Сергей Нечаев
Жизнь и приключения русского Джеймса Бонда
Командировка в Швецию
Переписка двух императоров
В середине октября 1810 года, по просьбе Наполеона, Чернышев выехал в Санкт-Петербург с личным посланием императора французов, в котором тот требовал конфискации всех грузов британских торговых судов в русских портах Балтийского моря. Россия, естественно, имела по этому вопросу свое мнение.
Тотчас по прибытии в северную столицу Чернышев был принят Александром I.
Очень довольный деятельностью Чернышева во время пребывания его в Париже, государь произвел его 8 ноября 1810 года в полковники и приказал немедленно готовиться в дорогу, обратно в Париж, но по пути заехать в Стокгольм и разузнать на месте, каких планов в отношении России будет придерживаться наследный принц шведского престола, бывший наполеоновский маршал Жан-Батист Бернадот.
Император Александр написал Наполеону:
«Государь брат мой! Благодарю В[аше] И[мператорское] В[еличество] за письма, доставленные мне князем Куракиным и полковником Чернышевым. Все, изъявленное Вашим Величеством, как относительно ваших политических видов, так и насчет ваших личных чувств ко мне, принесло мне наибольшее удовольствие, убедив меня в том, что они совершенно одинаковы с моими неизменными чувствами к особе Вашего Величества. И я так же душевно желаю сохранить союз, соединяющий обе империи и служащий залогом спокойствия Европы. Ваше Величество могли убедиться в том, что с моей стороны не было упущено ничего, чтобы выказать, при всяком случае, решимость мою сохранить союз наш. Россия не станет домогаться ничего, тем паче, что мир с Турцией будет заключен. Вашему Величеству известны условия, на которых я готов заключить его; я никогда не домогался ничего иного. Распоряжения, принятые против английской торговли, исполняются со всею строгостью, и доказательством тому служит множество конфискаций в моих гаванях. С тех пор прибыло к нам не более тридцати судов. Сомневаюсь, чтобы пришли еще какие-либо другие, потому что многие из портов заперты льдом; во всяком случае, число их будет весьма ограниченно, и в их отношении примутся столь же строгие меры. Таким образом, сто судов, о которых упоминается в письме Вашего Величества, будут обращены назад в Англию. Немецкие публицисты тешатся, распуская зловещие слухи и поселяя беспокойство. Я не обращаю на то ни малейшего внимания, полагаясь на уверения Вашего Величества. Как полковник Чернышев по-видимому заслужил вашу благосклонность, то я посылаю это письмо через него. Он поедет через Стокгольм для сообщения шведскому правительству об изъявленном вами желании, чтобы я поддержал ваши требования насчет разрыва шведов с англичанами, хотя, сколько мне известно, это уже исполнено. Чернышев может дать отчет Вашему Величеству о положении дел в Швеции. Прошу Ваше Величество принять уверение, что чувства мои к вашей особе неизменны».
Жан-Батист Бернадот
Жан-Батист Бернадот был урожденным гасконцем. Когда 18 мая 1804 года Наполеон провозгласил себя императором, Бернадот выразил ему свою лояльность и получил звание маршала Империи. Как-то раз он взял в плен шведов и разместил их в городе Любеке, на берегу реки Траве. К пленным он приказал относиться гуманно, шведские офицеры у него свободно бродили по городу и больше походили не на пленных, а на гостей Бернадота. И это сделало его имя настолько популярным в Швеции, что Государственный совет, собранный бездетным шведским королем Карлом XIII для избрания ему преемника, единогласно решил предложить корону именно Бернадоту, при условии, конечно, что тот примет лютеранство, и несмотря на наличие другого претендента – принца Густава, сына предыдущего короля Густава IV Адольфа.
Понятно, что за подобным решением стояло стремление Госсовета угодить Наполеону. Бернадот согласился, и в 1810 году он был уволен Наполеоном со службы, а уже 21 августа 1810 года Риксдаг избрал Бернадота кронпринцем (наследником престола) Швеции. Соответственно, 20 октября он принял лютеранство, 31 октября был представлен собранию государственных чинов в Стокгольме, а 5 ноября усыновлен королем. С этого времени Бернадот стал регентом, а фактически – правителем Швеции, на престол которой официально он вступил только в 1818 году под именем Карла XIV Юхана.
