Сергей Николаевич Попов
Последний писк полковника Зарубина. Иронический детектив
«А может, машину и заводить не надо – сказал водитель, – наверное, в ней бензин кончился».
«Не может быть, – возразил капитан. – Лампочка только один раз моргнула».
«Все может быть, – с каким-то удовлетворением ответил Диса. – В машине указатель уровня топлива сломан».
«Толкнем». Диса многозначительно кивнул, и мы с Ревниловым вылезли из машины. В нос врезался холодный воздух.
Мы хотя и с трудом, но откатили «пятерку» к обочине. Пока катили, Ревнилов материл машину» «Ё – моё! Почему ты нас везти не хочешь?»
Свежий холодный воздух благотворно подействовал на мой организм, и я, набравшись смелости, спросил своего непосредственного начальника: «А может, мы просто не туда едем?» Капитан Ревнилов удивленно вздернул брови. Я продолжал: «Зачем ехать искать эту хромоножку в Тарусу, не зная ни ее фамилии, ни даже имени?» «Что ты предлагаешь?» – спросил Ревнилов. Он, кажется, тоже окончательно пришел в себя, пока мы толкали машину. «Легче найти ее в Москве, – ответил я и развил свою мысль. – Она мне проговорилась: фирма, где она трудится, находится в пяти минутах ходьбы от того злачного заведения, где нам вчера «посчастливилось» встретиться. А еще она сказала, что дом – пятиэтажный, а в офисе висит придурковатая люстра, которую видно в окно снаружи. Она так и назвала люстру – «придурковатой».
«А что ты раньше молчал?» – возмутился Ревнилов. Я тут же нашел, что ответить: «Я молчал, потому что старшие по званию решили ехать в Тарусу».
Капитан мгновенно скомандовал: «В Москву!».
Дису оставили разбираться с машиной, а мы с Ревниловым пошли бодрым шагом к видневшейся вдали автобусной остановке и вскоре присоединились к уже собравшимся на ней местным жителям с авоськами. Старенький «Львов» солидно подъехал к остановке, внутри было свободно. Мы забрались на задние сидения. Мотор взревел. Пахнуло выхлопным газом. Автобус тронулся.
За билеты никто не платил – контроллер дремал на своей сумке, Ревнилов смотрел в окно. Шум двигателя слился в один гудящий звук, шальной ветер, врывавшийся в салон через сломанное окошко, приятно обдувал лицо. Капитан прикрыл глаза – видимо, хотел подремать. Я решил иначе воспользоваться возникшей паузой в сегодняшнем суматошном дне. Надо немедленно создать план выхода из кризиса, который царит в моей в личной жизни. А то в ней один мрак. С чего начать? И вдруг я вспомнил, как дней десять назад на этом фронте неожиданно прорисовалось одно светлое пятнышко. О нем подробней.
Когда меня перевели в новый отдел, то серьезного дела сразу не оказалось. В плане отдела числилось одно общественно-полезное мероприятие, которое следовало провести – работа с молодежью на предмет профессиональной ориентации, а конкретно, встреча с членами спортивной команды по хард-болу, организованной при одной из московских школ. Сотрудники отдела, занятые оперативной работой, временем для проведения подобных встреч не располагали, вот и поручили мне.
На этом мероприятии я и заметил ее. Девушка была точь в точь, как Дева Мария с полотна какого-нибудь испанского художника эпохи Возрождения. Черные, как воронье крыло, волосы струились по плечам, белоснежная кожа, на которой, как яблоко на снегу, лежал яркий румянец, и большие грустные глаза. Правда, эти глаза становились грустными лишь тогда, когда они смотрели не в мою сторону. А вот когда в мою!… Короче, если это юное существо смотрело на меня, то было видно, что она, во-первых, романтичная натура, а во-вторых, что она с первого взгляда влюбилась в такого матерого разведчика, как я. Сколько было восторга в этих выразительных зелено-карих глазах, сколько неподдельного интереса, а, главное, сколько переживания за то, сумею ли я понравиться ее товарищам по хард-болу. Она шикала на своих друзей, если кто-то из них вдруг начинал болтать, и даже стукнула одного парня по голове тетрадью, когда тот ответил на звонок по мобильному телефону.
