Сергей Мари
Святые
Легкое головокружение охватило девушку. Её завели внутрь дома, где она смогла прилечь на диван и выпить сладкой воды. Старик ухаживал за Лизой, как за своей дочерью, наблюдая за её состоянием, даже когда ей стало легче. Лиза не могла разобрать его лица, свет был позади него. Боль в животе возникла с особой остротой, диван скрипнул пружинами, силуэт старика вызвал непонятное воспоминание. Такое короткое, что Лиза забыла тут же, сковываясь от боли.
– Что со мной? – плакала она.
Старик, осуждая, смотрел на Пашу, который не знал, что ответить. Нить лжи становилась всё тоньше. И в любой момент, правда, сама явилась бы к девушке в новом, четком воспоминании. Старик успокоил девушку, но та ещё больше закричала, когда коснулась влажных брюк и увидела на пальцах кровь. Нельзя было медлить.
– Доверься мне, внучка. Всё понимаю, но далеко в прошлом я лечил много женщин, особенно, своих девочек: жену, сестер, дочерей. То, что тебе сделали, может сильно навредить тебе, если я не осмотрю тебя. Просто поверь. Я зла не желаю, – говорил старик, полный волнения.
Лиза опасалась, но новая боль взвала к действиям. Девушку отвели в небольшой гараж, где было необычайно чисто, даже стерильно. Тут лечились все кобылы, что имелись у старика. Специальное стойло, столы пустые и с приборами, инструментами, хирургическими принадлежностями. Яркий свет слепил, хлор щипал носоглотку, так что Лиза толком ничего не увидела, сразу же оказавшись нагой на холодном, металлическом столе, укрытая тканью. Она почти вся доверилась старику, который смочил руки в обеззараживающей жидкости, надел маску и пододвинул кровавый таз девушки поближе. Паша в ужасе бегал с поручениями старика. Осмотр длился недолго, но болезненно. Из гаража доносились сдерживающие крики. Близь шныряющие одержимые надвигались к ограде, давая о себе знать воплями, громче криков Лизы.
– Спокойно! – твердо приказал старик испуганному молодняку, закончив осмотр и проведя профилактические процедуры, после которых таз девушки жжёг, но боль более не преследовала. – Отведи её в комнату на втором этаже, я разберусь с "гостями".
Усталая, почти без сил Лиза оказалась на руках Паши, минуя светящие лампы по дому расплывчатым взглядом. Откинув одеяло назад, он осторожно уложил ее на кровать в мало освещённой спальне. Отходя, молния куртки зацепила ткань, и та стянулась на пол, оголив только умытую девушку. Тонкая шея, изящные ключицы, разлитая грудь.
– Прости, – шепнул Паша и скорее накрыл ее одеялом.
Лиза хихикнула, закрыв глаза, и поймала в объятия уходящего парня.
– Я уже думала, ты не снимешь с меня хоть что-нибудь, – поцеловала она его в щеку, хотя, метила слепо в губы.
Но Паша не из-за этого просил прощения. Поцелуй согрел его сердце, а её страдания разбивали его. Он винил себя в неспешности в роковую ночь, как и за молчание, которое до сих пор хранил. Оставив девушку за закрытой дверью, Паша спустился вниз, лоб в лоб, встретившись с запыхавшимся стариком, чьи руки были в крови. И, явно, не в крови одержимого.
– Он сбежал! – рычал старик.
В этот момент Паша побледнел еще больше. Проблемы окружали его всё больше. Стоило старику оказаться за спиной парня, тот мурашками ощутил угрозу от него. Открыв входную дверь, на крыльце предстал большой, медвежий капкан с кровью на все зубья и куском мяса, к которому прицепилась джинсовая ткань. Вдалеке среди туч сверкнула молния, пробудившая потерянного Пашу. Настало время бури. Но что после неё останется?
