Сергей Савочкин
Тишина камней

– Двадцать пять одинаковых размером камней. Среди них один гвирт. Это карг хозяина "Бочки". Думаешь, он будет в минусе из-за потерянного гвирта? Да ни за что! Он забирает все серебро со стола, а это по пять монет входной ставки с каждого и по одной за каждый бросок.

Камни перемешиваются в корзине и хозяин вываливает их на стол под маской. Обычно это крышка самой корзины. Чтобы гвирт остыл и перестал светиться. На это нужно пять мгновений. Слышал – считают?

Поле обычно круглое. Встают, значит, вокруг и жребием определяют того, кто будет бросать первым. И первый бросок делается личным гвиртом! – Мат сообщил об этом, как о великом открытии. – Если угадал и выбил гвирт хозяина с первого броска – забираешь оба себе и все, игра окончена. Промахнулся – забудь о карге до своего следующего хода, он остается на поле.

Хозяин снова перемешивает. Под маску. И считают.

Словно услышав просьбу рассказчика, играющие начали отсчет, а Матаара к ним присоединился, шепотом повторяя:

– Один. Два. Три. Четыре. Пять… – Движением рук он повторил снятие маски и был похож в этот момент на странствующего артиста, показывающего фокусы. – Готовится к броску следующий. Он отходит на шаг от стола. Сомневается. Жалеет. – Гримасы сменялись на лице Матаары. – Паникует. Ему стыдно. Азарт возвращается. Блеск в глазах. Бросок! – Мат кинул воображаемый камень. – Тьфу! Сука! Где же ты?!  – Он долго смотрел куда-то вдаль, потом вытер глаза и закончил: – Инзи рассказал бы лучше. А теперь он продует единственный гвирт, который заработал за сезон. Новичкам больше и не положено. И кучу монет. За каждый бросок любым камнем со стола на лапу хозяина ложится монета. Инзи охоч до старых вещиц, но аманкул, если он настоящий, ему не позволят выиграть. Хотя авторитет Коса может и не даст его обмануть.

– Аман Кулун был моим дедом, – вдруг поделился Ри. Так, запросто, будто это лишь обыденность, а не повод гордиться. – Я его не знал. Папа рассказывал, что дед был хорошим кузнецом. И все.

– Да ты… – еле выговорил Мат, застывший от удивления. Наверно, он хотел обвинить Ри во вранье, или уточнить, не шутит ли тот, но, видя отсутствующий взгляд паренька, закончил ошеломленно:  – полон сюрпризов. – Нюхач закрыл рот, подергал головой, будто вываливая из ушей всякий хлам, пару раз громко хохотнул. – Хороший кузнец, говоришь? Да он легендарный! Лучший! Да меня на смех поднимут, если я скажу, что сидел за одним столом с внуком Аман Кула. – Матаара вдруг изменился в лице, поник и тихо произнес: – И ты никому больше не говори. Особенно Инзиме.

– Почему?

– Он болтун. А подобная новость привлечет всеобщее внимание.  А оно тебе нужно?

– Нет, – согласился Ри.

– То-то же. Поверь, мне жаль тебя. – Матаара погрустнел, он просто сидел и разминал пальцы, хрустел костяшками. – Немного. Я родителей вообще не знал. Меня подобрали чужие люди и избавились, как только смогли. Выучил ремесло нюхачей, тем и промышлял с детства. И за свою жизнь я понял одно: большинство людей подводят тех, кто им доверился. Но отряд – моя семья. Я живу от Охоты к Охоте в ожидании встречи с Косом и Ло. И я не собираюсь терять семью в Тишину. Из-за тебя. Понимаешь?

Ри кивнул и опустил взгляд.

– Тебе лучше уйти до рассвета. Пока все будут спать. Мир вокруг жесток, но в тебе что-то есть. Определенно. То, как ты рьяно рвался за своими цнойскими побрякушками и вопил о святости предков, меня впечатлило. Правда. Я против тебя только потому, что ты – угроза для безопасности моей семьи. Вот и все.

“Вот и все”, – вторил мысленно Рийя Нон.

От игровых столов донеслось несколько резких возмущений, а потом все дружно захохотали.

А головы кабанов, лис и волков, висящих на стенах, отрешенно наблюдали за пиршеством человеческих пороков, и обязательно бы вспомнили о лесе, мягком мхе и росе поутру. Если бы могли.

