Сергей Петрович Волошин
Певец
– Вы и собака? У вас ведь когда-то была маленькая такая собачка. Смешно. Знаете, какое у вас прозвище в школе было?
– Знаю, Шапокляк. Дети как увидели меня в широкополой шляпе на прогулке с моей Сонькой, размером с крысу, так и прозвали. Ты чай пей, Кать, остывает. Как мы завтра к Шимко выдвинемся?
– Я позвоню вам после обеда, с утра в понедельник, сами понимаете, день тяжёлый.
6
После обеда Катя заглянула к старшей медсестре, отпросилась на пару часов. Позвонила Вере Сергеевне, назначила встречу у входа в здание управления соцзащиты. Располагалось оно в расформированном ещё в девяностые годы детском садике. Почему-то подумалось, что ведь права Вера Сергеевна, когда Григорьева отчитывала. Сколько детских садов было закрыто в городе за последние три десятка лет? Не счесть, проще вспомнить, сколько осталось действующих. Это значит, что детишек в городе становилось всё меньше и меньше, а, следовательно, и будущее его таяло в туманных горизонтах небытия. Что же открыли в пустующих помещениях для воспитания детей? Вот, целое управление соцзащиты, налоговую инспекцию, центр занятости, суд, церковь. Правда, ни защищённость людей, ни бюджет города, ни ликвидация безработицы, ни правосудие, ни духовность от этого никак не изменились в лучшую сторону.
С трудом таща за собой правую ногу, Вера Сергеевна уже издали поприветствовала Катю. Спросила, на месте ли Шимко? Катя ответила, что придётся идти в разведку боем. Седовласый охранник, морща загорелый выпуклый лоб, попросил паспорта.
– Скажите пожалуйста, я человек неосведомлённый, а от кого вы здесь здание охраняете, одни старики и инвалиды приходят же? – вдруг спросила Вера Сергеевна.
Охранник закрыл паспорта, пристальным соколиным взором окинул посетительниц с ног до головы, и ответил:
– Я, между прочим, имею полномочия досмотреть вас. Вдруг вы гранату в сумке принесли.
– Гос-споди, какая граната? Где я её возьму? – испугалась Вера Сергеевна.– Я к тому, что раньше такого никогда не было, все приходили по делам, свободно, спокойно.
– Раньше и войны не было. Идите, кабинет Шимко по коридору и направо, – махнул рукой охранник, слегка побагровев.
Подойдя к дверям с надписью «Шимко Игорь Николаевич», Катя оглянулась и шикнула:
– Ну, вы даёте! Это шутка такая была? Вы что, совсем не понимаете, что попадись какой придурок на месте этого мужика, мог бы вообще нас не пропустить?
– Ой, извини меня, пожалуйста, – запричитала Вера Сергеевна, вскинув руки к груди.– Просто спросила, раньше ведь действительно такого не было.
– Отстали вы от жизни, – Катя поправила платье, отбросила чёлку с глаз, осторожно открывая дверь, заглянула в кабинет. – Нам повезло, он сам, идите, да скорее же, проходите и без лишних там церемоний, сразу о Воскресенском.
Вера Сергеевна, забыв о хромоте, просочилась в узенький кабинет, где за большим, занимавшим почти треть помещения, столом сидел моложавый плотный мужчина в белой рубашке, с наголо выбритыми висками и короткой, слегка поседевшей, чёлкой. Взгляд его был крепко пристёгнут к экрану мобильного телефона.
– Здравствуйте, Игорь Николаевич!– поздоровалась Вера Сергеевна, за ней прошла и Катя, тихонько пристроившись у двери в затемнённом углу кабинета. Шимко, не отрывая глаз от телефона, указал рукой на стул, что означало «присаживайтесь». На лице начальника сияла улыбка, можно было предположить, что у него прекрасное настроение.
