Сергей Зацаринный
Пустая клетка
Глава VIII
Свиная нога
– Скверное дело, брат Илгизар. Думаю, уже после полудня эмир потребует отчета, как идут поиски. Коль за эти сутки птичка не угодила в силки, то она очень хорошо затаилась. Или того хуже, упорхнула. А что могу ему сказать я – собака, потерявшая след?
Оставив толстяка повара, маленький отряд рысью двинулся обратно к ханскому дворцу. Наиб был огорчен и взволнован. Поэтому и кричал на скаку.
– Вчера я был уверен, что нужно просто потянуть за ниточку, и она приведет меня, куда нужно. А теперь вижу, что кто-то очень старательно запутал след и сунул мне в руки этот пустой крючок специально. И-э-эх! Чуял ведь еще вчера, что дело здесь нечисто.
Стражникам Злат велел подождать на площади, а сам с Илгизаром быстро шмыгнул во двор.
– Поспешим, мой юный друг, пока на нас не обратились светлые очи эмира или кади. Нам ведь с тобой нужно еще заняться убитым франком. Тебя же для того и оторвали от благочестивого дела переписывания книг, чтобы ты занес на бумагу показания свидетелей зловещего появления свиной ноги во дворе благочестивого жирного ишака Сулеймана и его сварливой жены. Вот к нему мы сейчас и отправимся. А то он от страха, наверное, меняет уже седьмые штаны.
– Так чего мы сразу туда не поехали?
– Потому, брат Илгизар, что в хижину сказочника и туда, куда мы направляемся, едут разные люди. Что изумленно вскидываешь брови, как пьяный, по ошибке ввалившийся в женскую баню? Там мы – ищейки, здесь – сторожевые псы. Вершители ханской воли. Тем более что сперва мы отправимся к тому надутому павлину, который приезжал вчера в суд, чтобы пойти в квартал Сулеймана уже не с пустыми руками. Когда ты ищешь, тебе нужен только острый нюх, зоркий глаз и умение соображать. А вот теперь у нас будет еще одно сильное оружие – страх. Поэтому умойся и переоденься вот в это.
Наиб указал помощнику на лежащие на лавке коричневый халат и вышитую тюбетейку.
– Пояс шелковый возьми. Щупловат ты, конечно, против меня, но ничего, не свалится.
Сам Злат предстал во всей красе, принарядившись так, что даже Илгизар немного оробел. Надел красный шелковый халат до земли с прорезями вместо рукавов, золоченый пояс, на голову – монгольскую шапочку с пером цапли. С плеча на грудь у него свисала ханская пайцза с надписью: «Кто не повинуется – смерть». Довершали наряд кинжал и подвешенный к поясу небольшой золоченый ковшик. Стражники, увидев наиба в новом обличье, сразу подтянулись в седлах.
Прохожие, завидев красный халат, обладателя которого сопровождали ханские гвардейцы, жались к стенам. Каждый знал: перо на шапочке – знак высокого ранга, а такие одеяния жалует своим слугам сам хан. Едет власть!
Когда добрались до крепкого дома за воротами, стоявшего совсем недалеко от храма, куда вчера отвозили убитого, наиб не стал спешиваться, а дал сигнал стражнику. Тот без церемоний принялся колотить в калитку древком копья. Перепуганный привратник сразу кинулся отворять. Но и въехав во двор, Злат остался в седле.
– Мне нужен Бонифаций из Матреги! – провозгласил он, и вполголоса бросил Илгизару: – Пусть сам выбегает и провожает нас в дом. А то, если волю дать, опять начнет хвост пушить.
Вчерашний франк и впрямь не на шутку оробел, увидев стражу и грозного чиновника с пайцзой на груди. Услужливо кланяясь, он проводил незваных гостей к себе в конторку, сказал, что благодарит великого хана Узбека за защиту и за заботу о чужестранцах.
Наиб смерил его взглядом вроде того, каким обычно удостаивают раздавленного таракана.
– Согласно закону, имущество умершего берется под охрану для последующей передачи родственникам. В комнату убитого никто не входил? Все его пожитки целы?
