Если вернуться теперь к изначальному вопросу, на который мы отвечаем, можно сказать, что человек отличается от обезьяны прежде всего седьмой эволютивной ступенью. Эта промежуточная ступень характерна именно человеческим фактором, причастностью к человеческой территории бытия. Через седьмую ступень нужно пройти, чтобы двигаться дальше, но сначала ее нужно достичь, на нее нужно вступить, и на это оказываются способны далеко не все люди, не говоря уже о животных! На седьмой ступени Мышление открывает свой «мир», и это событие непосредственно влияет на восприятие. Следовательно, обезьяна и человек отличаются именно тем, что они видят разные вещи, воспринимают мир по-разному, тогда как до седьмой ступени эволюции они видят мир практически одинаково, поскольку их восприятие имеет одинаковую природу, оно сформировано той же самой Матерью-Природой при рождении на четвертой ступени эволюции. Итак, Малый Круг не является привилегией человеческого вида, но, пройденный вторично по эволютивной вертикали, пройденный сознательно, по собственной инициативе, он становится прибежищем и определением «человечности человека» как таковой.
Из вышеизложенного вытекает также и ответ на вопрос, который мы не ставили непосредственно в этой главе, но о котором упоминалось во вступительных главах. На основании данного материала мы могли бы понять, в чем состоит проблема типирования людей, находящихся на шестой ступени эволюции. На шестеричной стадии эволюции мы осваиваем Психику и, таким образом, осознаем нашу функцию Чувства. Чувство вступает в стадию зрелости, если так можно выразиться, и становится четко выраженным, тогда как Мышление еще ожидает своей очереди – седьмой ступени. На месте Мышления на шестой ступени мы находим набор социальных стандартов (равно, как и на пятой эволютивной ступени психические стандарты исчерпывали функцию Психики), и это так даже в случае какого-нибудь «шестеричного» писателя или поэта, занимающегося непосредственно языком. Тем самым, у людей на шестой ступени не достает «зрелости» Мышления, чтобы весь комплект четырех функций обрел ярко выраженную типологическую конфигурацию.
Заметим в завершении, что формат данной книги не позволяет нам углубляться в тему эволюции. Мы приводим лишь те факты, излагаем лишь те фрагменты из теории эволюции, которые необходимы для построения Типологии. Вся теория эволюции целиком, как самостоятельный предмет, требует для своего раскрытия отдельной книги.
Описывая бытие-в-мире, мы ввели изначально четыре функции Малого Круга, обозначив их как открытую территорию человеческого или «мир». Мы назвали Малый Круг «второй копией». Отразив его «вспять», мы «нащупали» в темноте Большого Круга четыре закрытых события, обуславливающих нашу «природность» и служащих прототипами функций Малого Круга. Мы назвали, вслед за Хайдеггером, территорию бытия, соответствующую закрытым событиям, «землей». Вглядываясь «назад» из нашего «человеческого мира», мы обнаружили предшествующую нам «первую копию», снятую с некоторого абсолютно сокрытого «источника» – «оригинала», который мы никогда не можем обнаружить и который поэтому предлагаем называть самим-по-себе Бытием.
Таким образом, мы пришли от четырех функций к системе восьми функций, половина из которых является открытыми, а вторая половина – закрытыми. Мы будем называть эти две группы функций белыми и черными, по аналогии с соционической терминологией. После того, как была обрисована общая картина, после «теоретических» ответвлений мы готовы теперь приступить непосредственно к прояснению и конкретному описанию наших функций, следуя по направлению «от общего к частному» или «от универсального к индивидуальному». Но прежде чем углубиться в каждую функцию в отдельности, укажем еще несколько возможных интерпретаций открытости и закрытости, апеллируя к различным областям знаний и заимствованным из жизни аналогиям. Данные аналогии и сопутствующие им термины не являются с нашей точки зрения абсолютно точными, это скорее метафоры, которые помогают раскрыть тему из имеющегося у нас «житейского опыта».