Ри, не дождавшись возвращения игроков, попросил Мата проводить его до ночлега.

Пыльная, воняющая коптящим жиром и чем-то кислым комната в обветшалом домишке встретила ночного постояльца горящей свечой на деревянном столе, широкой лавкой и накренившимся шкафом с открытой дверкой. Через стену были слышны приглушенные стоны.

Ри тут же представил, что по соседству держат в заложниках красивую смуглую девушку, заткнули ей рот грязной тряпкой и пытают. Но пытки нравятся красотке, она тихо и ритмично мычит. Он приблизился к стене. Стоны иногда прерывались на таинственный шепот, который было совсем не разобрать.

Ри окончательно отогнал непристойные мысли и попытался закрыть дверцу шкафа, но та со скрипом снова отворилась.

За окном мелькнула тень. Парень подошел к небольшому прямоугольному проему с пересекающимися тонкими рейками и кусочками слюды в клетках между ними. Ничего не разглядеть. Он поднял с пола замызганное полотенце и повесил его на вбитые в стену над проемом гвозди, закрыв тем самым окошко. Стало спокойнее, но ненамного.

Свеча нещадно чадила и воняла. Ри присел на лавку и принялся рассматривать закопченный потолок, испещренный странными извивающимися линиями.

Чужеродность окружения давила, сужала стены, поглощала свербящей тревогой.

 Ри всерьез забеспокоился о подкрадывающемся страхе. Лихорадочно нащупал заветный мешочек, достал его и прижал к сердцу. Страх отступил.

Скрипнула половица. На задворках вспыхнувшей паники разум подсказывал: скорее всего это соседи и общие на обе комнаты половые доски, но стоны вдруг прекратились и повисла кромешная тишина.

Ри бросился к выходу и накинул в кольцо крючок, заперев дверь изнутри.

"Прекрати! – успокаивал он себя, тяжело дыша. – Вернись за стол. И вспомни, кто ты есть!"

Дыхание понемногу выровнялось, и Ри подошел к лавке. Под ней, за паутиной, лежало свернутое шерстяное одеяло.

Он выложил на стол камень отца, а крючья эдды оставил в мешочке. Крепко сжав их в кулаке, Ри зажмурился.

Отец часто повторял, что они с мамой выбрали цнойскую обитель в качестве пристанища не только для того, чтобы оградить ребенка от пагубного влияния каргов, но и потому, что вера в связь с предками помогает в жизни. “Сущие следят за нами, – приговаривал Кабиан Халла. – Я и сам поначалу не воспринимал эту веру всерьез, но теперь знаю: эдда действительно существует и дарует невероятную силу тем, кто принял сущих глубоко в душу и посвятил им всего себя. Ведь любая вера дает силу. Силу верящего. Да, эта связь порой кажется глупой и похожа на безрассудное упрямство, но ты, сынок, помни: дома она приносит покой, а на чужбине укрепляет в решимости. Как веришь мне, так верь и эдде”.

Ри открыл глаза. Свеча догорала, ее пламя играло на всех гранях прозрачного камня, создавая причудливую, волшебную иллюзию значимости. Ри взял камень и посмотрел сквозь него на огонь – с десяток копий свечи представили ему завораживающий, удивительный мир. Одна из граней была более других, и Ри подумал, что небольшая часть камня откололась и сторона оттого кажется скошенной.

"Где же ты, папа? – мысленно позвал он. – Ты покинул меня слишком рано. Я не готов. Мне сейчас так нужна твоя помощь… Все хотят, чтобы я ушел. Даже я сам хочу вернуться к дяде, чтобы остановить гонения и убийства невинных. Но прекратятся ли они? Искуплю ли я вину перед погибшими в Энфисе, сдавшись? Не будет ли их смерть напрасной? Но что же мне сделать? Слышишь ли ты меня, раз топахи не был завершен? Образуется ли эдда? Или достаточно верить? Об этом ты говорил? Как же я узнаю? Так много вопросов… Папа…"

Ри отложил камень и крепче сжал мешочек, сосредоточившись на душевной боли. Именно боль и терзания из-за чувства вины связывали его в этот миг с эддой. И ничего более. Он не знал, как возникает связь, как ею управлять или воззвать к ней. Мельзинга не успела научить. Но она показала ее в действии, и Ри верил, что глубоко внутри пережитое в Энфисе отпечаталось и должно как-то проявить себя.