Я же, как умел, рассказывал, с какими трудностями придется столкнуться молодым людям, если они решат стать сотрудниками спецслужб, сколько сил и мужества потребует от них эта профессия, а сам думал лишь об одном, каким бы способом мне заполучить телефон этой красавицы. И придумал. В завершение мероприятия я обратился к аудитории: «Друзья! Я надеюсь, что эта наша встреча – не последняя. Нам нельзя терять друг друга из вида. Через кого мы будем поддерживать контакт?» На последней фразе я направил глаза не на кого-нибудь, а на ту, что так походила на Пречистую Деву Марию. Девушка вся просияла от восторга и стремительно подняла руку вверх: «Через меня!» И не успел я ответить согласием, как она продиктовала номер своего мобильного телефона и добавила: «Галя Лейкутович. Одиннадцатый класс А.» Я тут же внес эту информацию в свой мобильник, но позвонить – напомнить о себе, не было повода.
Перед глазами снова все поплыло… Но перед тем, как погрузиться в дремоту, я поклялся себе, что начну наводить порядок в своей личной жизни с того, что наберу номер телефона именно той девушки, которая так похожа на Пречистую Деву Марию.
Гудение двигателя и свист ветра превратились в сильный прибрежный бриз. Я осознавал, что это сон. Вокруг был раскаленный песок. Он, поднятый ветром с барханов, колол лицо. Вдоль берега носился агент Моссад Исхак Цисарь с отрубленной головой, которую он держал подмышкой. Голова развлекала его задорной песней. Она пела «Хава Нагилу» – единственную еврейскую песню, которую я знал. Правда, голова то и дело падала на песок, но агент поднимал ее, отряхивал и заставлял петь снова.
Мне порядком надоел этот Исхак со своей головой, и я решил глянуть «сколько там набежало». Но на левой руке вместо часов оказался компас. Компас показывал, как всегда – на север. «Что ж на север, так на север!» – подумал я, встал, отряхнулся от песка и сделал шаг. За первым же барханом ноги в песке завязли по колено. Кто бы смог мне помочь? – промелькнуло в голове. Я обернулся: безголовый Исхак был уже далеко. На его помощь нельзя было рассчитывать. И в этот момент кто-то положил мне руку на плечо и тихий голос сказал: «Попался, голубчик!»
От неожиданности я вздрогнул и открыл глаза.
«Что, какая остановка?» – машинально произнес я.
«Конечная» – ответил кто-то, снимая руку с моего плеча. Я поднял глаза: передо мной и Ревниловым стояла кондукторша.
– Где вы сели, мальчики?
– На предыдущей остановке». – ответил Ревнилов, вставая и обходя кондуктора. Я последовал примеру своего начальника. Женщина пообещала нас запомнить и ушла восвояси.
Спросонья я понимал одно: все происходящее, обезглавленный Исхак Цисарь, тот, что найден около коттеджа костоправа, и тот, что только что бегал по барханам, хромоножка без бюста, женщина, но уже с двумя бюстами и эта кондукторша – все это продолжение какого-то кошмарного сновидения, которое началось еще вчера в злачном заведении и упорно не желает заканчиваться.
Поэтому, когда в кармане Ревнилова зазвонил мобильный и Платон Филиппович сообщил моему начальнику, что возле коттеджа Виталия обнаружили еще один труп теперь с отстреленной верхней частью черепа, я воспринял это едва ли не как должное. Кошмар – так кошмар! Что поделаешь? И вдруг, словно ушат холодной воды вылился мне на голову – меня отрезвило: «Стоп! Ведь именно мне предстоит дежурить в коттедже костоправа, возле которого то и дело убивают людей. Вот тебе бабушка и Юрьев день! Наладил, называется, свою личную жизнь. Тут как бы вообще не лишиться жизни. Не будет тебе, Антон, ни Пречистой Девы, не будет вообще никого, даже хромоножки… И вдруг при мысли о хромоножке у меня отлегло от сердца: «Мое дежурство в злополучном коттедже состоится лишь в том случае, если капитан Ревнилов эту хромоножку найдет. А он ее и искать не будет, потому что после полученной сейчас информации, я уверен, он немедленно сорвется назад в Чириково.