Александр Иванович близко знал Бернадота. Поэтому, когда последний был избран шведским наследным принцем, император Александр I направил в Стокгольм именно Чернышева.
Миссия носила чрезвычайно деликатный характер: Чернышеву предстояло выяснить намерения Швеции в случае вполне вероятного начала новой войны России против Наполеона.
Тайный смысл командировки
Французский историк Альбер Вандаль пишет: «Благодаря давнему знакомству с принцем, Чернышев мог лучше всякого другого выполнить это щекотливое поручение. Ему было поручено доставить в Париж ответ Александра на императорское письмо от 23 октября, но при этом он получил приказание ехать через Стокгольм <…> Чернышеву поручено сказать, как страстно, как упорно желает Наполеон, чтобы Россия обратилась к Швеции с протестом и угрозой, только, согласно инструкции, Чернышев тотчас же должен прибавить, что Александр решил не обращать внимания на это желание, что он предоставляет Швеции вполне располагать своими решениями, что она может избрать относительно Англии то поведение, какое ей будет угодно, и может не принимать участия в морской войне. Одним словом, истинная цель поездки в Стокгольм состояла в том, чтобы дать понять, что показную ее задачу никоим образом не следует выполнять. Выдавая, под предлогом исполнения желаний императора его намерения относительно Швеции, Александр надеялся создать себе право на ее благодарность и положить начало примирению, а может, и прочной дружбе с нею».
Слова эти выглядят не очень понятно и нуждаются в комментариях.
Прежде всего, следует отметить, что Наполеон был слишком проницательным человеком, чтобы не почуять в поведении Чернышева тайного умысла. Тем не менее он принимал его не без удовольствия. Как пишет тот же Альбер Вандаль, «он считал его одним из тех умных, не имеющих предрассудков людей, с которыми всегда приятно побеседовать и иногда не трудно сговориться».
И вот 21 октября 1810 года дипломатический корпус и все заметные люди из иностранной колонии в Париже получили приглашение на бал в Фонтенбло. До бала, делая обычный обход приглашенных, Наполеон три раза подходил к Чернышеву и на ходу бросил ему несколько милостивых слов. А вечером, уже во время бала, он приказал позвать Чернышева. Потом он уединился с ним, и они долго дружески беседовали. В начале разговора, обращаясь к Чернышеву, как к военному, Наполеон заговорил о последней русско-турецкой кампании. Дело в том, что императора интересовала эта война, истощавшая русские силы, и ему очень хотелось узнать, когда и чем она закончится.
А затем Наполеон вдруг с издевкой спросил:
– Что, ваши генералы очень грабят?
На что, напустив на себя испуганный вид, Чернышев ответил, что подобные безобразия не известны в русских войсках.
– Hy! – усмехнулся император. – Напрасно вы не откровенны со мной. Я отлично знаю, что у вас далеко не так грабят, как у меня, но я не рискнул бы поручиться за ваших командиров авангарда и за казачьих полковников.
После этого Наполеон отпустил Чернышева, наговорив ему много лестного. А на следующий день он пригласил его к себе во дворец и принял в своем кабинете.
На этот раз, вместо того, чтобы морочить голову своему собеседнику, император, наоборот, счел необходимым играть открыто, решив, что в данном случае высшее искусство – это быть дерзко откровенным. И он заговорил об отношениях Франции и России. Он сказал, что между обоими дворами существует некоторая холодность, и это нет смысла скрывать. Он отметил, что, хотя его личные чувства к императору Александру нисколько не изменились, но между ними уже нет ни прежней дружбы, ни прежнего взаимного доверия. Потом Наполеон констатировал, что очень сожалеет о несостоявшемся семейном союзе между ним и юной Анной Павловной, сестрой императора Александра. А потом было заявлено, что «по своему географическому положению Россия рождена, чтобы быть другом Франции». И так далее. И тому подобное…
А кончилось все это тем, что Наполеон передал в руки Чернышева письмо императору Александру. То самое императорское письмо от 23 октября, о котором пишет Альбер Вандаль. В нем говорилось, что мир или продолжение войны в руках Александра, что для этого надо лишь поддержать Францию в экономической блокаде Англии и в конфискации британских товаров и судов.
