bannerbannerbanner
Лекарь ушел в будущее

Сергей Устюгов
Лекарь ушел в будущее

Полная версия

Генашио начал объяснять Вере, что ему надо вернуться на берег пруда. От волнения он путал слова, и Вера скоро поняла, что он хочет уйти от нее. Она потемнела, на глазах появились слезы, и напрасно Генашио пытался успокоить ее. Она всхлипывала и промокала глаза платочком.

Наконец, кое-как Генашио объяснил Вере, что он хочет, они сели на автобус и поехали к пруду. Генашио уставился в окно, и сейчас с изумлением смотрел на высокие здания, на людей, на широкие улицы.

В автобус зашла молодая женщина, она разговаривала по телефону. Прижимая плечом телефон, она подала кондуктору карточку, та прикоснулась к аппарату и из него вылез кусочек бумаги. Генашио во все глаза смотрел на эти чудеса.

Женщина продолжала говорить по телефону. Генашио, как специалист по лечению не только животных но и людей, понял – перед ними больной человек. Она разговаривала сама с собой. Вот она начала нервничать, Генашио приготовился, сейчас может начаться приступ и тогда придется положить женщину на бок и что-то проложить между зубами, чтобы она не прикусила язык.

Но женщина на глазах успокоилась и скоро засмеялась. Вера наблюдала за Генашио. Его реакции были непонятны и странны. Он что первый раз видит телефон? И почему он так реагирует на обычные вещи?

Железная повозка ехала тихо и плавно. Генашио оценил чистоту и величину окон. Он смотрел на все как ребенок. Особенно его поразило металлическое чудо. Оно остановилось рядом с автобусом. Вроде бы и конь, только меньше, с одним большим глазом и двумя колесами. На нем сидел парень весь в коже. Даже немного похожий на рыцаря. Смотри-ка, и здесь рыцари есть. Потом железный конь взревел и умчался вперед. То ли к даме, то ли на поединок, подумал Генашио.

Глава 5

Они вышли из автобуса и направились в сторону пруда. Генашио удивлялся чистоте тротуаров и мостовой. Он даже наклонился и потрогал асфальт. На вид вроде бы и мягкий, но самом деле твердый. Интересно.

Подошли к металлической ограде, которая опоясывала берег пруда, и двинулись по пешеходной дорожке. Навстречу попадались люди, которые уже не пялились на бородатого Генашио. А вот он смотрел на людей во все глаза, Вера даже начала нервничать. И было из-за чего. Например, навстречу шли две девушки. Одна в драных штанах, через дыры были видны ноги, другая была одета в такие короткие шорты, что Генашио просто не мог оторвать глаз от ее голых ножек. Девушки не смущались, наоборот, смеялись и о чем-то говорили друг другу, показывая на обалдевшего Генашио.

Они прошли шагов сто, когда Генашио остановил Веру и начал показывать на кусты. Ему показалось, что именно в этих кустах он спрятал драгоценную книгу.

Вера осталась стоять на дорожке у металлической ограды, а Генашио нырнул в густые кусты. Он обшарил все кусты в диаметре пяти шагов, но камня, под которым лежала книга так и не нашел.

Он с трудом выполз из кустов, отряхнул штаны и пожал плечами, показывая Вере, что ничего не нашел. Они продвинулись вперед еще шагов на тридцать, и снова Генашио углубился в кусты, но и на этот раз ничего не обнаружил. Он начал нервничать, ну как же так. Он ведь точно помнит, что спрятал книгу под камень, но злополучного камня нигде нет.

Они двинулись дальше, и Генашио снова зашел в кусты. И, о, радость, вот камень, а под камнем книга! Он поднял ее, и из нее выпала золотая монета. Генашио зажал ее в кулаке и хотел показать Вере, чтобы она что-нибудь купила себе.

Он стал пробираться к выходу из кустов, как вдруг услышал, разговор. Он не понимал, о чем говорил мужчина, но понял, что мужчина говорил с Верой. Генашио сунул книгу за пазуху, вылез из кустов и направился к Вере. Та стала глазами показывать, чтобы он не подходил. Но было поздно. Мужчина обернулся, и уставился на Генашио.