Но, к моему удивлению, Ревнилов вместо того, чтобы опять мчаться в Чириково, поднял по тревоге все молодое пополнение. «Желторотикам» было дано задание – заглядывать в окна пятиэтажек – искать «придурковатую» люстру. Радиус поиска был обозначен – один километр от того злополучного не то ресторана, не то кафе, где мы гуляли вчера.
На меня навалилось нервозное состояние ожидания. Дало знать о себе и состояние похмелья. Я подумал: «Старшие по званию привели организм в порядок – теперь моя очередь». Я прямо так и сказал Ревнилову. В ответ он с пониманием кивнул головой: «Только находись поблизости. Как только мы ее найдем, я тебе позвоню, и ты отправляешься с ней к костоправу». «Черта с два ты ее найдешь!» – злорадно подумал я и зашел в первый же попавшийся бар, заказал сто грамм водки, приготовился пить и сидеть здесь долго. По крайней мере, отдохнуть я успею. – Ну, что это за ориентировка – «придурковатая» люстра». Я поднес рюмку к губам, не стал пить одним глотком, а лишь немного отпил. В груди стало тепло, а в голове просветлело. Я решил воспользоваться состоянием ясности своего ума для того, чтобы прочно удерживать нить происходящих событий в своих руках.
Итак, я только что убедился еще раз, что трупы вокруг коттеджа костоправа меньше интересуют мое начальство, чем эта необычная дама. В Чириково только что кому-то отстрелили верхнюю часть черепа, а Ревнилов – главная рабочая лошадь нашего отдела остался в Москве искать вчерашнюю хромоножку для того, чтобы вместе с ней немедленно отправить меня наблюдать за тем, что происходит в доме у костоправа – ждать, когда в нем появится эта необычная женщина. Получается: если какой-то маньяк расстреляет, а затем расчленит всю деревню Чириково – спецслужбам все равно, главное, – не упустить эту даму, а то и замочить ее в случае попытки к бегству… Интересно, чем она им насолила? Впрочем меня это не касается – хромоножку они не найдут, а, значит, я остаюсь в Москве. Остаюсь и первым долгом звоню той очаровательной девушке с лицом Пречистой Девы. Я обрадовался открывшейся перспективе и поднес к губам свою рюмку. Но в этот момент раздался звонок Ревнилова на мобильный. «Нашли!» Я выругался, без всякого удовольствия допил свои сто грамм и побежал по названному адресу. На бегу я думал: «А ведь не зря Платон Филиппович называет моего начальника „пес-ищейка“! От такого и впрямь не уйдешь!»
У подъезда пятиэтажного офисного здания уже стоял капитан с букетом недорогих цветов. «Это твоей… – капитан стал подыскивать подходящее выражение для той, кому предназначались цветы, но так и не нашел, поэтому молча сунул букет мне в руки и, чтобы как-то подбодрить, похлопал по плечу. – Этаж третий, офис триста двенадцать. Я уже заглядывал. Это она». Мне вслед он бросил: «А люстра у них и впрямь придурковатая».
Глава 2. Её звали Владипутя
Поднимаясь по лестнице на третий этаж, я опять с досадой подумал: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Вместо чудесной перспективы встретиться с красавицей Галей Лейкутович я теперь буду торчать в коттедже костоправа с этой ошибкой природы может неделю, а может и не один месяц, а может вообще окончу там свои дни, так больше не увидев Галю. Интересно, за что же жизнь опять несправедлива ко мне?»