Отпуская Чернышева, Наполеон, как бы между прочим, сказал:
– Император Александр первый меня понял и только один мог понять, и потому я надеюсь, что он обратит внимание на мое требование во всем его объеме. В таком случае необходимо решительно отказаться от всевозможных полумер, при которых отношения между двумя империями могут продолжаться кое-как год или два, но окончатся непременно ссорой. Но если бы Его Величество неуклонно следовал принятому направлению, не обращая внимания на крики и жалобы купцов, то можно было бы надеяться, судя по тем сведениям, которые я получаю из Англии, что в скором времени мы достигли бы общего мира. Необходимо, чтобы Россия принудила Швецию выполнить ее обязательства в этом отношении. До сих пор я был чрезвычайно недоволен, потому что англичане в Балтийском море запасались у шведов дровами и водой.
Соответственно, Чернышеву было поручено передать на словах просьбу Наполеона, которая заключалась в следующем: одно слово русского царя, в котором Швеция почувствовала бы возможность вооруженного вмешательства, сделало бы больше, чем все свирепые угрозы Франции. Короче говоря, Наполеон просил бы Александра, чтобы он обратился к правительству короля Карла XIII со строгим внушением. Со всеми вытекающими из этого последствиями.
Понятно, что поведение Швеции Наполеон приписывал господствовавшей там анархии и интригам, но он надеялся, что оно изменится, если Бернадот исполнит данное им при отъезде обещание. Но если его обещание было неискренно, и если Швеция к весне не закроет свои порты и не встретит британцев пушечными выстрелами, то Наполеон готов был снова занять Померанию и пригласить русских опять начать войну с Швецией.
– Без этого, – сказал он, – Швеция будет смеяться надо мной.
Следует отметить, что Наполеон не только поговорил с Чернышевым, он еще пригласил в Фонтенбло шведского посла Густава Лагербьелке и в весьма резких выражениях объявил ему, что Швеция должна или немедленно объявить войну Англии, прекратить всякие торговые отношения с ней и конфисковать ее товары, или воевать с Францией, и что он уже дал предписание своему поверенному в делах в Стокгольме потребовать от шведского правительства решительного ответа на это требование.
Приезд в Стокгольм
Чернышев поехал в Стокгольм в последних числах ноября.
Во время переправы через Ботнический залив ему пришлось пробираться между Аландскими островами местами пешком, по чрезвычайно тонкому льду, местами на лодке. Буря задержала его на три дня на одном пустынном островке, вследствие чего он смог приехать в Стокгольм только в ночь с 1 на 2 декабря 1810 года, страшно измученный и полузамерзший.
Приезд Чернышева в Стокгольм оказался неожиданным для Бернадота.
А в это время французский посланник в Стокгольме барон Шарль-Жан-Мари Алкье, «человек весьма дерзкий», согласно определению военного историка М.И. Богдановича, прямо заявил, что Россия, как союзная с Францией держава, готова поддержать Наполеона, хотя Санкт-Петербург еще не мог иметь времени ответить на предложение императора французов, привезенное Чернышевым.
На самом же деле, такого согласия не существовало даже и в дипломатических бумагах, поэтому Чернышеву поручили тайно сказать Бернадоту, что «никому из своих союзников Россия не обязывалась не только воевать с Швецией, но и участвовать в войне, которую кто-нибудь из них объявит ей».
В инструкции, данной Чернышеву, говорилось:
«Его Величество прямо заявляет, что он решительно намерен сохранять мир с Швецией; ему надоели войны, которые он вынужден был вести, и все его желание заключается в том, чтобы водворить мир как для своего государства, так и для всей Европы, залитой кровью и обедневшей от упадка торговли вследствие жестоких мер, которые грозят повергнуть ее к временам варварства в то время, которое гордится своим просвещением».
Понятно, что Россия совсем недавно воевала с Швецией и отобрала у нее территорию Финляндии, но после заключения Фридрихсгамского мира 1809 года, все якобы изменилось, и между двумя державами окончилась продолжительная вражда, которая часто поднимала одну из них против другой. А еще Россия якобы надеется, что наследный принц не откажет ей в доверии, которое и сама Россия постарается оправдать своими действиями, которые несомненно докажут, что император Александр желает Швеции исключительно благоденствия, которому он готов содействовать всеми способами.
Именно такой взгляд на отношения России и Швеции русский император предложил Чернышеву для передачи Бернадоту.
