Сергей Валериевич Добряков
Судьбы в режиме танго
ЖЕНЯ. Это Алёшины дальние предки могли разыгрывать крепостных в карты. Или даже в орлянку. А теперь мы все – советские люди. И наше трагическое прошлое изживаем.
Пауза.
ЛЮБА (успокоившись). Словом, мы вот что… Ты с ним сблизиться постарайся. Меня рядом не будет. (Твёрдо.) Честное комсомольское! Вдобавок я сделаю так, что Костя от меня не уйдёт. Его на других уже не тянет. А ты действуй. Всё зависит от тебя.
Пауза.
ЖЕНЯ. Спасибо, Люба. (Встаёт.)
ЛЮБА. Не за что. Я всё чувствую.
Сцена 6
Одна из линий Васильевского острова. ЖЕНЯ сталкивается с АЛЁШЕЙ.
ЖЕНЯ. Алёша, здравствуй.
АЛЁША (чуть суховато). Здравствуй, Женя.
ЖЕНЯ. Давно не виделись, Алёша. Как у тебя дела?
АЛЁША (с едва уловимой тяжёлой нотой). Надеюсь… У тебя не хуже.
ЖЕНЯ. А я из кино сейчас. Знаешь, какой фильм показывали? «Покорители глубокого моря».
Пауза.
АЛЁША (возможно более нейтральным тоном). И… как тебе?
ЖЕНЯ. Мы-то не сразу поняли. А почему ты сам не рассказывал? Что снимался?
АЛЁША (обнаруживает самообладание, смешанное с раздражением). Чтобы вы мне зазнайство пришили? И вообще, когда фильм вышел, в газетах писали обо всех нас. Два года назад. Я эти рецензии повторять обязан?
ЖЕНЯ. Да ты не думай. Как актёр роль переживает, я знаю.
АЛЁША. Это потому, что ты теперь ходила в драмкружок?
ЖЕНЯ. Ну… В общем… Я… Очень рада… За тебя… Понимаешь?
Пауза.
АЛЁША. Вот что, товарищ Женя Ракитина. Если мне по общественной линии велят выступить с рассказом о съёмках, я выполню поручение. Но и только. Я актёром не буду.
ЖЕНЯ. А… кем?
АЛЁША. Я по истории книги начал читать.
ЖЕНЯ. В историки, значит, думаешь?
АЛЁША. По-твоему, этого не надо? Я туда думаю не один.
ЖЕНЯ. Да нет, я… Вовсе не говорю. И партия учит нас относиться внимательно к истории нашей Родины.
АЛЁША. Вот я и стараюсь.
ЖЕНЯ. Слушай, Алёша… А хочешь, сходим в Зоосад? Если он не закрыт? Или когда тебе будет удобно?
АЛЁША. Это тоже по общественной линии?
ЖЕНЯ. Да просто зверюшек посмотрим. Ты же их любишь… Я и это заметила…
Пауза.
АЛЁША (вздохнув. Как можно мягче и тактичнее.). Женя, ты извини… Но я сейчас занят по горло.
Сцена 7
Лето 1940 года.
Звучит инструментальная версия танго Строка «Голубые глаза».
Газетный стенд. У него – маленькая толпа, в которой не сразу заметен АЛЁША. Все читают и обсуждают одну-единственную публикацию.
МУЖСКОЙ ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ (с дикторскими интонациями озвучивает текст). Кроме трагически погибшей артистки-орденоносца товарища Верховцевой на момент катастрофы в автомашине также находились: народный артист Союза ССР, орденоносец товарищ Косицын; работник киностудии товарищ Фриденсон; водитель автомашины товарищ Терентьев. К сожалению, спасти жизнь никому из них не удалось. Тот факт, что катастрофа связана с делом киносъёмки, не может не вызвать определённых подозрений. Ведётся следствие.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Ой, господи… Наденька… Да что же это?! Надюша-то наша…
ЖЕНЩИНА ПОМОЛОЖЕ. Что ж такое творится?!
НЕМОЛОДОЙ МУЖЧИНА. Поймите, товарищи, это чудовищная трагедия! Я уж молчу о человеческих жизнях, о жизни… Дорогой Надежды Павловны! И великого Косицына! Но какова утрата для искусства! Для всей нашей культуры!
МУЖЧИНА ЛЕТ 35. Это теракт, товарищи! Вредительство! Ну ничего, органы всех вынут на солнышко! Да за Надю не то что расстреливать – головы рубить мало!
ОБСТОЯТЕЛЬНЫЙ РАБОЧИЙ (АЛЁШЕ). Парень, с тобой всё в порядке? (Не дожидаясь ответа.) А ну-ка, отойдём…
Ведёт АЛЁШУ за руку, как маленького. Тот ему подчиняется.
ЖЕНЯ (налетев на обоих). Алёша… Что с тобой? Господи, что случилось?