Он оглядел плохо освещенную комнату в поиске знака или намека на правильный путь. "Если не знаешь, где искать – поищи для начала рядом", – говаривал бывший старейшина, с которым Ри любил поболтать, но разговоры с которым его частенько и раздражали.

Полотенце на окне слегка трепыхалось. Покосившийся из-за сломанной ножки шкаф… Стоп! Дверца же была открыта! Или нет? Ри помнил, как пытался ее закрыть, но вот получилось ли… Сейчас она была закрыта. Дыхание парня участилось.

И тут раздался настойчивый стук в дверь. Ри вздрогнул. Быстро убрал камень в мешочек, а тот во внутренний карман рубахи. По пути к выходу проверил шкаф, дернув дверцу. Вроде плотно держится.

– Кто там?

– Это Кос. Разговор есть.

Ри открыл и впустил охотника.

Огромный Косаль Таг не умещался в полный рост и, склонив голову, покачивался на прогибающихся под его весом половых досках. Те трещали, словно вопили о пощаде.

Хоть прошло и немного времени, но выглядел он вполне протрезвевшим. Сместив ногу в сторону, каргхар нашел положение поустойчивее, и скрип прекратился. Кос уже переоделся. Вместо белой, просторной рубахи, в которую он облачился после бани, на нем был зеленый жилет  с большими пуговицами, широкий ремень и парусиновые шаровары. Сапоги, начищенные до блеска, мутно отсвечивали.

– Я хочу объяснить… – помявшись и  стараясь громко не басить, неуклюже начал охотник, но Ри, заметив теплоту и ум в глазах бородача, решил облегчить тому неловкую речь.

– Я уйду до рассвета.

– Но… – Кос недовольно нахмурился. – Мы еще не решили.

– Я решил.

Охотник тяжело вздохнул. Ри смущало желание командира оправдаться, ведь каргхары по рассказам отца и старейшины были все поголовно мерзавцами, и бросить в беде человека, нуждающегося в помощи, – обычное дело для типичного охотника, а уж угрызения совести им вообще чужды.

– Ты должно быть думаешь, что я испугался?..

– Нет! – поспешил с ответом Ри.

– Но я и правда боюсь! – Кос смотрел на догорающую свечу. Голос его был тверд, будто он говорил о своей силе, а не слабости: – И мне не стыдно в этом признаться. Страх – не признак трусости. Но я боюсь не твоего дядю. С ним и вальзивой его меча справиться не трудно, если он, конечно, не подкрадется со спины… Нужно всего лишь опередить. Сила Когана Халлы, как и любого лидера, в его отряде. Без них он никто. И один из его ближайшего окружения особенно опасен.

– Опаснее дяди? – Ри стало любопытно и жутко одновременно.

– О да! Немой телохранитель Когана. Вот от него-то у меня холодок по спине. Таких, как он, – что людей, что зверей, – называют гаденышами. – Кос что-то пережевал и сглотнул. – Хотя некоторые их жалеют. Жертвы экспериментов эклиотиков. Я видел, как он с закрытыми глазами попал с первого же выстрела в метавшуюся по полю лису, а до той было шагов двести. Неосуществимо, если бы стрелял обычный человек, но когда целится гаденыш, ожидать можно чего угодно. И ведь непонятно, чем и из чего стреляет… К нему не подобраться. И лучше держаться подальше. Обходить стороной. Поверь, это не трусость. Обычное проявление трезвого расчета.

Ри молчал. Он все еще не свыкся с тем, что мифические охотники, о которых слышал лишь по рассказам и легендам, эти далекие и неведомые мужчины, посвятившие часть своей жизни поискам каргов и получившие от небесных камней невероятные силы, вот так запросто сидят, жуют, смеются и огорчаются совсем рядом. Как обычные люди. Поэтому испытывал благоговейное волнение.

И, будто прочитав мысли Ри, Кос усмехнулся и продолжил:

– Многие считают, что раз мы выбрали этот путь, то должны быть готовы в любой момент умереть. Нет. Уверяю тебя: охотники жаждут жизни поболее прочих. Потому и стараются напасть первыми, даже если нет явной угрозы.

