Морозная ночь была безлунной и звездной. Дым угасавших кострищ, черно-красными пятнами, разбросанных между десятками юрт из голубого войлока, отвесно поднимался к небу густо усеянному россыпями серебристых звезд-блесток.
Перед входом в ханскую юрту, которая была гораздо больше обычной, стояли четверо тюркских гвардейцев с копьями в руках. На них были надеты халаты с высокими, доходящими до подбородка воротниками. По длине они доходили воинам до половины голени. Поверх них были надеты длинные – до колен, составные панцири из начищенных металлических пластин на кожаной основе. На головах стражников стальными пластинами поблескивали меховые малахаи.
В этот день в ханской ставке проходил совет, затянувшийся до поздней ночи. На совете присутствовали ближайшие родственники и советники тюркского хана Мочура. Он возглавил орду после смерти своего старшего брата Кутлуга и принял титул Капаган-хан.
Кроме самого Капаган-хана и наследника престола Бури-шада7 здесь присутствовали его племянники Йоллыг-тегин и Кюль-тегин. Советников возглавлял бойла-бага-тархан8 мудрейший Тоньюкук. Все они восседали на шелковых подушках вокруг очага, расположенного в центре юрты. На стенах юрты, задрапированных драгоценными китайскими шелками, было развешано дорогое оружие, как тюркское, так и китайское.
– Мы с вами, знатнейшие беги, держим совет уже с самого захода солнца. Но решение спасительное для нашей державы, все еще ускользает от нас… – медленно произнес Капаган-хан, сидя на небольшом возвышении под сенью пурпурного знамени с золотой волчьей головой. – Наш эль в опасности. Табгачскому хану9 мы хуже кости в горле. Он хотел бы всех тюрок, сделать своими рабами, чтобы мы проливали за него кровь, как это делали наши отцы на службе у его деда…
Но Тэнгри10 тюрков сильнее горе-мудрецов11 табгачей, засевших в Чанъани12. Когда наши отцы и деды становились балбалами13, сражаясь за них, он сказал: да не погибнет народ тюркский, народом пусть будет. И мой брат Ильтериш-хан внял гласу его, отложился от табгачского хана, а Тэнгри даровал ему победу.
Он завоевал свободу для всех тюрок, восстановил наш эль. И вот, в который раз, до меня дошли сведения, что против нас злоумышляют три хана, от трех сторон света. Главный недруг у нас прежний – хан табгачей. Он подстрекает против нас наших врагов – народ десяти стрел14 и кыргызов. Если мы ничего не предпримем, то они объединят свои силы и к началу лета будут здесь. Что думаете, беги?
– Разреши мне, светлый хан! – попросил слова молодой Кюль-тегин, поднимаясь со своего места. Капаган-хан ответил благосклонным кивком головы. – Табгачи набрали большую силу. Их хан натравил на нас двух наших злейших врагов. Его лазутчики рыщут шакалами по степи – пытаясь взбунтовать против нас наших собственных подданных! Я спрашиваю: доколе мы будем это сносить? Не пора ли проучить табгачей, да так, чтобы они запомнили этот урок надолго! – горячился он.
Среди собравшихся пробежал одобрительный шепоток.
– Как только сойдет снег, я предлагаю идти на табгачей. Нанести небольшими силами отвлекающий удар на Ордос15, а когда они перебросят свои основные силы туда, обойти их, и ударить отборными войсками на Чанъань. Мы утопим Китай в крови, а затем принудим хана табгачей к миру. Тем самым мы разрушим коалицию против нас, так как, видя участь подстрекателя, который будет ползать у твоих ног, светлый хан, ни десять стрел, ни кыргызы не решатся выступить против нас. И мы будем бить врагов поодиночке.
План Кюль-тегина был воспринят благосклонно, как собравшимися вельможами, так и самим Капаган-ханом. В сложившейся для его народа критической ситуации это было, на первый взгляд, лучшим решением. Один только мудрый Тоньюкук придерживался другого мнения. Он попросил слова, как только стихли одобрительные возгласы, которыми собравшиеся наградили Кюль-тегина.
– Ты слишком молод, доблестный Кюль-тегин, – сказал добродушно старый лис, – и это оправдывает твою горячность. Но старый Тоньюкук достаточно пожил на свете, чтобы понять – всегда нужно трезво оценивать свои силы. Тем более это важно в предстоящей войне. Войне, от исхода которой зависит будущее нашей державы.
Мы сейчас не в состоянии победить табгачей, ибо в Китае народ пребывает в согласии, а годы урожайны. К тому же расскажи мне, славный Кюль-тегин, чем ты собираешься в голой степи кормить лошадей, чтобы они были готовы к походу, как только сойдет снег?
Молодой полководец молчал, понурив голову. От его первоначального запала не осталось и следа, потому что он как никто другой знал, что главная сила тюрок заключалась в латной коннице. А на истощенных долгой зимней бескормицей лошадях далеко не уедешь.