ОБСТОЯТЕЛЬНЫЙ РАБОЧИЙ. Газеты надо читать, девушка милая.
ЖЕНЯ. Да что такое?!
ОБСТОЯТЕЛЬНЫЙ РАБОЧИЙ. В Подмосковье на киносъёмках катастрофа. Несколько человек погибло. Среди них… Верховцева.
ЖЕНЯ (связав всё мгновенно). Алёша, ты-то как?!
АЛЁША (еле обретя дар речи). Со мной всё в порядке. (ОБСТОЯТЕЛЬНОМУ РАБОЧЕМУ.) Спасибо за поддержку, товарищ. Извините за беспокойство.
Уходит. ЖЕНЯ идёт за ним. ОБСТОЯТЕЛЬНЫЙ РАБОЧИЙ (видимо, на всякий случай) – тоже.
Сцена 8 (рефрен)
Рубеж весны и лета 1990 года.
Квартира ЕВГЕНИИ СЕРГЕЕВНЫ СУРОВЦЕВОЙ.
АНЯ (стоя). А ты статью читала? «Загадки гибели Надежды Верховцевой»?
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА (сидя). Люди и тогда думали разное. А горе было сильным. У всех. В нашем классе о ней очень жалели… Алёша, например… Эта катастрофа в сороковом году случилась. А он слегка отошёл только к весне сорок первого. Снимался же с Верховцевой…
АНЯ. А может, это с ней у него был серьёзный роман? (Под взглядом бабушки.) Я чисто теоретически…
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА (директивным тоном). Вот за пределы этих теорий я тебя очень прошу не выходить. И строить гипотезы вслух тоже не надо!
АНЯ. Бабушка, ты не дурёхам из девятого класса мозги чистишь!
Пауза.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Если честно… Я иногда боялась, что Алёша просто с собой покончит. Ей-богу! А держался парень всегда без истерик. Вот так скажет, что у него всё прекрасно… Не беспокоиться попросит. И – с головой уйдёт в учёбу, в другие хлопоты… Он и подработать себе на карманные расходы умел.
АНЯ (цитирует). Гвозди бы делать из этих людей…
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Это написали о других… Алёша своё горе просто пытался заглушить. (Через паузу.) Двадцать второе июня, правда, и не такое отодвинуло на сотый план… У нас у всех… Вообще, на войне мы насмотрелись…
Пауза.
АНЯ. А… Что всё же с Верховцевой могло быть? Ликвидировали за что-нибудь?
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Да нет… Не думаю. Людей тогда под суд отдали… Кое-кто под расстрел попал. Берия лично озверел. Да ты сама читала. Видно, какие-то игры с Верховцевой там поломались. Или они решили устроить показательную порку.
АНЯ. Хорошо всё-таки, бабушка, что мы историки, а не артисты.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Я беру с тебя твёрдую клятву, что ты не будешь заикаться на эти темы! Я, правда, сама виновата. Съехала на них почём зря…
АНЯ. Нет проблем. (Через паузу.) Алексей Николаевич – супермен, конечно. Это я без иронии.
Действие третье
Ранняя весна 1941 года.
Сцена 9
Отдельная квартира в Ленинграде. Большая комната с накрытым столом. Идет молодёжная вечеринка без участия старших. Среди гостей выделяются ЖЕНЯ РАКИТИНА (сидит на стуле) и ЛЮБА МАРГУЛИС (на ногах).
АЛЁША ИСКЕРОВ сидит за столом. На нём хороший новый костюм. Чуть поодаль от стола – КОСТЯ АНТОНОВ. Здоровенный весёлый парень, ловкий, как кошка, он стоит и перебирает пластинки.
КОСТЯ. Предлагаю поставить… «Забытое Танго». Которое весеннее. Тем более март на улице. А «Утомлённое солнце» лично у меня в печени сидит. Кто «за»? (С пластинкой в руке оглядывает всех.) Принято единогласно.
ЛЮБА. Не вздумай иглой поцарапать! Вадим Алексеевич вообще на вес золота!
КОСТЯ. А то я не знаю, кто такой Козин! Загадочный питерский джентльмен с цыганской кровью…
Так! Внимание! Пластинка на месте. Кавалеры приглашают дам. Пардон за старорежимность.
Собираются пары. Взрывом взлетает вступление. Звучит решённая в ритме танго музыкальная цитата из романса «Не уходи».
КОСТЯ (пропевает под неё, умело ведя в танце ЛЮБУ). Я поцелуями покрою…
ЛЮБА ухитряется стукнуть КОСТЮ кулачком под лопатку, потом возвращает руку ему на плечо.
АЛЁША (быстро, но без суеты поднимается. Говорит ненавязчивым тоном, но громко и раздельно. ЖЕНЕ). Разреши, пожалуйста, пригласить тебя.
На секунду в комнате возникает немая сцена. Видимо, ситуация необычна.