– Одну секунду, – сказал он, – тут такое…
Женщины переглянулись, Шимко, стрельнув глазами, увидел это движение. Затем, словно что-то вспоминая, отвёл взгляд в сторону, по-обезьяньи нахмурился, и тут же радостно вскочил со стула и развёл руки в стороны.
– Здравствуйте! – неуверенно сказала ещё раз Вера Сергеевна, поняв, что Шимко узнал её.
– Бог, ты мой! Какие люди! Вера Сергеевна! Тысячу извинений, за мою невнимательность. Тут такое, – Шимко резко махнул украшенной выпуклым бицепсом рукой, поправил аляповатый галстук. – Тут такое! Представляете, начальника моего задержали. Я уж думал, что всё, погорел Пал Иванович, и меня за собой потянет, я ж ему всё, что душе угодно подписывал. А оказалось, что приняли ещё за какие-то прошлые грехи, при Украине что ли проштрафился. Фух, вот это поворот. Пал Иванович же и меня на работу брал, а сегодня предложили повышение – идти на его место. Пал Иванович, оказывается, всё, отработал. Тут такое, не расскажешь, а расскажешь, не поверите! Может, коньячку, Вера Сергеевна? За мою новую должность.
Вера Сергеевна посмотрела на скривившую лицо и выпятившую глаза Катю. Стало ясно, что Катя против предложения.
– Спасибо, Игорь Николаевич, поздравляю, но не нужно коньячку, мы по другому вопросу,– сказала Вера Сергеевна.
– По поводу гуманитарки? Это можно, как раз сейчас есть на складах. А это ваша дочь? Похожа. Лицо знакомое, такое ощущение, что где-то по жизни пересекались, – Шимко оценивающим взглядом с явным интересом и в упор уставился на Катю.
– В школе учились, только я на год младше, – смущённо ответила та. – Мы как раз по этой теме, буквально один вопрос.
– Может, всё-таки по пять капель?– перебил Шимко.
– Не стоит,– отказалась Катя, Вера Сергеевна покорно кивнула. – Так вот, вы ведь в школе учились в одном классе со Стасом Воскресенским, и дружили с ним.
– Да, учились. Дружили. Вы ведь всё знаете. А в чём, собственно, интерес?
– Вы с ним не виделись на днях?
– На днях? Нет. Не виделись. Я вообще последние дни такой замороченный, что даже если бы Славка приехал, вряд ли нашёл время пересечься с ним. А он разве не в Москве? Хотя от кого-то слышал, что он где-то по Европе гастролировал. Пел где-то там. По телеку что ли показывали, но я не видел, врать не буду. Я б и сам где-нибудь в Европке сладенько пристроился, только кому мы там со своим горем нужны? Да и нет нужных связей. То ли дело дома, да?
Шимко, широко улыбаясь, откинулся в кожаном кресле, прогнувшись, хрустнул позвонками, и снова напряжённо уставился в экран телефона. Кто-то часто слал ему сообщения.
– Да, дома лучше, конечно, – поддакнула Вера Сергеевна, но Шимко её не слышал. Он лихорадочно перебирая толстыми пальцами, набирал кому-то ответ.
– А случаем не знаете, с кем Стас ещё дружил, к кому из одноклассников он мог на днях зайти?– отвлекла его Катя.
– Так он здесь всё- таки? Что ж вы сразу не сказали? К кому мог зайти? Сложный вопрос, сразу и не сообразишь. А точно к однокласснику? Может, к однокласснице? Дело-то молодое, – пошутил Шимко.
– Нет, заходил к однокласснику. Он сам об этом сказал, – вставила фразу Вера Сергеевна.
– Кому сказал?
– Мне.
– Так вы виделись что ли? Не пойму я вас.
– Да, так и вышло, Игорь Николаевич, что зашёл на пять секунд, весь какой-то небритый, неопрятный, а мне некогда было его принять. Двумя фразами обменялись, и Слава ушёл. А я теперь, вот, ищу его, – занервничала Вера Сергеевна. – Ну, мало ли что человеку нужно было. Может, помощь нужна какая. Мы с Катей решили, что он или к Володе Григорьеву заходил или к вам.
