Сергей Семенович Монастырский
Старый дом на захолустной улице
– Надо изучить.– ответил Геннадий. Так звали ее нового знакомого.
Он действительно был начальником в новой власти, не самый главный, но один из главных. Эту команду молодых, рвавшихся к революционным идеалам молодежи, прислали из центра устанавливать советскую власть в этом захолустном городке.
… Геннадий, как и обещал, пришел на следующий день. Первым делом, он спросил у руководителя этой конторы, чем они занимаются. Оказалось, распределяют поступающее из центра продовольствие.
Из дальнейшего разговора Наталья поняла единственное: бизнес купцов по продовольствию состоял в том, что – кто, сколько, чего и почем возьмет, а стало быть, соответственно, выделят их покупателям.
Революционный продовольственный бизнес был прямо противоположным: кому, сколько и почем распределять по магазинам. А уж довольны ли покупатели – никто не спрашивал.
Геннадий этим не возмутился. Таков, по его мнению, и должен был быть революционный порядок. Однако он быстро соотнес объем распределяемого товара с количеством распределителей и справедливо решил, что распределителей достаточно четырех, вместо двадцати. И перевел изрядно поредевшую контору в другое место.
– А не ваш ли вон тот дом инвалидов? – спросил он у оробевшей враз Натальи.
– Был мой, – нерешительно ответила она.
– А где инвалиды?
– Разбежались, новая власть ведь денег теперь на них не выделяет!
– И не надо, – согласился Геннадий, – нам о здоровых думать нужно, они будут строить Советскую власть! Но мы не грабим! – торжественно объявил он Наталье. – Мы, хотим, чтобы все было по закону. Конечно по нашему, новому, советскому,– и предложил Наталье в обмен на вечное сохранение собственности на дом, подарить городу здание богоугодного дома. Наталья согласилась.
– Мы сделаем там для всех горожан, общественную столовую! – вдохновился Геннадий. – В нашей стране, все должно быть общее – и хозяйство, и все, все, все! Представляете, вместо ненужного труда женщин на кухнях, хождения по магазинам в поисках мяса и вермишели для супа, все будут ходить обедать в городскую столовую! Мы запретим женщинам готовить! Пусть занимаются общественно-полезным трудом! Весь город, как пробьет два часа дня, с заводов и фабрик пойдет в эту столовую.
– А ужинать? – зачем-то спросила Наташа.
– И ужинать! Домой будут приходить только спать!
Тут Наталья вспомнила, про революционную нужду, с которой в ее коморку просились комсомольцы.
– А что ж, – не усомнился Геннадий,– общим должно стать все! И женщина! – и добавил на всякий случай:
– Если они не возражают, конечно! Мало ли, кто кому неприятен. Заставлять не будем!
– Я возражаю! – На всякий случай, сказала Наташа.
– Вы – из темного прошлого! – объявил Геннадий, – вас надо перевоспитывать!
– Не надо! – возразила Наташа.
– Беру над вами коммунистическое шефство! – не слушая возражений, заявил новый начальник.
– Это как?
– Буду к вам приходить. И проводить беседы.
– Я против общего справления революционной нужды, возражаю! – напомнила Наталья.
– Я в курсе,– смутно пообещал Геннадий.
… С тех пор, он стал приходить почти каждый вечер. Нельзя сказать, что Наташе это было неприятно, Геннадий не приставал, оказалось, что был начитан, говорил интересно, а в речах о революции был просто оратор!
Наталья даже как-то стала проникаться его идеями. Они состояли в том, что их поколению выпало великое счастье: покончить с этим скучным и несправедливым миром, и посвятить свою жизнь строительству нового, более справедливого мира, в котором будут жить их дети! А может, еще успеют и они пожить!
Наталья прикидывала, а и в самом деле – старая жизнь была хорошая, но скучная, размеренная, кем-то сделанная для нее и ничего яркого в ней не светило!
А тут: Ломать! Строить! Бороться! Жизнь просто горит! И несется на всех парах!
– А ломать-то зачем? – вдруг усомнилась она.
– А разве можно на старой помойке построить новый дворец?! Сначала нужно снести помойку!
… Через год они поженились.