Глава 10: "Цена правды"
Гром, будто камни по крыше, пробудил Лизу. Испугавшись, она скоро приняла, что находится в безопасности, в уютной комнате, а за окном просто штормит. Хотелось есть, одежды не было. Найдя на тумбочке остаток свечи и спички, она достала из шкафа более-менее подходящие брюки и кофту. Собираясь выйти, в теплом свете бликанули рамки фотографий на стене. Внезапно, её отвлекла молния за окном, и она выглянула, чтобы вдохнуть заряженный воздух. Капли сыпались на лицо прохладой, подмачивая волосы. С наслаждением открыв глаза, в очередной вспышке посреди скошенного поля показался человек. Он стоял и смотрел на Лизу, всем видом неизвестности вселяя страх. Кровавая нога, мокрые волосы, яростный взгляд. Лиза кинулась к двери, но она оказалась заперта.
Тем временем, внизу Паша ходил за стариком, пытаясь вывести на разговор, но тот лишь искал патроны к ружью, что достал из-под дивана. Найдя и зарядив оружие, старик заговорил:
– Что тебе нужно?!
– Ты собираешься убить его! – заявил Паша. – А как же все твои слова о том, что мы особенные? Что мы – твоя "надежда"? Мы же – спасение этого мира! Ты так сказал!
Старик рассмеялся, поглаживая ружье.
– Молод и глуп. Вы были мне нужны для того, чтобы кончить с идиотизмом ВсеСвятого, чтобы его гнездышко сгорело вместе с ним. Вы справились. Спасибо! А теперь дай пройти! – рыкнул он. – Мне нужно покончить с последним упоминанием о гребанном Святом Севере!
Когда-то старик, именуемый себя Северным охотником, встретился Паше в закоулке былого Северного. Сначала парень увидел в нем ВсеСвятого, но, рассмотрев, он познакомился с ним. Общение с охотником придало вдохновение на новый уклад жизни в сердце юноши. Оказываясь за пределами Северного, каждый вдох наполнял грудь его свободой. Охотник дал веру, оружие и план. Дал всё, что стало нужно свободолюбивой душе юнца. Он стал ему подобием отца. Все переживания Паша делил с охотником. Доверие было неоспоримым, а имени его он так и не знал.
Теперь же, когда Северный охотник открылся со стороны, что так хорошо скрывал, Паша почувствовал себя брошенным ребенком, у которого не было и не будет родителей. Здесь он понимал чувства того, потерянного уже навсегда, Сени. Паша с камнем на сердце и углями зла на горячей голове смотрел, как Северный охотник несется с ружьем в руках на поиски беглеца. Весы более не перевешивали к охотнику. Они сломались безвозвратно. Отныне Паша сам выбирал свой путь. Ноги вольно сошли с места, и парень последовал за стариком, чтобы поменять всё, что натворил.
Устав биться в несносную дверь, Лиза отступила. Дверь не поддавалась, словно специально оставляя девушку в этой комнате. Набираясь сил, стоя со свечей, огонь качнулся в дуновении ветра, вновь бликанув по рамкам фотографий на стенах. Лиза оторвалась от двери, подойдя к стене и подняв свечу на уровень лица, осветив то, что так долго маячило в глазах. Дыхание замерло, сердце застыло в ледяной правде, лишь глаза тряслись от испуга, что медленно, но явно навеял девушке воспоминание, заполнившее потерянный промежуток.
– Он сделал это со мной, – прошептала она, вспоминая отвратное, точное тело над собой, боль, что длилась всего пару минут, но оставила боль длиной в жизнь.
В следующее мгновение уши заполнил белый шум. Паша знал и молчал, осознавала она. Секунда горечи сменилась неистовой злобой, неутолимой ненавистью к человеку, кому доверяла больше всего. Какими бы не были побуждения Паши, девушка хотела только одно – расставить точки. А, точнее, одну. Внизу донесся хлопок дверью. Схватив какой-то чемодан, довольно тяжелый, она метнула его в дверной замок, сломав его и выпотрошив открывшийся чемодан. Бумаги разлетелись по спальне вместе с купюрами. Вновь очередная тайна раскрылась в глазах девушки.
