Сергей Устюгов
Окольцованные
Колхозники сидели ошарашенные. Во дает! Как он коммунистов в хвост и в гриву. Молодец, одним словом!
Коммунист Стешин закипал. Видел он этих демократов в одном месте. Все время дорогу, сволочи, перебегают.
– Слушай, да пошел бы ты со своей с… демократией, знаешь куда! – возмутился Стешин.
– Вот, вы видите! Нельзя их трогать – коммунисты! А они только оскорблять могут…
– Да пошел ты, Федька, со своей демократией. И забери своего позорного лидера. На него и так, как на клоуна смотрят!
Этого Федор стерпеть не мог. Поносить его лидера, народного спасителя.… Это уж слишком!
Федор схватил валенок, стоящий у порога и запустил им в коммуниста. Да-а, если бы Федор попал, то демократия бы сразу одержала победу. Но Стешин уклонился, и кувыркающийся валенок, минуя противника, припечатал свою подошву ко лбу Петра Большеротого. Что тут началось… Большеротый оправдал свою кличку. Мат вперемешку с нормальными словами яростным потоком хлынул изо рта хозяина.
Смыться Федор не успел. Били его остервенело – накопилась злость у народа. Обрадованный коммунист тоже хотел помочь. Досталось и ему. Вот так. Начисто отвергла деревня и коммунизм и демократию. А что осталось? А ничего… Бардак остался.
***
Председатель опять у Матвеича, привык он уже слушать его байки. Матвеич заваривает чай, подмешивает в него каких-то трав и начинает рассказ.
Идет Алеша далее. По полям, по лугам, мимо больших городов, мимо рабочих поселков, только в деревни и заходит. Вот подходит он к речке. Речушка небольшая, мелкая, по дну рыбешка стаями бегает. Перешел Алеша по мосту речку, и деревня на холме показалась. Церквушка куполами в небо смотрит, домишки разбросаны там и сям, собаки по улицам бегают. А людей не видать, на работе, наверно. Алеше не привыкать, постучался он в первый попавшийся дом и попросился в работники. Взяли, конечно, он парень молодой, здоровый. Ему кроме еды, да одежи ничего и не надо. А признают за тронутого, ну и ничего.
Попал он, однако в такую семью, что и врагу не пожелаешь. Шум и гам, да ссоры постоянные в семье той были. А заводилой все время мужик был. Чуть не по нему и даже за просто так, орать начинает. Орет на всех, никого не жалеет. До того кричит, бывало, посинеет весь. Дети, что постарше огрызаются, а малым достается. Жена, правда, редко голос подавала, смирилась наверно. Бил он их всех, и Алеши не стеснялся, правда, Алеша один раз заступился, дак сам не рад был. Вся семья на него поднялась. Решил он больше не вмешиваться, нравится, значит им такая жизнь.
Хозяин и на Алешу покрикивает, пробовал даже побить его, но Алеша, на что тихий, тихий, а так посмотрел на хозяина, что тот отступился сразу.
Вот живет Алеша в деревне, старикам бедным помогает, когда время есть. А добрые люди удивляются, как же он живет у такого хозяина. Страсть, да и только.
Хозяин-то Алешин бригадиром в колхозе работал. Он и на работе житья колхозникам не давал. Как придет с утра, так орать начинает, то ему не то, это ему не то. До того распалится бедный, что белый весь сделается. Ему уж не перечили, привыкли. Конечно, в добром колхозе его давно бы с бригадиров сняли, а уж в этом…
Говорили, что он всю жизнь такой бешеный. Никого не слушает, все по-своему делает, будто один на свете живет. А уж себя любил… сядет бывало в курилке, и начнет про себя рассказывать. Как он в армии служил, да все ему подчинялись, самым лучшим солдатом был, даже от генерала грамоту получал. Ну а в колхозе он конечно лучше всех все знал, лез везде, указывал всем. В политике все понимал. Иногда до того договорится, что кажись, посади его президентом и сразу жизнь направится. А президентом он часто себя представлял. Сядет важно и начинает говорить…. Он бы всех богатых под корень извел, всех политиков сослал на Магадан, ну а у колхозников опять бы паспорта отобрал. Нечего им в городе делать, пусть в навозе ковыряются. Всех певцов – в Сибирь, пусть там поют на морозе. Военную дисциплину ввел бы в стране. Всех бы к ногтю прижал. Ходили бы, да оглядывались по сторонам. Но… бодливой корове Бог рога не дал.