Мужчина был в форме и помахал рукой, подзывая к себе Генашио. Что делать? Это – наверно, власть, охраняет покой горожан.

Полицейский приложил руку к фуражке и что-то проговорил. Генашио его не понял и покосился в сторону. Не стоило перечить властям.

Первой начала говорить Вера. Она показывала то на себя, то на Генашио, объясняла, полицейский слушал, но почти ничего не понимал.

Полицейский повернулся к Вере и что-то сказал, та полезла в сумочку, и достала оттуда какую-то книжицу. Мужчина полистал ее и потом вернул. Он уже хотел идти, но неожиданно обратил внимание на оттопырившуюся рубашку Генашио. Жестом приказал достать и показать. Тогда Генашио протянул кулак к мужчине, развернул его и раскрыл. На ладони лежала золотая монета. Она сильно блестела на солнце и притягивала взгляд. Он в своем мире всегда давал охране монету, чтобы его оставили в покое.

Когда Генашио протянул руку полицейскому, у того в кармане заговорила рация. Полицейский отвлекся, и этим моментом воспользовалась Вера. Она схватила Генашио за руку и быстро потянула в кусты. Сначала Генашио не понял ее, потом резко опустил плечи и рванул.

Они бежали по кустам. Вера тянула его за руку, а Генашио локтем придерживал книгу, что бы не выпала, а другой рукой пытался сунуть монету в карман штанов. Сзади раздавались крики полицейского.

По кустам они пробежали шагов пятьдесят, и вдруг Вера вынырнула из кустов и потянула Генашио в крытый павильон. Они быстро прошли к противоположной стене и сели за пластмассовый столик. Тут же к ним подошел молодой человек и предложил меню. Вера заметно нервничала, а вот Генашио был спокоен. Он каким-то шестым чувством ощущал, что все будет хорошо. И действительно, полицейский в павильоне не появился.

Вера заказала чай и по паре пирожков с рисом. Она постепенно успокоилась и стала думать – надо что-то делать с Генашио. Говорить по-русски он не может, хотя и начал немного понимать, документов у него нет, ведет себя странно. А может он на самом деле из прошлого? Ей на мгновение стало страшно. Но это невозможно. Хотя почему? Вон что показывают по РЕН ТВ. Надо поговорить с ним серьёзнее.

Вера спокойно начала расспрашивать Генашио. С горем пополам она выяснила, что он из 1767 года. Это он написал карандашом в её блокноте. Потом он опять стал смотреть по сторонам, и конечно, сравнивать. И сравнение было не пользу его прошлой жизни. В этом кабаке, хотя язык не поворачивался так его называть, было чисто, не было пьяных, не было драк, и вдобавок вкусно кормили.

Вдруг Вера вздрогнула, в павильон вошли двое полицейских, один из них окинул глазами зал, другой направился к стойке. Вера опустила голову, попались. Может быть, не стоило убегать?

Генашио тоже насторожился. Он ждал, что сейчас полицейские подойдут и заберут их с Верой. Он тоже опустил голову.

Оба ждали, но ничего не происходило. Когда они подняли головы, то увидели, что полицейские покидают павильон. Тут только поняли, что ни один из полицейских не походил на того, который пытался их задержать.

Конечно, они убедились, что судьбу не надо испытывать, надо убираться отсюда. Они осторожно вышли из павильона, посмотрели по сторонам и направились к остановке. Автобус на удивление подошел почти сразу. Они быстро вошли в него, и сели в самый конец. Вера рассчиталась с кондуктором и сейчас молчала, обдумывая как быть дальше…

Дневная жара уступала место вечерней прохладе. Пара вышла из автобуса, и Вера повела Генашио в продовольственный магазин. Нужно было что-то купить на ужин.

Что делать с Генашио, он ей понравился. Добрый, спокойный, мужественный, и было в нём что-то несовременное, но притягательное. Выгнать человека на улицу, она не хотела, оставить жить в комнате, тоже нельзя, соседи больно сволочные. Рано или поздно пожалуются участковому, и тогда Генашио заберут для выяснения личности.