Дом зажил новой, неизвестной ему жизнью. Купеческий облик архитектуры совершенно не соответствовал теперь той звенящей молодыми голосами, яростными страстями и неуемной энергией его обитателей, которые наполняли его содержание.
Дело в том, что Геннадий хоть и мужал с годами, не мог жить тихой семейной жизнью. Дом постоянно был полон гостями, друзьями из их присланной команды, приезжали товарищи из центра, которые, не спрашивая, использовали дом, как гостиницу. Нет, это была для Наташи совсем другая жизнь, чем со степенным и обстоятельным Иннокентием Константиновичем. Но эта жизнь ей нравилась. Единственно, что не нравилось, это неуемное, почти еженощное желание мужа, справлять революционную нужду. И справлял он ее с такой революционной страстью, чтоб его не обижать, приходилось в меру ее способностей стараться. Правда, и любил Геннадий свою жену с такой же революционной страстью. В результате через два года появился сын, а еще через полтора – дочка.
Купеческий дом, совсем к тому времени еще не старый зажил своей домашней жизнью. Снова был ухожен сад, под его деревьями бегали и смеялись дети, в кухне пахло пирогами, которые пекла Маруся, бывшая прислуга, к тому времени вернувшаяся в город из своей далекой деревни, куда она убегала от смутных времен.
Вернулась она с годовалым сыном, которого там нагуляла, и жили они, как и прежде, во флигеле, помогая Наталье по хозяйству.
Зарплаты Геннадия хватало для ведения хозяйства, да и Наталья окончила бухгалтерские курсы и работала у Геннадия в управлении делами.
… Весной улочка утопала в сирени. Так же возле домов желтела мать и мачеха, одуванчики. Хотелось любить!
А Геннадию, с его революционной неуемностью, хотелось городского водопровода.
– Представляешь, – жарко говорил он Наталье,– в каждом доме будет вода, ванна, душ! И туалет не на улице, а дома! И фонтан на центральной площади! И десять бань.
– Построй! – равнодушно сказала Наталья.
– Денег нет, – вздохнул Геннадий,– какие-то копейки из центра дали, их на одну насосную хватит.
Помолчали.
– Наташ! – решился Геннадий, – ты как-то рассказывала о своих драгоценностях. Там сколько, примерно?
– Не знаю, – насторожилась Наталья. – А тебе зачем?
– А вот, что они лежат, и пользы никому не приносят?!
– Принесут, когда надо! – Наталья уже начала догадываться, куда он клонит.
– Никогда не принесут! Сама подумай! Вот что-то надо будет купить, куда ты понесешь свои бриллианты?
– В ломбард!
– Ага! А потом, кто сидит в ломбарде, спросит: откуда камушки? Убила кого, или своровала?
– От мужа, от купца достались!
– Так. А теперь почему не отдала их государству, когда была замена царских денег на новые?
– Две копейки дало бы мне государство! Или вообще бы отобрали.
– Так. А не хотите ли вы поступить за это в тюрьму?
– Да за что, Ген! Что я сделала?
– Уголовное преступление ты сделала. Скрыла от народа свои богатства.
– К чему ты это, Ген? Пойдешь меня в милицию сдавать?
– Нет, Наташа, хочу я тебя спасти и пользу народу принести!
План Геннадия был такой: Наталья несет свои драгоценности в городской комитет. Нашла, мол, в своем купеческом доме, когда разбирала чердак. Раньше о них не знала.
Геннадий вызывает милицию, составляют протокол: о добровольной сдаче драгоценностей для вклада в городское хозяйство. Конечно, есть опасность, что деньги уплывут в центр и городу не достанутся, но тут уж они постараются!
…Две ночи не спала, мучилась Наташа. Даже Геннадию в его революционных домогательствах было отказано.
– Нет, думала она,– невозможно отдать такое богатство! Случись что, по колечку, по сережке через барыг продам, пусть хоть за полцены, но это ж какие деньги! А что, если придет черный день?! А дети?! Ведь это может быть их наследством!
Геннадий вздыхал, но ходил молча. А потом он разразился такой пламенной речью про строительство новой жизни, про то, что сначала надо думать о том, для чего они живут, а живут они для того, чтобы дети их зажили, наконец, в счастливой стране, в которой будет водопровод. И Наталья сдалась!