ГОЛОС ВАДИМА КОЗИНА.
Сияла ночь, в окно врывались гроздья белые.
Цвела черёмуха, о, как цвела она!
ЖЕНЯ перехватывает взгляд ЛЮБЫ. Поднимается навстречу АЛЁШЕ, входит в танец с ним.
ГОЛОС ВАДИМА КОЗИНА.
Тебя любил, тебе шептал слова несмелые,
Ты в полночь лунную мне сердце отдала.
Все не столько танцуют, сколько смотрят, как это делает АЛЁША. Он движется очень уверенно, ловко, аккуратно. Чувствует ритм.
ГОЛОС ВАДИМА КОЗИНА.
И вот когда пройдут года, ты вспоминай меня,
Не забывай моё весеннее танго.
ЖЕНЯ старается не смотреть в глаза АЛЁШЕ.
Следит «за ногами».
ГОЛОС ВАДИМА КОЗИНА.
Пришла весна, но нет тебя, моя любимая.
Так хорошо с тобой мне было и легко.
В итоге рядом с АЛЁШЕЙ и ЖЕНЕЙ оказывается пустой стул.
ГОЛОС ВАДИМА КОЗИНА.
Рояль закрыт, и не звучит моё любимое,
Тобой забытое весеннее танго.
АЛЁША отпускает ЖЕНЮ. Отдаёт ей лёгкий полупоклон. Отходит в сторону. ЖЕНЯ садится.
КОСТЯ (вроде бы случайно вновь пропевает). Тебя я лаской огневою…
ЛЮБА смотрит на него так, что КОСТЯ молчит.
Пластинка останавливается.
(Оставив ЛЮБУ, подходит к АЛЁШЕ). Лёша, ну ты готовый артист! Прямо как на балу до революции…
АЛЁША (корректно). Видишь ли, Костя, на тех балах танцевал не я. А танго в свете воспринималось как моветон. Что в переводе означает «дурной тон».
КОСТЯ (цитирует Гоголя). Должно быть, французское слово.
АЛЁША (подойдя к стулу, на котором сидит ЖЕНЯ). Когда ты пойдёшь домой, я буду рад проводить тебя. Ты не против?
ЖЕНЯ. Нет, конечно.
КОСТЯ (ЛЮБЕ, негромко). Дозрел сознательный товарищ, слава Тебе, Господи!
Сцена 10
Место действия прежнее. Несколько пар разбредается по разным закоулкам квартиры. В угол с мягким диванчиком попадают КОСТЯ и ЛЮБА.
КОСТЯ (поёт).
Поглядит он в Любушкины очи,
Крепко к сердцу Любушку прижмёт.
И в тиши прозрачной лунной ночи…
ЛЮБА. Может быть, хватит?! Ночь с честной девушкой надо заслужить. Даже выстрадать! И сразу свадьба! А ты как думал? Это – раз. Во-вторых, прости, милый, но вокальные данные у тебя гораздо хуже, чем у Вадима Алексеевича. И кто принёс это дурацкое вино? Хотя я знаю… Но ты без второго стаканчика мог бы и обойтись!
КОСТЯ (задорно). Ну, ты меня воспитываешь, очаровательный танк! Мама папе читает нотации за вторую рюмку водки, теперь ты за меня взялась!
ЛЮБА. На месте Клавдии Парфёновны я бы выдала вам обоим и за первую! Спьяну в жизни ни к чему не придёшь! А тебе в ВУЗ поступать… Ну, я тебе с этой дороги сбиться не даю. И не дам!.. (Кивнув на диванчик.) Сейчас сядем здесь.
Садятся.
А чтобы ты руки не вздумал распускать, давай-ка их сюда. Обе! Вот так! И я их подержу. В порядке распространённого приёма девичьей самозащиты!
Вкладывает Костины руки в свои. Так они и сидят.
КОСТЯ (нежно). А знаешь, какая ты яркая, когда меня учишь?
ЛЮБА. А ты думаешь… Я доброту твою не оценила? Смелость тем более… Вот самодисциплины тебе не хватает.
КОСТЯ высвобождает одну руку, обнимает ЛЮБУ за плечи. Другой берёт за талию. Тихо, но уверенно целует её в лицо. ЛЮБА не сопротивляется. Потом отвечает не менее сильным поцелуем. Пауза.
(Отодвигается от КОСТИ. Прикрывает смущение иронией.) Теперь вся наша самодисциплина на месте…
КОСТЯ. Так у нас же чувства. Куда от них?
ЛЮБА. Никуда. А с ними – в жизнь. И знаешь… Жизнь бывает нелёгкой.
КОСТЯ. Точно. Иногда как по карнизу идёшь. Или на самое дно реки ныряешь и оттуда выныриваешь.