Вдруг дверь распахнулась. На пороге стояла Лодисс Антея все в том же кожаном с ремешками костюме, плотно облегающем стройное тело. Она, прищурившись, молча рассматривала обоих.

– А ты чего тут? – пробасил бородач.

– Ничего, – ответила Ло и вошла, прикрыв за собой дверь, а Ри впервые услышал голос небогляда: грубоватый, с легкой хрипотцой. Другой и не подошел бы строгой выразительности ее лица.

– Приглянулся что ль? – ухмыльнулся Кос.

– Не смеши меня, – скривилась Лодисс как от кислого, бросив мимолетный взгляд на Ри. – Щупловатый.

– Что есть, то есть. – Косаль Таг хохотнул, заправил большие пальцы в штаны и встал, широко расставив ноги, чуть покачиваясь. После затянувшейся паузы он покряхтел и продолжил, обращаясь в темный угол комнаты: – План изменился, Ло: наш гость решил, что дальше поедет один. Лошадью я его обеспечу…

– Бросаешь его? – вдруг громко, с вызовом наступила небогляд.

– Лоди, ты не понимаешь… Он же сам!

– Все я понимаю. – Ло приблизилась к командиру почти вплотную и уткнула указательный палец в широкую грудь. – Пригрел котенка, а когда увидел, что у того блохи, решил выбросить?

– Что ты такое несешь? – растерялся Кос.

А Ри просто стоял и хлопал глазами без понимания внезапно возникшего  столкновения.

– Как думаешь, почему я согласилась пойти к тебе? – Ло наседала, тыкая пальцем. – У меня ведь был богатый выбор, а некоторые предлагали долю побогаче твоей. Но я с вами. Потому что у тебя есть РЕПУТАЦИЯ. А что от нее останется, если ты будешь кидаться людьми, попавшими в беду?

– Беда беде рознь, – сухо отрезал Кос. – Ты же знаешь, Ло, команда для меня на первом месте. Да и кому это сдалось?

– Мне! – глаза Лодисс были распахнуты и взывали к самой душе охотника. –  Этого мало?

Она отвернулась. Кос не отвечал.

А Рийя Нон начинал раздражаться. Он никогда не был свидетелем ссор. За неимением полноценной семьи и семейных распрей он не наблюдал. В Энфисе же конфликты если и возникали, то из-за непослушания, да и то быстро угасали в смиренном исполнении наказания. Цнои сосуществовали мирно, в поклонении родственным связям. А в небольшой общине все были друг другу какие никакие, а родственники.

– Если ты не доставишь мальчика до Зирона, то это сделаю я, но можешь забыть о моих услугах, – твердо заявила небогляд.

– Лоди! – взревел Кос. Дышал он  так шумно и глубоко, что Рийя, будучи локтях в пяти от него, учуял чесночный запах от соуса к недавнему ужину. – Зачем ты это делаешь?!

– Иногда, – процедила Ло сквозь сжатые от злости зубы, – мы делаем то, что должны, и не спрашиваем, зачем…

– Перестаньте! – вдруг закричал Рийя. Он с детства ненавидел чеснок и ссоры. – Перестаньте решать мою судьбу!

– Поверь мне, – Лодисс внезапно смягчилась, ласковой кошкой обернулась к Ри и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул – женщина сжала пальцы так, что ткань плаща захрустела. – У тебя еще будет возможность решить свою судьбу.

Затем она развернулась к охотнику и спросила, да вот только в настойчивом голосе не было ни одной вопросительной нотки:

– Ты меня услышал, Кос.

– Я услышал тебя, – отозвался тихо Косаль Таг, тяжело вздохнув. – Собирайся, Рийя Нон. Отправляемся немедленно.

Важно, чтобы последнее слово оставалось за командиром.

Ри посмотрел на свои руки, испещренные мелкими ссадинами, будто те могли подсказать о неведомом предназначении, о внутренней силе или бесхребетности, но они молчали. Облупленные мозоли – следы бесконечных трудовых будней в Энфисе – не проронили ни слова.

Верующие в связь сущих не терпели безделья. С малых лет в головы детей вдалбливали, что прозябание ослабляет нити сущих, что кропотливое дело закаляет связи с предками. Ведь они занимались тем же. А сейчас руки Рийя дрожали.

– Отправляемся немедленно! – уже более уверенно и твердо повторил Кос.