Живет Алеша в деревне, работает и все бы ничего, да опять цены на все подниматься стали. Хозяин сильно беситься начал. На всех зверем поглядывает, будто виноваты они. А люди терпят, а что делать – привыкли.
Раз принес хозяин домой газету. Давай читать ее громким голосом. Читает, да через слово матерится. Так никто ничего и не понял. Только прочитал он газету, сразу бросил ее на пол и давай топтать. Топчет и приговаривает: «Сволочи, сволочи!» На другой день он калитку, что со двора ведет, пинать начал. До того допинал, что с петель слетела. Потом Алеше навешивать заново пришлось. К вечеру бригадира оттащили от сторожа, совсем забивал бедного. Домой-то пришел вроде спокойный, а все равно семья опасалась.
Среди ночи хозяин вышел на двор. Алеша забеспокоился, что-то нет его долго. Вышел на крыльцо – нет мужика. Глядь, а калитка открыта. Знать на улицу убежал. Алеша за ним. Бегал, бегал, нет его нигде.
Утром уж узнали: решил бригадир порядок навести, да и сунулся к молодежи, а те гуляли в аккурат. Заскочил он к ним и как обычно давай орать. Слово за слово, драка и разгорелась. Ну и кончили мужика. Пострадал за злость свою нетерпежную.
Опять Алеша в пути, идет по лесам и полям. Идет и думу думает.
– О сколько злости было в этом человеке. Никого вокруг себя и не видел. А в себя-то и посмотреть боялся. Пусто там было, пусто. Нет ничего, одна злоба. А пустого ничего и не родится, ни любви, ни добра, ничего. Вот и мучится такой человек, и других мучает. Не верит он ни во что и, прежде всего в себя не верит, вот от безверия и получаются такие…
***
Михаил проснулся и не сразу понял, где находится. Комната, обставленная старомодной мебелью, половики на полу, на тумбочке старый цветной телевизор. Да он же у брата в гостях. А где же бухгалтера?
Из кухни слышался голос Натальи, она за что-то ругала Коляна. Вот он и сам заглянул в комнату. Увидел, что Миша проснулся и заговорчески подмигнул. Они вышли во двор. Небольшой морозец градусов пятнадцать приятно холодил кожу.
– Ну что, Миш, опохмелимся?
– Коля, хорош! Определиться надо. Ты вот мне скажи, что случилось? Что, действительно в деревне ни связи, ни электричества нет? И выехать нельзя?
– Ну конечно.
– Тогда, братан, подожди. Надо оглядеться и потом, что-нибудь придумать.
– А что придумать?
– Ты знаешь, я последние годы по-другому на жизнь смотрю. Самое главное в жизни, что?
– Что?
– Деньги, братан. Деньги – это все! Только их заработать нужно. Вот подожди, я до обеда осмотрюсь, и что-нибудь придумаю. Надо спешить пока меня не опередили.
Наталья удивленно смотрела на мужчин. После трехдневной пьянки братья впервые выглядели серьезными и задумчивыми. Не стали даже опохмеляться.
К обеду Миша придумал. Он собрал небольшое совещание. Наталья по такому поводу постелила новую скатерть на стол и сидела, подперев, подбородок руками. Колян сидел, опустив руки на колени, и немного сутулился.
– Так! – Миша оглянулся на дверь, закрыта ли, – Вы знаете, что в деревне все пьют…
– Опять про водку, – вздохнула Наталья.
– Так вот. Ближе к делу. Мы скупаем всю водку, весь спирт и все вино, и даже самогон. У меня денег хватит. Потом поднимаем цены и получаем прибыль.
Наталья с Коляном недоверчиво переглянулись.
– Не усмехайтесь, все просчитано.… Вот вам, нужен новый импортный телевизор? А тебе, Наталья, шуба не нужна? И на Урал тебе, Коля, хватит.
Коля с Натальей сидели оглушенные. Они никогда не занимались коммерцией, и откровенно говоря, побаивались. Да, что еще соседи скажут.
– Не боись! Я все беру на себя. Все сделаю по закону. Если, что – валите все на меня.
Михаил раскрыл мужскую сумочку и начал выкладывать деньги. Вскоре на столе красовалась целая куча рублей и долларов.
– Вот видите! Так, что все получится. Сейчас мы с Коляном пойдем к участковому, а ты Наталья никому ни слова.
Милиционер с семьей жил в двухквартирном типовом доме. Миша культурно постучал в дверь, после приглашения они вошли. После знакомства, Миша с Табакеркиным удалились в другую комнату и минут двадцать разговаривали. Сквозь двери было слышно, как сначала милиционер от чего-то отказывался, потом все-таки согласился.