Северный охотник был стар, слегка полноват, но ему ничего не мешало передвигаться быстрее молодого Паши. Потеряв старика из виду за открытыми воротами, Паша стал суетливо бегать по окрестностям, пытаясь найти след старика в луче фонаря. Вокруг оказалось куча следов. Одни вели к ограде, другие в поле, а целая топотня привела к лесопосадке. Залитый дождем до нитки, парень остановился у первых сосен, облокотив тело на шершавую поверхность. Огненно-желтая вспышка подарила второе дыхание. Свет мелькнул чуть глубже в лесу. И Паша нашёл Северного охотника.
Старик сидел на колене, держась за рукоять ножа, что наполовину засел в бедре. Он кряхтел, не отпуская ружье, что выстрелило в одну из сосен. Ругань сыпалась дождем. Увидев Пашу, он закатил глаза, не желая его видеть, но, вдруг, попросил помощи. В ответ Паша отстранился, и Северный охотник посмеялся:
– Уже не моя собачка, а?
Паша разозлился и собрался было пнуть ослабленного старика, но дуло поднялось в его сторону, и старик зацыкал:
– Нет, нет, дружище. Я больше не допущу ошибок. Теперь я убью и этого идиота-беглеца, и тебя, и щенка, и эту кобылку, а она мне так понравилась. Она же не знает, что в ней зарождается семя ВсеСвятого. Молчи, молчи, щенок, молчи.
Раненный старик пугал своей свирепостью. Зверь, загнанный в ловушку, загнал щенка в угол. Вдруг, ветви поблизости затрещали, и на свет вышла Лиза, чьи слезы и дождь смешались. Она не ненавидела сейчас всех и вся, услышав отвратное.
– Теперь я всё знаю, ублюдок, – сорвалась она, даже не поведя взглядом на Пашу. – Ты – убийца детей, что ещё не родились! Ты – брат ВсеСвятого, родной брат. Георгий и Николай Корнеевы! Один – маньяк-насильник, а другой – женский врач, гинеколог, который зарабатывал на убийстве не рождённых. Один не любил другого.
– Узнала, значит, – перебил Николай. – Ну, раз знаешь, что сделал с тобой мой братец, как бы тебе не хотелось убить меня, я – твоё спасение и твоего будущего, как полагаю, уже без Паши.
Смешок прошёл по горлу. Паша растерялся, глядя на Лизу, что горько не желала его видеть, то есть, соглашалась со словами детоубийцы, но:
– Мне не нужна чья-либо помощь. Это моя проблема! За последнее время я слишком много разочаровываюсь в людях. Может в мире больше и не осталось добра, – смотрела она на Пашу, мотая головой, будто стряхивала слезы.
И снова смех.
– Разочаровывайся больше. Это Паша убил ВсеСвятого. Дробью разнес ему лицо. Он же помог мне сжечь Северный. Он привел тебя сюда. И он же молчал обо всём тебе, – злорадствовал Николай, ощущая, как вены Паши заливаются гневом, глядя, как фаланги пальцев хрустят от сжатий.
В глазах парня Лиза увидела подтверждение словам Николая. В мгновение Паша становился всё призрачней для неё. Сердца обоих бились в молчании одного.
Неожиданно Паша оказался на земле, ударившись об корни. Кто-то сбил его с ног, уселся сверху и бил без продыху по лицу, не щадя сил. Вдруг, громкий выстрел, и нападавший перекатился в жгучей боли к сосне, ощущая, как раскаленная дробь засела в животе и между ребер. Неожиданно для себя, Лиза помогла встать Паше, вцепившись в него, как в последний раз.
– Всё в порядке, – виновато сказал Паша и поднял фонарь на нападавшего.
Голова шла кругом. Перед ним полулежал Миклай. Изодранные волосы на голове, избитое до посинения, лицо, что аж глаз заплыл, а нос до сих пор кровоточил. Его тело было вспорото дробью. Кожа слегка висела по сторонам с кусочками мяса, которые Миклай прижимал обратно, лишь бы раздробленные ребра и кишки не вывалились. Кровь безнадежно оставляла его.