– Не-е-ет, – протянул Шимко, – к Григорьеву вряд ли. Они после школы по-разному на жизнь смотреть стали. Это мне сам Славка и говорил, жаловался на Вовку. А ко мне, конечно, мог. Почему не зашёл? Странно. Друзья всё-таки. Выпили бы, как раз у меня коньячок хороший есть, крымский…
– Так вы никого вспомнить не можете, с кем он ещё дружил? – спросила Катя, замечая, что Шимко явно теряет интерес к разговору.
– Катя, да? Катя, а давайте с вами встретимся вечерком, поговорим, может, что и вспомню. Не против?– заискивающе проговорил Шимко.
– Занята, в больнице работаю. Если что – обращайтесь. Не дай, Бог, конечно, – выстрелила Катя.
– Ну, и на том спасибочки. Что-то ещё Вера Сергеевна? – Шимко повернулся к учительнице.
– Ой, нет, больше ничего. Спасибо вам, Игорь Николаевич, что приняли. Было приятно пообщаться. А мы с Катей пошли, всего вам доброго, – Вера Сергеевна, суетясь, поднялась со стула, взяла костыль, и направилась к двери. Катя за ней. Шимко снова откинулся в кресле, вдруг спросив:
– А сын ваш как? Где он сейчас?
Вера Сергеевна вздрогнула. Многие люди ей задавали этот вопрос, честного и внятного ответа на который не было уже давно. Что сказать Игорю Николаевичу? А ничего, просто нужно сделать вид, что не расслышала из-за старости и раскатистого шума в коридоре – дёрнула скрипучую дверь и, не оглядываясь, перешагнула через порог.
7
– Вот такие пироги, милая моя Вера Сергеевна, что ж не везёт-то так в жизни? – грустно стонала за вечерним чаем на кухне Веры Сергеевны уставшая после рабочей смены Катя Брехунова, в девичестве Прошина.
– Да чего ж не везёт? Никто не умер, никто не заболел. Да, хотелось бы разыскать Славика, но не судьба, наверное, – успокаивала её Вера Сергеевна.– А что ты так расстроилась, а? Что-то ты, соседка, мне явно не договариваешь. Смотрю, ты этого Славика больше меня хочешь разыскать.
– Хочу. И разыщу. А договаривать тут нечего, жизнь, может, хочу по-новому начать. Я ведь почему-то уверена, что он не столько к вам приходил, сколько ко мне. Несите фотографии, будем думать, – выпалила Катя.
– Вот так поворот! Хорошо, если так.
На кухонном столе под железным советским абажуром снова положили фотографию выпуска 1994 года. Несколько минут Катя молча сканировала её глазами, концентрируя взор на каждом мальчишеском снимке. «Нет, этот вряд ли», «и этот тоже», «этот может», – шептали её губы.
– Смотрите, Вера Сергеевна, что я думаю, – подняв глаза и выпрямив спину, сказала Катя. – У них в классе училось тринадцать пацанов. Двоих отбрасываем, осталось одиннадцать. Шесть человек в городе нет, я это точно знаю, они как поступили в институты, так и не возвращались. Посмотрите, вот: Акименко, Валиев, Залевский, Кузнецов, Легур и вот ещё Скорин. Правильно? – Вера Сергеевна задумчиво кивнула. – Осталось пять одноклассников: Борисов, Брежнев, Рогов, Шипилин и Шевченко. Борисов работает врачом в ветеринарной больнице, и живёт где-то на выселках. Вряд ли к нему Славик ездил. Брежнев где-то здесь, вечно пьяный ошивается. Ну, тоже такой вариант, ранее судимый. Рогов, Шипилин и Шевченко не знаю где. Не видела их сто лет. Может, вы в курсе, посмотрите внимательно.