Глаза моей вчерашней знакомой стали квадратными от удивления, когда я предстал перед ней, да еще с букетом цветов. «Как ты меня нашел? – забормотала она. – А „веник“ что, тоже мне?» Оставалось только кивать головой и глупо улыбаться: «Захотел и нашел, а „веник“ – тебе». «А что сегодня будем делать? – спросила „красавица“, когда опомнилась и поставила цветы в вазу. – Ведь ты же, надеюсь, сейчас не уйдешь?» «Поедем к одному моему приятелю» – без хитросплетений выпалил я. Честное слово, я не знал, как разговаривать с этим существом, не будучи в состоянии сильнейшего опьянения. «Сейчас! Прямо так и к приятелю!» – возмущенно воскликнула та, что стояла напротив. Но тут же спохватилась, что переусердствовала и сменила тон: «Ты уж поуговаривай меня, своди куда-нибудь, угости. Сделай так, чтобы у меня голова пошла кругом! А потом уж будем говорить насчет приятеля,… а может, и не будем». Я понял, что теперь настал ее час – станет выделываться. Сколько лет она, бедолага, ждала этого часа? Наверное, всю жизнь. Теперь за годы томительного ожидания она отыграется на мне. Вот не хватало! Послать бы ее по матушке. Я уже было, подобрав пару слов, открыл рот, но вспомнил, что в настоящий момент я нахожусь не на свидании, а на задании, поэтому приготовился терпеть всё.
Но первая же произнесенная девушкой фраза выбила меня из равновесия, которое я обрел таким трудом. «Схиляем по Тверской, как вчера» – предложила она и решительно направилась к выходу. Меня как кипятком ошпарило. «Нет!» – вскрикнул я и инстинктивно перекрыл телом дверь. «В чем дело?» – удивленно взметнула брови «красавица». «Я тебя тут дворами проведу, улочками-закоулочками, – на ходу стал придумывать я. – В московских двориках, в них есть такая поэзия!» «Я не хочу поэзию, – капризно надула губы девушка. – Я хочу схилять по „Бродвею“, и не одна, а с тобой». «Ну, понимаешь, – я перешел на конструктивный лад, – кабак, в который я хочу тебя сводить, находится в другой стороне, туда по „Бродвею“ не схилять». «А кабак клёвый или отстой?» – спросила девушка, не переставая дуться. «Сама ты – отстой!» – невольно сорвалось у меня. Я подумал, что в следующую минуту преподнесенный «веник» полетит мне в голову, но в ответ услышал: «Какая есть. Пошли».
Я, конечно, не знал поблизости никакого «клёвого кабака» и просто вел наугад свою спутницу, вел подальше от залитой неоновым светом центральной улицы города. Я шел и надеялся, что случайно наткнусь на какое-нибудь заведение, где можно перекусить, а главное, выпить. Я понимал, что моей спутнице нужно как следует налить, чтобы у нее, по ее же словам, «голова пошла кругом», потом ее можно будет беспрепятственно доставить в коттедж костоправа. Короче, мы уже полчаса шли, куда глаза глядят. «Ну, где он, твой кабак? – вдруг закапризничала спутница. – Еще квартал пройду, потом сяду на асфальт и буду сидеть, сидеть и выть, как собака!» – грозно добавила она. Чтобы как-то отвлечь девушку от ее коварного замысла я решил завести разговор. «Послушай, – сказал я, – а ведь мы даже не представились друг другу. Меня зовут Антон. А как зовут тебя?» «Владипутя» – ответила девушка. «Как? Как?» – удивленно переспросил я. «Вла-ди-пу-тя» – по слогам повторила моя спутница. «Господи! – не удержался я. – Кого же это угораздило тебя так назвать?» «О, это отдельная история», – усмехнулась собеседница, видимо, не желая вдаваться в подробности. Но о чем мне еще говорить с этой ошибкой природы? Я вдруг вспомнил, что в моем ведомстве на занятиях по психологии нас учили: чтобы разговорить незнакомого человека, надо расспрашивать его о нем самом. Я изобразил на лице живейший интерес к теме и произнес: «Умоляю тебя, расскажи! Для меня это очень важно!» Девушка недоверчиво взглянула на меня, но рассказ начала.
