Сергей Устюгов
Окольцованные
– Ну, так сбегал бы к нему.
– Ага. Мишка-то загибает тройную цену.
– Как? – хором вскричали Федор с братом.
– А вот так! Отпили вы, мужички.
– Подожди, подожди…. Как это так?… Почему он цены поднимает? – Забеспокоился Федор, – А куда власть смотрит?
– Власть, власть. Она у него на побегушках. Ему Табакеркин помогает.
– Нет, ну что делается! Загубят паразиты Россию. Точно загубят. Да вы то хоть мужики поднялись….
– Поднимутся они, как же, – Нина ехидно засмеялась, – они только пьяные храбрые. Нюрка давеча прибежала, вы что там, в клубе накуролесили. Она говорит, что всю мебель поломали, занавес со сцены оборвали. А крови-то, крови там…
– Да это все Стешин коммунист, – скривился Федор, – да еще военный там раскомандовался.
Пельмени без спиртного были какие-то пресные. Аппетит, конечно, безвозвратно пропал. Никакого настроения.
– Нина, – Федор нервничал и не мог скрыть этого, – а, что слышно про выезд? Ну, из деревни можно выехать?
– Не-а. Со всех сторон закрыта.
– А народ, что говорит?
– Ничего он не говорит. Стешин вон про эксперимент болтает.
– Значит, коммунист что-то знает, – подумал Федор и про себя решил на время помириться со Стешиным, все выведать, а там видно будет.
Федор лежал на кровати и строил планы. На кухне Нина ругалась с мужем. До Федора доносились их голоса.
– Сено скоро кончится. Ты когда за сеном соберешься?
– Дак не проехать
– Дак, дак…. Думай что-нибудь. Собирай мужиков, дыру какую-нибудь делайте. Коровам же сено нужно.
– Да говорили мы с мужиками.
– Ну и что?
– Вовка Длинный пробовал на тракторе….
– Ну?
– Гну! Не мог проехать. Да и никто не проедет, пока не кончится это.
– А когда кончится?
– А кто его знает….
***
Стешин подводил неутешительные итоги. Лекция в клубе сорвалась. У него лично синяк под глазом, разбита губа. То, что большевики всегда терпели за правду, не очень-то успокаивало Стешина. Вроде бы все плохо. Но в голове вдруг мелькнула одна мысль. Однако поврежденная голова не смогла сразу ухватить беглянку. Внутренне Стешин чувствовал, что именно в этой мысли и скрывается выход. Но что за мысль проскочила в воспаленном сознании, не оставив следа?
Так, так, так…. Идея насчет эксперимента конечно хороша. Молодец Стешин. Но надо ее еще подкрепить. А что если….
***
Вечер. На столе в стакане оплывает свеча. За столом сидят трое. Время десять часов, поэтому ребят удалили спать. Во главе стола находится веселый Михаил, по бокам Колян с Натальей. Миша достает из хозяйственной сумки ворох бумажных денег, и, расправляя, начинает складывать. На клеенке стола образуется несколько денежных пачек: пятерки, десятки, «полтинники» и сотенные. Все. Разбор денег закончен. На дне сумки гремят монеты, но Миша не обращает на них внимания. Окинув взглядом напряженных родственников, Михаил начинает считать. Делает он это с удивительной ловкостью, пальцы так и мелькают, денежки шуршат. Подняв глаза, Миша быстро производит подсчет, и облегченно вздохнув, отваливается на спинку стула.
– Все. Я, правда, ожидал большего, но все равно для первого раза неплохо. Совсем неплохо.
– Вот, Колян, твоя доля, а это Наталья твоя…. Да, вот еще, – он вывернул сумку на стол, по поверхности звеня, покатились монеты. – Это ребятам отдайте.
Наталья с Николаем пересчитали деньги и подняли изумленные глаза на Михаила.
– Ну, как? А я вам, что говорил…. Скоро будет еще больше.
Наталья с мужем переглядывались и молчали. Они просто обалдели. Так просто и быстро можно заработать деньги. Правду говорят: в городе легче живется. Они тут ломаются за копейки, а городские живут и в ус не дуют.
– Так, Николай, ночью ты будешь торговать. Цену не снижай, ссылайся на меня. Проблемы будут, сразу поднимай. Да, еще кобеля с цепи отпусти, пусть по двору бегает.
С десяти вечера посетителей заметно прибавилось. Колян брал деньги, заходил на кухню, отмерял мензуркой двести грамм – «дозу» и выливал в посуду принесенную мужичками. Скоро он стал не успевать. На помощь пришла Наталья. К двум часам ночи поток посетителей начал иссякать. Колян с Натальей устали, приходилось считать деньги, к тому же чуть не каждому надо было объяснять, что цену установил Михаил, что он хозяин, а они лишь его помощники.