Посвятив утро 2 декабря 1810 года на официальные посещения шведских министров и посланников других держав, Александр Иванович особенно ласково был принят министром иностранных дел бароном Ларсом фон Энгстрёмом, который заявил ему, что Бернадот, узнав о его приезде, сказал, что он чрезвычайно этим обрадован и с величайшим нетерпением желает его видеть. Но он в отчаянии, что придворные обычаи препятствуют тому, чтобы встреча с ним состоялась до представления королю.
На следующий день утром Бернадот устроил представление Чернышева, и больной 62-летний король, несмотря
на то, что с трудом уже мог говорить, ласково беседовал с представителем Александра I около получаса. Он говорил об искреннем желании быть в дружбе с Россией, а также отметил, что ему приятно было узнать, что Чернышев принадлежит к числу давних знакомых Бернадота, который говорил ему о нем очень много хорошего.
Первая встреча с Бернадотом
После представления королю Чернышев немедленно отправился к наследному принцу. Лишь только Бернадот увидел входящего Чернышева, как поспешил подойдти к нему, поцеловал его несколько раз и осыпал приветствиями.
При этом присутствовал чрезвычайный посол России в Стокгольме генерал Петр Корнилович Сухтелен.
Позднее Чернышев доносил Александру I:
«В присутствии Сухтелена и Энгстрёма я только сказал принцу, что Ваше Величество поручили мне выразить ему ваши чувства уважения к его заслугам и качествам. Его Высочество принял это заявление с живой радостью и отвечал мне, что после этого он считает себя совершенно счастливым, и все свои желания исполненными. Когда Сухтелен сообщил ему о Вашем к нему расположении, то он до такой степени был проникнут признательностью, что позволил себе выразить ее Вам в письме. Затем он сказал, что просит меня довести до Вашего сведения, что после всего того, что он слышал о Вашем характере, его единственное желание заключается в том, чтобы иметь счастье сойтись с Вами душой и доказать, что он не недостоин этого».
Отметим, что, говоря таким образом, Бернадот несколько отдалился от присутствовавших. Этим движением воспользовался Чернышев, чтобы неслышно для других сказать ему:
– Государь, мой повелитель, узнал, что прежде Ваше Королевское Высочество удостаивали меня благосклонности и доверия, и именно поэтому поручил мне ехать через Стокгольм, чтобы передать истинные его чувства к Вам и тем предупредить возможность всякого недоразумения, которое может быть вредно для обоих государств. Позвольте мне просить Вас до моего отъезда назначить мне особое свидание.
Назначив ему явиться в определенный час, Бернадот сказал, что надеется повидаться с Чернышевым и не один еще раз.
– Мне необходимо знать о расположении императора, чтобы согласовать с ними мой образ действий. При настоящем положении дел я понимаю, что Россия – это единственная держава, от благорасположения и покровительства которой зависит не только благосостояние Швеции, но и само ее существование. О нем-то я прошу императора и поручаю вам передать ему мою просьбу. Что касается до меня, то я даю решительное обещание, что шведское правительство готово все сделать, чтобы заслужить благорасположение России, и будет избегать всего, что могло бы навлечь самое малейшее против нее неудовольствие. Конечно, потеря Финляндии составляет еще свежую рану, но, смотря на вещи беспристрастно, я сам понимаю, что эта провинция была слишком удалена от Швеции, и она не могла долго удерживать ее за собою. В настоящее время Швеции нужен мир, она должна довольствоваться тем, что имеет и стараться отклонить те опасности, которыми угрожает настоящее положение дел в Европе. Россия, если захочет, то может обратить свое оружие против Востока, Юга и Запада и быть вполне уверенной, что Швеция не изменит своей политики и желанию оставаться с нею в мире, потому что она очень хорошо знает, что может обойтись без всех других государств, кроме России, от которой зависит ее спокойствие и мир.
Затем Бернадот изъявил Чернышеву свое сожаление по поводу того, что не имеет чести быть лично знаком с императором Александром, и выразил мысль, что ему было бы весьма приятно, если бы тот дозволил ему приехать в Санкт-Петербург нынешним летом, чтобы лично выразить чувства своего уважения.
Говоря таким образом, Бернадот приблизился к тем, кто находились в зале, и ловко перевел разговор на предметы, не имевшие особенного значения.
Уже на этой первой беседе Бернадот делает «тонкий намек на толстые обстоятельства» и недвусмысленно дает понять Чернышеву о своей кандидатуре на шведский трон и о том, что Россия могла бы на него рассчитывать.
