представила девой, запертой в башне. Отбросив желание присесть в реверансе, я просто кивнула ему.
– Спасибо, Шарль.
Глубоко вдохнув, я повернулась к Фредерику, вертевшему меч в руках.
– Начнем? – спросил он.
Глава 4. Наша девочка
Я вскинула кинжал, а Фредерик небрежно взмахнул рукой и выбил клинок у меня из руки.
– Урок первый: нельзя использовать кинжал против полуторного меча. Даже ты должна это знать. Ты же столько древних манускриптов наших уже пролистала… или ты только сказки читаешь?
– Я даже поднять такой меч не могу, болван! – рявкнула я и подняла кинжал с земли.
– А я тут при чем?
Фредерик кружил рядом со мной, играл, словно кошка с мышью, пока остальные шассеры наблюдали за представлением. Шарль смотрел настороженно. Его друг куда-то пропал.
– Ты хоть как-то укрепляла тело? Как ты справишься с лугару, если даже меч поднять не можешь? А может, ты вообще и не захочешь драться с лугару. Может, захочешь подружиться с ним?
– Хватит говорить ерунду! – выпалила я. – Если будет нужно, я все сделаю…
– А это нужно.
– Ты живешь прошлым, Фредерик. – Я сжала рукоять кинжала так сильно, что побелели костяшки пальцев. Как же мне хотелось огреть его по голове! – Шассеры изменились. Нам больше не нужно убивать тех, кто от нас отличается…
– Ты думаешь, что твои друзья спасли мир. Как же ты наивна, Селия. Зло продолжает жить. Может быть, не во всех сердцах, но в некоторых точно. Битва за Цезарин многое изменила, но только не это. Миру все равно нужны шассеры. – Фредерик вонзил меч в соломенное чучело с такой силой, что лезвие задрожало. – И поэтому мы несем нашу службу. Давай. Я буду оборотнем. Я только что полакомился скотиной и цыплятами на ферме. – Он раскинул руки, словно стоял на сцене театра. – Одолей меня.
Дождь усилился. Глядя на Фредерика, я начала закатывать рукава, чтобы хоть как-то потянуть время.
Я ведь даже не знаю, как можно одолеть оборотня.
«Глаза, уши, нос и пах».
Смех Лу прорвался сквозь вереницу беспорядочных мыслей. Мы встретились на тренировочной площадке на следующей день после моей присяги. В тот самый день, когда Жан-Люк сказал, что никому из нас больше не нужно упражняться.
«Неважно, с кем ты сражаешься, Селия. У всех есть слабое место. Тот же пах. Вмажь по нему как следует и беги без оглядки».
Расправив плечи, я чуть шире расставила ноги и вскинула кинжал. Базиль усмехнулся.
Во двор подтянулись еще шассеры. Они смотрели на нас с нескрываемым любопытством.
«У меня все получится».
Я решила ударить Фредерика по лицу, но тот ловко перехватил мою руку, крутанул меня и припечатал лицом к соломенному чучелу. Перед глазами заплясали огоньки. Фредерик прижимал меня к пугалу, удерживая сильнее, дольше, чем следовало. Солома оцарапала мне лицо, и я едва не закричала. Как же это несправедливо! Яростно вырываясь, я ударила локтем ему в живот, и он немного ослабил хватку.
– Ваши огромные глаза выдают вас, мадемуазель, – усмехнулся Фредерик. – Слишком выразительные.
– Какая же ты свинья! – прорычала я.
– Хм-м, какая пылкая.
На этот раз я решила ударить его по уху, но Фредерик снова уклонился, и я, промахнувшись, поскользнулась на мокрой земле.
– Да просто признай уже, что тебе здесь не место, и я тут же отступлю. Возвращайся к своим нарядам, книжкам и теплому огню в камине, а я займусь делом. Вот такая она, наша девочка, – пропел он, пока я силилась что-то разглядеть сквозь мокрые пряди, упавшие на глаза. – Признай, что твоих способностей недостаточно, чтобы помочь нам, и мы отпустим тебя с миром.
– Сочувствую тебе, Фредерик. Тяжело тебе. Но я не твоя девочка и не твоя суженая. Мне жаль всякую женщину, которой ты придешься по нраву.