Утром пришел участковый Табакеркин. Он нашел продавцов самогона, поставил своего сына охранять, а сам поспешил к Михаилу. Довольный Михаил завел джип и через час склад пополнился большими бутылями самогона.
Прошли сутки. Любителей выпить в деревне, конечно, не убавилось, все они тянулись к Колиному дому. Возмущенных практически не осталось. Русский народ быстро привыкает к произволу.
В обед Наталья предложила новую идею: скупить все три магазинчика, деньги же есть и потом поднять цены. Миша задумался, затем сказал:
– Наталья, это мелко! Подожди, у меня одна мысль родилась. Обмозговать нужно. Вот тогда развернемся. А магазины…. Хлопот больше.
К вечеру в окно постучал один из бывших продавцов «дозы». Миша вышел и о чем-то долго с ним толковал. Вернулся он, потирая руки, и улыбаясь.
– Так, господа колхозники! Все идет как надо. Одна проблема, чтобы этот чертов туман, продержался хотя бы пару месяцев.
***
Иван Петрович, председатель колхоза, сидел у участкового милиционера Табакеркина дома. Хозяйка потчевала его, за неимением водки, чаем. Разговоры вели самые простые: о погоде, о кольце, окружившем деревню. Кольцо народ воспринял спокойно. Мало ли чего на него в последние годы свалилось. Ничего – выживем.
Двери распахнулись так неожиданно, что хозяйка чуть не уронила чайную пару. В квартиру ворвался хозяин. Довольный, улыбка на лице, он держал в руках пачку денег, и очевидно хотел похвастаться перед женой.
Наткнувшись на враждебный взгляд председателя, Табакеркин стушевался, и его рука с деньгами сама собой поползла за спину.
– Рассказывай, – сурово сказал Иван Петрович.
– А, что рассказывать?
– Откуда у тебя деньги? На побегушках у Мишки заработал?
Табакеркин постепенно справился с волнением и перешел в наступление.
– А что я должен делать? Мне предлагают работу, а я должен отказываться?… Ты сам, Иван Петрович, знаешь, какая у меня зарплата…. К тому же у Михаила все законно, все разрешения есть, все подписи и печати.
– Да-а-а, – задумчиво и огорченно протянул Иван Петрович, – скупает нас капитал, скупает. Что же дальше будет? Где наша гордость народная?
– Какая к черту гордость? – вступила в разговор хозяйка, – ты посмотри, цены все растут и растут…. А в твоем колхозе только на гроб себе и заработаешь….
– Ну, что ты, Лиза. Я вот на той неделе ездил в область, так там обещали дать кредит. На технику и на закуп молодняка.
– Иван Петрович, – расходилась Лиза, – ты чего нам лапшу вешаешь, нам ее по телевизору хватает. Кредиты, кредиты…. Какие кредиты? Не будет ничего…. Ты вот посмотри, как люди в городе живут. А мы…. Как были нищетой, так и остались…. Вот ты, сколько налево лесу продал, а? А по какой цене ты технику закупил? А-а-а молчишь?… А моего мужа за честно заработанные деньги стыдишь!… Совести у тебя Иван Петрович нет!
– Ты это, Лизавета… потише, не надо так, – смущенно забормотал Табакеркин.
– Не надо говоришь? А ты сам-то на что годишься? В менты он пошел…. Мужики-то на Севере деньги зарабатывают, а он только алкашей гоняет. Разогнать бы вас всех….
– Не ругайся, Лизавета. Деньги лучше возьми.
Иван Петрович понял, здесь разговор не получится. Он попросил Табакеркина зайти к нему в контору и откланялся.
Иван Петрович по привычке зашел на ферму и убедился, что все в порядке. Скотники на месте, доярки тоже. Как всегда ругаются, но работают.
Привычные думы о работе заполнили голову председателя. Сдача бухгалтерского отчета, снабжение, выбивание кредита и так далее. По многим вопросам необходимо ехать в район. А как? Сколько времени продлится это безобразие? А если надолго? Надо срочно набросать план действий. Порядок и дисциплина, вот что главное в такой ситуации.
Иван Петрович вошел в контору, поздоровался с секретаршей, открыл дверь в кабинет и направился к сейфу. Выпив «лекарства», он успокоился и более трезво стал рассуждать.