Они ходили по магазину, и Вера складывала продукты в тележку. Прошли в отдел круп, тут Вера подумала, – надо килограмма три гречи взять для сада, чтобы надолго хватило. Макарон тоже, и масла растительного. Да еще соли и сахару. Вдруг Вера заулыбалась. Вот оно решение проблемы. Ну конечно, надо поселить Генашио на даче. Пусть пока поживет, заодно покараулит, да и что-нибудь поделает по хозяйству.

Повеселевшая Вера расплатилась на кассе, сложила все продукты в большой пакет и вручила его Генашио. Тот взял его и пошел рядом с Верой. Книгу он тоже сунул в пакет.

Так Генашио попал на дачу к Вере. Участок был небольшой, всего пять с половиной соток. Да и то, от леса откусили часть земли, а потом огородили забором. На участке были и яблони и кустарники. Небольшие аккуратненькие грядки шли ровными рядами вдоль дорожки, которая вела к старенькой баньке. Деревянный домик был с небольшой мансардой. Скорее всего, раньше можно было приезжать и зимой. Но за годы дом обветшал и годился только на летнее проживание. Хотя и была внутри старая кирпичная печка.

Сад достался Вере от бабушки с дедушкой. И она, как могла ухаживала за ним. Нанимала мужичков, чтобы что-то подремонтировать, пыталась сама кое-что исправлять. Но все равно не хватало мужских рук.

Вера провела Генашио по участку, показала где что растет, он все равно ничего не запомнил. Потом они вошли в дом, и Вера поставила чайник на газовую плиту. Разобрала две большие сумки, там была крупа, макароны, хлеб и сахар, соль. Все разложила по шкафам, наказала Генашио не оставлять на столе, потому что мыши бегают, и потом стала накрывать на стол.

Генашио все это время подчинялся, а что ему было делать. Язык он почти не знал, обычаи нового мира не понимал, даже большинство того, чем пользуются люди этого времени не знал. И как он тут мог командовать или не подчиняться. Если бы не спасла его Вера, то понятно, что его забрали бы люди в форме и там могли повесить, как шпиона. Может быть, даже и разбираться не стали.

Веру Генашио уже прилично понимал, привыкал к незнакомому языку. Правда путался в окончаниях и в интонациях, но в целом довольно сносно понимал, что от него хотят.

Вере хотелось побыть подольше с Генашио, но завтра понедельник, и ей надо было подготовиться к рабочей неделе. Работала она старшим лаборантом в ветеринарной лаборатории. И назавтра должны были привезти новую вакцину, надо было подготовить боксы и холодильники.

 

Когда она пыталась объяснить все это Генашио, он опять ничего не понял. Уже вечером, прощаясь она потрепала его по волосам и побежала на остановку автобуса.

Генашио понемногу осваивался. Он снова обошел участок, зашел в деревянный туалет, посмотрел на туалетную бумагу на полочке, покрутил её, размотал, замотал. Потом пошел к бане, заглянул туда, понюхал воздух и вышел на крылечко.

Солнце медленно заходило за лес, верхушки сосен стали красными. Голоса соседских детей затихали. Даже собаки почувствовали окончание дня и успокаивались.

Расслабленность и покой овладевали Генашио впервые с того самого момента, когда он задумал побег из своего времени.

Хорошо. Тихо. Никто ни за кем не гонится. Никто ничего от него не требует. Пожалуй, это и есть счастье…

Генашио приготовил себе гречку на ужин, а все работы, которые наказала сделать ему Вера, отложил на завтра. Сегодня он будет просто отдыхать и наслаждаться жизнью. Тем более Вера оставила ему две бутылки пива.

Спать он решил на втором этаже, на мансарде. Там сквозь окно виднелось небо. Генашио смотрел на яркие звезды и немного грустил. Все-таки и в его мире было много хорошего. Потом веки стали наливаться тяжестью, и звезды начали издавать красивую музыку. Так под нее Генашио и уснул.