***

Добрых полночи всадники скакали галопом, оставив ущелье далеко позади. Бесконечные поля, луга, поймы рек – пейзажи наполняли холмистую местность в кромешной тьме. Оранжевый диск Льяд лишь на краткие мгновенья показывался из-за черных, тяжелых туч, наступающих с юга.

Трехглазый Юйра, безжалостный наместник Отэранги собирал на горизонте армию молнеразящих и громоустрашающих приспешников, чтобы обрушиться на непокорных людей всеми силами небес.

Ри не искал общения и ехал, никому не досаждая. Он вспоминал о своем первом посещении Атаранги и размышлял о том, почему поселение отстроили в таком опасном месте.

Спускаясь по пологому склону оврага, илори перешли на рысь, и тогда с ним поравнялся Инзима. Тому, видать, стало нестерпимо скучно.

– Как успехи в карглек? – поинтересовался Ри.

– Лучше не спрашивай. – Инзи махнул рукой. – Чуть без штанов не остался. И ведь живой пример перед глазами маячит, а я все туда же.

Завидя непонимание Ри, Инзима поспешил с объяснениями:

– Когда Кос впервые встретил Мата… Пять… Да, пять гвальд назад… Тот продул все, что имел, в карглек. Все. Дом. Топор. Сбрую. Даже то, что ему никогда не принадлежало, и то проиграл. Они познакомились в бане. Пьяный Мат попросил Коса захлестать его до смерти, мол, только такой кончины он и заслуживает. Но Кос пожалел. Оплатил долг и дал ему второй шанс. С тех пор он живет у нас. Помогает по хозяйству. Свиньи там, пара коров, цепки… так я гусей называю, они вечно ко мне цепляются.

Инзи расплылся в блаженной улыбке, вспоминая, наверно, о родном доме, и в сердце у Ри заскребла тоска.

– Кос тогда был немногим старше меня. Но опыт охоты имелся. Предложил Матааре поохотиться за каргами вместе. Мат был неплохим нюхачем, но с наймом не везло. Из-за пристрастия к азартным играм. Кос поверил в него. Два сезона они отпахали с наемными небоглядами. Меняли их, как солому у хряков. И в конце второго переманили Лодисс Антею. Дела пошли в гору. – Инзима заканчивал историю команды, нахохлившись от самодовольства: – Кос взял мою старшую сестру в жены. Так я начал путаться у него под ногами. А в этом сезоне наконец-то меня приняли.

Выбравшись из оврага, всадники поскакали навстречу заре. Пурпурно-розовое пятно растекалось по кромке горизонта, напевая о необъятной шири и завораживающей красоте земли Тэи.

“Будет жарко”, – подумал Ри, но сейчас он зяб.

– Привал у Бездонного озера! – крикнул нагнавший его Инзима.

Они свернули к ельнику и под дружную перекличку воодушевленного ржания илори, каким-то образом почуявших приближающуюся остановку, проникли в холодный сумрак хвойного леса. Дымка тумана затянула полог. Нижние ветви елей и сосен отсохли и торчали шипастыми корягами. Из земли, усеянной гнилыми иглами и крупными шишками, росли на тонких стеблях шарообразные зеленые цветки, похожие на каштаны. Они покачивались, сталкивались друг с другом, сплетая еле слышимый ковер шелеста.

К озеру вела хорошо утоптанная тропа.

Инзима подотстал, приблизившись к замыкающему Ри и пояснил:

– Ло не успела помыться в Атаранги. Да и лошадям нужен отдых.

Ри еле заметно кивнул. Его не покидало ощущение, что лекарь хочет спросить о чем-то, но не решается. Долго ждать не пришлось.

– Если честно… – Инзима покусал губу, почесал бровь. – Если честно, я думал, что Кос тебя оставит. Нет, он, конечно, воин справедливый. И всегда готов…

– Это Ло, – оборвал Рийя неловкую речь. – Она вступилась за меня.

– Ого!

– Тихо ты! – прорычал нюхач, скачущий впереди, и удостоил Ри полного презрения взгляда.

– Видать, запала на тебя, – Инзи перешел на полушепот. – И в тот раз белый камушек бросила. Никто от нее не ожидал. И вот теперь… Наверное, разглядела в тебе что-то.