В первую очередь, следует упомянуть, что открытое и закрытое отсылает нас к индийскому понятию чакры. То, что подразумевается под открытой и закрытой чакрой похоже на то, что стоит за нашим описанием открытых и закрытых функций. Семь чакр, как известно, есть у каждого человека – через них человек осуществляет свою жизнедеятельность, – но йоги целенаправленно практикуют открывание чакр. Открывая чакры и, тем самым, эволюционируя, они получают доступ в какие-то новые реальности. Открывая, скажем, первую чакру, мы не начинаем лучше разбираться в мире. Не правильно представлять себе, что какой-то туман над миром вдруг рассеивается, и мы видим ясную картину мира. Чакры – как двери, они впускают в другой мир. И чем выше открытая чакра, тем более трансцендентен этот «другой мир» нашему обычному миру.
Открытые функции можно назвать также версиями. Версия – это наше мнение по поводу чего-то. Если это мнение становится основополагающим, и мы уже относимся к миру сквозь призму своего мнения, опираясь на свою версию, то это событие можно поименовать интро-версией, т. е. дословно нашим внутренним, собственным мнением, своей версией. Само слово версия происходит от латинского versio, что, в свою очередь, означает: произвольное видоизменение, поворот, отворачивание в другую сторону, отпадение, отступничество. Если, таким образом, термин интроверсия интерпретировать не психологически, подобно Юнгу, не как замкнутость субъекта на себе, уход вовнутрь (от объектов внешнего мира), но интерпретировать буквально, исходя из самого слова, то интроверсия будет нам указывать на некоторое отпадение (от Природы), на тот самый «поворот вовнутрь», который мы совершаем на развилке Большого и Малого Круга.
Все обстоит, однако, не так просто, как может показаться. Речь идет не о том, чтобы взять, например, Мышление и произвольно его видоизменить, начав что-то там себе выдумывать. Не достаточно сойти с ума, чтобы открыть Мышление. Хотя, с другой стороны, открывание Мышления похоже на религиозный переворот, который, в свою очередь, выглядит, как своего рода «безумие», о котором ап. Павел говорил: «разум мира сего – безумие перед Господом». Открытое Мышление кажется безумным, от него попахивает «клиникой», оно есть безумие перед лицом «разума мира сего» (здравого смысла) – Открытое Мышление действительно несет следы неадекватности, поскольку суть открывания лежит в том, что на какое-то фактическое событие мы накладываем свою версию и опираемся на нее, как на основополагающую. Это не есть какое-то лицемерное притворство или некоторый игровой момент выбора между разными версиями, нет. Открывая функцию, мы необратимо принимаем ее версию и уже не замечаем, что это суть версия. Мы навсегда погружаемся в эту версию, словно входим в другое пространство, откуда уже никогда не возвращаются. Открывание функции – это духовный акт, когда прежнее изменяется до неузнаваемости. Это, однако, не есть лишь изменение образа действий, не просто принятие желаемого за действительное. Нельзя, как отец Сергий у Толстого, так просто уйти от Природы, своим волевым решением взять и измениться. Сколько пальцы себе ни руби, а этот мир и эта природа и этот «разум мира сего» неотступно пребудут с нами…
Закрытые или «природные» функции можно условно назвать инстинктами. Слово «инстинкт» здесь не может быть закреплено, как безупречная упаковка для черных функций вообще. Оно лишь указывает на одно из возможных значений из того веера значений, которые несет в себе понятие закрытой функции. В таком же ключе можно говорить о корысти и бескорыстии черных и белых функций соответственно. Все функции Малого Круга «невыгодны» и «бескорыстны», тогда как их закрытые версии имеют привкус корысти или выгоды. Когда человек попадает во «вторую копию», корысть уступает место бескорыстию. Выставляя альтернативные Природе ценности, Малый Круг впускает нас в зону «бесполезного». Бесполезного в том смысле, в каком первые христиане говорили: «верую, ибо абсурдно». Именно в этой бесполезности абсурдной веры состоит истинный религиозный акт, потому что если мы молимся и просим у Всемогущего каких-то благ – здоровья, урожая, помощи и заступничества в какой-то рискованной сделке – это уже не религиозное событие, это в лучшем случае магия. В основе такого поступка находится корысть.