Борис ГРИГОРЬЕВ«Бернадот»
Вторая встреча с Бернадотом
Через день, 4 декабря, в назначенное Бернадотом время Чернышев вновь явился к нему после представления королеве Гедвиге, которая приняла его так же милостиво, как и король.
Около двух часов будущий король Швеции по титулу, но реально уже правивший в ней под иным именем, вел с Чернышевым разговор, весьма важный в политическом отношении. Осыпав Александра Ивановича любезностями, относившимися лично к нему, при начале встречи Бернадот заявил, что будет говорить с ним так же откровенно «как бы говорил с самим собой».
Действительно, в этом разговоре он выразил тот же взгляд, что и при первой встрече, но с такой ясностью и решительностью, что должно было быть устранено любое сомнение о его будущем образе действий. Он говорил, что приезд Чернышева в Стокгольм и то, что он ему сказал о расположении к нему императора Александра, тем более возбуждает в нем радость, что носились слухи, будто его поездка в Париж касается именно отношений Франции к Швеции и жалоб на нее. Говорили даже, что дела складываются так, что Швеции грозит разрыв с Россией, если она не согласится беспрекословно исполнять все требования Франции.
– Россия, – сказал Бернадот, – единственная держава, которой может бояться Швеция, и ее покровительство, безусловно, необходимо для существования и спокойствия нашей страны.
Он говорил, что Швеция никогда не решилась бы на такой гибельный для общего спокойствия шаг, как объявление войны Англии, если бы Наполеон не уверял, что Россия поддерживает его. При этом положение Швеции отлично от всех других государств, потому что она может существовать, только сохраняя мир и поддерживая торговлю. Между тем эта война лишает ее доходов и предметов первой необходимости (например, соли), без которых она обойтись не может.
Он говорил, что объявлением войны Англии Швеция сделала все, что только могла в угоду Франции, но все остальные ее требования не могут быть выполнены без нарушения основных законов страны. В частности, чтобы конфисковать товары, которые уже находятся внутри страны, в домах, которые прошли через таможни, необходимо разрешение Сейма, а собирать с этой целью Сейм было бы крайне опасно. Король не может прибегнуть к такой мере, которая способна повлечь за собой гибельные последствия.
– Вам я могу сказать прямо, – прибавил Бернадот, – что все эти меры только усиливают страдания и несчастья всей Европы, тогда как, по моему мнению, они могли бы принести пользу, если бы гордыня и чрезмерное самолюбие французского правительства не были тому помехой.
Поняв из последних слов подлинное отношение Бернадота к наполеоновской Франции, Чернышев воспользовался этим, чтобы заявить ему, что действительно император французов обращался к русскому государю с просьбой подкрепить своим участием его требования, предъявленные Швеции, но что после Фридрихсгамского мира политические выгоды России требуют поддержания дружеских отношений с ней. При этом в планы России вовсе не входит стеснять свободу действий шведского правительства, которое имеет право действовать сообразно своим собственным выгодам, не опасаясь никакого препятствия со стороны России.
– То, что вы мне говорите, – ответил на эти слова Бернадот, – возвращает мне душевное спокойствие. Швецию хотели всеми способами напугать и это действительно получилось.
Дело в том, что французские агенты не только уверяли, что Россия начнет войну с Швецией, если она не исполнит требований ее союзника Наполеона, но что между двумя дворами уже ходит мысль о том, что Франция готова уступить России всю Швецию в обмен на балтийские берега.
– Я готов был, – продолжал Бернадот, – пожертвовать собой и всем своим семейством ради блага Швеции, которая, впрочем, не лишена и возможностей постоять за себя, но я убежден, что для ее благоденствия необходимо сохранять мир.
Поясним, что в 1798 году Бернадот женился на своей марсельской знакомой, дочери торговца шелком Дезире Клари, и у них родился сын Оскар. При этом Дезире была бывшей невестой Наполеона, а ее старшая сестра Жюли вышла замуж за Жозефа Бонапарта, брата Наполеона.
Бернадот получил от императора все: маршальский жезл, титул князя Понтекорво, наконец, шведский престол. Наполеон не забывал, что и жена наследного шведского принца – будущая королева – это его бывшая возлюбленная Дезире Клари. Бернадот, полагал Наполеон, будет что-то выторговывать, будет набивать цену, но в главном он выполнит директивы императора.