Такого поворота событий Бонифаций, видно, не ожидал и явно растерялся.
– Я велел сломать замок в его комнате. Мы хотели найти пропавшие деньги… Но мы ничего не тронули.
– Список похищенного составлен?
– Пропали только деньги. Вы хотите знать точную сумму?
– Мы хотим знать, какие монеты были украдены. В чем они хранились. Понятно, что нас интересуют прежде всего редкие монеты, которые легче искать. Там были какие-нибудь заморские деньги? Золото?
Бонифаций понимающе кивнул.
– У меня есть самый подробный список. Там действительно было немало монет, которые в наших краях встречаются нечасто.
Наиб поправил пайцзу на груди.
– А теперь мы заберем вещи убитого. Как его звали?
– Санчо. Санчо из Монпелье.
Убитый жил в крошечном флигельке из одной комнаты и чуланчика. Там не было совсем никакой мебели, даже скамеечки. На кирпичной суфе вдоль стены была постелена кошма и валялись одеяло с подушкой. В чуланчике стоял дорожный сундук. Остальным имуществом бедного Санчо была пыль.
Злат покрутил носом в темноте чулана и поднял голову к потолочной балке. Там на старой засаленной веревке висела свиная нога.
– Это где же вы берете? – равнодушным голосом поинтересовался он.
– Санчо с собой привез. Там, откуда он родом, такие окорока часто берут в дорогу.
– Мы это тоже возьмем. Вместе с сундуком. Прикажи выделить повозку. Тело когда похоронят?
– Уже на кладбище. Священник рано утром этим занялся.
– Скажи мне, почтенный Бонифаций, когда ты видел этого Санчо в последний раз?
– Позавчера. Я послал его с поручением к меняле.
– К меняле?
– Касриэлю бен Хаиму. Его лавка на базаре у Красной пристани.
– Зачем ты его послал?
– Отнести письмо.
– Что за письмо?
Бонифаций начал нервничать.
– Обычное письмо. Не вдаваясь в детали, это была просьба поискать для меня некоторую сумму денег. Я собираюсь вскоре в Баку.
– А когда ты видел убитого в первый раз?
– Год назад. В Матреге. Когда он поступил на службу дому Гизольфи.
– Ты хорошо его знал?
– Нет. Он приехал из Таны, был до этого служащим дома Барди. У этого дома с нашими хозяевами какие-то дела. Вот его и прислали в Матрегу, а потом в Сарай.
– Чтобы чужеземцу скрыться в Сарае, нужно иметь здесь друзей, знать язык. Кто мог стать его сообщником?
– Ты сам понимаешь, господин, что жить спокойно с этими деньгами здесь он не смог бы. Ему пришлось бы убраться куда-нибудь подальше. С попутным караваном или кораблем. Кипчакский язык он знал неплохо. Кроме того, он ведь мог иметь могущественных покровителей. Я же говорил, что он служил дому Барди.
– Ты можешь назвать мне каких-нибудь его друзей или знакомых в Сарае?
– Он часто шатался где-то, не любил сидеть на работе и дома.
– Мне непременно бы сообщили о франке, который слишком часто околачивается в городе. Что-то ты недоговариваешь.
– Я думаю, вряд ли он мог показаться кому-нибудь подозрительным. Его влекло в основном туда, где продают дешевое вино. И есть сговорчивые женщины.
– Вино и женщины – самый короткий путь к преступлению. Где хранились деньги?
– Вот в этом самом сундуке здесь в конторе.
Сундук производил весьма внушительное впечатление: окованный железом дуб, внутренние замки, сам небольшой, но тяжелый и крепкий, явно сработанный специально для хранения денег. На нем не было никаких следов повреждений.
– У твоего помощника был ключ?
– Нет. Но он сам привез этот сундук из Матреги.
– Вместе с ключом?
– Нет. Просто, когда заказывают такие сундуки для перевозки денег, ключи от них дают в разные конторы. В Матреге его закрыли и опечатали. Я здесь открыл. Сломать такой сундук тяжело. Кроме того, замки у него с секретом. Думаю, Санчо сумел сделать копию ключа еще в Матреге. Сумма, которую похитили, того стоила. Сами посмотрите по списку.