ЛЮБА. Таким тебя не испугать. И драками тоже. Я знаю. Но я волнуюсь. Я ведь и поэтому тебя контролирую…
КОСТЯ (особенно по-доброму). Не бойся. Не надо. (Придвигается к ЛЮБЕ и вновь крепко обнимает её.) Я тебя люблю.
ЛЮБА. А я тебя…
Сидят молча, обнявшись.
МУЖСКОЙ ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ. Константин Степанович Антонов погиб смертью храбрых в 1943 году. Ему должно было исполниться двадцать лет. Посмертно он получил звание Героя Советского Союза.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ. Ранее, в начале июня 1941 года, Костя женился на Любе Маргулис. Они прожили вместе некоторое время. Люба взяла его фамилию… В войну она оказалась на Кировском заводе, который, как известно, действовал в блокаду. Потом училась. Работала в секретном учреждении. Да, защитила диссертацию.
Замуж она вновь так и не вышла. Случаи возникали, но не складывалось. Туда, где похоронили Костю, Любовь Яковлевна ездила, пока позволяли силы. Умрёт она, пережив девяностые годы. Евгения Сергеевна Суровцева с домочадцами не бросит старую подругу до конца её дней.
Сцена 11
Одна из линий Васильевского острова всё в тот же мартовский вечер 1941 года. (Мыслима декорация 6-й сцены.) Тихо идут ЖЕНЯ РАКИТИНА и АЛЁША ИСКЕРОВ.
ЖЕНЯ. Знаешь, Алёша, спасибо тебе.
АЛЁША (ровным тоном человека, которому хуже не будет. Сохраняет этот тон до конца сцены.). Женя, да мне просто стыдно. Мучаю тут тебя… Не хватало только, чтобы из-за меня над тобой смеяться начали! Я ведь не виноват, что… Даже рассказать тебе ничего не могу.
ЖЕНЯ. А я догадалась. Сама.
АЛЁША (не сразу). Когда я в газете прочёл? ЖЕНЯ. Ты её любил. Я поняла. Не знала, как быть. Но помочь тебе хотела.
Пауза.
АЛЁША. Я о НЕЙ молчу… Да… Я справился. Но силы ушли… Всё химера. Мираж. (Вдруг одёрнув себя.) Это я о личном, конечно. Только о личном. ЖЕНЯ. А я… Нужна тебе? Нет, ты не думай…
АЛЁША. Я очень боялся, что ты на меня обидишься. И без того…
ЖЕНЯ. Я же тебя…
АЛЁША (по-прежнему ровно и тихо, но с напором). Не надо. Пожалуйста. Тебе от этого только хуже! А я всё равно ЕЁ помню. И навьючивать тебя ничем не имею права. Понимаешь?
ЖЕНЯ. Но если это мираж… Терзаться-то всю жизнь зачем?
Пауза.
АЛЁША. Знаешь… Там, на Чёрном море… На съёмках… Что со мной случилось? Я как-то на закате искупался. Перед сном. Приплыл назад, вылез из воды. А потом ещё гулял один. У полосы прибоя. Шёл босиком и вдруг подумал, что никакая тьма не страшна. Даже стихи написать захотелось! Что ночь пройдёт, тьма исчезнет… А солнце встанет. И я увижу… Ну хорошо, о НЕЙ не буду. И не могу. Сказал же!.. Так вот теперь эта радость и умерла. Лишь память уродует мне жизнь. А кто поможет? На тебя не свалишь. Или даже на сестру. На зятя тем более… И я… залез. Внутрь себя. Попробуй тут вылези!
ЖЕНЯ. А по-моему, ты накрутил. И вылезешь по-хорошему. Меня ты знаешь как поддержал сейчас?
АЛЁША. Чем? Этой танцулькой? Или тем, что на тебя свой груз обрушил?
Небольшая пауза.
ЖЕНЯ. Сама не понимаю. Только ты меня поддержал.
АЛЁША. Я рад… Но… (Не сразу.) Ты не надейся, что у нас что-то выйдет… Я ведь душевно пуст сейчас. И лёгкие увлечения не для меня. Просто… Хорошо, что мы друг другу правду говорим. Я-то уже знаю, как дорого это стоит.
ЖЕНЯ. Мы друзья…
Звучит инструментальная версия танго Листова «Если любишь, найди».
Сцена 12
Отгороженная ширмой часть комнаты, где живёт АЛЁША. Окно задёрнуто шторой. Рядом с ним столик, табуретка и стул. На узком диване разобранная постель. Над диваном висят на крюках две пары боксёрских перчаток и эспандер.
У изголовья на стене размещена большая, красиво выполненная фотография ВЕРХОВЦЕВОЙ в траурной рамке. Немного в стороне находятся боксёрская «груша» и гантели.
Из других предметов обстановки выделяются книги. Их много. Они аккуратно сложены на столике, на табуретке и подоконнике.
Поздний вечер. Горит настольная лампа. АЛЁША, одетый по-домашнему, сидит за столиком. Смотрит в открытую книгу небольшого формата. Но не читает.