Я бросилась, чтобы ударить ему по носу, и он тут же сбил меня с ног. Я тяжело упала на землю и закашляла, стараясь не шевелиться. Осколки в горле будто врезались все глубже и глубже, того и гляди пойдет кровь.
«Глупышка Селия, – напевала Моргана. – Ах, какая же прелестная маленькая куколка».
– Вставай.
Фредерик закатал рукава и указал на мой мундир. На его руке я с удивлением заметила татуировку. Его льняная рубаха промокла и стала почти прозрачной, и сквозь ткань проглядывали первые две буквы имени «ФФ».
– Тебе не кажется, что ты заигралась? Примерила чужой костюм?
«Иди ко мне и позволь разбить тебя вдребезги».
– На себя посмотри, – процедила я сквозь стиснутые зубы и толкнула его, но он остался недвижим. – Вытатуировал свое имя дважды, чтобы все точно запомнили, кто ты?
Фредерик не успел ничего ответить – из оружейной раздались голоса, и мы все разом обернулись. Я все еще была на мокрой земле, Фредерик нависал надо мной. И в таком виде мы предстали перед Жан-Люком и его тремя спутницами в бирюзовых мундирах. Посвященные.
Несмотря на то что дождь усилился, превратившись в ливень, Жан-Люк быстро нашел меня взглядом. На миг его глаза широко распахнулись, и он помрачнел. Снова сверкнула молния, озарив собор. Лицо Жан-Люка потемнело, а за его спиной показался товарищ Шарля.
– Какого черта здесь творится? – спросил он, подходя кнам.
Фредерик даже не дернулся, лишь растянул губы в довольной улыбке.
– Ничего особенного. Просто дружеский учебный бой.
Жан-Люк угрожающе вынул балисарду:
– Отлично. Давай тогда проведем бой.
– Как скажешь, капитан. – Фредерик дружелюбно кивнул. – Как только мы закончим.
– Вы уже закончили.
– Еще нет, – выдавила я, тряхнув головой. Грязь с мокрых волос тут же разлетелась в разные стороны. В уши затекла вода, в голове звенело. Фредерик самодовольно смотрел на нас. Я прищурилась, сжимая руки в кулаки:
– Дай мне закончить, Жан.
– «Дай мне закончить, Жан», – едва слышно передразнил меня Фредерик.
Посмеиваясь, он убрал прядь волос с моего лица. По телу у меня тут же пробежала неприятная дрожь – жест был слишком интимным. Жан-Люк что-то кричал, но я не слышала его, так громко звенело у меня в ушах.
– Признай уже, что позоришь его, и я отстану.
«Неважно, с кем ты сражаешься, Селия. У всех есть слабое место».
Во мне вспыхнула ярость, и инстинктивно я ударила его промеж ног. Раздался приятный треск.
Кажется, я просчиталась. Глаза Фредерика широко распахнулись, и он рухнул не назад, а прямо на меня. Отползти я не успела, и он с воем и проклятьями выхватил у меня из руки кинжал и в ярости прижал его к моей шее.
– Ах ты сучка…
Жан-Люк тут же схватил Фредерика и отбросил его. Взгляд моего жениха был мрачен, как черное небо над головой. Снова сверкнула молния.
– Да как ты смеешь нападать на одну из нас? Да еще на Селию Трамбле?
Фредерик не успел уклониться, и Жан схватил его и толкнул в мишень для стрельбы из лука. Не обращая внимания ни на злобный взгляд Фредерика, ни на его размеры, капитан яростно затряс его.
– Ты хоть знаешь, что она сделала для нашего королевства? Хоть представляешь, чем она пожертвовала?
Отшвырнув Фредерика, как мешок с картошкой, Жан обвел взглядом шассеров и указал на меня. Я поспешно поднялась.
– Селия покончила с самой Морганой ле Блан… или вы уже забыли о древней Госпоже Ведьм? Забыли ужас, царивший в этом королевстве, пока она властвовала? Забыли, как в своей безумной мести она убивала мужчин, женщин и детей?
Жан перевел взгляд на Фредерика, который, скривившись, отирал грязь с рубахи.
– Так что? Успел забыть? – спросил он его.
– Я все помню, – прорычал Фредерик.
Шассеры замерли, не смея пошевелиться. Не смея даже дышать.
