Сергей Надымов
Калейдоскоп

Два человека, да кого он обманывает, один человек решил, что видит прямую и явную угрозу, и начал ей противостоять, в меру своих сил и ума. Убедил второго, и вот теперь они делают это вместе. А кругом идет своим чередом их странная новая жизнь. Люди учатся, влюбляются, ссорятся, уже даже рожают новых людей, и каждый видит свои угрозы, и борется с ними так же в меру своих сил и ума. Просто, каждый видит другие угрозы, и борется с ними по-другому, и ни один никогда до конца не поймет другого, даже сейчас, когда их социум сузился до невероятных с самой зари человечества границ. И каждый по-прежнему одинок, даже среди других. Просто кто-то одинок вместе с кем-то, а кто-то порознь. Как он сам, добровольно просравший свою возможность победить одиночество.

Даниль так и не смог найти в себе решимости, чтобы рассказать Ландыш о том, чем занимался. Ему не позволил сделать это страх того, что она не примет его точку зрения, оттолкнет его и разрушит их дело. А значит, и его жизнь тоже, и жизнь Андрея, и Ирины тоже. Их отношения начались ярко, на фоне эйфории от самого факта выживания, в первые же дни после прихода в Долину, а умирали долго, мучительно и очень скучно. На кухне, за лживыми разговорами, в спальне, когда он обнимал Ландыш, а видел мешки с телами визитеров и строчки данных, в Центре, где он прятался от всего этого. Он так скучал сейчас по ее теплу, по тому, как она говорила с ним, даже по тому, как молчала, все ожидая, когда, наконец, заговорит он, но Даниль тоже молчал, чем и предопределил конец их отношений. Когда говорит только один, ничего хорошего не выходит.

Он часто, как и сейчас, мысленно возвращался к тому времени. День за днем, Даниль все больше запирался в себе, понимая, что следит за каждым сказанным словом, чтобы не дать ни одного повода для расспросов. Снова и снова задерживался в Центре, потому что это проще, чем идти домой и в очередной раз бороться с желанием рассказать подруге правду. Он чертовски завидовал Андрею. Они с Ириной поженились еще до Исхода, а знали друг друга и дружили еще дольше. Для его напарника рассказать жене о своем страхе и о решении, которое он нашел, было чем-то настолько само собой разумеющимся, что иного пути для него даже быть не могло. И это вторая причина, из-за которой он стал реже у них появляться.

И тогда, постепенно, но неотвратимо, Даниль пришел к мысли о том, что на самом деле он не доверяет не себе, а Ландыш. А значит, не уважает ее, и не любит на самом деле настолько, чтобы довериться полностью, потому что не готов столкнуться с последствиями правды, и не представляет исхода, при котором они не будут разрушительны. И не готов их принять, если они будут таковы. И тогда он остался один. Она не устраивала скандалов, это выше нее, она пыталась до самого последнего момента. Даже в тот день, когда собрала вещи и ушла, но натыкалась лишь на стену его молчания, а он, он просто не находил слов, чтобы ответить хоть что-то, потому что не хотел больше врать и не имел сил сказать правду.

Они до сих пор периодически сталкивались друг с другом, то на Совете, то просто на улицах Поселка, здоровались, даже улыбались, но так никогда больше ни о чем не заговорили. Иногда он начинал думать о ней, о том, что потерял, и тогда, бывало, просто разбивал что-нибудь, первое подвернувшееся под руку, иногда и руки тоже. Ее фотографии все еще хранились в памяти его интерфейса, но только ее, не совместные. Их он удалил все, без исключения. Не мог видеть себя рядом с ней, слишком больно и стыдно ему становилось тогда. Он знал, что Ландыш до сих пор не встречалась ни с кем другим, как и он сам и не хотел думать о том, что он стал причиной этому, причиной одиночества и недоверия.

Так просто обвинять во всем этом Андрея, но ведь он и правда ни к чему не принуждал Даниля, не угрожал ему, и тем более не заставлял лгать. Такое ощущение, что он вообще в любой момент был готов к тому, что все развалится, и этот осознанный фатализм порой даже пугал Даниля, особенно на фоне того, что останавливаться при всем этом Андрей явно не собирался. На самом деле, выход у Даниля имелся. Он вообще есть всегда, просто желание жить без лишних проблем, да и просто желание жить, это так естественно, так близко и знакомо. Не отказываться от этого, это вполне адекватное проявление здорового человеческого эгоизма и страха перемен.