РЫСНЁВ (появляется у АЛЁШИ за спиной). Лёха! Ну ты опять не ложишься!
АЛЁША (оборачивается. Говорит спокойно.). Да, Витя, прости. Вы с Олей там укладывайтесь. Я сейчас дочитаю. Тарле, сам понимаешь. Привлёк меня.
РЫСНЁВ (мягко). Конечно, дело полезное. Но рано поднимается весь трудовой народ. Учащийся народ – то же самое. Так что марш в постель, милый шурин. Кстати, ты бы французов не очень охватывал…
Аморальщина сплошная, как у наших декадентов до революции.
АЛЁША. Это же мамины книги! И аморальщину она не читала никогда в жизни. И не одобряла, сам знаешь. Темы там затрагиваются сложные, это правда.
РЫСНЁВ. Читал я кое-что из них. В отличие от тебя, исключительно на русском. И видел одни гадости. Имеют различные люди дело с женщиной. И под ноги её себе! Зато актёрские жесты гонят…
АЛЁША. Раскрой, пожалуйста, намёк, Виктор свет Максимович.
РЫСНЁВ. Ты над Женькой Ракитиной ещё долго думаешь измываться? Она к тебе по-честному и с душой. А ты ведёшь себя с ней как барин с секретаршей. Я из-за тебя её отцу с матерью в глаза не могу глядеть! Хоть во дворе, хоть на заводе… И Оле тоже очень неудобно.
Случайно задевает взглядом фотографию ВЕРХОВЦЕВОЙ. Молчит.
АЛЁША. Женю я провожал сейчас. Говорили мы с ней. Я, наверное, её не стою. Но она мне – друг. Лучший, чем любой парень. Прошу поверить.
РЫСНЁВ. Дворянская спесь всё-таки у тебя нечаянно нагрянет. Когда её совсем не ждёшь.
АЛЁША (встаёт. Ледяным тоном. Корректно.). Во-первых, товарищ Рыснёв, я коммунист, как и ты. Пусть я пока только в комсомоле. Во-вторых, я советский человек. Но благодарю, что ты не вспомнил мою бабушку. По линии мамы.
РЫСНЁВ. Это ту, которая прибалтийская баронесса?
АЛЁША. И естественно, что немка… Умерла почти сорок лет назад. Я её только по фотографиям знаю.
А попробуй расскажи о ней… И вся любовь ко мне может исчезнуть! Даже несмотря на имя отца…
РЫСНЁВ. Ты не равняй. Детям врагов народа, понятно, не отмыться… Но если просто из «бывших»… Тут есть претензии к старшему поколению. А молодёжь… Вливайся в состав трудящихся масс, работай честно и ударно! Тогда и для ВУЗа можешь стать достойным. Но за разговорами следи. А то вменят антисоветскую агитацию – и сам понимаешь…
АЛЁША. Мы, Витя, действительно разговорились на ночь глядя. Но затеял эту беседу не я, а ты. Лучше бы мы боксировали почаще.
РЫСНЁВ. Просто воспитательная работа с тобой не мешает. Восемнадцать лет тебе стукнуло – так чувства твои особо подлежат дрессировке. А если война?! Ты эмоции в кулак собрать сумеешь? Я сомневаюсь.
АЛЁША. Искеровы четыреста лет ходили под сабли и пули. А я ещё и советскую Родину защищать буду! Так что можешь не волноваться.
РЫСНЁВ (хмыкнув). Из Золотой Орды твой род когда-то удачно вышел. Но ты всё-таки наведи порядок на личном фронте. Конечно, сам решай… (Вдруг.) Мне и на работе дел хватает.
АЛЁША. Я-то за собой послежу. И чутко… Спокойной ночи, товарищ инженер.
РЫСНЁВ. Спокойной ночи, товарищ будущий историк. (Уходит.)
Звучит романс Бориса Фомина «Всё впереди».
ГОЛОС ИЗАБЕЛЛЫ ЮРЬЕВОЙ.
Брось недобрые тёмные думы,
На меня без укора гляди.
Расставаясь, не будем угрюмы.
Что бы ни было, всё впереди.
Не хочу я, чтоб новая складка
Возле губ твоих милых легла,
Чтоб ночами бродил ты украдкой
У обжитого сердцем угла.
«Всё проходит», – твердил ты, бывало.
Так не думай сегодня о том,
Как тебя я вчера провожала
Со слезами о счастье былом.
Действие четвертое
Сцена 13
Весна 1946 года.
Комната в коммунальной квартире, где живут ЛИТЕЕВЫ. Обстановка у них опрятная, но небогатая.
ДИМКА сидит на диване. Рядом с ним – АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ ИСКЕРОВ в военной форме без знаков различия и в сапогах, начищенных до блеска. В свои 23 года он выглядит повидавшим непростые виды. Подтянут и собран. ЛИТЕЕВА накрывает стол к чаю. Одета скромно. Привлекательна и уверена в себе.