Все черные функции прагматичны и эффективны. Они служат для ориентации в этом мире, в этом коридоре реальности, где мы все встречаемся. А ориентация, в свою очередь, требуется нам для выживания. Поэтому можно сказать, что черные функции служат выживанию, они общие у человека с Природой. С точки зрения закрытых функций человек – это представитель Природы. Белые функции принадлежат исключительно человеческому, антропоморфному слою бытия. Можно условно назвать их «духовными событиями».
Животные, имея только закрытые функции, могут принести себя в жертву, могут пойти на смерть, защищая своих детенышей, могут вступить в неравную схватку, но они совершают всегда усилия во имя выживания и во имя великой природной корысти. Это может быть семейная корысть, этническая корысть, личная корысть… Если мы отдаем жизнь за семью, за Родину, за царя – это все корысть. В Природе есть видовой инстинкт, когда живое существо отдает жизнь во имя вида, есть родовые инстинкты – это все суть инстинкты, содержащие корысть. Эта корысть не несет какого-то негативного оттенка, какой-то психологической окраски – Природа через свои черные функции с их корыстью учит нас жить здесь, на земле. Она предоставляет в наше распоряжение две закрытые рациональные функции, благодаря которым мы реагируем и прокладываем путь в будущее, – метод двигаться в мире и диагностика мира, чтобы понимать, что нам подходит, а что нет, что опасно, а что безопасно, – и две закрытые иррациональные функции, которые нам дают мир и себя.
Открытые функции – мотивационные, они мотивируют и дают, условно говоря, «высший смысл» жизни. Человек – такое существо, что, каким бы он ни был последним негодяем, как бы он ни был погружен в действительность ради корысти и наживы, в нем уже есть источник над-природного, в натяжение которого он незримо вовлечен. Каждый человек имеет свой шанс, свою трансцендентную Природе мотивацию, отсюда – божественная вера в каждого человека. Европейская философия не занималась бы со времен Платона метафизикой, если бы у человека не было никакого доступа к над-природной реальности, если бы «вторая копия» была фикцией, и если бы не было возможности открывать нечто иное, чем Природа как таковая.
Прояснив общий характер открытых и закрытых функций, мы должны попытаться теперь сделать первый набросок каждой из четырех функций, что она из себя представляет в открытой и закрытой версиях. Начнем с Эмпирики, как самой «древней» функции – первичной по эволютивному признаку. Что такое Белая Эмпирика и Черная Эмпирика? Сначала вспомним, что такое Эмпирика вообще – это то, что дает нам доступ к не-сенсорному, невидимому миру. Это переживание блага или не-блага, внутреннего комфорта или дискомфорта. Следовательно, чтобы вывести две версии Эмпирики, нужно осознать, что понятие блага, присущее первой версии, должно принципиально отличаться от понятия блага, присущего второй. Одно благо, если так можно выразиться, имеет оттенок корысти, тогда как другое – бескорыстия. Можно было бы подумать, что Черная Эмпирика озабочена сугубо личным благом, тогда как Белая Эмпирика имеет отношение к общественному благу, но это было бы очень грубо и не точно.
С чем имеет дело Эмпирика как инстинкт, как своего рода «восприятие» растения? Эмпирика имеет дело с неизвестным, с тем, что происходит «за стеной». Когда мы хотим понять, что находится за стеной, мы совершаем интуитивное усилие, заставляя Эмпирику работать. Это еще называют экстрасенсорикой, хотя тут нет никакого «экстра», ничего свыше Сенсорики, тут скорее «недо»-Сенсорика. Какая это будет Эмпирика? Белая? Черная? Мы садимся за столик в кафе и чувствуем непонятный дискомфорт, тревогу – что-то нам подсказывает, что здесь сидеть не стоит. Понятно, что если это не «объективный» фактор угрозы и не запах сгоревшей рыбы, идущий из кухни, а «субъективный» фактор, мы имеем дело с Эмпирикой. Какая это будет Эмпирика? Разумеется, Черная. Черная Эмпирика имеет дело с миром невидимым, который можно потенциально «проверить» или «прощупать», если вывести его на Сенсорику. Фактически, мы интуитивно прощупываем нечто наличное (через переживание, например, страха и т. п.): можно зайти за стенку и увидеть, что там. Черная Эмпирика заботится о нашем «Я», состоянии внутреннего комфорта или дискомфорта, пред-усмотрительно подсказывая, за какой столик лучше сесть.