С утра Генашио умылся, позавтракал и начал заниматься делами. Нужно было поправить забор, подремонтировать пол в бане, прибраться на чердаке бани, ну, и дальше по списку.

К обеду Генашио с забором закончил. Там ничего сложного не было. Генашио напилил ровных досок, оторвал гнилые и приколотил новые. Все было сделано ровно и аккуратно. Перед обедом Генашио решил пройтись до леса и посмотреть, какие здесь растут травы. Вдруг придется составлять какие-нибудь рецепты.

Он прошелся по улице, вышел за ворота и направился по тропинке в лес. Еще в городе он понял, что попал в самое начало лета. И сейчас видел, что некоторые травы цветут. Он узнал медуницу, заячью капусту, купавки. Собирать пока не стал, пошел дальше.

Генашио пересекал просеку в лесу, которая шла в глубину. По этой просеке стояли высокие столбы и по ним шли светлые веревки. Они провисали от столба до столба. Генашио подошел к столбу потрогал, потом прижался к нему и услышал гудение. Отодвинулся и снова прижался, снова гудение. Наверно, гудят серебристые веревки наверху. Интересно, для чего это все.

Послышался собачий лай, потом крик человека. Генашио поспешил на помощь. Когда он подбежал, то увидел, что большая темно-коричневая собака кидается на мужчину. Тот отбивается короткой палкой и кричит. Генашио подошел ближе и сделал короткий вскрик, которому он научился в детстве. Собаки боятся такого крика. Вот и сейчас собака замерла и уставилась на Генашио. Он сделал фигуру из пальцев левой руки и направил ее на собаку. Прямо на глазах собака опустила хвост, замолчала, виновато понурилась, развернулась и поплелась в лес.

Генашио еще какое-то время держал фигуру, потом опустил и увидел благодарные глаза мужчины. Мужчина был в поношенной одежде, лет пятидесяти с небольшим. С бородой, среднего роста и немного худощавый.

Он подошел и протянул руку, – Петр Михайлович. Генашио назвал свое имя. Петр Михайлович повторил, – Генашио? Странное имя, но бывает и такое.

Генашио пожал плечами, кивнул и в свою очередь повторил, – Петр Михалыч. Петр Михайлович улыбнулся, махнул рукой, – пусть будет так, и пожал руку.

Михалыч долго благодарил Генашио, потом пригласил в гости. По пути он поинтересовался странным акцентом Генашио, тот начал придумывать и объяснять что-то, Михалыч перебил и сказал, – да не надо ничего объяснять, у нас тут в саду кого только нет. В прошлом году дипломат продал свой участок, а два года назад даже потомок какого-то князя был, правда, это он сам так о себе говорил.

Они вошли в ворота, Михалыч держал в руках корзину. Там у него были шишки. – Жена заказала, – пояснил он, – для цветов.

Они прошли мимо Вериного дома, Генашио сказал, что он дальний родственник Веры и тут немного поживет. Потом прошли на другую улицу, дошли до дома средних размеров, по пути Михалыч здоровался со всеми, представляя Генашио.

Жена у Михалыча на две недели уехала к детям в другой город, и он оставался на хозяйстве один. Он провел по своему участку Генашио, похвастался своими изобретениями. У него была оригинальная подача воды в теплицу, он придумал свой капельный полив, эффективнее фабричного. Михалыч показал солнечные батареи, которые давали освещение для туалета, веранды, сарайчика. Генашио вежливо удивлялся, хотя и половины не понимал, для чего все это.

На веранде Михалыч накрыл стол, поставил закуску, достал графин с розовой жидкостью и налил по половине большой кружки.

– Давай за мое спасение. Ты быстро справился с собакой. Работал с животными? – спросил мужчина.

Генашио пожал плечами, качнул головой. Он мог, конечно, сказать, что занимался и не только собаками, но му трудно было это всё объяснить.

– А я, видите ли, в отпуске. На целых два месяца. Отправили меня из института в отпуск, я и решил на дачу, – мужчина повел рукой, – вот хозяйничаю. Жена уехала к дочери в другой город.