Первое, что надо сделать, это определить цель в данной обстановке. Второе – объединить все силы: коммунистов, демократов, военных и новых русских. Третье – само собой возглавить такой союз. Четвертое – сделать прогнозы на будущее, что если это кольцо вокруг деревни останется надолго, года на два, а может быть навсегда. Ведь никто ни один человек в деревне не думает о таком варианте развития событий.
Иван Петрович думал, рассуждал сам с собой, а рука сама без его участия, все наливала и наливала.
Секретарша снова провожала Ивана Петровича домой. Стыдно? А что поделать? Человек с такими глубокими взглядами просто не может быть простым смертным. А если не может, то многое ему и прощается. Или не так?
***
Утром Иван Петрович зашел на конный двор. Поговорили с Матвеичем о том, о сем и дед опять вернулся к своей повести.
Снова в пути Алеша. Долгонько ему идти. Не нашел он пары кольцу своему, да и жизнь-то он не узнал. Год почти по России-матушке идет и конца краю ей не видно.
Вот снова показалась деревня. Опять надо в работники наниматься. Но что же тут поделаешь, есть-то что-то надо.
Стал он ходить по дворам, искать работу. Вот заходит в один двор, а там ералаш сплошной, все раскидано, да разбросано, как будто и не живет никто. Только хотел он повернуться и уйти, как дверь избы отворилась, и вылез на крыльцо мужик, годов сорока пяти. В теле мужик, весь какой-то грязный, заросший, совсем как изба его, давно ремонта не видела.
Буркнул мужик, чего, мол, надо. Алеша и ляпни:
– Работника вам не надо?
Мужик поглядел на него, покачал головой.
– Работник-то нужен, да платить нечем.
Алеша хотел уходить, да мужик останавливает, мол, помоги парень.
Алеша в помощи никому не отказывал. Повел его мужик в сарайку и показывает, смотри, как крыша проваливается.
Алеша посмотрел, работы много. Но раз обещал помочь, делать нечего. Стали они с мужиком крышу ремонтировать. Алеша наверху, на крыше доски меняет, а хозяин снизу их подает. Говорил ему Алеша, что доски совсем гнилые, да не послушал его хозяин. А может добрых-то, у него и не было. В общем, ступил Алеша не туда и споткнулся. Полетел он прямо на гнилые доски, да вместе с ними и рухнул на хозяина.
Зашибся, конечно, Алеша. Сидит ногу, да бок себе потирает, а у хозяина-то хуже, стонет и стонет мужик. Повредил ему Алеша спину, не разогнуться мужику. Вроде бы и не виноват Алеша, доски-то гнилые были, все равно переживает парень.
Затащил он хозяина в избу и положил на кровать. Видел Алеша бардак в домах, но здесь еще почище было. Кругом грязь, пол немытый, углы паутиной заросли.
Делать нечего, побежал Алеша за Фельдшером. Вернулись быстро, Алеша всю дорогу казнился, что так получилось. Фельдшер посмотрела спину у хозяина, помяла руками и отправляет в город, на рентген. Но хозяин, как услышал про город, так наотрез отказался ехать, мол, здесь лечиться будет. Фельдшер покачала головой, да и ушла. А хозяин подозвал Алешу и жалобным голосом говорит:
– Испортил ты, парень, мне спину. Как я сейчас работать буду?
Алеша жалостливый, возьми и скажи мужику:
– Давай, мол, я у тебя поживу, помогу, пока спина не заживет.
Мужик покряхтел, покряхтел и согласился.
С того дня Алеша и стал жить у мужика. Фельдшер-то мазей каких-то выписала, выкупать их надо, а у мужика денег нет. Известное дело, сейчас в колхозах за хлеб, да молоко работают. Что делать? Пошел по деревне Алеша искать работу. Нашел у одного фермера, тот обещал деньгами платить. И пошла у Алеши веселая жизнь. Целый день с раннего утра он у фермера работает, а вечером у мужика порядок наводит. В избе прибрался, во дворе чистоту навел, за сарай принялся. Да еще варить Алеше приходится, мужик-то встать не может – больной. Алеша и баню подремонтировал. Потом больного туда стаскал, вениками распаривал, вечером мазями натирал, а мужику все равно не легче.
Как-то вечером лежит мужик на кровати, и вдруг говорить начал:
– Неправильно у нас в стране все. Не так надо. Я был бы президентом, указ бы издал, отобрать все богатства у богатых. Все их деньги в одну кассу бы. И на пенсию в сорок лет выводить начал бы. Ударило, к примеру, мужику сорок – получай деньгу. Зараз много бы давал, а потом каждый месяц и подбрасывал бы, да столько, чтобы на жизнь хватало. А до сорока лет пусть пашут, работают все. Зато потом все – отдыхают. Так и продолжительность жизни бы увеличилась.
Слушает его Алеша и ничего не говорит.
А по деревне разговоры идут. Нашел, дескать, мужик дурачка, тот всю работу за него делает, да еще и кормит. Оказывается мужик этот лентяй из лентяев. Вон как хозяйство запустил. Жена когда-то была, да не выдержала, ушла.
Алеша разговоры не слушает, вину свою чувствует, старается изо всех сил. А мужику все равно плохо. Алеша даже переживать начал, не помрет ли мужик.
Вот однажды посылает мужик Алешу за водкой, мол, болит спина, мочи терпеть нету. Сбегал Алеша, принес. Сам не пьет, а мужику наливает. Выпил мужик стакан и еще посылает. Алеша смотрит и говорит, мол, в бутылке еще есть. Мужик не слушает, командует, да покрикивает и рукой за спину держится. Делать нечего, побежал Алеша. А когда вернулся, взял, да и заглянул в окно. Батюшки! Да мужик-то в избе, пляшет! Алеша обалдел, ведь не может мужик ходить. Он без помощи Алеши и не вставал ни разу, а тут….
Глядит Алеша в окно, а мужик-то хохочет, пляшет по избе, только половицы трещат.
Заходит Алеша в избу, мужик увидал его и сразу в кровать и кряхтеть, паразит, начал. Но потом глядит, все, раскрылся обман. Не болела у него спина. Приставлялся он, чтобы Алеша работал на него. И как начал мужик ругаться, откуда что взялось. И так кроет Алешу, и так…
Ничего не сказал ему Алеша, молча поставил он бутылку на стол, да и вышел.
Идет он за деревней и думает:
– Неужели и лень нашей стране выгодна? А, похоже, что так. Ленивый человек он что бревно, мохом зарастает. Ничего ему не надо, никуда он не торопится. До лампочки ему все. Ну и что, что там людей убивают, лишь бы его не трогали. Ум без работы тоже мохом обрастает, вот человек и думать разучивается. Выгодно это государству? Конечно, выгодно! Чем меньше человек думает, тем меньше и понимает и требует. Да, лень – великая сила.
***
Великие умы деревни думали. В их числе был, конечно, и Скарлыгин. Подполковник строил стратегические планы. В них значительное место занимал офицерский состав. Э-эх. Если бы они еще не пили…. Ничего, справимся.
Стратегический план в голове Скарлыгина нарисовался быстро, а вот с тактикой дело обстояло хуже. Как тут применить что-то из военной области, когда личного состава раз-два и обчелся. Да и тот нестроевой.
Подполковник пил чай и смотрел в окно. Скоро должны были подойти офицеры запаса. За ними сбегал хозяйский мальчишка. А все-таки, что это за кольцо вокруг деревни? Учения? Нет, не может быть. Инопланетяне? Это вообще чепуха.
В дверь постучали. Один за другим заходили офицеры запаса. Снимая валенки, шапки они приглаживали непослушные волосы, четко здоровались и чинно проходили в большую комнату.
Началось заседание штаба. Подполковник Скарлыгин, командующий вооруженными силами деревни, которых пока не было, стоял, оперевшись кулаками на стол, и смотрел холодным взглядом на каждого. Офицеры, вспоминая службу, опускали глаза, они чувствовали предстоящий разнос. Обычно такой разнос сопровождался матами и обвинениями в адрес каждого. Но Скарлыгин поступил иначе.
– Итак, товарищи офицеры, – благожелательно начал он, – сначала я хочу узнать ваше мнение о ситуации в деревне. Прошу высказываться. Начнем с … как ваше звание?
– Капитан танковых войск Лемешев, товарищ подполковник, – вскочил и четко отрапортовал первый сидящий.
– Начнем с капитана. Слушаем вас.
– Обстановка в деревне, товарищ подполковник, прямо сказать удручающая. Личный состав, то есть колхозники, совсем потеряли чувство дисциплины. Пьют сволочи. Председатель колхоза, как съездил на курорт, так уже второй месяц продолжает лечиться. Техника в аварийном состоянии. Это колхозная. У частников она в полном порядке. У меня все, товарищ подполковник.
– Следующий.
Обстановку докладывал бывший майор авиации.
– Товарищ подполковник, – докладывал майор, – по моим наблюдениям, противник активизируется. Они призывают в свои армии, то есть партии большой количество мирного населения. Власть в лице участкового бездействует. Никаких мер по пресечению беспорядков не принимает. У меня все.