Задача Черной Эмпирики – осознавать «Я» отличным от всего другого (и оберегать это «Я» от опасности нивелирования). Можно сказать, что эта задача сродни целям Типологии. С этого различения начинается забота о «Я», и это различение есть корень существования нашего «Я», что значит: корень нашего бытия как чего-то индивидуального. И хотя наше «Я» есть самое сокрытое и абстрактное событие, Эмпирика – самое реальное событие нашей жизни. До последнего момента жизни, до самого расстрела человек может сохранять чувство долга, высокие принципы, убеждения, но в последний момент, когда в лицо уже дышит близкая смерть, вступает в действие инстинкт самосохранения — Черная Эмпирика, которая начинает спасать это конкретное «Я», – не мир, не пролетариат, не Родину, а именно вот это самое «Я», которому грозит расстрел. Человек вдруг перестает помнить, что он – коммунист, фашист, красный или белый и начинает понимать, что сейчас нужно спасать себя в первую очередь. Те, кто не понимает этого, кто не озабочен спасением, это люди с Белой Эмпирикой.
Способность «Я» выживать на каком-то интуитивном уровне – выбирать место, где безопаснее сесть, предчувствовать опасность – это и есть Черная Эмпирика. Белая Эмпирика, попросту говоря, это самопотерянность. Это «беспутность» в том смысле, что нет той сердцевины «Я», о которой нужно постоянно заботиться. Человек с Белой Эмпирикой все время находится где-то за собственными пределами, его никогда нет на том месте, куда внезапно падает люстра. Что представляет из себя та сердцевина «Я», с которой связано определение Эмпирики? В случае Черной Эмпирики можно говорить о сгущении и ограничении, о границах, обозначающих «Я» и закупоривающих «Я». «Я» может отождествляться с идеологией коммунизма, заявляя: «Я – коммунист», границы «Я» могут быть распростертыми до общих границ Родины, но это все суть происки других функций, тогда как Черная Эмпирика всегда помнит и знает, где заканчивается наше «настоящее Я» (существующее всегда в единственном числе), и где начинается Родина с другими «Я»… Задача Черной Эмпирики – выявление и хранение собственных границ, замкнутость. Пафос Белой Эмпирики – наоборот, слияние, самоотречение, растворение, выход за собственные пределы, выплескивание себя наружу, эйфория (словом, все, где «Я» понимается «негативно», через собственное отсутствие).
Поскольку мы говорим об Эмпирике, а это, как заметил Фрейд, территория, обусловленная сексуальностью, мы можем осознать Черную и Белую Эмпирику через природу основополагающего сексуального события – оргазма. В оргазме одновременно присутствуют два феномена – спазмы и резонанса (сжатия и расширения). В момент оргазма мы теряем себя – а если не происходит потери, то не будет и захлестывающей волны оргиастического восторга – и, в то же время, присваиваем удовольствие себе. Черная Эмпирика несет в себе принцип спазмы, это удержание «Я» посредством спазмы – стягивание себя, сжатие вовнутрь, поддержание пограничного напряжения. Белая Эмпирика основана на принципе резонансного объединения, она освоила ту силу восторга и вдохновения, которая, используя энергию спазмы, катапультирует нас наружу, «вовне себя».