«Родители назвали меня Мариной. Но я, как видишь, не совсем вышла лицом, ногами, да, вот и еще кое-чего нет. (Девушка указала взглядом на то место, где у нее должна была быть грудь.) И вдруг я прочла в одной книге: для того, чтобы из «гадкого утенка» превратиться в красавца-лебедя, надо назваться именем какого-то очень красивого человека. Я подумала: какого? И вспомнила, что была такая актриса – Марина Влади, Высоцкого, кажется, жена. Красивая – сил нет. Вот я решила: стану-ка я не Мариной Прыщугиной, а Мариной Влади. А потом глядишь и внешность исправиться. Пришла в ЗАГС и говорю: «Хочу фамилию себе сменить». «На какую?» – спрашивает меня их чиновник, такой старый дядечька. Отвечаю: «Влади». «Будешь Мариной Влади, – говорит чиновник и кривится. – Это не современно. Это позавчерашний день. Молодежь и не знает, что она за птица». Я чуть не расплакалась. «А что делать?» Чиновник вошел в мое положение: «Уж если менять фамилию, то надо подобрать что-то актуальней, ближе к сегодняшнему дню». «Какую?» – пожала плечами я. Дядечка стал озираться по сторонам. А на стене как раз портрет Путина висел. Смотрит чиновник на Путина и молчит. А я уже чувствую, куда он будет клонить. Но мне так жалко с фамилией Влади расставаться, – сжилась с ней уже. Я возьми да и предложи: «А давайте у меня будет двойная фамилия: я буду Марина Влади-Путина.» Чиновник засуетился, видно, что ему идея понравилась. «А что, и красиво, а главное, что актуально: Марина Влади тире Путина». Затем подумал и говорит: «Нет, у меня лучше идея есть в традициях, так сказать, нашей державы. Тебе, дочка, надо не фамилию менять, а имя. Фамилия пусть у тебя остается Прыщугина, а имя мы тебе дадим – Владипутя». Дядечька пододвинулся ко мне поближе и на шепот перешел: «Владипутя – это будто от сокращения Владимир Путин. А что, в лихие времена были и Владилены – сокращенно от Владимир Ленин, были Истали – сокращенно от Иосиф Сталин и даже Даздрапермы были…» А тут такая хохма вышла. Сейчас расскажу. Я последнее имя не разобрала да с испугу как заору на старика: «Какой еще тебе спермы?!» Подумала, он сейчас примется ко мне приставать. А старичок хохочет: «Да не будет, девушка, никакой спермы. Даздраперма – это имя, образованное от сокращения лозунга «Да здравствует первое мая!» Я сама рассмеялась: действительно, причем тут сперма? А дедок к самому моему уху свой рот приблизил и шепчет: «Я уже не молодой человек, многое в этой жизни видел. Поверьте: если однажды в нашей стране были Владилены, то будут и Владипути.»
Я подумала: «А что плохого в имени Владипутя? Ну, пусть не стану красивая, как Марина Влади, а зато может меня президентом выберут, как Путина».
Я посмотрел на рассказчицу, представил ее президентом, представил ее портреты на каждом углу, и от этой мысли меня передернуло. Владипутя словно прочла мою мысль. «Нет, президентом мне, конечно, не стать, – оценила свои возможности девушка. – А вот все равно хочется сделать что-то великое, например, спасти Отечество». «От чего спасти?» – переспросил я, удивленный и таким признанием, и тем, что сегодня уже во второй раз заходит речь о спасении державы. «Да я сама не знаю от чего, – замялась Владипутя. – Неужели же все так хорошо, что и спасать не от чего?» Я растерянно пожал плечами.
В кафе Владипутя кинула как за себя два раза по сто грамм водки, попросив положить на дно каждой рюмки пару маслин (перепутала с «Мартини»), а затем, когда видимо «голова пошла кругом», спросила: «Ну, кто он, твой друг, к которому мы сейчас едем? Рассказывай». Я стал было говорить, что мой друг – костоправ, что он берется удлинить ей ту ногу, которая короче… Девушка вдруг прервала меня? «А грудь он мне сможет нарастить? Мужики-то руками под кофтой шарят, грудь хотят найти. А груди-то и нет. Смешно, правда?» Владипутя залилась таким неуемным смехом, что если бы я ее не удержал, она бы свалилась под стол.
Такая подруга была у меня впервые. После прежних изысканных утонченных дам я, честное слово, растерялся – не знал, как себя вести. Если бы я был не на задании, а на свидании, то бежал бы от этой Владипути со всех ног, бежал бы так, чтобы не смогла она меня ни догнать, ни разыскать где-либо!