– Что ты можешь мне еще сказать об этом Санчо? Кроме того, что он был пьяница и бабник?
– Я с ним почти не общался. До этого он служил в Тане курьером дома Барди. Возил деньги, письма, передавал поручения. Такие люди обычно не сидят долго на одном месте. Он много поездил по свету и был довольно ученым человеком, говорил и писал на разных языках. Видимо, знавал лучшие времена. Вы видели его плащ?
– Да, вещь очень дорогая. Самое лучшее сукно, крашенное индиго, и шитье, как на ризе у архиепископа. И шелк, и золото, и серебро. Честно скажу, я такого никогда не видел.
– Думаю, он когда-то был моряком. У него я видел однажды астролябию и компас. Эти штуки не нужны никому, кроме тех, кто водит корабли вдали от берегов.
– Значит, его прислали сюда, чтобы он привез сундук с деньгами?
Бонифаций кивнул.
– Кроме того, ему велели оставаться здесь при конторе дома Гизольфи и ждать новых указаний.
– Ну что ж, давай поинтересуемся, что было в сундуке. – Генуэзец почтительно протянул бумагу. – Ого! Четыре тысячи даньга в мешочках по тысяче, четырнадцать сумов. Ага! Вот и интересное! Восемьсот сорок шесть иперперов, тридцать шесть венецианских дукатов, четыреста тридцать один флорин. А вот самое интересное! Восемьсот двадцать пять магрибских динаров. Нечасто их встретишь в наших краях. Кажется, мискаль чистого золота в каждом? И все пропало до последней монетки? Жадноват был твой помощничек. Тут больше двух тысяч золотых монет. Это если в сумы перевести, сколько будет?
– Трудно сказать. Если считать по двадцать два иперпера и пять флоринов за сум, а динары по четыре за сум, то получается больше трехсот.
– Так он и серебро утащил. А ведь лишние полпуда. Хотя золото еще обменять нужно. В Сарае проще с серебром.
Во двор уже выгнали повозку и под присмотром стражников грузили туда нехитрые пожитки покойного Санчо. Больше делать здесь было нечего.
Когда садились на коней, наиб неожиданно спросил:
– Ты как заметил, что деньги пропали? Замок не сломан. В деньгах нужда была?
Вопрос поверг Бонифация в замешательство. Казалось, он что-то вспоминает. Наконец вспомнил:
– Вроде сундук сдвинут был. Стал поправлять и заметил, что он сильно полегчал.
– А-а-а, – равнодушно отозвался Злат.
Едва отъехали на проезжую улицу между двух кварталов, наиб проворно соскочил с коня и развязал мешок со свиной ногой. Окорок был съеден уже почти на две трети. Очищенная ножом кость выглядывала наполовину.
Глава IX
Запутанные следы
В квартале у Сулеймана проторчали до самого полудня, опросили всех свидетелей, но ничего нового так и не узнали. В довершение всего, скамеечка, которую услужливо принесли наибу, оказалась чем-то измазана, а он слишком поздно это заметил и испачкал свой драгоценный халат, пожалованный самим ханом Узбеком. Разъяренный Злат громогласно пожалел, что злосчастная свиная нога нужна для следствия, иначе он заставил бы съесть ее этого толстого борова с его малоумной женой. И вообще, кто сказал, будто этого чужеземца убили? Он, наверное, сам умер от ужаса, когда увидел Таифу при свете лампы, а не в темноте улицы.
Потом Злат решил ехать домой. Отдать халат в стирку, а заодно и пообедать. Все равно искать сейчас менялу, к которому Бонифаций посылал своего помощника, дело дохлое. На дворе суббота, значит, лавка еврея закрыта. Да и дома его можно не застать. Подался в синагогу или куда-нибудь в гости.
Илгизару Злат велел ехать во дворец. Сложить вещи бедного Санчо в каморке и написать отчет для Бадр-ад Дина о проведенном в мусульманском квартале расследовании.