Насквозь промокшие посвященные жались друг к другу у входа в оружейную и смотрели на нас широко распахнутыми глазами. Их лица не были мне знакомы. Я видела их впервые. И я гордо расправила плечи, ради них и ради себя самой. Внутри горело страшное унижение, но вместе с тем и толика гордости. В прошлом году мы вместе с Лу действительно покончили с Морганой ле Блан. Раз и навсегда.
– Вот и отлично.
Жан-Люк резко убрал балисарду в ножны, а я осторожно подошла к нему. Он не посмотрел на меня.
– Если я еще раз увижу подобные выходки, я лично попрошу отца Ашиля лишить зачинщика звания шассера, – тихо пообещал он. – Мы выше этого.
Фредерик с отвращением сплюнул. Жан-Люк взял меня за руку и повел в оружейную, но не остановился там. Он вел меня все дальше и дальше, и наконец мы пришли к чулану у кухни. С каждым шагом Жан выглядел все более взволнованным. Молча он подтолкнул меня в чулан. Сердце у меня ушло в пятки.
Ради приличия дверь Жан до конца не закрыл.
Он выпустил мою руку.
– Жан…
– Мы же все обговорили, – произнес он и устало потер лицо. – Договорились, что ты не будешь упражняться с другими шассерами. Договорились не ставить себя в такое положение снова.
– Это в какое же?
Толика гордости, теплившаяся у меня в груди, угасла, превратившись в серый пепел. Резкими и грубыми движениями я отжала мокрые волосы.
– В мое положение? – дрожащим голосом спросила я. – Шассерам полагается упражняться в боевых искусствах, разве нет? Вместе с товарищами.
Жан с хмурым видом взял с полки полотенце и протянул его мне.
– Если ты хочешь упражняться в бою, я помогу тебе. Я же говорил тебе, Селия.
– Ты не можешь все время относиться ко мне по-особенному! У тебя нет времени обучать меня, Жан, и… Фредерик верно говорит. Несправедливо, что к ним требования высоки, а ко мне…
– Никто от тебя ничего и не тре… – Жан замолк на полуслове и помрачнел еще больше, пока я вытирала воду с шеи. Он стиснул зубы. – У тебя кровь идет.
– Что?
Жан взял меня за подбородок и наклонил мне голову.
– Фредерик. Этот гад ранил тебя, – сказал он, глядя на мою шею. – Клянусь богом, он у меня весь год будет конюшни чистить…
– Капитан? – в чулан заглянул посвященный. – Отец Ашиль хочет с вами поговорить. Сказал, что дело сдвинулось с места… – Он резко замолк, когда понял, что мы с Жаном были в чулане одни. Да еще и прикасались друг к другу.
Жан-Люк вздохнул и отнял руку.
– Какое дело сдвинулось с места? – требовательно спросила я.
Посвященный – юноша несколькими годами младше меня, может, лет четырнадцати, – тут же выпрямился, словно я ударила его, и растерянно нахмурился.
– Трупы, мадемуазель, – понизив голос, сказал он.
Я изумленно посмотрела на него и перевела взгляд на Жана.
– Какие еще трупы?
– Ну, хватит! – бросил Жан прежде, чем юноша успел мне ответить.
Он вытолкал посвященного за дверь и бросил на меня настороженный взгляд. Жан не позволил мне потребовать объяснений. Не позволил швырнуть в него полотенце, схватить его за мундир или рассерженно закричать. Нет. Он просто покачал головой и развернулся, чтобы уйти.
– Не надо вопросов, Селия. Это не твоя забота, – виноватым тоном произнес Жан и с сожалением на меня посмотрел. – Пожалуйста, не нужно беспокоиться.
Глава 5. Алые розы
Постояв какое-то время в чулане, я прокралась в коридор, молясь, чтобы остальные были на площадке. Мне не хотелось никого видеть. В эти минуты я не желала смотреть на синие мундиры и балисарды.
Нет, мне не было обидно.
Пускай Жан-Люк и дальше хранит свои грязные тайны. Видимо, не так уж и важно, что я «сделала для нашего королевства» и «чем я пожертвовала»; не важно, что он там кричал во дворе. Это были лишь слова – просто чтобы успокоить меня, Фредерика и себя самого. Я всего лишь прелестная фарфоровая куколка. И могу разлететься на осколки от малейшего прикосновения. Смахнув злые слезы, я вбежала в свою комнату, сорвала с себя уродливый мундир, промокшую юбку и швырнула их в угол. В душе я надеялась, что они сгниют там и рассыплются на кусочки, чтобы мне больше никогда не пришлось надевать их.