Любой человек, по-настоящему вовлеченный в творческий акт, самозабвенно отдает себя, теряет себя в этом акте, он бескорыстно растрачивает свою природно-жизненную энергию в каких-то над-природных, бессмысленных с точки зрения Природы целях – сублимирует, как сказал бы Фрейд. Если творчеством занимается Черная Эмпирика, если Черная Эмпирика контролирует творческий акт, то энергия никогда не сможет свободно выплеснуться наружу, и в таком творческом акте всегда будет прочитываться корысть. Это нужно понимать буквально, потому что, глядя на картину художника, можно увидеть, Черной или Белой Эмпирикой наделен автор, выражена ли через эту картину энергия спазмы или энергия резонанса. Белая Эмпирика позволяет вложить свою жизнь в другое существо (или другое вещество), находящееся за пределами «Я», положить руку на другого человека и перелить в него свою энергию, наполнить своей энергией все пространство вокруг. Человек с Черной Эмпирикой никогда не отдаст свою энергию просто так, он всегда «сторожит» свою энергию, «присматривает» за ней, накапливает. Его показатель уровня блага следит за тем, чтобы энергия «Я» накапливалась.
Поэтому, чтобы пережить на сцене настоящий творческий акт, чтобы сыграть джазовую импровизацию, как играл Чарли Паркер, чтобы сыграть роль Гамлета, как играл Владимир Высоцкий, необходимо открыть свою Эмпирику, а это значит: сознательно умирать на сцене, отдавая себя, беспощадно расходуя себя с такой интенсивностью, чтобы за несколько часов пространство вокруг преобразилось. Когда же на сцену выходит человек с Черной Эмпирикой, он просто «пилит гайку», – он может пилить ее на скрипке, на канате, на киноленте, может очень технично и качественно пилить, но перед нами в сущности предстает акт распилки, задекорированный под сонату Вивальди, перед нами выступает спазма, спазмирующая «Я» артиста, и потребуется объяснить себе после концерта, зачем мы тащились через весь город в филармонию, когда можно было послушать диск, не выходя из дома.
Фрейд очень точно заметил, что Чувство и Эмпирика – это эротическо-сексуальный модуль психики, это мощнейший и в сущности главный портал энергии, и принцип управления энергией, согласно которому функционирует Эмпирика, – самосохранение или самоотречение — определяет открытый или закрытый характер Эмпирики. Обладатели Черной Эмпирики стараются накапливать энергию, и все, что они делают – занимаются йогой или играют на скрипке – используется для явного или скрытого накопления. Обладатели Белой Эмпирики отдают энергию непонятно куда, черпая из достаточно глубокого источника сексуальности. Если они практикуют, скажем, йогу, то не ради накопления, но чтобы пропускать энергию сквозь себя, поднимать и раскупоривать свою сексуальную энергию.
Отделив Белую Эмпирику от Черной, мы определили две основополагающие сексуальные конфигурации, два типа сексуальности. Это пока что два очень обобщенных типа, столь же общих, как, например, мужчины и женщины. Чем дальше мы будем углубляться в предмет Типологии, тем больше различительных аспектов мы будем находить, и тем детальнее будут вырисовываться наши психологические типы. Но, следует помнить, что все это дальнейшее устроение, усовершенствование и усложнение зиждется на самой примитивной и архаичной функции Эмпирики – на феноменах ограничения и объединения, спазмы и резонанса. В дальнейшем будет показано, что вообще вся конфигурация психики, весь психотип полностью детерминируется двумя функциями, одной Иррациональной и одной Рациональной. Поэтому можно сказать, что сексуальная конфигурация, то есть «окраска» Чувства и Эмпирики (черная или белая) тождественна психотипу. Однако, прежде чем рассмотреть Чувство, мы обсудим вторую иррациональную функцию – Сенсорику.
Сенсорика – следующее за Эмпирикой эволютивное приобретение, выраженное в появлении экрана восприятия. То, что мы видим на экране, рождено или обусловлено одновременно двумя событиями: объемами и свойствами. Объемы – это след или отпечаток на Сенсорике закрытого для нас субстанционального носителя – вещества, это наш способ видеть вещество, тогда как свойства, всегда паразитирующие на субстанции, есть вне-природная или за-природная абстракция. Набрасывание свойств на мир – чисто человеческий произвол, дозволенный на «открытой» территории «второй копии».