Они выпили. Вино было довольно вкусным. Намного вкуснее, чем вино времени Генашио. Здесь все было по-другому, и все это опять начало нравиться Генашио. Он откинулся на спинку старого стула и приготовился слушать. Он знал, что стоит человеку выпить и всё, начинаются разговоры. И каждый говорит о своих проблемах.

Они закусили консервами. Генашио с удивлением смотрел, как Михалыч тянет за кольцо наверху плоской банки и крышка снимается. А там рядочками лежат маленькие рыбки. И они довольно вкусные.

Так они сидели с полчаса, потом Михалыч начал говорить о своем начальстве, о том какое оно глупое, и даже тупое. Ничего не понимает, а суется туда, куда никак нельзя. И только мешает работать.

– Ты знаешь, Генашио, а я ведь грандиозное изобретение вот-вот закончу. За него я могу получить Нобелевскую премию. Но она мне не нужна. Это изобретение перевернет всю науку, да что науку… Всю историю человечества! Не хочу сильно хвастаться, но это будет революция в науке. Это будет гораздо значительнее, чем открытие электричества.

Генашио сидел и смотрел на увлеченного человека и даже немного завидовал. Сам он добился, чего хотел, но все равно осталось много непонятного, и сейчас, глядя на Михалыча, он тоже хотел творчества.

– Я ведь профессор, – признался Михалыч, – я ведь кроме научных изысканий учу студентов.

Генашио с интересом посмотрел на профессора. Вроде бы и не похож на ученого человека, хотя кто его знает.

– Я вот смотрю на тебя. На твой акцент и не могу понять. Какой ты нации? Может быть итальянец? Нет. Испанец? Тоже вроде бы нет. А можешь и не говорить. Выбрала тебя Вера, и пусть так будет. Она хорошая женщина. Ты только не обижай ее, – профессор заметно захмелел.

Потом они поднялись на второй этаж, и Михалыч подошел к стене, завешанной пестрой тканью. Он отодвинул ее, и под ней оказалась черная доска. Сбоку на подставке лежала тряпка и кусочки мела. На доске был изображен какой-то чертеж, и сбоку были написаны формулы.

Глава 6

Профессор гордо показывал на доску и говорил, – вот, Генашио, это дело всей моей жизни. Почти тридцать лет занимаюсь я этим. И вот только в этот год проблески пошли. Для этого пришлось придумать свою теорию. Да, да свою теорию. Иначе без нее было бы не разобраться.

Генашио стоял перед доской и ничего не понимал. О чем говорит этот странный профессор. Может и не зря его отправили сюда из института. Генашио видел подобных странных людей и даже пытался лечить их. И один раз получилось. Но это было один раз. Сейчас он пытался понять – болен ли на самом деле профессор или нет. Но для этого нужно время. А теперь нужно идти домой, дела делать.

Профессор не хотел отпускать Генашио. Но тот все-таки отговорился и ушел, решив больше с профессором не общаться.

Прошло три дня, приезжала Вера. Привезла продуктов, пыталась учить читать Генашио, полола грядки и даже затопила баню. Когда Вера позвала его в баню мыться, он засмущался и даже хотел отказаться. Но Вера заговорила его, и он первым вошел в баню, затем она заскочила за ним.

Вера смеялась. Она наливала горячей и холодной воды в тазики. А когда проходила мимо Генашио касалась его своим бедром. Так постепенно Генашио и загорелся и перестал смущаться.

Вера заставила Генашио немного попариться, и сейчас он блаженствовал. Они помылись и на веранде пили чай с мятой. Ни разу за всю жизнь он не испытывал такого удовольствия. Только сейчас он начал понимать, что ему нужна семья, забота. Все его прошлые мысли о жизни казались сейчас глупыми и несерьезными.

Через два дня после того, как Вера уехала в город на работу, в гости зашел профессор. Он выглядел смущенным и робким.

– Ты, Генашио, прости меня. Я прошлый раз разболтался. Выпил лишнего. Ты уж извини.