ДИМКА. А можно, я пойду к Рите? Она болеет и скучает. А мама у неё ушла. Ненадолго, наверное.
ИСКЕРОВ. Больных навещать надо. Тем более если это девочки.
ДИМКА (соскользнув с дивана). Тогда я к ней пойду. Мама, можно?
ЛИТЕЕВА. Иди.
ДИМКА. Спасибо.
(Уходит.)
ЛИТЕЕВА. Ну… Прошу к столу, гость дорогой.
ИСКЕРОВ (пересев, показывает на диван). Прими, Вера Александровна, тот свёрток. Там для Димки. Это ему понадобится.
ЛИТЕЕВА (берёт указанный предмет. Разворачивает. Не сразу.). Где и как ты это достал, я на всякий случай не спрашиваю.
ИСКЕРОВ. Мною закон не нарушен. Человек, который мне помог, тоже никого не обездолил. Ни формально, ни реально. Прочее неважно.
ЛИТЕЕВА (заворачивает свёрток и убирает его в буфет). Самому, извини, надеть нечего, а на других тратишься.
ИСКЕРОВ. Дело идёт о ребёнке. Мои же заработки после учёбы не расходятся с законом. Много получать в его рамках выйдет нескоро. Кстати, тут тебе ещё довод в пользу моего предложения. Семье легче нести расходы. Вот настолько я меркантилен и неромантичен.
ЛИТЕЕВА. Да уж, друг Алексей Николаевич… Увяли грёзы, засохли розы.
Садится к столу, напротив собеседника. Чаепитие у них не идёт, в отличие от разговора.
ИСКЕРОВ. У нас в училище к розам и грёзам ребята подбирали темы в ярком казарменном стиле. Понятная реакция на графоманию и банальщину…
ЛИТЕЕВА. Ну а… потом?
Пауза.
ИСКЕРОВ (очень негромко). Потом, как известно, – фронт. Кому смерть, кому жизнь… Но я сейчас о другом… (Через паузу.) С женщиной я спал, когда мне было шестнадцать лет. Она была старше меня, зато красива, умна и обаятельна. Умерла до войны.
С Женей Ракитиной я лишь дружил. К её замужеству отнёсся спокойно. Тем более Георгий – хороший парень. Поздравил их обоих. Иногда обедаю у них. Вам я завидовал. Думал, удастся ли мне создать такую семью, как вы, Литеевы… Одно увлечение на войне не в счёт. Вернее, в госпитале… Она веселить людей умела. А это, сама знаешь, ценится дорого. Я и оттаял… Не сложилось… Но расстались без претензий. Тебе я сейчас рассказал обо всём этом, чтобы ты знала: секретов держать не буду. Ни в чём.
ЛИТЕЕВА. Я, кажется, догадываюсь, кто была твоя самая первая.
ИСКЕРОВ. Полное признание звучало бы как глупая выдумка.
ЛИТЕЕВА. Интереснее всего… Я не удивилась тому, что сейчас услышала. Я ведь думала, что у тебя в жизни случилось нечто неординарное. Что меня удивило сильнее – это история Любы Маргулис. Первый брак в вашем классе, и чуть ли не в стенах школы. И главное, Люба… С её-то выдержкой!
ИСКЕРОВ. Ну, родители Кости поженились, когда им было по девятнадцать. И уж лучше ранние браки, чем галоп по постелям. Были бы они только прочными. А Люба росла без родителей, как и я. Видимо, решила быстро создать семью.
ЛИТЕЕВА. Задача была, конечно… Хотя при её железной воле… Сам знаешь, как она дедом командует! Хорошо, что портняжить на дому прямо не запретила. Раз уж, говорит, по-другому людям не помочь… Только не ставь на постоянную коммерческую основу.
ИСКЕРОВ. Ну да… Внимание обратит и власть, и ещё кое-кто.
ЛИТЕЕВА. Как они прошлые годы пережили?.. Правда, я Димку сберегла! В тех же, в блокадных-то условиях…
ИСКЕРОВ. С Лазарем Соломоновичем Костя сразу нашёл общий язык. Вообще он… Людей всегда щадил, даром что через эти шуточки… А себя – нет. О его подвиге и гибели… Помнишь, газеты трубили? (Не сразу.) Я вот выжил после такой раны. А когда медкомиссия сжалилась и меня демобилизовали, я ведь огорчился… Гитлеру голову вот-вот оторвут. Мечта всей жизни сбывается, а я? Но… вернулся, дела устроил… Чувства в прошлом. Они отгорели. А у тебя точно так же. Между тем жить надо. Друг друга мы, кажется, поняли. Что, если попробуем именно… Именно…
ЛИТЕЕВА (перебивает). Брак по расчёту? ИСКЕРОВ. На рациональной основе. Это звучит уместнее. А ещё есть Димка. Сын погибшего фронтовика и блокадный ребёнок… Ты видишь, что значит его судьба для меня. Не меньше, чем твоя, например. (Через паузу.) Вера, так как? Решаемся?