Даниль все сидел на крыльце, переводя взгляд с одного гаснущего окна на другое, и понимал, что совсем не хочет идти домой, где его никто не ждет. Может, пойти в Центр, поработать, но над чем? Тупо понаблюдать, как дроны в боксе разбирают вещи визитеров или поковыряться в настройках системы безопасности? Любой процесс здесь был настолько автоматизирован, что не требовал особого вмешательства со стороны человека после запуска.

Сейчас это здорово мешало. Данилю хотелось заняться чем-то максимально рутинным и отупляющее монотонным, чтобы разогнать мысли, сосредоточившись на процессе. В голову ничего не шло, кроме набившего оскомину самокопания. Это превратилось в целую игру, придумывать, что он мог сделать иначе, что он сделает иначе прямо сейчас, и как от этого изменится его будущее. Каким оно станет светлым и безоблачным, цельным и спокойным.

Перед ним разворачивались целые новые реальности, где он рассказывал Ландыш правду, и она принимала его таким, какой он есть. Где они с Андреем прекращали охоту на визитеров, или необходимость в ней отпадала сама собой, и это не приводило ни к каким ужасным последствиям. У этих реальностей имелась одна общая, определяющая черта. Ради их достижения, ему приходилось только мечтать, ничего не делая. Но игра оставалась игрой. Как там цитировал кого-то Андрей? «Фантазия – ценная вещь, но нельзя ей давать дорогу внутрь. Только вовне, только вовне.» Даниль с сомнением хмыкнул и рывком поднялся с крыльца.

Резкое движение и пиво ударили в голову, слегка поведя его в сторону, но он устоял и, нагнувшись, сгреб все бутылки в опустевшую упаковку. Пройдя пару шагов, забросил ее в мусоросборник возле двери и повернулся спиной к стене Центра, символично отворачиваясь от сегодняшнего дня, от тяжелых мыслей и разочарования.

Еще несколько секунд Даниль постоял в нерешительности, просто так, не думая ни о чем, плюнул в траву и, развернувшись, резко зашагал в сторону дома. Уже на пороге, прежде чем открыть дверь, обернулся, посмотрев на засыпающий Поселок. Пусть спят, пусть будут спокойны, как всегда, когда кто-то другой принимает решения. В конце концов, они не виноваты, что у них отобрали это право, в очередной раз, но под другим предлогом. А может, слишком виноваты, черт его разберет, потому что это так удобно. Когда-нибудь это аукнется им с Андреем, и они расплатятся за все. Но, не сегодня. Даниль толкнул дверь и шагнул в черный проем.

4. Сейчас. Ирина.

– Бомбардировка Иршвана, в общей сложности, продолжалась трое суток. Силы противовоздушной обороны города оказались укомплектованы меньше чем на тридцать процентов, так как большую часть войсковых соединений и техники в рамках операции «Нойер» спешно перебросили на особо сложные участки растянувшегося на тысячу километров Третьего Западного фронта. Вкупе с отсутствием тренировок по эвакуации и ночной светомаскировке, а также с общей неготовностью населения к началу военных действий непосредственно на территории государства, это привело к ужасающим последствиям. Количество погибших к концу третьего дня бомбардировок составило восемьдесят пять тысяч человек, раненых двести тысяч. Более точное число пострадавших установить невозможно из-за низкой культуры хранения данных в этот период истории. Бомбардировка также разрушила в среднем каждые девять из десяти построек в черте города, что привело к массовому бегству жителей Иршвана в соседние кантоны ввиду неминуемого голода и наступавших холодов…» Слушай, Люд, с меня хватит на сегодня, наверное. Сплошные фронты, потери, отступления, высоты и штабы, – Ирина потерла глаза кончиками пальцев, слегка массируя их, и свернула настольный интерфейс, повернувшись к своей напарнице, сидевшей за соседним столом. – Я надеялась, у Хозяев с этим получше было, чем у нас, а тут…

– Ой, хорош! Никогда такого не было, и вот опять! Ир, этим событиям минимум несколько тысяч лет. В это же время люди друг в друга копьями тыкали и из луков стреляли. Я не помню, изобрели тогда уже луки? Или все еще камнями и палками обходились? У меня с историей проблемы.