«Тебе не кажется, что ты заигралась? Примерила чужой костюм?»
Я сжала руки в кулаки.
Я перестала играть в какие-либо игры в пятнадцать лет. Однажды ночью я увидела, как Филиппа тайком выходила из нашей детской. Тогда-то она мне и сказала, что я уже слишком взрослая для игр. В тот вечер я заснула с тиарой на голове и книгой о королеве Февралине в руках, а потом проснулась от звука шагов сестры. До сих пор помню, с каким презрением Филиппа посмотрела на меня и усмехнулась, заметив на мне нежно-розовую ночную сорочку.
– Тебе не кажется, что ты уже слишком взрослая для этих игр? – спросила она.
В ту ночь я не в последний раз плакала из-за сестры.
«Глупышка Селия».
Мгновение я просто стояла – вода капала на пол с моей промокшей сорочки, дышать было трудно, – а потом, тяжело вздохнув, поплелась за мундиром. Замерзшими руками я неуклюже повесила его у камина. Кто-то из слуг уже раздул тлеющие угли и подкинул дров, вероятно, по просьбе Жан-Люка. Он слышал, как я кричала вчера ночью. Он слышал мои крики каждую ночь. По уставу он не мог прийти ко мне и утешить, но он делал все, что в его силах. Дважды в неделю мне приносили новые свечи, а в камине всегда горел огонь.
Прижавшись лбом к каминной полке, я глотала горячие слезы. Повязанная на руку изумрудная лента – мой талисман – развязалась из-за стычки с Фредериком. Бантик почти распустился и теперь выглядел некрасиво и жалко. Прямо как я. Стиснув зубы, я перевязала ленту и достала из платяного шкафа белоснежное платье. Не обращая внимания на грозу, сняла с крючка темно-зеленый плащ и набросила на плечи тяжелый бархат.
Жан-Люк занят.
А я пойду навещу сестру.
Незаметно сбежать я не успела – отец Ашиль заметил меня в вестибюле. Он выходил из часовни и, видимо, направлялся к Жан-Люку. Увидев выражение моего лица, он нахмурился и остановился. В руках он держал небольшую книгу.
– Что-то случилось, Селия?
– Нет, ваше высокопреосвященство. – Я с усилием улыбнулась, хотя знала, что глаза у меня опухли, а нос покраснел.
Я всмотрелась в его книгу, по размеру похожую на ту, что я вчера увидела у Жана, но надпись разобрать не сумела. Выглядела она зловеще: пожелтевшие страницы, потрепанный кожаный переплет. Какое-то темное пятно. Это что… кровь? Уже не скрывая любопытства, я прищурилась, но отец Ашиль кашлянул и спрятал книгу за спину.
– Простите за мой вид, – улыбнулась я еще шире. – Мы упражнялись вместе с Фредериком, и моя форма вымокла под дождем.
– Ах да, – отозвался он, и повисло неловкое молчание.
Отец Ашиль был довольно угрюмым и ворчливым стариком, и он скорее бы прыгнул на балисарду, чем осведомился бы, почему я плакала, и все же – к нашему обоюдному удивлению – он никуда не ушел и сейчас стоял, неловко потирая седеющую бороду. Он только недавно стал архиепископом, и, возможно, его сердце еще не успело зачерстветь, как у его предшественника. Надеюсь, что этого никогда не случится.
– Да, я слышал об этом. Как ты?
Моя улыбка превратилась в гримасу.
– А Жан-Люк разве не сказал, что я победила Фредерика?
– Вот как? – Отец Ашиль кашлянул и снова почесал бороду. Он перевел взгляд на свои сапоги, потом на окно. Епископ старался смотреть куда угодно, лишь бы не мне в глаза.
– Об этом… Жан-Люк не упомянул.
Я с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть. И зачем только Господь повелел нам не лгать?