Несмотря на очень поздний час, хозяин коттеджа встретил нас радушно. Увидев девушку, пусть и не очень привлекательную, он, как настоящий джентльмен, стал подыскивать тему разговора, близкую именно молодой женщине: «А хотите, я вам своих котят покажу – четыре котика и одна кошечка. И мама у них такая замечательная – не отходит ни на шаг. Котята играют, а она лежит рядом. Я, знаете, когда на них смотрю, думаю: «Вот так выглядит картина семейного рая: счастливые дети играют на траве, а за ними зорко смотрит заботливая ласковая мать. А главное, что и дети и мать – сытые». «Да, у нашего папика не проголодаешься, – вмешалась в разговор вышедшая на голоса жена костоправа, еду этому зверью он возит багажниками». «А моя бабушка в Тарусе уж очень ловко кошкам головы рубит, – постаралась попасть в тему Владипутя. – Положит кошечку на поленце, левой рукой ее держит, а в правой руке топор. Кошка-то сначала вырывается, а бабушка давай ей топором спинку гладить, да почесывать. Кошка-то это любит, расслабляется, заурчит, вся вытянется. А бабушка ей, аккурат, по шее топором. Раз! – и кошки нет».
«Господи, помилуй!» – осенила себя крестным знамением жена костоправа и немедленно вышла.
Сам костоправ решил не продолжать экспериментов на предмет завязывания светской беседы со своей ночной гостьей и перешел к делу. «Так на что жалуемся?» – деловито спросил он. «Да ни на что я не жалуюсь, – пожала плечами Владипутя и кивнула в мою сторону. – Это он меня сюда приволок. – и доверительно добавила, – я думала позаниматься любовью». Костоправ перевел глаза на меня. «Я же вам говорил, Виталий: одна нога у девушки короче другой на пять сантиметров» – напомнил я утренний разговор. «Коксартроз третьей степени, – отчеканил костоправ. – Вы, девушка, в детстве перенесли болезнь Пертеса». «Да, перенесла» – заулыбалась Владипутя, восхищенная прозорливостью целителя. Он, вдохновленный ее улыбкой, совсем уж жизнеутверждающе произнес: «Это лечится. Ручная работа плюс какое-то время надо полежать на станке. Станками я называю специальные чудо-кроватки, которые изготовил сам. Замечательные кроватки! Я сейчас их вам покажу. Пойдемте со мной». Виталий увлек гостью и меня вниз по винтовой лестнице.
Нижний этаж коттеджа – первый, был не таким по-домашнему уютным, как второй, тот, куда попадал посетитель, едва лишь переступив порог. Нижний этаж скорее напоминал тренажерный зал: всюду стояли какие-то механизмы, Единственное, что их объединяло – все были похожи на кровати – только разные. Пока я разглядывал механизмы, костоправ обнадеживал девушку: «Была у меня одна клиентка, у которой одна нога была в точности как у вас на пять сантиметров короче другой – у нее к тому же была еще дисковая грыжа. Не поверите: после моего лечения у нее наступил прорыв в сексуальной жизни: мужиков стало, хоть отбавляй. Приезжает с одним. Я спрашиваю: это ваш бой-френд?» «Нет, – говорит, какой он бой-френд. Я с ним только раз в неделю сплю – не чаще». В другой раз в машине ее мужчина ждал. «Он – бой-френд?» – спрашиваю. «Да, куда ему! – брезгливо машет рукой. – С ним я сплю не чаще чем через день. А вот с кем она спит каждый день – с тем ко мне так и не приехала. А жаль – интересно бы посмотреть».
«Вот здорово! – обрадовалась Владипутя. – Мне бы так!» «Да будет еще не так, – подбодрил Виталий. – Какие ваши годы! Той женщине, наверное, лет шестьдесят было». «Ох, ни фига себе!» – ахнула девушка. «А вы как думали! – воодушевленно подхватил костоправ, но, посмотрев на часы, осекся. – Ладно, давайте ножку полечим. Ложитесь на мою чудо-кроватку. Только верхнюю одежду нужно снять». Вдруг он вспомнил, что в зале кроме него присутствует еще один человек мужского пола, конкретно я. Виталий предупредительно спросил. «Вы своего бой-френда не стесняетесь? А то попросим выйти». «Нет, не стесняюсь. – отрапортовала Владипутя, мгновенно оставшаяся лишь в одних трусиках, – Все равно у меня груди нет – смотреть не на что». «Да есть она у вас! – буквально рявкнул на нее костоправ. – Только при вашей осанке грудь не видно. Живот выпирает».