Коллега Ирины вытянулась на своем кресле и смачно потянулась, отчего легкое летнее платье белого цвета крайне откровенно облепило ее статную фигурку, на которую заглядывался не один холостяк Поселка. Да и не только холостяки, отчего Люда слыла вертихвосткой, отчасти благодаря слухам, запущенным теми женщинами, которые считали ее потенциальной соперницей, а отчасти из-за того, что действительно успела в свое время наворотить дел на любовном фронте.

В последнее время она не прилагала к этому никаких усилий, что слабо влияло на уже приобретенную славу, хватило прошлых заслуг, и еще как. Но Людмилу все это не особо беспокоило, как в начале, так и сейчас. Все, что она делала, делала легко, от души и с полной самоотдачей, будь то созидание, разрушение, работа или лень, в зависимости от того, куда указывала стрелка ее внутреннего компаса. Эх, годы молодые. Ирине, в ее какие-то тридцать с хвостиком странно было так думать, особенно в Долине, где возрастные изменения перестали быть проблемой, но в последнее время ей самой хотелось больше спокойствия, чем авантюр и экспериментов.

Волей-неволей, вся их жизнь после Раскола сама стала одной большой авантюрой, на фоне которой приземленные страсти в определенной мере поблекли. Возможно, дело в пресловутом времени, которое вроде как лечит. Слишком мало его прошло пока что, по крайней мере, недостаточно. Хотя, это слишком субъективно. Кто-то жаждал спокойствия и изо всех сил его добивался, или наоборот, не прилагал никаких усилий, чтобы ощутить его. Некоторые, как Люда, поначалу наоборот пускались во все тяжкие, компенсируя этим полученный стресс, и очень долго приходили в норму, успокаиваясь и переставая бросаться из крайности в крайность.

Собственно, это стало одной из причин взять Люду в напарницы. Всем казалось, что так за ней будет проще приглядывать, о чем ее как-то после очередного Совета тихонько попросил Андрей, которого, в свою очередь, попросила Антонина. Да, сначала это походило на обязанность, но постепенно Ирина почувствовала, как общение с новой подругой помогло ей самой расслабиться, ощутить себя более живой, даже более здоровой, причем в какой-то степени лучше, чем это сделала техника Поселка, работающая где-то на грани с волшебством. Видимо, в здоровье моральном она нуждалась больше, чем в физическом. И это неудивительно.

– У нас и перед самым Расколом кое-где люди друг в друга копьями тыкали, и из луков стреляли, если уж на то пошло. Да и во время Раскола, если ты не забыла. А у них было вот это все. Странно думать, что до такого уровня развития они тоже шли по трупам.

Ирина широким жестом обвела рукой помещение архива Культурного Центра Поселка, в народе «Библиотеки», выточенное из черного камня, напоминавшего видом обсидиан. Стены его представляли собой цельные конструкции с прямоугольными длинными углублениями от угла до угла, в которых располагались ряды блоков памяти и герметичных контейнеров с бэкапами на местных физических носителях.

Сидели девушки за одним из двадцати длинных столов со встроенными портативными интерфейсами. На столешницах перед ними лежали блоки данных, похожие на короткие черные каменные брусочки прямоугольной формы. На них они переносили уже обработанную информацию после длительного процесса вычитки, правок, бесчисленных проб и ошибок с загрузкой в память Лекторов. Всегда приходилось делать несколько версий, потому что постоянно случались оказии с, как казалось, уже целыми законченными параграфами. Лектор мог принять текст одного, но вдруг, в связке со вторым, общая комбинация данных отторгалась, и тогда им приходилось править каждый параграф отдельно, стыкуя их снова и снова, пока результат не удовлетворял привередливую машину.

А иногда, из-за, например, двадцатого параграфа, приходилось переделывать первый. Но выяснялось это только тогда, когда они в обратном порядке доходили до него от девятнадцатого. В такие дни Ирине хотелось кого-нибудь прибить. Она даже на полном серьезе предложила Людмиле повесить в Библиотеке боксерскую грушу, памятуя о практике некоторых компаний из базовой реальности, но та сказала, что ей больше импонирует возможность как следует проораться от злости, так как это менее энергозатратно, тем более что местная акустика к этому весьма располагала.