Ри задело это предположение Инзи. Обуза для отряда он и больше никто! А плетется с ними только потому, что иначе пропадет, ведь он еще не научился, не привык быть один. Вокруг каждый кустик, каждая травинка, касающаяся его, норовит проверить на прочность. А прочности-то и не было никогда! Да откуда ей взяться? Скорлупа, в которой он пребывал в Энфисе под опекой отца, не просто треснула, ее снесло ураганом. Папа долго просил прощения перед смертью за то, что не успел…

А свыкнуться со своим положением ой как тяжело. Даже невозможно. Оттого и мучения в душе.

Теперь перепутье Зирон его страшило сильнее Ноксоло: кладбище охотников, потерявших человеческий облик и перегрызших друг другу глотки. Что ждет за ним, одиночество путника, в котором отчаянье поглощается отчаянием еще большим? Пока он не один, можно хотя бы не думать о выборе дороги и не беспокоиться о препятствиях… Хотя он сам – причина ненужных для Коса и его соратников препятствий. Что в нем еще возможно разглядеть?

– Во мне нет ничего, – высказал Ри грубо, с обидой.

Инзима только отмахнулся, будто и не заметил злобы, и с легкостью продолжил:

– В каждом человеке есть три опоры. Они не дают ему перестать быть человеком. Вот что для тебя важно?

Ри угрюмо молчал. Но Инзи уже перевоплотился в артиста. Он размахивал руками, уверенно и с азартом доказывал очевидное, радуясь, будто описывает красоты мира слепцу, умоляющему об этом:

– Нет, ну ты подумай! Одно я точно знаю – семья. Угадал? Ты потерял отца. Дядя оказался… ну такой… Не лучший родственничек. А ты упрямо рвешься в Ноксоло. К ученым! Но их там нет! Уверен, ты идешь в Ноксоло не за знаниями. Это байка для чужих ушей. Там живет кто-то из родни, верно? Ты хочешь снова обрести семью! Угадал?

Ри еле сдержался, чтобы не окликнуть Матаару: пусть успокоит клоуна.

– Но их должно быть три! Опоры, – напомнил Инзи, весело подмигнув. – Иначе расклеишься. Засохнешь. Сломаешься. Семья – это сильная опора. Иногда можно протянуть на ней одной. Но недолго. Если у тебя нет принципов… Того, что ты не готов отдать и за сотню золотых… Ты расклеишься…

– Засохнешь и сломаешься, – язвительно передразнил Ри. – А у охотников одна из опор – мелиновый карг? Или вопли хеллизии?

– Карги? – Инзима усмехнулся. – Нет. Камни не спасут, если сам дурак.

– А тогда зачем? – задал Ри вопрос, мучивший его уже давно.

– Что “зачем”?

– Зачем убивать друг друга за карги? Вот обрядился ты гвиртами и мелин вогнал в меч, победил всех… Что дальше? Для чего?

Инзи выглядел растерянным и, возможно, немного испуганным.

– Зачем? Тебе не понять. – Он стих, остыл и, словно оправдываясь, виновато прикрыл  рот рукой, добавил: – Это все равно, что спросить Матаару: зачем он проиграл больную мать ученым-эклиотикам. – Руку убрал, но продолжил говорить негромко, чтобы слышал только Ри: – Ну, во-первых, это приносит доход. И в Охоту это самый лучший, хоть и самый опасный способ заработать. Странствующие торговцы дают по двадцать пять серебряных за крупный гвирт. Четыре гвирта – уже золотой. Карги не везде и не все принимают в качестве оплаты. Их боятся.

– А во-вторых?

– Как-нибудь я тебе расскажу. Мы приехали. Бездонное озеро!

Они выехали на заросший высокой, сочной травой берег лесного озера. С черной, без малейшей ряби  глади поднималось легкое испарение. Тут росли березы. Тонкими стволами они склонялись к воде и заигрывали кончиками веток с мелкой рыбешкой. Небольшой водоем таил в себе непроглядную тьму глубины.

На берегу лежало бревно и углями чернели следы старого кострища.

Всадники спешились. Матаара сразу занялся лошадьми. Кос, уперев руки в бока, стоял и глубоко вдыхал влажный воздух. Инзима достал из наспинных ножен два изогнутых кинжала с широкими лезвиями и белыми рукоятями, ловко ими покрутил, и принялся рубить высокую траву, чтобы расчистить место для стоянки. Рийя же решил, что самым полезным занятием для него будет сбор хвороста.