Я украдкой посмотрел на полуобнаженную Владипутю. Несмотря на то, что девушка была худенькая, живот у нее и впрямь сильно выпирал вперед, было видно, что из-за болезни спины она своим телом не занималась вовсе. А вот ноги – ноги у нее были удивительной красоты! В эту минуту костоправ работал как раз с ними. Виталий сел на металлическую кровать и попросил пациентку положить обе ноги к нему на колени. По очереди он брал каждую и двигал то к себе, то от себя с такой силой, что хруст разносился по всему залу. «На самом деле, – объяснял Виталий, – ноги у вас одинаковой длины только из-за коксартроза уменьшилась подвижность одного из суставов и одна нога сидит в тазу как бы глубже другой. Мы сустав разработаем, и ножка станет на место». «Именно ножка, а не нога» – мысленно отметил про себя я, в первый раз пожалев, что это не я сейчас разрабатываю тазобедренный сустав Владипути.
«Ну, а теперь вашу костно-мышечную систему надо размять на станке, – скомандовал костоправ, когда выпустил ножки Владипути из своих сильных умелых рук. – Лягте на мою чудо-кровать и расслабьтесь. Я задам для начала самую маленькую амплитуду колебаний». Девушка легла. Виталий повернул какой-то рычаг, нажал на кнопку, раздался звук электромотора, и все тело Владипути задвигалось так, словно по нему пробегали волны. «Красиво, правда, – обратился ко мне костоправ. – За что я люблю свою работу, так это за красоту объектов – женских тел и за изящный процесс». Шепотом Виталий добавил, – Заметьте, движение тела девушки чем-то напоминает занятие сексом, а вот только партнера у нее нет, или он нам, как бы, не виден».
Слух Владипути оказался острым.
«А разве с настоящим мужиком нельзя заняться любовью на этой кровати? – поинтересовалась она. – Только с невидимым?» «Почему нельзя? Можно, – охотно ответил костоправ. – Вот оставайтесь со своим бой-френдом у меня на ночь и занимайтесь сексом. Одна пара здесь ночевала, им так понравилось, что выпросили у меня кровать. Так слезно просили, что не продать не смог!» Виталий взглянул на часы: «Ой, мне пора. Завтра с утра у меня работа в Москве, так что мы с женой поедем ночевать в столицу. А вы оставайтесь». Я взглянул на девушку. Она неопределенно пожала плечами, поэтому я утвердительно кивнул головой: «Спасибо, Виталий».
Когда костоправ отдавал мне ключи от коттеджа, я все-таки не удержался и спросил: «А кого тут у вас еще замочили?» «Мужчину какого-то», – ответил хозяин. Мне почему-то не хотелось его так просто отпускать, и я задал еще вопрос: «Как вы так смело оставляете у себя незнакомых людей? «А чего мне бояться?» – удивился Виталий. Я уточнил: «А безопасность?» «Но ведь вы же и представляете службу безопасности, – парировал костоправ и добавил. – К тому же я получил распоряжение вашего руководства оставить здесь на ночь сотрудника, насколько я понимаю речь шла о вас». Отвечать мне было нечего, и я взял ключи из его рук.
Скажу честно: ключи я взял не без внутренней дрожи. Как-никак два трупа за один день и оба около этого злополучного коттеджа. Не иначе как орудует профессионал, причем вооруженный до зубов, – черепа отстреливает, головы и руки отпиливает, последнее он делает, видимо, для того, чтобы запугать. И все это из-за этой необычной женщины, появления которой я призван ждать здесь. Ну что я, в самом деле, так разволновался? У меня есть штатный «Макаров» и к нему две обоймы. Сейчас закрою дверь на все замки, и в дом не войти ни одному мерзавцу.
Я собственно так и сделал: закрыл все замки и направился вниз, где на механической кровати возлежала полуобнаженная девушка с удивительно красивыми ножками.