Самым обидным в этом без того затянутом и кропотливом процессе обработки информации было то, что они до сих пор не смогли вычислить отторгаемые детали в тексте. Иногда одни и те же формулировки, названия и даты не принимались Лектором в одном параграфе, но легко пропускались им в тексте другого. Чтобы снова быть отторгнутыми, когда они добавляли следующий по порядку.

Приходилось придумывать, как обмануть машину. Они сместили на один год местное летоисчисление, извратили практически все названия, заведя для новых получившихся терминов и наименований отдельный словарик, и еще много, много чего другого. Людмилу это даже вроде как забавляло. Она радовалась одинаково и тогда, когда у них с Ириной получалось обыграть Лекторов, и когда те брали верх, словно это все казалось ей большой игрой без проигравших. Впрочем, в какой-то мере, так и было, и со временем сама Ирина стала относиться к неудачам гораздо спокойнее, хотя, казалось бы, именно она должна оказывать на Людмилу благотворное влияние, а не наоборот.

Кроме прочих проблем, Лекторы категорически отказывались принимать и преобразовывать в обучающие программы информацию в виде аудио и видеозаписей, а также фотографии. Чертежи, схемы и планы они сжирали без проблем, но только в определенном формате. Обмануть систему не удавалось, но они все равно пытались, правда, не веря в результат, а больше для спортивного интереса. Например, вырезали фрагменты фото или видео с изображениями каких-либо чертежей и пытались подсунуть их Лекторам, изменив формат изображения, но те все равно распознавали и отторгали обманки. Но вот если нейросеть обрабатывала эти изображения и на их основе сама в специальной программе создавала необходимый чертеж, тогда все проходило как надо.

Все эти условности по отдельности не являлись чем-то ужасным и непреодолимым, но, когда они складывались в целые системы из проблем, иногда хотелось просто махнуть рукой на это все. Впрочем, иногда они так и делали, давая себе передышки на несколько дней, а иногда и недель. Работать приходилось только с тем, что имелось на руках, ввиду невозможности вмешательства в работу Лекторов. В итоге, изучать отвергаемые ими материалы приходилось по старинке, то есть самостоятельно, а не передавая информацию в мозг напрямую. Если кратко, то их с Людой работа предназначалась для людей стойких и терпеливых и перерывы в ней являлись просто объективной необходимостью, чтобы не перегореть, даже учитывая то, что они научились получать от процесса удовольствие.

– Я, если честно, им даже завидую.

– Да они ведь исчезли, ты не заметила? – Людмила многозначительно вскинула брови, и похлопала по пустому креслу рядом с ней. – Сидел тут Хозяин, которому ты завидуешь, а потом пшик, и нету. И все изобретения, все знания, ничего ему не помогло. И остались его творения, услужливые, одинокие и потерянные дожидаться новых хозяев, взамен старого. Все еще завидуешь?

– А знаешь, завидую. Они построили и изобрели все это, а мы просто пришли на все готовенькое. У них был мир, у нас войны. У них достаток, у нас голод. У них всеобщая свобода, а у нас кучка быковавших как гопники государств, замкнутых на чувстве собственного превосходства. Тебе не кажется, что жить так, как они, стоило того, чтобы рано или поздно исчезнуть? А жить так, как жили мы, не стоило того, чтобы оставаться?

– Андрей на тебя плохо влияет, разводись, – Людмила фыркнула, уперлась руками о столешницу и встала, одернув платье. Снова потянулась, аж привстав на носочки и глубоко зевнув, так что Ирина не удержалась, и зевнула следом за ней. – И вообще, откуда ты знаешь, может, в базовой реальности все стало бы в итоге так же, если бы не Раскол. Лет, эдак, через тысячу. Ну или две, если не так оптимистично. Ну или через три, на крайний случай.

– Или вообще бы ничего не стало.

Людмила пожала плечами.

– Или так, откуда мне знать.

Ирина последовала примеру коллеги, и тоже поднялась, после долгой работы оглядывая помещение так, словно первый раз его увидела. Она как ребенок не уставала удивляться чудесам Долины, тем более что благодаря Андрею знала о них куда больше остальных жителей Поселка. И все равно, как же было, по сути, чуждо и странно прикасаться ко всему здесь, ходить по этим дорогам, жить в этих домах, пользоваться технологиями, к которым они не имели никакого отношения.