– Понятно. – Чуть склонив голову, я приложила кулак к сердцу и медленно прошла мимо. – Прошу прощения…
– Селия, подожди, – с печальным вздохом окликнул меня отец Ашиль. – Я не силен в разговорах, но… если ты захочешь поговорить с кем-то, я всегда выслушаю тебя. – Он замолчал, продолжая почесывать бороду.
Про себя я взмолилась к Богу, чтобы пол разверзся и я провалилась вниз. Мне уже не хотелось обсуждать мои слезы. Мне просто хотелось уйти. Отец Ашиль посмотрел мне в глаза и понимающе кивнул.
– Когда-то я был как ты. Не знал, сумею ли найти здесь свое место. И гожусь ли для такой жизни.
– Но вы же архиепископ Бельтерры, – удивленно сказала я, нахмурившись.
– Я не всегда им был.
Отец Ашиль проводил меня до парадного входа собора, и в груди у меня разлилось тепло от того, что он пока не хотел оставлять меня в одиночестве. Дождь уже прекратился, но влага еще не успела испариться со ступенек и листьев.
– Нельзя жить лишь одним и тем же мгновением, Селия.
– Вы о чем?
– Вонзив иглу с ядом в Моргану ле Блан, самую жестокую и сильную ведьму в королевстве, ты совершила великий подвиг для всей Бельтерры. Самый настоящий. Но ты куда больше, чем твой подвиг, чем то мгновение. Пускай оно не определяет тебя и не диктует твое будущее.
Нахмурившись еще сильнее, я спрятала руку под плащ и нащупала изумрудную ленту. Кончики уже немного истрепались.
– Простите, не понимаю. Я выбрала свое будущее, ваше высокопреосвященство. Я – шассер.
– Хм-м.
Отец Ашиль поплотнее закутался в свое облачение и с недовольством посмотрел на небо. Я знала, что в дождь у него болели колени.
– А ты этого хочешь? Быть шассером?
– Разумеется! Я… я хочу служить королевству, защищать его, помогать ему процветать. Я же дала клятву…
– Всегда можно свернуть с выбранного пути.
– О чем вы? – Я растерянно сделала шаг назад. – Хотите сказать, что меня здесь быть не должно? Что мне тут не место?
Отец Ашиль вздохнул и подошел к дверям.
– Я хочу сказать: если ты чувствуешь, что здесь твое место, значит, так и есть, – проворчал он. – А если нет… не позволяй нам украсть у тебя будущее. – Он бросил на меня взгляд через плечо и, прихрамывая, вернулся в вестибюль, чтобы не стоять на холодном ветру. – Ты не глупая. Знаешь же, что твое собственное счастье важно так же, как и счастье Жан-Люка.
Я тяжело вздохнула.
– Ах да. – Он небрежно взмахнул узловатой рукой. – Если ты идешь на кладбище, зайди к цветочнице. Элен собрала свежие цветы для усопших. Возьми букет и для Филиппы.
Когда я остановила телегу позади собора Сан-Сесиль, из нее выпало несколько алых роз. Кладбище окружала высокая ограда из кованого железа. Черные шпили пронзали хмурое небо. Ворота сегодня были открыты и выглядели весьма неприветливо – будто зубастая пасть распахнулась, готовая тебя поглотить.
По спине у меня пробежал знакомый холодок, когда я направила своего коня к мощеной тропе.
Когда в прошлом году адское пламя Козетты Монвуазен уничтожило и старое кладбище, и катакомбы, где были похоронены члены богатых семей, аристократам пришлось возвести новые надгробия. И для могилы Филиппы тоже. Мой отец был против подобного, ведь тогда его любимой дочери придется вечно покоиться рядом с простолюдинами, но ничего нельзя было поделать – наша семейная усыпальница сгорела.
– Но ведь ее тут нет, – сказала я матушке, которая проплакала несколько дней. – Ее душа не здесь.
«А теперь и ее тело тоже».
И все же казалось, что эта новая земля – хоть ее и освятил сам Флорин, Кардинал Клемент, – какая-то разгневанная.
Голодная.
– Тихо, тихо.
Я успокаивающе погладила Кабо, который взволнованно фыркал и мотал головой. Ему не нравилось это место. А мне не нравилось приводить его сюда. Если бы не Филиппа, ноги бы моей тут не было.
– Почти приехали.