Краем глаза он заметил, как Лодисс Антея подошла к воде и начала расстегивать многочисленные ремешки на своем кожаном жилете. И чем дальше Ло освобождалась от одежды, тем медленнее Ри наклонялся в поисках сухих веток. В конце концов он спрятался за кустом и, затаив дыхание, потирая онемевшие пальцы, наблюдал, как женщина без стеснения обнажилась, сложила одежду в стопку и вошла в черную, как смола, воду.

Стыд вместе с нахлынувшим на лицо жаром принес воспоминание о давнем купании Майи, когда они еще неоперившимися юнцами сбежали из обители в поиске лучшей и свободной от оков сущих жизни. Тогда он, как и Майя, мечтал избавиться от цепей. Сейчас же отдал бы многое, чтобы снова полежать на стоге сена возле сарая Тары Гнев, послушать нравоучения старика Инэн Гаро или помочь Мельзинге… Никого больше нет.

– Голых баб никогда не видел? –  Инзима присел рядом.

Ри вздрогнул и быстро отвернулся.

– Ты ей нравишься. Явно же. Она хоть и старше, но еще ого-го. Небогляды не живут долго, а у Лодисс Антеи нет детей. Я считаю: она задумалась об уходе на заслуженный покой и потомстве, а ты красавчик…

– Ни слова больше! – зашипел Ри. Он не знал, куда спрятать лицо, чтобы этот болтун не заметил его замешательство.

– Давно хотел тут побывать. – Инзи молниеносно сменил тему, как блинчик перевернул.

Послышался плеск воды. Наверное, Лодисс, голая и прекрасная, позволила Бездонному озеру принять себя, объять плотностью мраком.

– Интересное место. Говорят, утопленники обретают здесь вторую жизнь.

– Что это значит? Они оживают?

– Нет-нет. Уже проверяли – не оживают. Возможно, это неточный перевод с языка жующих, раньше озеро называлось “Глубина, дающая вторую жизнь”… Или второй шанс. Кто как говорит. Но все равно: есть в этом месте что-то такое… манящее.

В Атаранги я, кстати, тоже первый раз был. И вообще на краю Старых земель. Банька неплохая. Мне после твоего захода все-таки удалось попариться.

Ри, под видом поиска хвороста, мимолетно зыркнул на озеро и тут же перехватил пристальный взгляд плывущей Лодисс. Парень резко отвернулся. Дыхание сбилось. Инзи заметил волнение, но Ри опередил его  вопросом:

– А что вы делали так далеко от Атаранги? Когда меня нашли.

– Это Ло… – начал Инзи и сам замешкался в сомнениях, –  хм… Странно, конечно… Вот ты спросил, и это стало странным… Мы шли к Атаранги, когда ее скрючило… Никто не ожидал. Только не со стороны границы с Дикими землями. Потом она сказала, что позыв был ложным, и с самого начала не могла определить, от какого карга. Она… выглядела сбитой с толку. Но мы все равно решили проверить. И нашли тебя.

– Я мало что понял, – признался Ри. – Скрючило?..

– Ага. Это…

Раздался громкий всплеск. Выходящая из воды Ло окатила брызгами Коса, сидящего на берегу.

– Отстань, – буркнул тот с обидой.

А Ри оторопел. Инзима что-то объяснял, но голос его ускользнул и стих – не разобрать ни слова. Все естество Ри заняло жадное, и оттого глупое и нелепое, лицезрение тела Ло и изящно вписанных в округлые изгибы линий рисунка. Узор тонкими, четкими штрихами покрывал большую часть живота, груди и ног небогляда спереди. Ло, перешагивая через колючки на кончиках пальцев, прошла к одежде, достала длинный белый шарф и стала осторожно прикладывать его к разным участкам тела, пропитывая влагой. Нанесенные неизвестным для Ри способом рисунки гор, дорог и поселений не смазывались.

Сердце паренька было отравлено гордой и взрослой наготой Ло. Плоды, полноценно созревшие, манящие скрытым в них вкусовым наслаждением. Рисунки тянули, очаровывали: переплетения путей, нитями тянущиеся к самым интимным местам.

Ри слышал о влиянии странствующих судей, способных усыпить бдительность человека силой голоса. Наверное, что-то похожее испытывал и допрашиваемый: плыл, терялся и переставал осознавать течение самого времени.