Так могли бы себя чувствовать археологи, откопавшие Трою. Ну, если бы из руин к ним вышли голограммы троянцев, и на пальцах рассказали про чудеса жонглирования атомами или управление гравитацией. Будь все здесь ветхим, забытым, древним, наверное, Ирина восприняла бы это гораздо проще. А сейчас она словно жила в каком-то ярком фантастическом фильме с невероятно реалистичными декорациями, и уже несколько лет укладывала у себя в голове факт того, что это реально. К ее чести, вполне успешно.

– Люд, а помнишь, что Хозяева сделали первым, когда расщепили атом? Начали строить электростанции и запретили использование технологии в военных целях. А люди разбомбили два города, а потом почти век трясли друг перед другом фаллическими символами превосходства, меряясь, у кого ракета толще, длиннее и траектория полета у какой из них хитрее. Видимо, компенсировали недостатки. И дальше продолжили бы трясти. И дотряслись бы.

– Бла-бла-бла-бла.

Людмила демонстративно закрыла уши ладонями и закатила глаза. Ира только головой покачала и беззлобно продемонстрировала напарнице средний палец, на что та моментально ответила таким же жестом, но на всякий случай присовокупила к нему высунутый язык.

– Балда малолетняя. Не хочешь слушать, не спрашивай.

– Я поддержать разговор хотела, а ты устроила мне лекцию с чтением морали.

– Ты уже большая девочка, сама разберешься, что морально, а что аморально.

Людмила коварно улыбнулась и стрельнула Ире глазками, старательно начав имитировать деревенский выговор.

– Ой, Ирка, да ты чо! Я же главный аморальный элемент на Поселке то.

– Сама так решила, аль нашептал кто, а, Людк?

Ирина усмехнулась, подыграв подруге, и принялась собирать со стола блоки данных, аккуратно укладывая их в небольшой герметичный контейнер с глянцевой поверхностью серого цвета, размером примерно с коробку для домино, сделанный из того же материала, что и сами блоки данных.

Складывалось такое ощущение, что у Хозяев он был универсальным, ведь и блоки портативных интерфейсов, и столы, и даже сами стены в помещении были сделаны из него же. Или, учитывая назначение здания, это могло быть символизмом. Здание, вмещающее знания, построенное из материала, на который эти знания записываются. А еще, если попросить интерфейс здания включить верхний свет, то потолок начинал светиться. Короче, мультизадачность как она есть.

Людмила решила помочь ей, правда помощь состояла исключительно в прицельном катании своих блоков по гладкой столешнице в сторону коллеги с крайне хулиганским видом.

– Тише ты, коза, не в боулинге.

– Да ладно тебе, Ир, они же небьющиеся. А по поводу «нашептал», тебе еще самой Верка в уши не накапала?

– А ты ей еще повод дала? – Ирина уложила последний блок в контейнер и аккуратно закрыла его, надавив на крышку до легкого щелчка, заблокировав напоследок наручным интерфейсом. Просто на всякий случай, мало ли кому придет в голову побаловаться. В Библиотеке отсутствовали замки, благо до вандализма никто в Поселке еще не дошел. Андрей вот, правда, уверял, что это явление, скорее всего, временное. В итоге его совету поставить блокировку на контейнеры с блоками данных Ирина все-таки последовала.

– Я еще не совсем морально разложилась, родная моя, чтобы из семьи с двумя детьми мужика уводить. Вот если бы один, тогда…

– Да ну тебя, честное слово. Я-то понимаю, когда ты стебешься, а вот Верка та же самая, похоже, нет. Удивляйся потом, что это она на тебя зуб точит.

– А это не моя проблема, что у нее чувства юмора нет.

Пока Ирина возвращала на место контейнер и отключала ее настольный интерфейс, Людмила уже дошла до двери в холл Библиотеки, и теперь стояла возле нее, сцепив руки за спиной, нетерпеливо покачивалась с ноги на ногу в ожидании подруги.

– Ох, Люд, поверь, в основном проблемы у людей с юмором именно от людей без него, а никак не наоборот.

Ирина прошлась мимо ровных рядов с такими же контейнерами, как тот, что она вернула на место и, поравнявшись с подругой, в пару щелчков по интерфейсу выключила свет в архиве, взяла Людмилу под руку, и вышла с ней в ярко освещенный холл Библиотеки.