Генашио улыбнулся и пригласил профессора за стол. Они попили чаю и Михалыч сказал то, за чем пришел, – Генашио, ты не мог бы мне помочь? Надо поддержать кое-что, а мне, к сожалению, обратиться не к кому.

Генашио согласился, и через пятнадцать минут они шагали к дому профессора. Зайдя на учачток, профессор торжественно повел Генашио в сарай. Ширина его была метра четыре, а длина метров пять. Половина была завешена старыми солдатскими одеялами. К ним и подошел профессор.

Он отер лоб ладонью, глубоко вздохнул и отдернул одно одеяло, затем другое. Перед Генашио стоял странный аппарат. Какие-то трубки, емкости, проволоки, лампочки, и среди них кресло, покрытое таким же солдатским одеялом.

– Вот. Это моя машина времени, – сказал профессор.

– Что? – не понял Генашио.

– Ну, машина времени. Для путешествий во времени, – сказал профессор.

– Для каких путешествий – спросил Генашио.

– Генашио, извини, ты какой-то странный. Как будто с Луны свалился. Или из какого племени. А может быть ты из прошлого? – предположил профессор. И сам засмеялся своему предположению.

Генашио начал оправдываться. Он не из прошлого, он просто приехал из другой страны и остановился у Веры.

Профессор отсмеялся и начал объяснять принцип действия своей машины. Генашио успокоился и попробовал слушать профессора. Тот уже разогнался и сыпал научными терминами, определениями. Иногда он останавливался, обдумывал и снова продолжал.

Из всего этого Генашио понял только одно – профессор собирается на этой машине попасть в прошлое или в будущее. Но разве это возможно? И тут подумал – а как он попал сюда? Но то он, ему помогла чудесная старинная книга, написанная великими магами древности, а здесь какие-то механизмы, что они могут.

Наконец профессор остановился и посмотрел на Генашио. Он вспомнил, зачем позвал его к себе. Надо было передвинуть машину в сторону на двадцать пять сантиметров. Дело в том, что профессор устанавливал ее очень тщательно. И по его расчетам, место немного не совпадало.

Они подошли к машине и начали двигать ее. Ничего не получалось, все-таки вес ее был очень приличным. Профессор подумал и решил использовать рычаги. Он сходил за ломиками и начал подкладывать их под раму машины. Подозвал Генашио, и они оба стали упираться в ломики.

Машина медленно поддавалась. И вот случилось то, чего никто не ожидал. С профессорского лома рама из толстого уголка соскользнула и резко опустилась на деревянный пол. Что-то соскочило в машине и одна из деталей вырвалась из своего места и ударила профессора сначала по голове, потом по руке. Тот повалился на пол.

По пути профессор толкнул Генашио. И оба очутились на полу. Генашио кое-как выбрался из-под профессора и поднялся на колени. Он приложил ухо к груди профессора и прислушался. Сердце билось. Живой. Хорошо. А кровь мы сейчас остановим. Генашио выскочил из сарая и подбежал к мангалу. Там набрал золы и поспешил обратно.

Он обильно наложил золу на рану с левой стороны головы и слегка нажал. Профессор зашевелился и застонал. Он дернул головой, и зола размазалась по лицу.

В этот момент профессор со своими всклокоченными волосами походил на черта, который мучает правоверных. Профессор открыл глаза, непонимающе глянул на Генашио, затем на машину и вдруг поднялся и ринулся к столу у окна. Генашио ничего не успел сделать, как профессор уже что-то бормотал и писал со страшной скоростью в толстой тетради. Напрасно Генашио пытался остановить его, ничего не получалось.

Профессор закатывал глаза, оборачивался на машину, чесал лоб и снова писал. Генашио наблюдал за Михалычем, и медленно успокаивался. Кровь остановилась, и только черная полоса золы вперемешку с кровью показывала, что у профессора была травма головы. Царапина на руке уже не кровоточила. Генашио успел мазнуть ее золой.

 

Так продолжалось минут двадцать. Стрелка на старых часах передвинулась на четыре тридцать. И вот тогда профессор остановился. Он победно посмотрел на Генашио и широко заулыбался.