Чуть дальше высились ряды жутких надгробий, словно пальцы, выпроставшиеся из-под земли. Казалось, что они хватали моего коня за ноги, дергали за колеса телеги. Я спрыгнула с коня и пошла вдоль рядов, возлагая цветы. По букету роз на каждую могилу – всем, кто отдал свою жизнь в битве за Цезарин. По велению отца Ашиля каждую неделю мы приносили сюда свежие цветы. «Чтобы почтить память погибших», – так он сказал, но мне все же казалось, что мы клали цветы, чтобы успокоить их.
Глупость, конечно. Ведь ни Филиппы, ни других погибших здесь не было, и все же…
По спине у меня снова пробежал холодок.
Словно кто-то наблюдал за мной.
– Mariée…
Голос звучал так тихо, что я решила, будто мне показалось, но ветер тут же подхватил его. Я резко остановилась, быстро осмотрелась по сторонам. Меня захлестнуло чувство дежавю.
«Господи, пожалуйста, нет. Только не снова».
Я уже слышала это слово.
Вздрогнув, я зашагала быстрее, не обращая внимания на внезапную тяжесть в висках. Мне просто показалось. Вот поэтому я не люблю ходить на кладбища. Голоса в голове не были настоящими. Нет. Просто мой разум снова сыграл со мной злую шутку, как тогда в гробу Филиппы. В моей голове тоже звучали голоса, но они были ненастоящими.
«Они ненастоящие!»
Я повторяла эти слова до тех пор, пока не поверила в них. Я шла, считая могилы, чтобы позабыть обо всем.
Я присела рядом с могилой Пиппы и прижалась щекой к искусно вырезанному камню. Он был холодным и влажным, как и другие надгробия. Мох уже начал расползаться по изогнутым краям камня, скрывая простую надпись: «Филиппа Алюэтт Трамбле, любимая дочь и сестра». Смахнув мох, я провела пальцами по буквам. Как же мы ее любили, но ее больше не было. Теперь я видела ее лишь в своих кошмарах.
– Скучаю по тебе, сестренка, – прошептала я, прикрыв глаза. Дрожь пробежала по телу. Я хотела, чтобы это было правдой. Хотела всей душой.
Я желала спросить, что мне делать… о Жан-Люке, Фредерике, о любви, замужестве и о горьком разочаровании. Узнать, о чем она мечтала. Любила ли она того юношу, на встречи с которым убегала по ночам? Любил ли он ее? Мечтали ли они жить вместе или сбежать ото всех до того, как Моргана отняла у нее жизнь?
Или, может, она передумала?
Филиппа так и не рассказала ни о чем, а потом она погибла, оставив после лишь часть себя. Нерассказанные тайны и половину своей улыбки. Половину своего лица.
Возложив розы на ее могилу, я нарочито спокойно поднялась. Я не побегу. Не закричу. Филиппа всегда будет моей сестрой, пускай Моргана и осквернила ее и меня. Глубоко вздохнув, я погладила Кабо и кивнула себе – сейчас я вернусь в Башню и продолжу расставлять по алфавиту книги в библиотеке. Потом, сидя за одним столом с Жан-Люком и своими братьями, отужинаю пресной едой и возрадуюсь мясному пирогу с отварным картофелем, шерстяному синему мундиру и тяжелой балисарде.
– Я смогу вынести это бремя, – сказала я Кабо и поцеловала его в нос. – У меня все получится.
«Я не стану играть в игры и примерять чужой костюм».
Неожиданно Кабо встал на дыбы и резко мотнул головой, едва не разбив мне нос.
– Кабо! – ошеломленно воскликнула я и отскочила.
Не успела я успокоить несчастного коня, как он убежал, а я прижалась к надгробию Филиппы.
– Что… Вернись! Кабо! Кабо! Вернись же!
Не слушая мои оклики, конь в ужасе мчался прочь, волоча по мощеной тропе тяжелую телегу. Алые розы летели во все стороны. Они разлетались по кладбищу, словно пятна крови, только вот…
Только вот…
В ужасе я еще сильнее прижалась к надгробию сестры.
Упав на землю, розы тут же чернели.
Сердце у меня гулко застучало, и его биение болезненно отдавалось в ушах. С трудом сглотнув, я посмотрела под ноги. Розы на могиле Филиппы, кровоточа, завяли; яркие лепестки превратились в пепел. В нос ударил гнилостный смрад.
