Сергей Ясинчак
Волчья песня
– Ты правильно мыслишь, но не оригинально, – усмехнулся Киреев. – История действительно имеет привычку повторяться – это не нами придумано. Развиваясь по спирали, она повторяет те же процессы, но на качественно новом уровне. Но пример, по-моему, не совсем удачен.
– Почему? – не согласился Мэргэн. По-моему, как у вас говорят – самое то. Смотри сам: танские императоры стремились объединить под своей властью всю Центральную Азию, хотели слить воедино степняков и китайцев. Это похоже на то, как Советский Союз, тщетно пытался создать из сотен народностей населявших Россию единый советский народ. Кроме того, и та другая державы проводили экспансионистскую внешнюю политику – одни стремились к гегемонии в Великой Степи, другие – к победе идеалов коммунизма в мировых масштабах. И, наконец, и у тех, и у других эксперимент по искусственному выведению новых народов с треском провалился, – закончил он излагать свою мысль.
– Что ж, Мэргэн, мы не ученые – нам простительно проводить даже такие аналогии…
Произнеся эту фразу, Киреев задумчиво улыбнулся, тряхнул головой, и в свете угасавшего костра его глаза сверкнули.
– Однажды Рейган, – начал он, – назвал Советский Союз империей зла. Да, он не был идеальной страной. Но то была моя страна, Мэргэн, чтобы про нее не говорили ненавистники. И Америка ее разрушила, принеся моему народу неисчислимые бедствия.
Причем способы с помощью коих американцы успешно развалили мою страну, с не меньшим успехом применяли еще суйские16 и танские императоры против державы тюрков. Они ничуть не изменились за долгие столетия, прошедшие с тех времен, как не изменилась и человеческая природа. Засылка шпионов, разжигание межнациональной розни, откровенный подкуп и ползучая идеологическая диверсия – лишь некоторые из них.
Это, кстати, понимали и сами тюрки. Йоллыг-тегин – автор орхонских надписей, дает поражению своего народа объяснение вполне основательное, для его времени. Он осуждает ханов за дурость и трусость, народ – за неверность ханам, китайцев – за обман и подстрекательство. Но главное, он винит китайскую роскошь, изнеживающую тюркских богатырей. Он пишет: «У народа табгач, дающего нам без ограничения столько золота, серебра, зерна и шелка, речь сладкая, а драгоценности мягкие; прельщая сладкой речью и роскошными драгоценностями, они сильно привлекали к себе далеко живущие народы. Те же, поселяясь вплотную, затем усваивали себе дурное мудрование», – процитировал на память Антон, и тут же продолжил:
– Первоначальная простота нравов, царившая в орде, незаметно сменилась роскошью и жаждой наживы, еще теснее связывая верхушку, тюрок с Китаем – это и есть идеологическая диверсия.
До боли знакомая картина. Все это мне напоминает перестроечные времена, когда скурвившаяся партийная элита предала страну, сознательно приведя ее к краху. А народ, обманутый трескучими демократическими лозунгами, радовался крушению собственной державы, готовый удавиться ради импортных шмоток и аппаратуры с лейблом: «маде ин не наше».
– Да, Антон, – согласился Мэргэн, – твой пример посильнее моего будет.
– Да, это прямая аналогия. Но аналогия не столько между тюркским Вечным Элем и Союзом, – продолжил русский, вздохнув, – сколько между методами, с помощью которых китайцы полторы тысячи лет назад, и дядя Сэм – в наши дни, разрушали единство, на первый взгляд, монолитных держав. Впрочем, надо отдать должное древним тюркам – они сражались за свои идеалы, пока сил хватало, отчаянно сопротивляясь давлению китайцев. Уже одно то, что их каганат просуществовал независимо, целых сто пятьдесят лет, имея общие границы с такими мощными державами раннего средневековья, как Тибет и Китай, говорит о незаурядных способностях этого народа…