– Вот так, дорогой Генашио! Вот этого и не хватало! Сейчас мне понятно, почему машина не работала. В моей теории было сразу две ошибки. И какие! Основополагающие. Я сейчас вывел совсем другое уравнение и как следствие этого уравнения, все сошлось. Сейчас только опыты, и еще раз опыты, – профессор откровенно радовался своим результатам.

Генашио заставил его умыться, и они снова пошли на веранду. Там профессор достал из-за шкафчика бутылку с красным напитком, налил Генашио и себе.

– Это же надо отметить. А как же! Такое событие! Твое здоровье, – сказал профессор и выпил налитое.

Генашио тоже выпил и стал слушать профессора. Тот как обычно разошелся. Он говорил о мировой политике, которая изменится из-за его открытия. Но не этого, об этом он никому ничего не расскажет. От другого. А к этому человечество не готово. Совсем не готово.

Генашио слушал болтовню профессора, которая ему изрядно надоела, и он решил пойти домой. Профессор подметил это и начал уговаривать Генашио вместе провести опыт. А потом если получится, то и попробовать слетать в прошлое. Ему очень нужно попасть туда.

Профессор видел, что Генашио не расположен к помощи, поэтому заговорил о деньгах. Он сказал, – Генашио, дорогой мой! Мы слетаем туда и вернемся, и потом мы будем купаться в деньгах! И никакого криминала не будет. Наоборот. Мы сделаем все официально, и нам сразу заплатят деньги. Большие деньги. А потом ты можешь делать с ними что захочешь. Хочешь, женишься на Вере, она достойная женщина. Хочешь коттедж, дом себе купишь или здесь или где-нибудь на юге. Положишь в банк и все… ни тебе, ни ей не придется больше работать. Будете, как сыр в масле кататься. И все это вполне законно.

Из этого разговора Генашио мало что понял. Однако денег он хотел, сколько можно быть нахлебником у Веры. Он желал сам быть хозяином. И чтобы Вера больше не работала. Поэтому он постарался понять, что же нужно от него профессору. Но тот, выпив уже вторую кружку крепкой настойки, начал говорить совсем что-то непонятное. Потом начал ругать капитализм, и через две минуты положил голову на стол и уснул. Генашио еще раз посмотрел на его раны, вроде бы заживут, и отправился домой. По пути домой решил, что вечером навестит раненого профессора.

В домике он лег отдохнуть на кровать и неожиданно уснул. Во сне он снова был в своем времени. Он находился в своей темной избе. Сидел на лавке за столом, а напротив была бедная Вера. Она печально смотрела на Генашио и тихонько вытирала платочком слезы. Она жаловалась на тяжелую жизнь.

А Генашио ничего не мог сделать. Ему нужны были деньги, а где их взять. Надо срочно уехать отсюда далеко-далеко. Иначе хозяин увидит Веру и заберет ее к себе, да еще заставит Генашио зелье сделать для повышения мужской силы.

Что-то упало во дворе, и Генашио проснулся. Он круглыми глазами смотрел по сторонам и не понимал, как он здесь оказался, и где Вера. Наконец, полностью очнулся и даже вздохнул с облегчением. Всё хорошо и все на месте. Пора приниматься за дела.

Генашио ремонтировал двери в сарай и вспоминал свой ужасный сон. Постепенно мысли его приняли направление в сторону денег. Да деньги нужны. И хорошо бы иметь собственный дом, и ни от кого не зависеть. А если бы деньги были, то можно и начать путешествовать, давно были такие мечты.

На следующее утро еще не было десяти часов, когда пришел профессор. Рана на голове залеплена пластырем, а в глазах была тоска. Снова, наверно, что-то обнаружил в своих теориях.

Генашио предложил чаю, и профессор согласился. Они сидели, пили чай и молчали. Разговор не клеился. Да, вроде бы и говорить было не о чем.

– Ты знаешь, Генашио, надо провести опыт. Он все покажет. Давай собирайся. Ты вчера обещал помочь, – сказал профессор.

Генашио пытался отвертеться, ему надо было заниматься ремонтом и так далее. Но профессор был непреклонным. Вот так же, наверно, со студентами обращается. И все они считают его занудой.