Вернулся наиб и вовсе молчаливый и задумчивый. На повозке, запряженной парой лошадей.
– Заканчивается твоя служба, брат Илгизар. Отнесешь отчет кади и ступай обратно в медресе. Поехали, напоследок развеешься, прокатишься со мной до Белого Дворца. Как раз, если сейчас выедем, до заката успеем. Там и поужинаем. Не бывал в Белом Дворце? Путь неблизкий – фарсахов семь. Я лошадок своих взял, у сестры. Поездка вроде как не по службе. Не боись – если что, я перед Бадр-ад Дином словечко замолвлю. Поспешай. Нам еще вина прикупить нужно. Едем к одному старому приятелю, давно не виделись.
Злат вдруг замолчал и помрачнел. Потом добавил:
– Очень давно. – После чего проворно бросил в повозку холщовый мешок, куда засунул обе свиные ноги. – Не пропадать же добру.
Сытые лошадки тронули резво, и повозка загрохотала по укатанным городским улицам. Заехали в черкесский квартал, где наиб купил, не торгуясь, у мрачного бородатого торговца целый запечатанный кувшин вина из прошлогоднего привоза. Миновали южную заставу на выезде; там Злат ненадолго задержался, выспрашивая охранников о пропавшей эмирской дочке. Дальше путь лежал уже мимо загородных домов, тянувшихся вдоль реки. По дороге попадались то богатые усадьбы, то загоны для скота, то нищие хижины, балаганы огородных сторожей, коптильни, дворы кумысников. Внизу за огородами и лугами все тянулись пристани. Маленькие, рыбачьи. К ним лепились шалаши и навесы для вяления. Здесь за городом было больше деревьев – в основном старых угрюмых карагачей, чьи разлохмаченные ветви щедро золотило заходящее солнце. Остался позади городской шум, с реки тянуло свежестью, и в придорожной траве, уходящей на восход к едва виднеющимся пескам, уже начинали пересвистывать перепела: «Кто идет! Кто идет!»
Вскоре дома совсем закончились, и по правую руку потянулись сплошные заливные луга и кусты.
– У нас сейчас еще вовсю жаворонки поют, – расчувствовался юноша.
– А ты откуда? Давно хотел спросить, да за хлопотами все не получалось.
Злат наслаждался полевой тишиной, мягким теплым вечером. Шапку бросил в повозку, ослабил вожжи. Лошадки тоже радовались воле после тесных городских улиц и бежали резво, легко.
– Из Мохши я. Меня так и зовут в медресе – Илгизар из Мохши.
– Вон чего. Почти земляки. Звали-то тебя там как? Илгизаром, поди, только в Сарае стал?
– Да нет. У меня и отец мусульманин. Дома, конечно, звали Кавалом.
– Меня ведь тоже Хрисанфом крестили. Это по-гречески будет «златоцветный». А все зовут Златом. И сам наш хан Узбек, он ведь тоже Мухаммед, если на то пошло. – Злат недобро усмехнулся. – А этот самый Бонифаций раньше Дымуком звался. Он ведь не франк – зикх из Матреги, просто всю жизнь у генуэзцев на службе. Его словам, что убитый был моряком, можно верить – он сам на кораблях немало поплавал.
Злат опять помрачнел и задумался. Потом тряхнул головой, будто от наваждения:
– Давно это было.
– Вот так вот и живем под небом голубым – полубезбожники и полумусульмане, – отозвался шакирд. – Это один персидский поэт сказал, Омар Хайям. Мудрый был человек, многие науки превзошел.
– Учись, Илгизар, – одобрил наиб, – ибо горек корень учения, но сладки его плоды. – И, не удержавшись, добавил: – Все одно дураком помрешь.
Разговор постепенно снова вернулся к делам последних двух дней. Хотя говорил больше Злат.