Когда Ло посмотрела на Ри, у того свело ногу.

– Инзи! – заревел Кос. – Где огонь?

Лодисс поспешно укуталась в покрывало и села на берегу.

Инзима цыкнул на Ри и кинул в него веткой:

– Эй! Где дрова?

Вскоре заполыхал костерок. И стало теплее. Гораздо теплее. С той ночи пожарища в Энфисе, когда Ри, несмотря на духоту, бросало в дрожь, ему впервые стало тепло. И захотелось выпрямиться, расправить плечи.

Несмотря на то, что каждый член отряда занимался чем-то своим, и в предрассветном прозрачном воздухе витала некая напряженность, они воспринимались как единое целое, как семья. Ведь в любой, даже самой дружной семье, бывают размолвки. Это нормально. После побега с Майей, отец пару дней не разговаривал с Ри, и Мельзинга, к которой его отправили в наказание, была единственной собеседницей. Придирки и звонкое хлопанье по неуклюжим рукам – как же давно это было…

Кос прилег у кострища. Из скомканного шерстяного одеяла, под которым, укрывшись с головой, на корточках сидела Ло, торчали протянутые к огню руки. Матаара, после того, как напоил и расчесал илори, принялся перебирать свои топорики. Это были уменьшенные копии колуна дровосека. Инзима же присел поодаль и затачивал длинные, изогнутые кинжалы. Заметив интерес Ри к своему оружию, он гордо представил:

– Кукри. Пустые. Для души. У меня есть такие же гвиртовые. Кос подарил. Их затачивать не надо. А мне нравится. Поэтому оставил себе и пустые. Если заботишься о ножах в Тишину, ножи позаботятся о тебе в Охоту.

Ри присел рядом, любуясь искусной резьбой на белой рукоятке. Убедившись, что их не услышат, он попросил Инзи:

– Расскажи о Лодисс.

– О Ло? Да что я о ней могу рассказать? Начало истории небоглядов одинаковы. Близнецов выкупают. Или крадут. Прямо из дома. Еще в младенчестве. Родить близнецов – накликать беду на свою семью. Иногда родителям удается спрятать детей. Но рано или поздно предназначение находит их.

– Как? – Ри неосознанно вздрогнул всем телом, представив ужас родителей, потерявших крохотных малышей.

– Кто ж знает. Небогляды, как и ныряльщицы, берегут свои тайны. Старательно. Передают от молодых – старым. От опытных – новичкам. Вот как ныряльщицы гоэм так надолго задерживают дыхание? Никто не знает. Как небогляды узнают место падения каргов? Непонятно. Карты помогают. Но как?

– Но кто-то же пытался узнать?

– Зачем? Если ты сам не кузнец – не спрашивай кузнеца о его кузне. Даже у странствующих судей в кодексе прописано: небоглядов и ныряльщиц об их ремесле расспрашивать не моги!

Ри был немного расстроен, что о небогляде, которая уже как минимум дважды решила исход его судьбы, не удалось узнать почти ничего. Инзима, будто почуяв разочарование Ри, добавил:

– А наша Ло – лучшая в Старых землях. Даже не представляю, чего стоило Косу раздобыть ее. Рассказывает он без подробностей. А ведь в подробностях весь смак истории. Даже…

И тут раздался хриплый ор командира:

– Гаси огонь! Живо!

Инзи бросился с бурдюком к воде.

Возле костра корчилась, укутанная в одеяло, небогляд. Ее, лежащую и брыкающуюся, будто ногами избивали  невидимые враги.

Ри растерянно таращился лишь мгновенье, потом ринулся к Ло.

– Не трожь ее! – заорал Кос, и парень шарахнулся назад.

Прибежали Инзима с Матаарой и потушили костер, залив его из кожаных бурдюков.

В звук шипения от углей вплелся скрежет костей и нечеловеческий, приглушенный стон, исходящий от затихшего покрывала. Ри от затылка к макушке погладила заиневшая  рука мертвеца.

Теперь было слышно лишь тяжелое и частое дыхание Ло.

– Мелин, – чуть слышно произнесла она, отдышавшись.

Это слово в сердце каждого охотника усилилось стократно, заставив ожить и трепыхаться уже приготовившийся к покою комок мышц под ребрами.

Кос еле разлепил высохшие губы: