Сергей Николаевич Прокопьев
Сага о таксисте
Лысая гора на Ключевой
Первое время в такси кололо, если клиент выражал неудовлетворение моей музыкой. Потом понял: есть масса людей, которые ничего не слушают. Одну «Европу плюс». Или что там плюхает по радио. Всё. Как-то с пацанкой зашёл разговор про музыку, она пальцы гнёт:
– Да вы такую хрень слушаете! Да мы такой отстой не слушаем!
И вся она продвинутая, а я тёмный, я на десять рядов отсталый. Живу в лесу, молюсь на колбасу. Пацанка, вчера как с горшка, ростом два вершка, но гонору. Спрашиваю:
– Ладно, у меня мохом поросший отстой! А чё вы-то слушаете?
В ответ тык-мык. Но меня уже завело.
– Ну, ты можешь сказать в конце-концов: чё вы слушаете?
Она как пионер на сборе: «102 и 5FM».
– Девочка, – говорю, – это не композитор! Это радиостанция!
Она что-то побухтела, но больше не заводила бубнёшь про отстой.
Такого же поля ягодку однажды с колеса взял, у меня стояла Патрисия Каас. Отъехали метров сто, она на истерике:
– Выключите эту тягомотину!
Вроде не пьяная, не обколотая. В другой раз везу молодую бабёнку. Не запало, какая из себя. Стояли Никитины. Есть у них милый диск, все песни вокруг зимы, на стихи Пастернака, Самойлова, Шекспира… И как раз звучало:
– Что происходит на свете? – А просто зима.
– Просто зима, полагаете вы? – Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.
Нежная, человечная песня. И погода под стать, декабрь, снег накануне выпал, бело в городе, светло…
Эта особа сзади сидела, минуты полторы прошло, она на срыве:
– Ну, так нельзя издеваться! Ну, это невозможно! Выключите!
Не стал уточнять её музыкальные пристрастия, искать музыку на её вкус…
Вообще-то подстраиваюсь под клиентов, блатнячок не завёл, а вот рэп, к которому был всегда холоден, имеется. Как-то идёт вызов на Набережную. Выходят две девицы, лет по двадцать, разукрашенные, как бойцовские петухи. Садятся в машину, Ключевая, 37. Хитрый адрес. Там спорткомплекс, административное здание и «Тойота-центр», так называемая «Планета 357». Я-то думал, учредитель фирмы, несмотря на бизнес, любитель астрономии, ему чем-то дорога малая планета под номером 357. В честь её дал имя своей фирме. Ни фига подобного. Никакой лирики и романтики. Прямолинейная фантазия – у них телефон заканчивается на 357. И там кабак, бар. Одно время регулярно возил туда официантку и бармена. Садятся на Набережной девчонки. Хорошо одетые, продвинутые. Но макияж несколько не тот. Дай-ка, думаю, рэп поставлю. Ух, попал в точку. Всю дорогу орали, пританцовывая. Которая рядом со мной сидела, какую-то кожаную шапку надела и орёт. У меня мысль проскочила: раз они с деньгами, зачем в богадельню на край света, в Кировск, в эту Тмутаракань заштатную ехать в субботу вечером, в центре сколько душа с желудком и ногами желает злачного? Привёз, а там пустота, ни одной машины… Странные, думаю, девочки…
После них ещё какой-то заказ, наконец, возвращаюсь домой. Уже в двенадцатом часу и вдруг хоп – вызов: Маяковского, 48. Как отказаться, мимо еду, а у диспетчера машин нет. Беру заказ, подъезжаю к дому, выходит пацан лет двадцати. Мефистофель. На шее татуировка, мощная, понятно, что смываемая. Лицо в гриме «а-ля Отелло». Кофе с молоком. Мавр. Одет в трико. Как кипарис стройный. Без плаща. Говорит:
– Подождите шесть секунд. И тон такой, если бы не с девушкой, я бы подумал – гомик. Девица вышла в нормальном пальто. Называют:
– Ключевая, 37.
Я не выдержал:
– У вас гнездо там?
Парень:
– А что?
– Да вожу целый вечер на Ключевую клиентов.
– А как они были одеты?
– Под ваш маскарад, – говорю, – вполне.
Парень пояснил, что хеллоуин все празднуют.
Вот, оказывается, где объяснение зарыто странному макияжу первых девиц. Когда в двенадцать часов приехали в «Планету 357», площадка была забита кучей машин. Народное гулянье. Русский люд широко справляет праздник хеллоуин. Жеманный парень с девушкой тоже по дороге под рэп на заднем сиденье балдели. Я на развороте что-то ловлю дном. Удар. Музыку вырубаю. Парень:
– А что, праздник кончился?
И опять жеманный тон голубого.
– Да нет, – говорю, – сейчас послушаю машину. Если всё путём – праздник продолжим…
На Ключевой, 37 Лысая гора в тот хеллоуин была, ведьмы и другая нечисть слетались на тусню…
Само собой, что-то знать в музыке, воспринимать её надо, имея время, воспитание какое-то, иначе получается композитор «102 и 5 FM». Со знатоками редко сталкивался. Не забуду гегемона, что хором с Фрэнком Синатрой пел. После этого всего один раз подобное имело место. Вёз зам. начальника колонии. Подполковник. Стоял сборник звёзд рока. Кстати, с умом подобран. Дивидишный диск, устанешь слушать – сколько композиций, но набрано не по принципу: кидай до горы, скушают лохи. Специалист составлял. Клиент, садясь в машину, отреагировал комплиментарно:
– Ну, шеф, у тебя музыка! Класс!
Ничего себе, думаю, вояка. Он как посыпал именами рокеров, названиями ансамблей. Живо с ним беседуем. Зацепились мы за «Deep Purple», обсуждаем Ричи Блэкмора, его уход в фольклор… Тут зазвучал «Soldier Of Fortune». Полковник вскинулся:
– Сделай погромче.
И начал петь балладу вместе с «Deep Purple»… Потом с «Eagles» пел «Hotel California»… Не знаю, заливал или правда, специально летал в Москву, на концерт «Eagles» в «Олимпийском». Лучшего, говорит, в жизни ничего не слушал… Рассчитался строго по счётчику…
Была постоянная клиентка – Рая, любила певцов французов, итальянцев: Шарля Азнавура, Андреано Челентано… Лет сорок. Ухоженная женщина. Парикмахер у неё на Степной, массажистка на Лермонтова, корректирующее лечение тренажёрами на Космическом. Каждую неделю бассейн с сауной. «Вода для меня лучший фитнесс». Торговала шмотками. Один бутик в бывшем центральном универмаге, второй в «Каскаде». Как-то села, зная её пристрастия, поставил Бочелли – сам недавно его открыл. Она запала:
– Что это?
– Из Москвы, – говорю, – с Горбушки друг привёз, в Омске пока редкость.
Она:
– Завтра лечу в Италию, куплю обязательно.
– Там дорого, – говорю, – здесь можно поискать. А хотите – перекатаю в подарок?
– Зачем, куплю.
Первого января выхожу на работу. Чем, думаю, без дела дома от бутылке к бутылке слоняться, лучше, пока пацаны отходят от новогодней ночи, потаксовать. Только успел диспетчера поставить в известность о трудовом энтузиазме, летит заказ в Красноярку. Хватаю, как с голодухи, пру и начинаю по дороге соображать: вот дурилка в голове опилки, зачем еду. Сорок километров отмотаю, а ведь может выйти пьяный мужик, сказать: пошёл вон, мы не догуляли. Не впервой такое. И ничего не сделаешь, утрёшься и назад попрёшься. Полтора часа плюс бензин вычитай из актива дня. Без особого настроения подъезжаю к «Коммунальнику», и вот те раз – выходит Рая. В шикарной шубе до пят, с собачкой. Дама с собачкой, но не в Крыму, а в Красноярке, и не в бархатный сезон, а в Новый год. Рая в потрёпанных чувствах. Сзади садится и рыдает. Не в кайф прошла новогодняя ночь. Я Раин любимый музон подогнал. Она всхлипывает и благодарит, всхлипывает и благодарит:
– Какой вы хороший! Какой понимающий! Боже, как я устала от этого всего…
Обычно мы с ней активно общались, на этот раз, чувствую, не до меня… Не лезу с разговорами…
Доставил к дому, она рассчиталась, ушла, я решил прибраться в салоне. Думаю, собачка, то да сё… Сунулся на заднее сиденье, а там навороченный сотовый телефон валяется. Тысяч восемнадцать тире двадцать стоит. Повезло, затеял уборку. Посадил бы клиентов – телефон мог уйти и доказывай, что в глаза не видел. Звоню диспетчеру. Объясняю, кого вёз, забыла крутой телефон. Диспетчер созвонилась с ней… Потом по связи мне: квартира такая-то, набери по домофону…
Поднимаюсь к Рае. Она телефон взяла:
– Спасибо, спасибо.
Настроение у неё в корне поменялось. Родные стены вернули уверенность. Что было, то было, забыть и растереть неудавшийся праздник. Рая вся прежняя, энергичная, громкая… Не зафиксированные бюстгальтером маленькие груди на каждое движение рук задорно прыгают под тканью оранжевой футболки. Сиреневые брючки-бриджики, как и положено, чуть ниже колен. Тренажёрами и массажом тонизируемые икры пикантно загорелые, следит за этим хозяйка и в зимний период. И на руках ровный загар. Значит, и на остальной площади лёгкая шоколадность…
Квартира в старом доме, отделана на каждом миллиметре… Большая арка из коридора в зал. На окне водопад штор – небесно-голубое с золотом – от пола до потолка и от стены до стены. Диван с массой подушечек – что-то массивное и чуть кондитерское: зеркальность металла изогнутых ножек, кремовый крупный вельвет обивки… Картины на стенах… Комната не без акцентика: вот как у нас…
Рая взяла у меня сотовый и… кроме «спасибо» начала приглашать:
– Останьтесь.
Не из вежливости, активно:
– Вы просто обязательно должны пройти…
Нахваливает коллекцию дисков:
– Послушаем, к Новому году сделала себе подарок – купила хороший проигрыватель. Давно мечтала. Вы меня в машине музыкой угощали, теперь моя очередь. Кое-что по вашей наводке брала…
Достаёт диск Бочелли, мне даёт коробку – посмотреть, а сама по-девичьи порывисто крутнулась к дивидишнику, поставила диск… Бочелли цунами из высоких, круглых, будто огромные початки кукурузы, колонок ворвался в комнату. Звук сочный, омывающий…
Я стою в растерянности. Машину приткнул посреди дороги, рассчитывал на пару минут. В голове этот гвоздь ворочается… Рая вплотную подошла:
– Столько раз была гостьей в вашей машине, побудьте хотя бы полчасика моим гостем.
У меня с языка срывается:
– Заказ уже взял, ехать надо, чтобы успеть.
Не будешь про машину, дурацки поставленную, говорить женщине. И туда-сюда бегать.
– Откажитесь! Кофе попьём. Из Италии удивительного вкуса привезла, знакомая насоветовала, слегка зёрна поджарить…
И вся Рая обещающая, и вся надеющаяся…
Долго потом в голове сидело неудавшееся свидание…
Больше с Раей не сталкивались, наверное, поменяла таксофирму…
А мысль о том её приглашении греет по сей день… Может, когда и столкнёмся… Для неё ещё одного итальянца приготовил…
Проститутка для Димона
Июнь, вызов на Кордный. Садятся трое парней, лет по двадцать. Впоследствии двоих несколько раз возил. Женатики. У одного ребёнок. Третьего они звали Димоном. Все трое крепкие в плечах и кулаках. Димон, как выясняется по дороге, регулярный качок. Но не спортивные достижения в тот вечер стояли во главе программы развлечений троицы. Первостепенная тема того вечера была связана с невинностью Димона. Он был девственником. Что и почему, может, в связи со спортивными увлечениями не до девушек было хлопцу, столь долгое время наивным оставался в постельном познании противоположного пола. Друзья с каких-то щей постановили покончить с физиологическим несовершенством Димона. Напились и везут лишать девственности. Сидели за столом мальчишником, вдруг ударило в голову: погнали… Возбуждённые:
– Димон, главное не тушуйся, вперёд и в бой!
Димон и не думает нервничать:
– А чё мне бояться! Раз-раз и жопой на матрас!
Почти по Чехову, у Антона Павловича в «Припадке» друзья решают устроить праздник тела отставшему от сладостей жизни товарищу…
Подъезжаем к банкомату, Димон снимает деньги, и едем в «Полонез». В известно бордельное место. В советские времена – знатоки пикантной истории города рассказывают – на стрелке Омки и Иртыша в сквере можно было легко девушку непритязательного поведения найти, сейчас через Омку от того сквера на широкую ногу поставлен половой бизнес. Подъезжаем туда, парни сговариваются с мамкой, заказывают троих проституток.
Первая половина программы выполнена, теперь «вперёд и в бой» вместе с Димоном. Проститутки садятся в «Тойоту», у них свой транспорт, и мы двумя машинами едем в баню. По дороге мои затейники начинают анализировать свою финансовую состоятельность. Цена проститутки пятьсот рублей в час, но меньше двух часов заказы не принимаются. Только на закрытие главной статьи вечера выложи три тысячи рублей. Плюс баня, плюс водки с собой взять, плюс, что немаловажно для меня – рассчитаться с таксистом… У ребят на круг всего три тысячи рублей с копейками… Не вписываются в ценник половых развлечений… Неувязочка не останавливает порыв. Командуют: шеф, снимаем ещё денег… Звонят в транспорт с проститутками, сообщают об изменениях в маршруте, и мы хором двумя машинами лихо подкатываем к банкомату… А вечер-то непростой – День конституции. И перед этим два выходных отгулял народ. В банкомате шаром покати. Ко второму едем. Там тоже результат не для бани с девушками – до нас выгребли из закромов до рубля последнего. По выходным не заряжают банкоматы. Едем дальше. И в третьем нулевая картина – не выдаёт аппарат Димону денег на переход в мужское качество… Водила «Тойоты» звонит: «Вы мне надоели, мы в баню, найдёте денег – приезжайте». Устал от финансовых зигзагов по городу.
Парни упёртые, раззадорились – танком не остановить. Готовы весь Омск объехать, а выполнить намеченное. Я не выдерживаю:
– Пацаны, – говорю, – чтоб не смыкать по городу, едем, где сразу снимали – на Кордный. Там деньги наверняка есть.
Баня, куда отправилась «Тойота», на 5-й Линии, в «Китайской стене», недалеко от Кордного.
Парни соглашаются с моей логикой. Мчим на Кордный и проверяем попутные банкоматы. На проходной завода имени Баранова – пусто, на проходной «Полета» – пусто. Доезжаем до центральных проходных шинного завода. Димон-девственник побежал проверять. Друзья в нетерпении до половых утех кричат в спину:
– Если бабки есть, махни рукой, мы в баню позвоним.
Детектив да и только. Димон забегает и счастливый машет: есть! Друзья хором: «Yes!» Победа! Звонят в баню, и полный облом – девок уже продали. Не стали ждать результатов метаний клиентов от банкомата к банкомату.
Мы разворачиваемся и по новой в «Полонез». Выходит мамка – когда не везёт, так во всём непруха – выясняется, что всех проституток разобрали, осталось всего две. Мои клиенты скисли, мамка предлагает:
– Ребята, возьмите двух на троих, третью подгоню через час-другой.
Чё смеяться – «подгоню через час-другой» – когда всего на два часа заказ.
Парни соглашаются, берут, что осталось. К бане подъехали, я не выдержал:
– Дети, говорю, вы дети. Даже проституток снять не можете. Спросили бы, я сразу сказал, сколько денег надо. Не колесили зазря по банкоматам.
Смех. Но хихикал, честно говоря, потом. Не до веселухи, когда метались по городу. Хоть и лето на дворе, но в половине двенадцатого уже не светло. Парни подпитые, шутят плоско, на уровне ниже пояса, с деньгами напряг, вдруг скажут:
– Отец, у нас на проституток не хватает, извини, в другой раз рассчитаемся.
И ничего не сделаешь.
Но зря напрягался, даже тридцатку сверху дали. И пошли втроём с двумя девицами в баню лишать друга невинности.
Проститутки статья особая. Одну девочку возил, в соседнем от нас квадрате жила. Коль рядом, часто её заказ хватал. Чёрненькая, субтильная, Ритой звали. Один глаз косой конкретно. Это не милое косоглазие на уровне лёгкого шарма, пикантной индивидуальности, с Ритой не сразу поймёшь: то ли в упор тебя разглядывает, то ли в упор не замечает. В первый раз её везу. Для поддержания разговора обронил:
– В следующие выходные День города, у нас, таксистов, работы немерено будет. Салют, гулянье…
Она:
– У нас тоже работы навалом ожидается.
Я – дурак старый, наивняк полный – не въехал с пол-оборота в тему:
– Кем вы работаете?
Она уклончиво:
– Вообще мне моя работа не нравится.
Хотя не спрашивал о симпатиях и антипатиях. И мог бы уже догадаться. Нет, затупил – самому противно, в одну точку твержу:
– Да кем вы работаете?
– Ну, как вам сказать, ну, обслуживаем людей.
Только тогда понял. Отчасти, конечно, косоглазие сбило. Не думал, что с таким дефектом в проститутки берут. Не в глазах, получается, дело. Но сразу доложила: «Мне моя работа не нравится». У неё подруги на Рабочих жили, туда часто возил…
Историю Риты не знаю. Хотя про работу сразу сказала, о себе не откровенничала ни разу: кто и откуда. С другими приходилось сталкиваться, когда приезжает девчонка из спивающейся деревни, мать и отец алкаши. Убежала из этого болота, заявилась в Омск, ни образования, ни денег. Раньше сколько таких девчонок шло на заводы в вохрушки – ВОХР-бойцами. Устраивались, получали общагу, кто-то учился на вечернем отделении техникума или института при заводе. Сейчас с работой напряг. Глядишь, и попадёт такая к мамкам и сутенёрам. Но кому-то нравится… Читал, что среди них процент немалый тех, кого привлекает калейдоскопический образ жизни: постоянная тусовка, приключения, новые люди… Есть издержки, но тем не менее…
Среди таксистов тоже немало таких, кому по нраву сам образ жизни. Смена декораций, возможность общения с разными людьми. Узнаёшь что-то интересное. Однажды возил мужика, таксист в прошлом, ещё при социализме работал. Глаза горят, когда начинает рассказывать. И всё-то ему любопытно, как и что сейчас…
Вот и проститутки есть с интересом к своему делу… Не все как Рита: «Мне моя работа не нравится»…
Возил сутенёра с беременной проституткой. Просит:
– Вася купи мне сок.
Вася отмахивается, не при деньгах.
– Десять рублей, – говорит, – в кармане, только на маршрутку от тебя уехать.
Я не выдержал:
– Можно куплю вашей даме сок.
Вася хмыкнул:
– Да-да она дама, но не бесплатно, ещё и беременная.
Всю дорогу жаловалась сутенёру на товарок. Живёт в общаге с такими же проститутками. Забеременела, началась бешеная интоксикация. Не до работы, когда тебя выворачивает. Начались простои и пропуски выходов на панель. Товарки – дружба дружбой, а табачок врозь – перестали давать сигареты, еду. Гонят на аборт, на работу…
Живут на Рабочих, знаю эту общагу, не один раз возил туда и оттуда проституток. Однажды вызов по этому адресу, подъезжаю, ба – мой давнишний клиент выходит. И понятно, откуда. Подмигнул:
– Малехо проветрился!
– Толя, – говорю, – меня пора убивать.
Я знаю его детей от первого брака, от второго, тёщу от второго, любовницу, недавно познакомился с подругой любовницы. Вся жизнь как на ладони. Был момент, Толя терзался: молодая жена (лет на пятнадцать его моложе), а он завёл любовницу (любовница на восемнадцать лет моложе). Любовница – недалёкая, самоуверенная баба. Мучился:
– Вот жена, а я эту полюбил. Тянет к ней, как зека на волю.
В первый раз, когда вёз к жене от любовницы, был как нашкодивший школьник. Неудобно передо мной, ведь не раз восхищался женой, какая она замечательная. Цветы ей, конфеты, вино. По мобильнику рассыпался в комплиментах… Там и «солнышко», и «мышонок», и «козочка»… И вдруг любовница… По жизни грешен на десять рядов, а комплексовал, искренне мучился, что обманывает жену. Но стоило набраться храбрости и признаться жене в наличии левого увлечения – всё стало на свои места. Приобрёл почву под ногами. Даже гордился: вот я какой, жену не бросил. Когда датый, всегда откровенничал… Какое-то время я не попадал на него. А потом узнал: весьма активно живёт с двумя бабами. Бывает, к жене в пятницу вечером везу, та их совместную дочь воспитывает, а утром в субботу – к любовнице. Чаще живёт у любовницы. А гуляет с женой. Со второй, к первой не ездит. Купил квартиру, туда переселил любовницу и поселился сам. Как-то от любовницы везу. Он жене позвонил, поговорили. Вдруг резко принимает решение:
– Всё, сначала едем за цветами, шампанским, устроим мамке праздник!
Между первой и второй женой сильно ударял по проституткам.
– Мамки-сутенёрши, – рассказывал, – специально держали для меня вновь прибывших…Такой уговор был…
Отрывался по полной… Ему чуть больше сорока, магазин в Сургуте. Два КамАЗа, гоняет из Омска с товаром в свои магазины. Деньги умеет делать, но в жизни понакручено…
И вот, оказывается, несмотря на жену и любовницу «проветривается» время от времени…
Приходите всей гурьбой
В первые дни, как таксовать начал, мужчина с женщиной останавливают у Детского мира. По возрасту нашего призыва. У него интеллигентная бородка. Оба в очках. Поддатенькие слегка.
– До кинотеатра Маяковского, – спрашивают, – за тридцать рублей отвезёте?
Минималка сорок рублей была.
– Садитесь, – говорю.
У меня стоял Вертинский. Она узнала. Растаяла. В то время записи Вертинского большой редкостью были. Это сейчас наштамповали дисков. Тогда кассеты…
– Ах, Вертинский! Ах, Вертинский! – завосклицала. – Китайчонок Ли…
Доехали, там ехать-то – разогнаться и остановиться, она спрашивает:
– А вы кто?
– Таксист.
– Нет, кем вы были раньше?
Чуть обниматься не стали, когда узнали, что мы земляки по Казани. Они Казанский химико-технологический институт окончили, в Омск в семьдесят восьмом приехали.
Тоже, похоже, звёзд с неба не хватают ребята – «за тридцать до Маяковского»…
Я за год до инфаркта съездил в Казань на встречу выпускников.
С самых первых минут на вокзале, когда встретили друзья Юра Сорокин, Юля Аксёнова, Таня Гаврилова, подняло в солнечный простор и понесло… В сердце поселилась радостная взвинченность, даже лихорадочность: вперёд-вперёд… Будто там что-то должно произойти. Этот накал, наэлектризованность оставались все три казанских дня… С вокзала заехали к родителям Юры в Борисково, на Полонную, 8. Не надеялся увидеть этот дом, Юра как-то писал, что собираются продавать…. Постарели Юрины родители, постарел дом. Но те же родные и неповторимые запахи, стоит лишь переступить порог, те же голоса, та же душевность… В студенчестве нет-нет да заезжал к Юре с ночевой. Всегда сердечно относились ко мне его родители. Никогда не забуду, утром проснулся, пошёл в «домик на одно место» во дворе. Утро солнечное, весна, апрель. Вечером, ночью лил дождь. К утру ветер разогнал тучи. Небо промытое, синее. На крыльцо выхожу, Юрина мама, Валентина Алексеевна, тётя Валя, моет мои туфли. Мы пришли вечером, на улице грязно, она туфли сына моет и мои. Как это тронуло. Совершенно чужой человек заботится о тебе. Казалось бы – мелочь. И на всю жизнь запало в сердце. Почему-то самым удивительным оказалось не то, что всегда, как родного, дядя Коля, тётя Валя сажали за стол, а вот эти туфли… Как последний довод материнской любви…
Вечером вчетвером – Юра, Юля, Люба Шило и я – решили где-нибудь посидеть. Направились наобум, что попадётся и ляжет на душу, там и остановимся. Поселили Любу в гостиницу недалеко от Дома актёра и пошли. Миновали Дом актёра, пересекли садик Горького с его высокими, стройными (стволы голые чуть не до верхушек) соснами… Дождик чуть взбрызнул Казань, мокрый асфальт отражал фонари на улице Горького. Всё вокруг до сердечной боли знакомо, к счастью, этот угол Казани почти не тронут новостройками. На улице Гоголя вывеска «Трактир на Гоголя». Зашли. Спокойно, уютно… Сели за столик у окна… Заказали бутылочку вина… И потекла беседа… Столько лет не виделись… Я слушал (всё слышал, всё запомнил) и не слушал… Душа купалась в неправдоподобной близости бесконечно дорогих и бесконечно далёких людей. Напитывалась музыкой родных голосов… Верилось и не верилось в происходящее…
Город, нарядный и праздничный, твой и не твой. И этот сказочный вечер твой и не твой. И эта ранняя казанская темнота, плотная и влажная… Изменившаяся Казань… Память хранит свой рисунок площади Куйбышева. Тот, что ассоциативно всплывает, стоит лишь обратиться памятью к центру города. Но уже по-хозяйски высится поблизости что-то новое, а чего-то – к примеру, кинотеатра «Вузовец», с его дурацкими, неудобными, жёсткими сиденьями – нет в помине. И всё равно прежний дух города (он давным-давно стёр тебя из своей памяти, как изменившего ему) остался. Чувствуешь его объём, его разноуровневость (подъёмы и спуски), смешение архитектурных стилей… Город сходится к тебе, в тебя – от Волги, Борисково, Соцгорода, Дербышек… Об этом не думаешь, это на уровне ощущений… Это захватывает тебя, создаёт настроение… А рядом друзья, с которыми судьба свела на прекрасные пять с половиной лет, затем развела навсегда… И хочется выговориться, и хочется наслушаться… И всё же главное не в словах, а в том, что мы рядом, что души купаются в этой неправдоподобной близости…
На следующий день встреча в институте, который уже университет, но для нас навсегда институт. Взрыв эмоций. И кого-то не узнаёшь вообще. Ну, никак. А кто-то – будто вчера расстались. Смех, возбуждённые голоса. И вдруг тихая фраза друга, мы стояли чуть в стороне от всех:
– Знаешь, Илья, ловлю в последние два года себя на мысли: нет мотивации в жизни. Идёт всё по накатанному. Всё вроде хорошо… Но пресно, тоскливо, безрадостно…
На экскурсии по городу привозят в Крестовоздвиженский собор, на месте которого была обретена чудотворная икона Казанской Божьей Матери и в котором эта икона находилась долгое время. Мы жили в общаге в ста метрах от собора и не знали этого. Здание собора принадлежало пединституту, там было общежитие, которое мы звали «монастырь». Это хорошо знали, об иконе, храме – увы…
В ресторане мы – лысые, сивые и седые дядьки, наши славные девчонки, многие из которых уже стали бабушками – все мы, оказавшись рядом, словно обрушились с высоты своего возраста в юность. Собравшись одним кругом, будто создали мощное энергетическое поле, пробивающее время в те годы, когда это поле создавалось, когда мы врастали друг в друга…
Это было в пятницу, а в субботу ночью я уезжал в Омск. Юра предложил вечером съездить в Раифский монастырь. Эта под Казанью. Юра на машине, он молодец, принимал на грудь только в ресторане. Проезжаем Аракчино. Памятное место. Здесь жили с женой и дочерью на пятом курсе. Сняли частный домик. Небольшой, но тёплый.
– А помнишь, как к вам приехали сюда? – спросил Юра. – Вот тоже ума было! У вас Наташке меньше года, а мы завалились на ночь глядя…
В феврале после каникул они приехали. Чуть не на последней электричке. Поздно вечером. Что значит молодость. Ударило в голову: а поехали к Илье. Не смутило, что дочь малая, домик без гостевых комнат. Стук в окно, одеваюсь, выхожу за калитку и… Стоят у ворот трое с бревном на плечах… Учудить мы всегда были горазды. Со станции друзья мои в празднично-шкодном настроении идут… Только что каникулы отгуляли, до сессии далеко, да и вообще – пятый курс не первый, мы уже ветераны обретения высшего образования. Даже преподаватели с уважением относятся. Идут студенты великовозрастные по Аракчино и глядь – у забора бревно. Справное сосновое брёвнышко, диаметром сантиметров двадцать, длиной метров пять… Не сказать, что бесхозное, да охраны не видать. Подхватили на плечи… У меня проблема была с дровами, вот друзья и принесли в качестве гостинца. Дескать, мы не с пустыми руками… Давай, требуют, пилу, сейчас на раз его на чурки развалим… И распилили под свет луны, как я не отговаривал. Но топор не дал рубить…
Так мы хорошо посидели той ночью, даже попели шёпотом. Дочка в комнате спала, а мы на кухне, почти за печкой…
Раифский монастырь, можно сказать, образцово-показательный. Шикарная дорога от главной магистрали проложена. На территории чистота идеальная, ухоженность. Мы приехали поздно, церкви были закрыты. И тишина, красота благостная. Паломники, которых, говорят, днём всегда полным-полно, схлынули. И ни послушников на территории, ни монахов в этот заключительный час вечера. Много зелени, цветов… Вышли к озеру, натянутая гладь сонной воды, ни морщинки на поверхности…
Летим обратно, дорога замечательная, за сосновым лесом Волга, туда почти закатилось солнце, но ещё красит небо малиновым пожаром. Я еду рядом с Юрой. На заднем сиденье гитара. Взял её и запел Виктора Луферова, его неоднократно звучавшее на нашей встрече:
Приходите, приходите,
Приходите всей гурьбой,
Как осенний листопад!
Говорите поперёк,
Говорите вразнобой,
Говорите невпопад!
Запел в полный голос, распеваться не надо, полдня горланили песни, продолжая нашу студенческую встречу на прогулочном катере. Волга ходила на солнце волнами, а мы пили водку, пели. Сойдя на берег, страшно не желая расставаться (почти по живому рвать), группой человек в пятнадцать зашли в кафе-стекляшку, неправдоподобно сохранившуюся из наших семидесятых годов, тогда такие заведеньица именовались с привлечением флористики: «Фиалка», «Ромашка», «Сирень», «Ландыш», «Берёзка». Стекляшка была почти пустой, как специально для нас, немножко выпили и снова запели. Гитара то у меня, то у Юры, то у Юли Аксёновой. И даже получили профессиональную похвалу. Я пошёл покурить, подходит пожилой мужчина:
– Спасибо, я тут с товарищем, мы оба в прошлом преподавали музыкального училища, немножко понимаем, хорошо, очень хорошо поёте…»
Ради Бога приходите
Трубки дымные курите,
Отряхните пыль дорог.
В доме злых собак не держат,
На квартире цифры те же,
И в исправности звонок!
Юра подхватил… Не подпевая, нет – на полную запел, будто не за рулём сидит…
В нетерпенье ожиданья
Я окно раскрыл напрасно,
И уж вышло так само –
Листопад влепил под сердце
Одичалый лист кленовый,
Одиночества клеймо…
Мелькают сосны по обочинам, справа открылась Волга, а мы два немолодых дядьки самозабвенно (один, конечно, выпивши, пусть понемногу, но целый день «принимать на грудь» приходилось, другой совершенно трезвый) на подъёме в полный голос поём…
И листву, как занавеску
Вдруг сорвало, открывая
Неба хмурого проём…
И тогда я только понял,
Никого винить не стоит
В одиночестве своём…
В поезде вспомнил: мы никогда с Юрой в студенчестве не пели вдвоём. Почему? Трудно сказать. Оба играли на гитаре, но так получилось – ни разу, чтобы вот так дуэтом… И вдруг… Потом затянули актуальный романс: «Я ехала домой…»
И летели мы с песнями из прошлого в прошлое…
В поезде было тоскливо и сиротливо… Праздник нагрянул и схлынул… Крутилось в голове: «Приходите, приходите, приходите всей гурьбой…»
Дома жена сказала: «Ты приехал какой-то просветлённый…»
Хватило просветления на пару дней, а дальше опять закрутило такси…
***
Оформление обложки разработано художником Владимиром Чупилко.