– Сарай ведь город не простой. Он весь вытянут вдоль реки. И дороги из него только вдоль реки: на юг и на север. На восток – пески. Уйти через них, конечно, можно. Только дорогу нужно хорошо знать, запас иметь. Да и укрыться в пустыне трудно. Как ни крутись, а к колодцам выйдешь – это тебе не степь. Вдоль реки дороги сам видишь какие – на фарсах видно вперед и назад, кто едет. Опять же, при каждом яме караулы. Если уходить за реку, там протоки, пойма, кустарник. Хорошая дорога и переправа только одна. А если потихоньку на лодке переплыть и через пойму тропками пробираться, так там дальше на протоках лодок нет. За рекой в степи тоже караулы. Легче всего утечь рекой. Или вверх, или вниз. Вниз можно уйти на Дербент, а то и вовсе за море. Вверх до Укека только добраться, а там леса рядом: ищи-свищи. Но опасно. Караван идет против течения медленно, кругом караулы. Самый верный путь – к морю. Конечно, все корабли проверяют. Да только можно лодочкой маленькой сплыть ночью вниз, отсидеться там в протоках, а потом в условленном месте сесть на корабль. Там внизу столько проток – десять лет будешь искать, ничего не сыщешь. Но, думаю, птичка сейчас затаилась. Знает, на дорогах и пристанях такой догляд – муха не пролетит.
– Сарай – город большой, есть где спрятаться.
– Вот попробуй спрячься! – развеселился наиб. – Ты из медресе своего часто выходишь?
Шакирд смутился:
– Изредка с товарищами ходил на базар.
– Давно здесь живешь?
Юноша покраснел еще больше:
– Два года.
Но наиба это не удивило. В голосе его даже прозвучало некоторое одобрение:
– Видно, странствование по морям учености тебе интересней, чем хождение по улицам Богохранимого Сарая. Всему свое время. Не зря, видно, мудрый Бадр-ад Дин тебя со мной послал. Так вот и подумай, ученейший юноша, куда бы ты скрылся в огромном Сарае, буде придет нужда? Вот то-то и оно. Знакомые нужны. Хорошие знакомые. А для такого дела, как убийство и грабеж, – очень хорошие знакомые. Иначе можно кончить, как наш бедный Санчо. Он ведь тоже не дурак, не бежал наобум абы куда. Явно были у него сообщники. Вот только знал он их, получается, плохо, вот и оказался без денег с петлей на шее. Не попадись на ночной улице эти пьяные водовозы – ушли бы сейчас все концы в воду. Искали бы по всем заставам сбежавшего Санчо, а его подельники только посмеивались бы над нами да тратили украденное серебро, оставив золотишко до лучших времен. Теперь им нужно больше думать, как ноги унести.
– Так мы все равно про них ничего не знаем.
– Узнаем. Поверь старому псу. Какая-нибудь зацепочка да найдется. Водовозы слов на ветер не бросили. Они сейчас весь Сарай просеют через мелкое сито. У них кругом знакомые. Может, кто лошадь признает, кто – кувшин, кто – телегу. Кто-нибудь что-нибудь видел подозрительное. Вот только и убийцам это ведомо. И ведомо, что я до них доберусь рано или поздно. Поэтому поспешат убраться. Время, брат, время. Вот чего мне может не хватить. И одного не могу понять, зачем этому Санчо понадобилось приставать к этим бабам на улице? Да мало того, еще потом вламываться на двор со свиной ногой.
– Пьяный был.
– Все может быть. Бежал с деньгами. Прихватил в дальнюю дорогу свиную ногу, которая для этой цели как нельзя лучше подходит. Потом что? Передал сообщникам деньги, сам напился и пристал к бабам на улице? Да еще вырядился, словно специально, в такой плащ, второго которого во всем городе нет. Ему бы как раз затаиться нужно, базарным грузчиком переодеться. Или голова от свалившегося на нее богатства кругом пошла? Самое главное, в Сарае он человек чужой, приезжий. Неужто на такое дело пошел со случайными знакомыми? Или встретил каких давних приятелей по прежним местам? Ясно одно – в генуэзские края ему хода с этими деньгами не было. Значит, спутался с кем-то с нашими, сарайскими. Второе дело того хуже. Здесь вообще ничего не понятно.
Злат снова замолчал и задумался. Илгизар осторожно предположил:
– Мы же точно знаем, что дочка сокольничего убила его жену?
– Здесь другой узелок. Где ее искать? Она ведь не для того это сделала, чтобы потом отцу ныть: «Больше не буду?». А значит, дорога ей одна – в дальние края, с неведомым нам сообщником. Тут как раз все продумано давно и тщательно, учтено до мелочей. Даже время выбрали – лучше не придумать. Ночь Могущества. Как раз полно людей не спит и по улице ходит. Кому в мечеть надо, кому в гости. Кто обратит внимание на случайного прохожего? А в то же самое время не взяли бесценный рубин. Который стоит огромных денег и прятать его легко. И найти его ночью было несложно – он же на шапочке. Почему? Все в один голос утверждают, что эта Райхан никуда не выходила, как отец уехал. Значит, с сообщником договорилась давно. Как его искать? Те слуги, кто могут что-то рассказать, сейчас в степи на Кубани.
– Урук-Тимур скоро приедет.
– А толку с него? Он что, знает про друзей-подружек дочери? Нужны бывшие приближенные служанки. А он их с собой разве возьмет? Они на Кубани останутся при женах. Сам эмир налегке прискачет. Сказочницу в накидке мне ведь тоже неспроста подсунули, чтобы я прямо по указанному адресу отправился и из этой Ферузы все выпытывал. И время терял. Время, время! Сейчас всем нужно выиграть время. Кто вперед успеет. Может же быть, что эта накидка как раз и должна меня запутать. Ведь коли единственная есть сказочница на весь Сарай с закрытым лицом, то я сразу и решу, будто мне ее специально подсунули. Как-то уж все в этом деле одно к одному лепится. Повар, что сонное печиво готовил, раньше у убитой служил. А еще служил у старика Бахрама, воспитанница которого в этот дом ходила. И после полудня ее никто не видел, кроме этого самого сказочника. А знаешь что еще? Мне не дает покоя человек, который в тот день приходил к воротам.
Глава X
Кладбищенский сторож
Белый Дворец показался, когда солнце уже коснулось края неба за рекой. Это было приземистое, но большое здание, укрывшееся за стеной на высоком бугре. Пониже у реки стояло несколько домов, освещенных закатными лучами. Дальше виднелось обширное кладбище. Что это именно кладбище, было заметно издалека. Взгляд притягивали сгрудившиеся на холме надгробия, кирпичные мазары под сенью высоких деревьев, надежная ограда, заросшая кустарником. А посреди этого царства мертвых величественно высились несколько мавзолеев, будто повелители на окаменевшем пиру. Заходящее солнце печально бросало последние лучи на это застывшее безмолвие, словно засыпая стены, купола и деревья золотой пылью. На унылом склоне холма, забытого на краю пустыни, спало былое величие.
У ворот кладбища приткнулась кирпичная сторожка, а чуть поодаль от стены виднелась маленькая церковь с крестом на крыше и пара домиков с обширным двором, обнесенным оградой. Наиб повернул лошадок туда.
– Миссия святого Иоанна. Франки. Если на мусульманский лад – обитель дервишей. Окрестным пастухам ведь все равно. Видят: отшельники, люди благочестивые, молятся – они их и уважают. Свежей баранинкой. Творог тоже привозят, молоко. Великая Яса велит всякого служителя Неба почитать.
От встречавших отделился высокий седеющий мужчина, поднявший в приветствии обе руки:
– Злат! Приветствую, друг мой! Наконец счастливый ветер занес тебя в наши края!
– Здравствуй, Хайме! Рад видеть, что годы не берут тебя! Только седеешь понемногу! Ждал-ждал, когда ты посетишь Богохранимый Сарай, да вот решил и сам к тебе добраться. А это Илгизар из Мохши. Помнишь Мохши? Ученый малый. Живет в медресе и за последние два дня уже прочитал мне два стихотворения. Одно на арабском, одно на персидском. Подойди, Илгизар, к моему старому другу Хайме. Он, как и ты, много лет учил разные языки и наречия.
Юноша потихоньку рассматривал наибовского друга. Тот сразу выделялся среди других отшельников горделивой осанкой, красиво постриженной бородкой и уложенными волосами. Бросалось в глаза, что здесь он держится особняком. Остальные, поприветствовав приезжих, скромно растворились в сгущающихся сумерках.
– У моего юного друга сейчас пост, и он не ел с самого рассвета. Дай ему чего-нибудь разговеться, что прилично правоверному мусульманину. А мы с тобой по старинке угостимся содержимым вот этого кувшинчика от старого Джарказа.
– Жив еще старый хрыч?
– А что ему будет? Сам знаешь: мясо, вымоченное в хорошем вине, дольше не портится. По сей день во всем Сарае не найти вина лучше, чем у него.
Расположились на травке у кладбищенской стены. Бросили на землю кошму, старый ковер. Воткнули в землю факелы. Хайме принес из домика целый котелок жареной баранины и стопку лепешек. Над головой уже загорелись яркие южные звезды, а вокруг грянул хор бесчисленных цикад. Илгизар почтительно поинтересовался, кто был святой Иоанн, в честь которого названа миссия, но разогретый старым вином Хайме не был расположен к житиям праведников. Он был явно рад приезду и весел.
– Это давняя история. Много лет бились франки с мусульманами за то, кому из них владеть Гробом Господним в Иерусалиме. Вот и дошла до Папы Римского весть, что за землями мусульман есть великая христианская страна, правит которой пресвитер Иоанн. Искали ее и в здешних краях. Тем более что ханы всегда благоволили к христианам. Вот и решили назвать здешнюю миссию в честь святого Иоанна. Из уважения, значит, к пресвитеру, до которого, думали, вот-вот доберутся. Иоанна с его царством ищут и по сей день, хан уже давно именует себя султаном
Мухаммедом и ходит в мечеть, а миссия так и осталась здесь в Богом забытом царстве мертвых. Сюда подались те, кто ищет не лавров, а уединения и истины. Здесь у нас маленький скрипторий. Кое-что переводим, переписываем. Я вот больше садовничаю. Цветы сажаю у могил. Деревья.
– Это мусульманское кладбище?
Хайме усмехнулся. Печально и задумчиво.
– Трудная история. Кладбище старое. Большая часть тех, кто здесь лежит, успели побывать во многих верах. Великая Яса это не запрещала. Считается, что люди любой веры все равно молятся Высокому Небу. Поэтому и крестились тогда с легким сердцем, и в мечеть ходили, и старую черную веру почитали. Ну, а раз человек крестился, то церковь о его душе молится. Сейчас другие времена настают. Все больше вера не объединяет людей, а разъединяет.
– Выпьем, друг Хайме! За старое время, за всех ушедших! Какой бы веры они ни были! Совсем забыл за разговорами гостинец. Я ведь тебе окорок свиной привез. Редкая штука в наших краях.
Злат направился к повозке. Долго возился в темноте, искал. Подошел по пути к лошадкам, проверил ячмень, потрепал холки.
– Один уже початый крепко. Зато второй нетронутый.
Хайме сразу схватился за нож.
– Что же ты сразу не сказал? Я уже баранины наелся.
Строганул кусок, положил на лепешку. Сначала себе, потом Злату.
– Юноше не предлагаю. Порядки знаю. Где же ты добыл такую редкость?
– Это принадлежало некому Санчо из Монпелье. Теперь ему оно уже не нужно.
Налили еще под мясо. Наиб не спеша и подробно поведал всю историю. Хайме слушал молча. Потом внимательно рассмотрел окорока.
– Прав ты, история темная. Такие окорока делают не в Генуе. Их делают в Арагоне. Да и имя Санчо скорее арагонское. Видно, парень был каталонец. Говоришь, у Дымука помощником был?
– Теперь он не Дымук, а почтенный Бонифаций.
Хайме презрительно усмехнулся.