Вера Сергеевна надела очки и принялась скрупулёзно рассматривать фотографии названных парней.
– Так, подожди, – вдруг что-то вспомнила она. – Ты говоришь, Брежнев вечно пьяный… Он же у меня месяц назад кран чинил в ванной комнате. Юра Брежнев, всё правильно, сантехник наш, муж на час, как его называют, мне и телефон его давали, где-то записан, поискать надо.
– Ну, вот, давайте с него и начнём. А вдруг?! Ищите телефон.
– Он ещё что-то мне рассказывал, что в институт не поступил, в футбол за завод играл, ездил куда-то на заработки, пытался дело организовать, прогорел, посадили его. А как вышел, так и живёт с шабашек – кто сколько даст. Он с меня ни копейки не взял, поллитру попросил, как при Союзе в ЖЭКе, представляешь, – Вера Сергеевна принесла на кухню фарфоровую вазу в виде синей рыбы с широко открытым ртом и вытряхнула её содержимое на стол. Это были многочисленные рецепты, визитки, квитанции и прочие бумажки. Среди них нашлась и та самая, с телефоном Юрия Брежнева. – Сейчас позвоню, меня, правда, предупреждали, что не всегда берёт, напивается.
Звонок Брежнев принял, причём с первого гудка, правда, Вера Сергеевна неожиданно растерялась, позабыв, что у него нужно спросить. С минуту она бессвязно бормотала какую-то околесицу по поводу хорошего ремонта крана в ванной комнате и о том, что она отлично помнит замечательного парня Юру Брежнева – гордость класса, капитана сборной команды школы по футболу. Катя не выдержала и аккуратно вытянула старый кнопочный телефон из рук учительницы.
– Юра, привет, это Катя Прошина, если помнишь. Впрочем, это не важно. Скажи, к тебе Слава Воскресенский на днях не заходил? Заходил? Правда? Слушай, а где ты сейчас? Переговорить нужно. Очень нужно. Срочно. Мы здесь, в квартире у Веры Сергеевны. Хоть сейчас заходи, если ты недалеко. Отлично, ждём, – лицо Кати засияло, словно июльское солнце в зените. – Представляете, я угадала, Воскресенский был у Брежнева. Ой, как я вас люблю, Вера Сергеевна! Так вы говорите, что он был капитаном по футболу? Вот всё и срослось – Славик тоже играл в футбол, против него даже мой боксёр-Брехунов боялся выходить на поле, как вихрь, как ураган, говорит, был, не обвести, не остановить.
– Да, как мало мы знаем о тех детях, которых учим в школе,– задумалась Вера Сергеевна.
Ждали долго, томительно прошло около часа, выглядывали в окно, приоткрыли дверь. Но Брежнев упорно не шёл. Катя вышла во двор, прогулялась по меркнущей в вечерних сумерках пустынной улице. Либо что-то случилось, либо Юра забыл об обещании и снова принял лишнего. И спросить не у кого, где он живёт. Катя примерно помнила, ходила в детстве по его улице, состоящей из рассыпанных домино шахтёрских бараков на несколько семей. Но кто сейчас в такую пору, когда уже брызнула светом молочная Луна, откроет калитку? Вечерами весь город запирал засовы, пережидал комендантский час, и оживал лишь ранним утром.
– Нет его нигде, – вернувшись в квартиру, разочарованно сообщила Катя.
– Утро вечера мудреней. Завтра поищем, спросим адрес у людей, – сонно отозвалась из кухни Вера Сергеевна.– Я уже в горизонтальное положение хочу, Катенька, устала очень, спина ломит невмоготу.
– Вы ложитесь, Вера Сергеевна, а я ещё покараулю.