Старший лейтенант разведки доложил более обстоятельно. Он отметил незаконную продажу спиртного и расхлябанность колхозников. Остальные повторили почти то же самое.
Скарлыгин подвел итоги.
– Товарищи офицеры! – голос его зазвенел сталью, – вы сами видите, что необходимо срочно брать власть в свои руки и наводить во вверенной мне территории армейский порядок. Но…
Подполковник оглянулся по сторонам, понизил голос и продолжил:
– Сейчас преждевременно предпринимать какие-то действия. Мы недостаточно изучили противника. Хотя это и колхозники, но не надо забывать и о руководителях партий. Я хорошо знаю этих новых русских, демократов и коммунистов. Разведка и изучение слабых сторон противника. Вот наша задача на данном этапе операции. Кстати назовем ее «Разрыв». Сегодня дам конкретные задания каждому офицеру. О соблюдении тайны говорить не буду. Вы все кадровые офицера.
Дальше Скарлыгин распределил задания, в заключении напомнил о том, что к следующему заседанию штаба, они должны представить данные об оружии. Где, сколько, и какого вида находится?
***
– Федька, что паразит делаешь? – голос матери звучал сурово и угрожающе.
Федор затравлено оглянулся. Мать приближалась, держа в руках внушительную сучковатую палку. Федор лихорадочно чиркал коробком спичек по запалу самодельного «поджига», ребячьего пистолета, стреляющего дробью, обрезками гвоздей и другой дребеденью.
Запал не зажигался. Не успевает! Когда еще представится случай. А такая заманчивая цель, обтянутое зелеными штанами мягкое место самого зловредного старика по всей деревне. Этот старик, когда ловил в своем огороде ребятишек, засовывал им в штаны жгучую крапиву и садистки смеялся.
Вот ему и хотел Федор влепить из своего «поджига». Все! Точно не успел. Мать замахивается проказливого отпрыска, и с криком опускает палку на узкую мальчишечью спину.
Такого кошмарного сна Федор не видел давно. Холодный пот стекал по липкой спине. Сердце колотилось так, что казалось вот-вот и выпрыгнет.
Федор завтракал и вспоминал свой сон. Не то, чтобы он верил во сны, но все-таки что-то в этом есть. Не зря, ох не зря приснился сон. Надо ждать удара и удара от близкого человека. Федор начал вспоминать, что говорил о вещих снах его приятель-экстрасенс. Выплыло в памяти «столоверчение», на котором Федор присутствовал. Оттуда ум перекинулся на примеры из истории. Нет, хватит, пора приниматься за работу.
Федор разложил на столе чистые листы бумаги и приступил. Надо признать подготовка у него имелась. Он был все-таки инструктором райкома партии в свое время.
Новые идеи рождались почти мгновенно. Федор еле успевал записывать.
Буквально через два часа на трех страницах была набросаны перспективы развития деревни, столь грандиозные, что даже сам Федор слегка удивлялся своему могучему и гибкому уму.
А вот обработка деталей и положений заняла не один час. Федор измучился, подбирая простые слова. Не каждый колхозник поймет современные политические и экономические понятия. Надо попроще. А как? Пришлось порыться в сельской библиотеке. Набрав, полную сумку книг, Федор на крыльце встретился со своим заклятым врагом коммунистом Стешиным. Быстро оглянувшись по сторонам, они прошипели ругательства и разбежались.
Дома Федор начал штудировать литературу. Зимние дни короткие. Нина, жена брата, начала ворчать, что зря Федор жжет свечи, пригодятся еще. Делать нечего. Пришлось отложить до завтра.
С утра Федор с удвоенным упорством вгрызся в книжные премудрости. К обеду заметно побаливала голова, зато на столе лежала кипа исписанных страниц
– Какой труд! Будущее деревни! – удовлетворенно думал Федор.
***
Коммунист Стешин подготовился не менее значительно, чем демократ Федор.
Сейчас он шагал к дому, где остановился Скарлыгин, бывший подполковник, и размышлял: «Сможет ли он довести до военного свои идеи, сможет ли Скарлыгин понять, то, что предложит ему Стешин».
Войдя в дом, Стешин степенно поздоровался с хозяевами, спросил разрешения пройти в комнату к подполковнику, и, получив, вошел.
Скарлыгин, сцепив руки за головой, развалился на стуле. Он чуть свысока смотрел на непрошеного гостя. Чего, мол, пришел?
Стешин, конечно, почувствовал отношение военного, но это его ничуть не смутило. Он присел на уголок стула, раскрыл коричневую кожаную папку и достал несколько исписанных листов бумаги.