– Был и мусульманином, и православным. Теперь к нам подался. А верит, как и верил, только в золотого тельца. Знаешь, что еще мне странно в этой истории? Эта штука называется «хамон». Собственно, ничего сложного – вяленая свинина. Солят крепко, потом вялят. Дело долгое, кропотливое. Сначала в сырости держат, чтобы солью получше напиталось, потом сушат. Месяцы уходят. Зато хранится хорошо. Разумеется, хамон бывает разный. Это и от мяса зависит, и от того, кто делал. Так вот, эти твои ноги такие же разные, как погонщик мулов и епископ. – Хайме наклонился к мешку. – Видишь, у этого окорока, что мы едим, копыто белое. И мясо не так просолено. Это простой хамон, без затей. Делают его про свой обиход. Теперь смотри нетронутый окорок. Копыто черное. Это особая порода свиней. Из них делают самые лучшие окорока. Их и откармливают по-особому, и поят. Да и сам хамон более выдержанный. Понюхай. А еще лучше отрежь и попробуй. Чтобы такой хамон сделать, его нужно чуть ли не год вялить, солить, таскать из помещения в помещение. Где посуше, где похолоднее. Даже время года нужно подгадывать. Это лакомство для избранных.
– Может, Санчо его и берег специально для долгой дороги? Ты ведь сказал, такой лучше хранится. Зачем вот только недоеденный бросил? Не помешал бы в дороге.
– Ты говоришь, он с мешком денег убегал. Взял самое-самое. Одно могу тебе сказать: эти окорока могли ему привезти только из Арагона. Это очень далеко. Темная пташка этот Санчо. Говоришь, у него еще плащ был дорогой?
– Князю не стыдно носить.
– Чего занесло каталонца в наши края? Да еще с генуэзцами?
– Я прошу тебя помочь. Осмотреть вещи убитого. Может, ты заметишь что-нибудь такое, на что я не обращу внимания. Как в этих окороках. Или в сундуке окажутся бумаги, которые нужно будет прочитать. Бонифаций сказал, что Санчо был ученым человеком.
Снова выпили и закусили хамоном. Объевшегося баранины Илгизара уже стало клонить в сон. Ему хотелось развалиться сейчас на кошме и смотреть, как по Млечному Пути струятся в бесконечность звезды. Словно услышав его мысли, наиб сказал:
– Да ты приляг, Илгизар. Отдохни. А я ведь, Хайме, ехал к тебе по другому делу. Вот, взгляни.
Хайме взял протянутую ему вещь, завернутую в тряпицу. Поднес к огню. И вскочил! Словно рванула его вверх невидимая сила.
– Откуда это?!
– Признал рукояточку?
Хайме бросился во тьму. Было слышно, как он зашел в дом, и над старым кладбищем воцарилась тишина, только шипели факелы и трещали цикады. С Илгизара слетела дремота. Снова раздались шаги в темноте, и Хайме подошел к огню. В руках у него было два ножа. Хорошие охотничьи ножи с рукоятками, оплетенными берестой. И с одинаковыми деревянными резными навершиями в виде птичьей головы.
– Один к одному. – Злат цедил слова тихо, буднично. – Сегодня утром его в ворота воткнули у церкви в моем квартале.
– Кто?
– Не видели. Приходил к церкви какой-то человек в черном кафтане. Подождал, пока выйдет кто постарее, и спросил, жив ли епископ Измаил.
– Измаил?!
– Вот то-то и оно. Епископ. А его уж боле двадцати лет как сана лишили. Этот, в кафтане, узнал, что Измаил давно на покое живет в здешнем подворье, и ушел. Не спеша, говорят, так пошел, не оборачиваясь. А потом над воротами подворья вот этот нож и нашли. Там высота как раз косая сажень. Я еле на цыпочках дотягиваюсь. А воткнут был глубоко – еле вытащили. Вот мне и принесли, чтобы разобрался. Может, это оскорбление служителям церкви или угроза? Ну, а я сразу к тебе.
– Оставишь его мне?
– Тебе и вез. И окорока тоже.
– Что будешь делать?
– Мое дело известное. Искать. В тот же день, как убили жену сокольничего, к нему домой тоже приходил человек в черном кафтане и спрашивал, дома ли хозяин. А кто же в Сарае не знает, что Урук-Тимур сейчас с ханом на Кубани?
– Чужеземец, значит. Издалека.