Попрощавшись до утра, Катя вернулась во двор и присела на покосившуюся деревянную скамейку. Перед её глазами всплывали картинки безоблачной юности, осыпавшей жизнь светлыми надеждами и яркими мечтами. О чём они были, эти мечты, уже и не вспомнить в подробностях, только застывшие кадры, словно вырезанные квадратики из старинной киноплёнки. Во дворе уже много-много лет горела тусклая лампа, запитанная от подъездной электропроводки. Все прошлые годы вокруг этой лампы всегда роем кружили комары и мошкара, разбрасывая по двору – по стенам сараев и на асфальтовом тротуаре – большие движущиеся тени. В детстве друзья пугали Катю этими тенями, говорили, что это духи умерших людей. А сейчас она разучилась бояться, война, боль, кровь, смерти сделали своё дело – зашлифовали выступы души и отполировали до глади телесные тревоги. Вот и сейчас к Кате сзади подкатила крупная тень, а у неё внутри ничего и не содрогнулось.
– Паро…пардон, – послышался хриплый голос из-за спины, – вы не меня ждёте?
Катя оглянулась и по сутулому силуэту с растрёпанными волосами узнала известного в районе выпивоху и шабашника-сантехника Юрия Брежнева.
– Ну, и где тебя носит, Юра, пунктуальный ты наш? Вера Сергеевна уже спит, ждали тебя весь вечер, ты же обещал…
– Мы уже на ты? Отлично! – Брежнев был прилично выпившим, пошатывался, но на ногах стоял крепко. – Я же сказал «пардон». Я много кого, чему, когда, везде и вообще обещаю, но я всегда, повторяю, всегда выполняю обещания. Но не всегда получается. Уж как-то так, если чего. У тебя выпить есть?
– Юра, ну, какой выпить? Времени сколько? – возмутилась Катя.
– Время? А что время? Теперь я весь твой, без остатка, до последней минуты. Минуты дня. Секунды ночи.
– Фу ты, ну, как мне с тобой разговаривать? Ты же лыком не вяжешь?
– Я-а-а? Пф, да я как огурец, ты меня просто никогда по-настоящему пьяным не видела. А ты на меня никогда и не смотрела. Ты вообще никогда ни на кого не смотрела, кроме своего Брехунова. Ой… Даже Славку не замечала. А он так тебя любил, ой, как он тебя любил, бо-жеч-ки-и. Так выпить есть? А то перестану разговаривать, а есть о чём, между прочим.
Катя поняла, что никаких иных вариантов, кроме как пригласить пьяного Брежнева в свою квартиру и скормить ему припрятанные остатки водки для растирки, у неё не осталось.
– Идём, налью, – Катя встала и зашагала по направлению к подъезду, Брежнев послушно, громко спотыкаясь и чертыхаясь на ступенях, потопал за ней.
– А где Брехунов? – подозрительно спросил Юра, ёрзая на кухонной табуретке, перед ним на столе – полная водки стограммовая рюмка, консервированная сельдь в жестяной банке, порезанные остатки варёной колбасы и хлеб дольками.
– Да какая тебе разница, где он. Пей, закусывай и рассказывай. Ты извини, что ничего другого предложить не могу, зашилась на работе и с Верой Сергеевной, лечу её понемногу, – оправдываясь, сказала Катя. – Ты давай-давай, пей и рассказывай.
– Не вопрос, за здравие Веры Сергеевны! – Брежнев одним глотком опрокинул в себя водку, понюхал хлеб, наколол на вилку кусок сельди.– А ты будешь?
– Нет, я давно бросила, ещё в школе, – отшутилась Катя.
– О, как!? Так ты алкоголик со стажем? А я-то думал, что в нашей школе учились только прынцессы и графины, эти графини, о!.
– Ты говорить по делу будешь? Про приезд Воскресенского. Где он, что с ним, как он?
– Конечно, щас ещё выпью и начну.
Вторая стопка у Брежнева зашла хуже, прослезился, громко и раскатисто заскашлялся, поэтому ни он, ни Катя не услышали, как в квартиру тихо вошёл Виктор Брехунов…