Михаил вышел довольный, он по-свойски похлопывал Табакеркина по спине и радостно улыбался.
– Все, Коля, пошли. Мы все решили. У нас все будет по закону. Правда, по закону? – Миша наклонился к милиционеру.
Тот поспешно закивал. Правда, правда.
Со двора Колиного дома выкатил джип и понесся по деревне. В машине кроме Миши сидели милиционер и задумчивый Колян.
***
А в клубе сидела молодежь призывного возраста. Дышалось. Отопление было разморожено. Молодежи было немного – человек двадцать. Перед рядами уверенным армейским шагом ходил подполковник в отставке Скарлыгин.
– Товарищи, вы все будущие солдаты. Вы должны понимать значение дисциплины. Вооруженные силы в моем лице собрали вас для выполнения серьезной задачи – обеспечение порядка и сохранение законной власти во вверенной мне деревне.
Кто подполковнику вверил эту деревню, и кто уполномочил его на какие-то действия по наведению порядка – осталось тайной.
После того, как Скарлыгин с зятем прикончили весь самогон, подполковник огляделся, встряхнулся, вспомнил, что он бывший военный и приступил к выполнению плана. План он держал ото всех в тайне, тем более он мог под воздействием обстоятельств измениться. Сначала в сельской администрации, он достал списки призывников, потом час сидел, выписывая повестки. Подписывался Скарлыгин просто – уполномоченный по ОП (особому положению) подполковник Скарлыгин. Даже без печати, повестки действовали.
– Товарищи, все сейчас понимают бедственное положение страны, поэтому я приказываю, – голос военного стал властным, – сохранять спокойствие. Вы должны выполнять только мои команды.
Подполковник говорил еще полчаса. Он сначала пугал внешней угрозой, затем внутренней, закончил же, как настоящий политик – лестью.
– Государство и Родина надеется на вас ребята, вы оплот Отчизны. Вы будущие герои….
У многих призывников мелькнула мысль: « Чечня?» Но о Чечне подполковник не говорил. Многие так ничего и не поняли. Знали, только, что завтра им всем надо быть в клубе в десять ноль-ноль.
Скарлыгин снова сходил в администрацию и лестью, но больше угрозами вытянул сведения об отставниках. Оказалось в деревне живет три офицера запаса и два прапорщика, остальные рядовые. Негусто. Но ничего и таким подразделением можно навести порядок. А что потребуется, Скарлыгин не сомневался.
Офицеров Скарлыгин обошел лично. Объяснил им ситуацию, они все поняли и согласились встать в строй. Рядовым запаса подполковник выписал повестки, по ним они должны были явиться к девяти тридцати утра в деревенский клуб.
Все складывалось как нельзя удачно. Скарлыгин великолепно выспался, сделал зарядку, умылся, и плотно позавтракав, пошел в клуб. В зале сидело человек сорок. Бывшие солдаты увидев Скарлыгина, стали возмущаться, но офицеры быстро навели порядок. Время приближалось к десяти часам. В зал клуба стали заходить жители деревни. Их становилось все больше. Что такое? Подполковник занервничал, желваки заходили по скулам. Он скорым шагом направился в кабинет заведующего. Закрыто. Ах, гад! И ничего не сказал. Что он тут придумал? Кино, что ли?
Но никакого кино не ожидалось. Оказывается, это коммунист Стешин подсуетился и столковался с завклубом, о том, что снимет на два часа зал для торжественного собрания.
Началась неразбериха, все рядовые запаса, офицера, зеленые призывники перемешались в толпе, и безуспешно подполковник старался навести порядок.
Интересно, то, что демократ Федор тоже договорился о зале на десять часов утра.
Три лидера разных течений стояли сейчас в проходе и негромко выясняли отношения.
Народ прибывал. Всем хотелось узнать свежие новости, да и просто пообщаться.
В проходе страсти накалялись. Давил, конечно, военный, однако демократ и коммунист не поддавались. Они тоже сыпали словами, среди которых слышались: « Родина, Отечество, народ, благосостояние» и другие не менее важные слова.
Первым не выдержал подполковник. Он слегка оттолкнул демократа Федора, слишком уж напирающего на него. Тот с нервным криком отлетел в сторону. Скарлыгин посмотрел на свою ладонь, на Федора. Неужели он так сильно толкнул? Подполковник не понимал, что наторевший в политических баталиях, Федор, конечно, воспользуется промахом Скарлыгина. На защиту демократа из рядов уже выбирался брат. Долго не разговаривая, он съездил подполковника по уху. Того снесло на стену. Однако военный тоже не лыком шит, он тоже не подкачал и крепко вмазал сопернику, но по пути зацепил коммуниста.