Пришлось идти. Все-таки хорошие отношения – это сегодня главное, тем более в положении Генашио. Профессор наверное понял, кто такой Генашио. Поэтому тому и пришлось согласиться.

Стояли солнечные дни. На участках цвели цветы. Хозяйки занимались теплицами и грядками. Коты выясняли отношения, шла борьба за территорию. Из города привезли городских кошек, и они пытались утвердить свою власть, хотя бы на своем участке.

Профессор торопил Генашио. Во время того, как они пили чай, он рисовал что-то на обрывке газеты и уже в конце, вдруг закричал, – так вот где собака зарыта! А я-то думаю…

В общем, его посетила очередная идея, и нужно было ее срочно проверить.

Напрасно Генашио его успокаивал, профессора было не остановить. Он тянул за руку Генашио в сарай. А там посадил его на старый стул и сказал, – сейчас я настрою машину, а ты следи за мной. И когда я дам команду, ты нажмешь на секундомер. И тут же вручил Генашио секундомер, похожий на часы на цепочке.

Профессор недолго настраивал свой аппарат. Он достал из ящика маленького воробья с привязанной к ноге веревочкой. Потом поставил птичку на подставку в виде подноса и придавил веревочку небольшой гирькой. Воробей начал трепыхаться, но профессор укоротил веревочку, и воробей оказался прижатым к гирьке. Трепыхаться он не перестал, но веревочка не давала большой свободы.

Профессор обернулся к Генашио, поставил палец на красную кнопку и спросил, – ты готов?

Генашио кивнул. Торжественностью момента он тоже проникся, поэтому сосредоточился и ждал команды.

Профессор сказал, – начали. И нажал кнопку. В машине что-то затрещало, профессор потянулся поправить, и в этот момент воробей дернулся сильнее и гирька сдвинулась. Он встрепенулся и мгновенно улетел в полуоткрытую дверь. Генашио переводил взгляд с профессора на секундомер и обратно.

Профессор глянул на площадку с гирей и заорал, – получилось! Получилось! Воробей исчез, он сейчас в другом времени…

Он готов был заплясать, но в сарае было не так много места, поэтому он просто притопывал на месте и широко разевал рот.

Генашио хотел сказать, что воробей улетел, но глядя на то, как профессор радуется, не решился. Кто он такой, чтобы лишать человека радости, которой и так мало в жизни.

Профессор начал чистить Генашио. Он говорил, что надо было остановить секундомер в тот момент, когда воробей исчез, а Генашио растерялся. Профессор залез в дальний угол сарая и достал оттуда бутылку коньяка. Быстро разлил по стаканам и, чокнувшись с Генашио, выпил. Потом заставил выпить и Генашио.

– Получилось. Честно говоря, я не ожидал, что получится. Ну, сейчас откалибровать и все. Можно отправляться в прошлое. Эх! – промолвил профессор.

– А может не надо торопиться? – спросил Генашио.

– Ну как не торопиться? Надо, надо. А то там всякое может случиться, – настаивал профессор, – вот только откалибровать осталось и все.

Профессор налил еще коньяк и снова они выпили. Потом профессор помолчал, сел удобнее, и начал говорить.

– Генашио, знаешь зачем мне деньги? Мне нужны деньги для опытов. Машина времени – это не последнее изобретение. У меня много идей. Вот вчера ночью идея пришла по космическим путешествиям. Пусть пока полежит в голове. Пусть лучше дозреет, а потом я и за нее возьмусь.

Генашио кивал и слушал профессора. Ему льстило, что профессор выбрал его как помощника. Значит, оценил его ум, его умения, да, и вообще, как человека.

– Генашио, мне там нужен будет помощник. Так на всякий случай. Поэтому надо немного переделать машину. Поставить еще блок таймеров. Нам же надо будет вернуться.

– Не… Я не могу, – отказался Генашио, – у меня работы здесь много. Да и не подхожу я. Кроме того, и страшно мне.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14 
Рейтинг@Mail.ru