Мы воспринимаем хрустальность или прозрачность вазы, абстрагируя (освобождая) свойство от вещества, и даже переносим свойства с одного предмета на другой, наделяя их свободой и самостоятельностью, хотя никакой прозрачности самой по себе, без стекла, не существует, как не существует запаха духов без самой жидкости или запаха тюльпана без плоти цветка. Какая бы ни была Сенсорика, невозможно увидеть чистую прозрачность – мы всегда видим прозрачность в стекле, в крыльях стрекозы или в другом носителе. Иными словами, чтобы увидеть нечто на «мониторе», где-то должен быть «компьютер», как собственно носитель, несущий и предоставляющий это «монитору»: «мир» свойств раскрывается из материи, из «земли». Сенсорика набрасывает свойства, раскрашивает «копию», и, вместе с тем, ее закрытая версия поставляет миру объем. Объем как таковой и есть наш способ видеть – выводить на Сенсорику – закрытую жизнь вещества (причем, способ видеть свойства, «раскрашивать» у каждой организации может быть свой, тогда как в мире объемов мы все имеем некоторую общую конвенцию).
Сенсорика растягивает экран восприятия, который несет в себе фактор пространственности изначального пространства уже скорее как память. Экран разворачивается, подобно плоскому свитку с начертанными на нем символами. Для Белой Сенсорики символы на экране могут представляться, как божественные логосы или как полотна Кандинского – они проступают, словно звучания каких-то событий, редуцированных до свойств. Но из темноты «земли» на экран также попадает в виде пространственной объемности и протяженности недоступное нам вещество. Это оно изначально создало экран, чтобы проецировать себя в виде «надутого» перед нами, экстериоризированного «внешнего мира». Таким образом, через присущее ему «надувание» и «надувательство», вещество «разбрасывает» себя расстоянием и плотностью выдвинутого вперед пространства. И восприятие такого «массивного», заполненного материей пространства есть сущность Черной Сенсорики.
Еще Платон понял, что свойства нетленны. Нежность, яркость, соленость, человечность, прозрачность, желтизна бессмертны, поскольку тут нечему умирать – нет субстанционального носителя. Нечего положить в гроб и закопать. Смертно только то, что воплощено в материи – оно подвержено гниению и распаду. Лиру можно разбить, разнести в щепки, но строй лиры при этом не уничтожается, – говорит Платон. Поэтому, если свойство оторвать от материи, как белизну от ткани, оно обретает бытие в вечности. Это осознание дало Платону право открыть в европейской философии такое направление, как идеализм. Идеализм основан на возможности самостоятельного бытия свойств, на возможности свойств обходиться без материальности носителя. Свойства, выпущенные на свободу, становятся эйдосами или идеями, которым Платон, в силу их бессмертия и постоянства, дает статус истинности, первичности, статус божественности. И Платону даже теперь, в нашу пост-ницшеанскую эпоху, нельзя отказать в своей правоте, поскольку вещество тоже не может существовать само по себе, без свойств. Если убрать прозрачность из стекла, от стекла ничего не останется – мы упремся в пустоту пространства как априорной категории Канта. Каждый из нас может проделать этот опыт и убедиться, что мир превращается в плоские пятна на сетчатке глаза, подобные тем, что рисовали Кандинский и Матисс, когда мы, нивелируя иллюзию объемности, отделяем свойства от вещества.
Таким образом, Сенсорика имеет прямое отношение к двум фундаментальным парадигмам бытия, называемым идеализм и материализм. Когда Тарковский или Джармуш хотят выявить саму ткань мира, они снимают кино на черно-белую пленку, хотя цветная сколько угодно имеется в наличии. Реставраторы хранят в музейных архивах черно-белые снимки картин и фресок наряду с цветными, и это оттого, что бесцветный снимок выявляет нечто такое, что не выявляет цветной. Цвет, наброшенный сверху, покрывая сущее, скрывает его изначальную природу, скрывает плоть как таковую. Это точка зрения той категории людей, которых можно назвать материалистами. Сам материализм, как философия, мировоззрение, направление искусства, фактически порожден Черной Сенсорикой, т. е. людьми, для которых свойства вторичны по отношению к изначальной вещественности мира.