В клубе началось побоище. Какое там стенка не стенку! Здесь был каждый сам за себя. Дрались ожесточенно, вкладывая всю свою удаль. Трещали ряды стульев, ряды зубов, рвались рукава, отлетали пуговицы….
***
Миша и Николай, тем временем под шумок свезли к себе всю водку, спирт и самогон. Миша очень гордился блестяще проведенной операцией.
Вчера, взяв участкового, они объехали несколько точек, где продавали спиртное. Милиционер провел небольшой обыск и описал всю водку и спирт.
Вечером, когда в домах затеплились свечки и керосинки, Миша новый русский обошел все точки, а их оказалось не мало, и поговорил с хозяевами. Немного попугав их, он тут же предложил деньги. Продавцы "паленки" для виду поторговались и отдали все разом. Долго еще в домах слышен был шелест бумажек. Некоторые разглядывали на неверном свету свечки зеленые доллары. Повезло, так повезло. Никто, так ничего и не понял.
Остаток ночи и часть утра, Миша с братаном занимались перевозкой спиртного. К одиннадцати дня все было закончено. В избе Коляна все комнаты были заставлены ящиками с самодельной водкой. Одна комната была забита канистрами со спиртом. Подполье тоже оказалось заполненным спиртным. Миша с наслаждением уплетал жареную курицу и довольно посмеивался. На лицах Коляна и Натальи явственно читалась тревога. Что же сейчас будет? Дом-то превратился в склад.
– Ну, все! Мы монополисты, родственнички! Скоро к нам потянутся на водопой….
– А если кто-то оставил?
– Ничего, с ними участковый разберется. Для того он и поставлен. А у меня все законно. Я мента на работу принял, пусть отрабатывает.
В клубе сражение закончилось. Гошу, заведующего, не нашли, он куда-то скрылся. Возбужденный дракой народ расходился. По привычке потянулись к «точкам». Время подходило, да и душа требовала «дозы», так в деревне называли стакан спирта.
Сунулись в одну «точку» – ничего, в другую – также. Через полчаса у ворот Колиного дома собралась небольшая толпа.
Миша смотрел из окна и улыбался. Ворота открывать не спешил. Пусть еще помучаются, дозреют. Обстановка накалялась. Миша, как опытный актер выдержал паузу и, наконец, вышел.
– Миша, привет!
– Счас, ты торгуешь?….
– Мишаня, «дозу» надо, нутро горит….
Толпа волновалась.
Миша открыл ворота, все замолчали. Он сказал несколько слов … и началось.
– Побойся бога, Мишаня!
– Живоглот!
– Ты, что ошалел!
– Да шутит он….
Миша на живоглота обиделся и еще поднял цену. Огорченные колхозники горестно расходились. Скоро у ворот осталось два мужика. Они с утра опохмелялись и сейчас захотели продолжения.
Торговался Миша недолго, как первым покупателям, он сделал скидку, продал «дозу» за двойную против обычной цену. Мужики ушли, матерясь, но, тем не менее, с долгожданной «дозой».
Через час прибежал еще один мужичок, и, оглядываясь по сторонам, выложил мятые десятки. Так же незаметно он скрылся, прижимая в кармане вожделенную «дозу».
До обеда Миша отпускал спирт по тройной цене, после обеда поднял еще. Деревня взвыла, но деваться было некуда, пить-то надо, и смирилась.
Участковый тем временем выловил двоих, подпольно торгующих спиртным, и они сами привезли канистры, и сдали Мише. Тот через милиционера передал им деньги, которые естественно не попали по назначению. Деньги остались у Табакеркина. Как же? За что им платить? У них по закону конфисковать все надо. Что участковый и проделал.
***
Председатель пьет горячий чай, глаза его задумчиво следят за ловкими движениями Матвеича. Сторож, поглядывая на Ивана Петровича, и починивая хомут, неторопливо ведет рассказ.
Пришел Алеша в деревню, а там совхоз. Ни к кому пристроиться не может, не нужны работники и все. То ли боятся люди, то ли еще что… Зима на носу, холодно уже стало. Кое-как договорился Алеша скотником на ферму. Днем-то он работал, а по вечерам сидел в своей каморке и журналы, да газеты старые, читал. Комнатку-то ему дали прямо на ферме, там раньше инструмент был. Пахнет, конечно, навозом день и ночь, но ничего, привык он, даже потом нравиться стало. Тепло. Идет по коровнику, глядит на коров и улыбается, а коровы мычат ему вслед, будто говорят что-то.