ЛИТЕЕВА. Я всё-таки старше тебя.
ИСКЕРОВ. Всего на шесть лет, прости за бестактность. Ну и что? И… однажды я это уже слышал. Только от другой.
ДИМКА (входит). Мама, Рита мне порадовалась. И мама её пришла. Поэтому я ушёл. А дядя Алёша – уже мой папа?
Пауза.
ИСКЕРОВ. Разбираемся, товарищ.
ДИМКА. А как?
ИСКЕРОВ. Подойди сюда.
ДИМКА подходит к ИСКЕРОВУ. Тот обнимает его за плечи. Ещё пауза.
ЛИТЕЕВА. Там, в шкафу, хороший костюм сохранился. Сходим к Маргулисам – Лазарь Соломонович тебе его подгонит по фигуре. Это для ЗАГСа. И все свои награды наденешь. Ясно, товарищ старший лейтенант?
Встаёт. Подходит к ИСКЕРОВУ и ДИМКЕ. Кладёт им обоим руки на плечи. Немая сцена.
ГОЛОС ИЗАБЕЛЛЫ ЮРЬЕВОЙ.
Всё пройдёт. Что прошло – не вернётся.
И разлуки приходит пора.
Может, завтра тебе улыбнётся
То, что горем казалось вчера.
Отгони же ненужные думы,
По-хорошему, милый, гляди.
Расставаясь, не будем угрюмы.
Что бы ни было – всё впереди.
Сцена 14
Осень 1990 года.
Ленинградская улица. Застройка позднесоветская, типовая. Идут ИСКЕРОВ и ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА.
ИСКЕРОВ. А знаешь, Женечка… Тогда, в сорок пятом, в сорок шестом, я так и не понял, как отношусь к Вере. Наверное, пожалел её. И главное – Димка… Я на войне привык к горю. Но видел его – сразу ком в горле. А поговоришь с ним… Скажет он что-нибудь пустяковое – и мне легче на душе.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Просто ты встретил счастье, которого не знал. Ждала тебя прочная опора. Что созидать – тоже нашлось.
ИСКЕРОВ. Кроме Веры, мне не понадобилась никакая другая… Конечно, Димка не Искеров по крови. Но… Когда у нас с Верой родился Саша…
Как думаешь? Разницу между ребятами я поддерживал? Пусть неосознанно.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Если тебе это важно… Я ничего подобного не видела.
ИСКЕРОВ. А я следил. Чтобы они знали: ко мне можно и с радостью, и с горем, и за советом… Обычные дела. Несколько лекций. Деликатная коллизия на кафедре. Сравнительно лёгкий разговор в парткоме… На руках – статья со сложным сюжетом. Очки у меня на носу от усиленных забот появились. А я приходил домой и обсуждал с Димкой или с Сашей, что в их жизни умно и как не надо. И открывалось второе дыхание. Да ты знаешь, как это было.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Ты их растил людьми. При этом на ноги встали они оба. И внуки у тебя, по-моему, не хуже моей Ани.
ИСКЕРОВ. Согласен. И внук Литеев, и внуки Искеровы. По мне, так неплохо они мыслят и чувствуют. Значит, не пропадут. Ну, даже дурит один из Искеровых. Со своим мотоциклетом. И то меру знает! Мой прадед юным гусаром тоже дурил будь здоров. Ничего… Дослужился до генерал-лейтенанта.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Со страстями надо уметь справляться…
ИСКЕРОВ. Хотя лучше не вспоминать, как я это делал в их годы… Перед тобой я виноват. Слишком долго был тюленем.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Чем же ты виноват? Что любил сильно и забыть не мог?
ИСКЕРОВ. Георгий был человечнее меня. Тебя жалел сильнее.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Сколько же времени ты это перебираешь? Всю жизнь…
ИСКЕРОВ. Да, теперь уже точно всю оставшуюся.
Сцена 15
Впереди ИСКЕРОВА И ЕВГЕНИИ СЕРГЕЕВНЫ возникает юная пара. ДЕВУШКА лет 16, одетая не очень вульгарно. Рядом с ней – сухощавый и крепкий МАЛЬЧИК 14 лет.
МАЛЬЧИК. А с твоим ты уже спала?
ДЕВУШКА. Так куда мне от него? Мама морали не читает. И вообще ничего не говорит. Значит, некуда. В проститутки? Там «венеру» со СПИДом получишь – и всё.
МАЛЬЧИК. Валюта, однако. Если в отели устроиться…
ДЕВУШКА. Рэкет обдерёт. Да и менты с гебешниками стучать заставят. Мне это надо?