Альберт МАНФРЕД«Наполеон Бонапарт»
– Откровенно вам скажу, – говорил Бернадот Чернышеву, – что то ужасное положение, в которое поставила меня Франция в последнее время, повергает меня в невыразимую грусть. Я никак не ожидал подобного образа действий со стороны державы, которой я не без пользы и не без славы прослужил тридцать лет, а также со стороны Наполеона, которому прежде я оказывал услуги, избавляя его от многих неприятностей и затруднений.
Бернадот стал солдатом Беарнского пехотного полка в августе 1780 года, а через восемь лет его произвели в сержанты. После революции его карьера развивалась стремительно: в феврале 1790 года он получил чин младшего лейтенанта, а через четыре года, в битве при Флерюсе, он уже командовал дивизией. С Наполеоном судьба свела его в 1797 году, и их отношения почти сразу же испортились из-за взаимного непонимания и соперничества. При этом Бернадот по праву считался одним из самых выдающихся генералов Французской республики, и в июле 1799 года его назначили военным министром. В государственном перевороте 18 брюмера Бернадот не поддержал Наполеона, но и ничего не сделал для защиты Директории. Плюс еще эта история с Дезире Клари…
– Я полагал, – не скрывая обиды, сказал Бернадот, – что Наполеон будет моим защитником, будет покровительствовать мне, а не поставит меня в грустное положение с первых дней моего прибытия в Швецию. Я надеялся, что он не сделает меня жертвой своего случайного дурного расположения духа потому только, что я имел несчастье из его товарищей сделаться его подданным. Но и в качестве подданного я не стал бы выносить подобных выходок. Ничто не может изгладить во мне тяжелого сознания, отравляющего мою жизнь, что стране, которая призвала меня, чтобы царствовать в ней, я принес войну, которая ее разорит.
После таких откровенных заявлений, Чернышев позволил себе выразить мысль, составлявшую важнейшую часть его миссии, что цель императора Александра заключается именно в том, чтобы достигнуть мира, в котором одинаково нуждаются все европейские государства, и что поэтому он поручил ему заявить наследному принцу, в знак своего к нему уважения, намерение свое сохранить мирные отношения с Швецией при любых обстоятельствах. Император Александр вовсе не обещал никому из своих союзников принять участие в войне, которую кто-либо из них объявил бы Швеции.
– Но, – подчеркнул Александр Иванович, – делая это сообщение, император Александр надеется, что Ваше Королевское Высочество сохранит все в тайне, потому что любое разглашение может причинить вред обоим государствам.
Выслушав это заявление, Бернадот не смог скрыть своей радости и заверил, что теперь он может быть не только спокоен, но и счастлив, заслужив расположение императора Александра, и что с этого времени все его действия будут направлены на то, чтобы доказать, что как он сам, так и Швеция, достойны подобного покровительства.
– Император может обратить свое оружие, – повторил он Чернышеву, – на Константинополь, Вену или Варшаву. Швеция останется спокойной. Ее единственная цель будет состоять в том, чтобы находиться в союзе с Россией и довольствоваться тем, чем она владеет, не вмешиваясь в чужие споры. Никогда Его Величество не увидит, чтобы Швеция решилась пролить кровь хотя бы одного из своих подданных или истратить хоть один талер в таком деле, которое могло бы быть неприятно России, и никогда она не начнет войны ни с кем, если не нападут на нее, а это невозможно. Пока Швеция находится в союзе с Россией, целый мир не может ей ничего сделать.
О себе лично Бернадот сказал следующее:
– Скажите Его Величеству, что с прибытием в Швецию я сделался совершенно человеком севера, и уверьте его, что он может смотреть на Швецию как на свой верный форпост. Я хорошо понимаю все, чем я обязан моей родной Франции, и употреблю все старания, чтобы сохранить с ней дружеские отношения, но это никогда не заставит меня потерять из виду свои выгоды, то есть, выгоды Швеции, сделавшиеся моими.
Можно ли было верить тому, что говорил Бернадот? Искренни ли были его заявления как о чувствах к русскому императору, которого он не знал лично, так и об отношении к России, только в 1809 году отобравшей у Швеции Финляндию?
Эти вопросы представлялись бы излишними, если бы сообщения своему правительству французского посланника из Стокгольма не бросали на происходившие события изрядную тень подозрения.