На второй или третий день столкнулся Алеша с механиком совхоза. Упрямый, да гордый мужчина был. Учинил Алеше разнос за непорядок в мастерской. Алеша вроде бы и ни причем, но попробовал слово сказать, так тот так разорался, мол, твое дело навоз убирать, нечего лезть не свое дело. Ругается, а сам на Алешу из-под фуражки смотрит. И взгляд-то у него такой, что совсем букашкой себя чувствуешь. А уж слова-то будто выплевывает. Весь из себя, одним словом.
Потом уж Алеша с доярками поговорил, те и рассказали ему про механика. Бабы, известно и приврут недорого возьмут, но тут, похоже, не врали.
Этот механик уже четвертый год в совхозе, лучший коттедж себе захватил. Против председателя совхоза козни строил. Обманывал безбожно людей. Наобещает, а потом и говорит, что ничего такого и обещать не мог. Выше других себя считал.
Рабочих гонял по страшному, за людей не считал. Все для него, как рабы. Никогда слова доброго не скажет. Но и наглый.… Зайдет на пекарню, хлеба булку возьмет, а то и две, зайдет на ферму, молока обязательно прихватит. И все бесплатно. Мол, люди на него работать должны. Свое поле всегда ему совхозный трактор распахивал, так он хоть бы когда трактористу копейку лишнюю выписал. А уж дома… Ребятишки ревмя ревели. За любую шалость лупил нещадно. Жену не видно, не слышно в деревне – совсем забитая была. Самолюб был истовый. Не любили люди механика. Идет мимо, никогда не здоровается, глянет искоса, рот скривит и мимо. Гордый человек был, ох какой гордый. Гордость и сгубила его.
Алеша уже месяц в деревне доживал, как приехал новый агроном. И вот у этого агронома и пошла стычка с механиком. Невзлюбили они друг друга. Агроном-то такой же наверно, только молодой, не оперился еще.
Агроном потихоньку копает под механика, а тот и внимания не обращает, пусть, мол, копает, я все равно сильнее его.
Докопал таки агронома, нашел, чем механика взять.
Позже-то узнали: механик запчасти и колеса к тракторам покупал, для этого в город ездил. Ну, там с какими-то ребятами дела и крутил. Покупал у них колеса по высокой цене и в совхоз привозил. А ребята ему за это деньги давали. Совхозу-то прямой убыток получался. Воровал он у совхоза. Вот это и раскопал агроном. Пришлось механику уволиться. А как он ругался, поносил агронома, а тот только улыбался. А как же! Агроном-то метил на коттедж, где механик жил, вот и достиг своего.
На что механик умный был, так он сам себя считал, а все равно пролетел. На умного, еще умнее нашелся.
Вот сидит Алеша в своей каморке, и думает про механика:
– Поднялся он высоко и земли не видел. Гордость-то людская отталкивает друг от друга. Смотришь, проходит время, и бывшие друзья уж не здороваются. Один до того поднялся, что не видит другого, больно тот маленький сделался, сверху не видно. А уж если умом гордится, начинают, тут уж вовсе.… У такого все вокруг дураки, только он умный. Гордость, как в коробку человека загоняет. И растут стенки этой коробки, пока не замуруют человека. Смотришь, и нет человека-то, одна коробка перед тобой.
***
Федор мылся в бане и разговаривал с Семеном, братом.
– Нет, ну что за народ! Стараешься для него, стараешься…. Все впустую. Ничего не понимает.
– Дак у нас народ-то темный, – Семен, тракторист с мускулистыми увитыми жилами руками, поддал пару.
Из открытой дверцы вырвался горячий невидимый пар. У Федора отчаянно зажгло уши, но он терпел. Семен поддал еще раз, и Федор скатился с полка и стал на четвереньки на пол. Он стонал и кряхтел, но не столько от жары, сколько от ушибов полученных в справедливом сражении в клубе. Он защищал демократию от грязных посягательств в лице коммуниста и других несознательных элементов.
– Здорово мы дали коммунистам, – ухмыльнулся Семен.
– Да-а-а, – согласился Федор. Сам же морщился и потирал бока.
После бани они сели за стол, Нина, жена Семена принесла большое блюдо дымящихся пельменей. Семен вопросительно взглянул на жену.
– А где?
– Да нету ни у кого. Посылала я Сашку, он полдеревни оббегал. Ни у кого нет. Все скупил Мишка, Коляна брат.