МАЛЬЧИК. Жалко, твой тоже малолетка. А то ты его…. За растление. Могла бы. Шантаж был бы крутой. А я типа свидетель.
ДЕВУШКА. Чтобы его пацаны нас порвали? Это если вообще на него наехать…
МАЛЬЧИК. А я его могу порвать.
ДЕВУШКА (немой вопрос).
МАЛЬЧИК. В темноте подойду тихо. Когда он будет один. Плюс примет чего. И ножом сделаю. Или заточкой. Типа по анатомии один удар. Скажи только…
ДЕВУШКА. А потом менты тебя найдут очень быстро.
МАЛЬЧИК. Да вообще-то… Этот детский инспектор наш…
ДЕВУШКА. Подожди годик. И моего потерпи. Вообще на секс гляди спокойнее. Куда девкам деваться? И чего от них каждый потребует? Включи реализм. Не ревнуй. А там решим. Летом можно и на пляже уединиться. Ты на Крестовском острове купался когда-нибудь?
Вдруг осознаёт, что её и собеседника слышат ИСКЕРОВ и ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Довольно быстро увлекает МАЛЬЧИКА вперёд.
Сцена 16
ИСКЕРОВ. Что скажешь, товарищ школьный педагог?
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Чем они наивнее, тем их дела страшнее.
ИСКЕРОВ. Да… Но не вини себя. Лично мы с тобой на произвол жизни никогда бы их не бросили. И знаешь… Я ведь буду вот таких жалеть. Даже если меня стукнут по голове. Они… Ведают, что творят? Я в их возрасте влез в историю пострашнее. И тоже знал только свою страсть. Лишь теперь полностью вижу, по какому краю гулял. Когда меня на фронте в партию принимали, я счёл, что удостоен доверия. А ведь мне позволили тихо жить. Или геройски погибнуть… По обстоятельствам.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Считаешь, что тебя контролировали?
ИСКЕРОВ. Фамилия обо мне напоминала. Но… Какой им от меня был прок? В своего превратить? А если я что-то выкину? В лагерь упечь? Так ведь обошлось.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Видимо, ты сделал всё, чтобы о тебе там не помнили.
ИСКЕРОВ. Согласись, у них и без меня хватало объектов… Ладно, не будем. А то сейчас, кажется, ещё и валидол в дефиците. Сердце что-то в последнее время… Видимо, ноет из-за того, что год на календаре 90-й. Жизнь не легче, чем была. А что-то исправить… Нам просто возраст не позволит. Равно как и здоровье.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Скажи лучше, как всё-таки твои научные достижения.
ИСКЕРОВ. Мои последние труды стали известны на Западе. «Иллюзии, прогресс и инерция» – раз. «Упадок элиты и настроение общества» – два. Это вдобавок к тому, как их у нас обсуждают. Зять недавно позвонил и сказал, что я его вновь о многом заставил думать. После того, что я писал о петровской эпохе и о XVII веке.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. А… Ты мемуары писать не решил?
ИСКЕРОВ. С какого эпизода мне их… продолжать?
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Хотя да…
ИСКЕРОВ. Представь себе заголовки в органах печати. «Красный треугольник: Лаврентий Берия,
Надежда Верховцева, подросток из Ленинграда. Тайна жизни гениального историка Искерова». Или: «Секретные нравы сталинской эпохи. Как кинодива сделала любовником юного мальчика». (Через паузу. Тихо и твёрдо.) Так вот это уйдёт со мной в могилу. Даже дети и внуки не узнают. Дело чести.
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Жалеешь ты всё-таки людей, Алёша…
ИСКЕРОВ. Я этому и у тебя учился… Знаешь? Приезжай к нам вместе с Любой. На днях, как выйдет. Все вместе, и Вера, посидим. Хотя бы… Козина послушаем. Если мои внуки слушают его и Лидию Русланову вдобавок к рок-музыке, это что-нибудь да значит!
ЕВГЕНИЯ СЕРГЕЕВНА. Договоримся. Спасибо, что проводил.
ИСКЕРОВ. Как старый друг.
Сцена 17
Полумрак. При большом количестве людей в могилу, вырытую в снежной земле, опускают гроб.
Звучит Adagio lamentoso из Шестой симфонии Чайковского. Под него —
МУЖСКОЙ ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ. Доктор исторических наук, профессор Алексей Николаевич Искеров умер от разрыва сердца в Санкт-Петербурге 3 января 1994 года, не дожив нескольких недель до своего 71-го дня рождения. Его роль в науке бесспорна. Помимо достижений при изучении русской истории, Искеров оказал влияние на социологию и политологию. Воспоминаний он не оставил.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ. Провожали родные, друзья, ученики, коллеги. Две старушки смотрели, как гроб уходит в землю. И вспоминали, как когда-то давно в жизнь двух девочек вошёл немного загадочный подросток.
Музыка усиливается.
КОНЕЦ.
18.02. —11.06.2020
08.11. – 29.12.2021.