С Владипутей ничего не вышло. Как только я приблизился к ней, она отстранила мои руки и с неподдельной искренностью спросила: «А где Мартини? А где икра?» Я огрызнулся: «А больше тебе ничего не надо?» Владипутя сникла, но тут же перевела разговор в другое русло. «А где твой друг? Расскажи мне: кто он?» Я резко повернулся и вышел за дверь. Во-первых, я никогда не навязываюсь женщинам. А, во-вторых, девушка попросила меня подробно рассказать про человека, которого я представил ей как своего давнего друга. А на самом-то деле я видел его во второй раз в жизни, и что рассказывать о нем не знал. «Гнать пургу» не было сил, а главное, желания. Нет, в таком случае лучше провести ночь одному.
Я поднялся по винтовой лестнице на один этаж, устроился на какой-то лежанке у камина. Огня разводить не стал, уставился в темноту и стал слушать звуки чужого дома.
В любом доме что-то обязательно скрипит, в вентиляционных трубах завывает ветер, скрежещет крыша. Слышно малейшее шуршание, как, например, на ту же крышу упала ветка или села птица, царапнув когтями шифер. Словом, любой дом живет своей жизнью: он, то охает, как столетний дед, то взвизгивает, как младенец. Вот и сейчас мне показалось, что где-то на верхнем этаже нет-нет да раздается женский плач. Плач тихий, сдавленный – словно средних лет дама плачет в подушку, нарочито стараясь, чтобы ее никто не слышал. Ей бы в целях конспирации взять да и вовсе прекратить плакать, но она не в силах это сделать – ей либо до слез жаль кого-то из близких, или, что, скорее всего, до нестерпимой боли жалко себя. Откуда она здесь взялась, эта женщина? Что она здесь делает одна взаперти? Можно встать, подняться на верхний этаж и послушать у каждой двери, есть ли за ней человек. Но я уже пригрелся под каким-то пледом и мне не хочется вылезать. Да и зачем мне, как ищейке сновать по дому, когда и так ясно: плач – это акустический эффект. Под этот эффект хорошо дремать или думать, но если думать, то обязательно какую-нибудь грустную думу.
Я почему-то с завистью вспомнил того самого клиента, который пришел к костоправу прямо перед нашим отъездом. Вспомнил его большие, ясные глаза, длинные волосы почти до плеч, вспомнил, как удивительно гармонировала с его лицом та одежда, которая была на нем: с голубыми глазами – светло-голубые джинсы и темно-синяя футболка (Обе вещи, кажется, были от «Версаче»), со светло-русыми волосами – белая кофта, белый ремень на джинсах и кожаная светло-бежевая сумка фирмы «Дольче Габона». На ногах посетителя были спортивные кроссовки той же фирмы. Ансамбль завершали прямоугольные обтекаемой формы часы на левой руке и кольцо с бриллиантом на правой. Оба предмета были из белого золота от фирмы «Картье». Разбираться в вещах меня научило пребывание на таможне, куда Платон Филиппович отправил меня, когда я перешел в его отдел. Одним словом, весь внешний облик посетителя, продуманный до мелочей, представлял законченную композицию. А главное, столь скрупулезно собранный ансамбль не вызывал у его обладателя натянутости в поведении, которая свойственна мужчинам, стремящимся самоутвердиться за счет одетых на них вещей. Такая естественная гармония между внешним обликом и внутренним самоощущением скорей присуща представительницам прекрасного пола, к числу которых дневного гостя Виталия уж никак нельзя было отнести. «А может я просто мало видел по-настоящему состоявшихся мужчин? – подумал я. – Может быть в преуспевающем бизнесмене, политике, писателе внутренняя уверенность должна находить отражение во внешнем совершенстве».
А буду ли я когда-нибудь вот таким, как этот голубоглазый джентльмен – успешным, уверенным, элегантным? – Боюсь, что не буду никогда. Ну, какой из офицера спецслужб состоятельный человек? От досады я и сам чуть не заплакал. Еще одна вот такая же грустная мысль, и слезы бы наверняка брызнули из моих глаз. Но больше предаваться грустным мыслям мне не пришлось.