Он оказался круглым залом, диаметром примерно в шестьдесят метров, с прозрачным куполом вместо крыши. Ночью на этом куполе горели встроенные в него фосфоресцирующие кристаллы, накапливающие заряд в течение дня. Они изображали звезды, повторяя созвездия на куполе Долины. Правда, здесь картина была куда как более полной, из-за того, что искусственный небосвод Библиотеки не пересекали граница и вкрапления осколков. Это в том числе помогло им понять, что раньше Долина простиралась намного дальше той границы, в которую ее втиснул Раскол.

С наступлением темноты, рукотворное звездное небо разгоралось все ярче и ярче, пока не начинало отражаться в наполированных до блеска мраморных черных плитах, которые выстилали пол холла, а его такие же черные стены создавали ощущение бесконечности вокруг человека, который стоял в самой середине зала. Светиться они могли много часов подряд, но как только включалось солнце, постепенно угасали.

Пару лет назад Андрей решил устроить здесь для них романтический ужин. Сам приготовил мясо, принес в холл круглый столик с двумя мягкими стульями, высокие свечи в стеклянных подсвечниках. После ужина они загасили их, расстелили на полу толстый плед и валялись на нем, просто любуясь звездами и потягивая вино. Здесь, в Долине, таких моментов у них стало гораздо больше, чем до Исхода, где их жизнь под давлением среды и обстоятельств медленно, но верно превращалась в простое существование ради удовлетворения базовых потребностей. Ирина изо всех сил цеплялась за каждый новый положительный пример, чтобы не обесценивать то, через что они прошли и то, что скрывали. Сейчас, погрузившись в приятные воспоминания, она словно снова на несколько секунд оказалась в том вечере, который с удовольствием бы повторила еще и еще. Надо будет озаботиться этим, кстати, в этот раз была ее очередь придумывать идею для свидания.

– Ты чего разулыбалась? – Людмила легонько толкнула подругу локотком в бок и с хитрым прищуром заглянула Ире в глаза, наклонившись на ходу вперед.

– Да так, вспомнилось. Слушай, я, наверное, домой сразу. Пообещала Андрею приготовить что-нибудь сегодня, а пока даже не придумала, что. Полистаю по дороге кулинарку, может, соображу чего.

– Ну, сама смотри, а я переоденусь и в клуб. Буду смущать умы, и вызывать возмущение плебса. Приходите, если выживете после ужина.

На выходе из здания Людмила отпустила руку подруги и, запрыгнув на широкие каменные перила, как пушинка соскользнула по ним вниз, ловко спрыгнув в самом конце на тротуар, прощально помахав рукой не успевшей придумать остроумный ответ Ирине.

– Вот ведь жопошница. Проблемы у нее с историей, как же, ври больше. Плебс, блин.

Она с улыбкой покачала головой, глядя Людмиле вслед, и неторопливо зашагала вниз по ступеням. Времени еще предостаточно, Андрей по будням не так часто возвращался домой до четырех, тем более что они с Данилем опять взялись за свой проект с исследованием купола. Ну, все лучше, чем…

Она отогнала внезапно накатившие мрачные мысли, и на ходу развернула наручный интерфейс, открыв их местный поселковый форум, наполнением которого занимался каждый понемногу, а модерацией муж той самой Веры, Павел Никитин, бывший системный администратор НИИ чего-то имени и памяти кого-то. Если бы дьявол существовал, аббревиатуры из десяти букв изобрел бы все равно не он, потому что они находились за пределами дьявольской воли и интеллекта.

Так, кулинарный раздел, блюда из мяса, естественно, к которому она так же, как и Андрей, испытывала особый пиетет. Жареное? Нет, не хочется сегодня, недавно ели. Тушеное? Пожалуй, тоже нет, Андрей не так сильно его любит. Запеченное? А вот это подойдет, что там есть? Сорок блюд, неплохо-неплохо, есть что выбрать. Что это тут у нас? Сливки, лимон, это может быть интересно, надо изучить внимательней.

Вчитываясь в строчки на голограмме, Ира периодически отвлекалась чтобы, разминувшись с очередным знакомым, вежливо кивнуть и улыбнуться, внутренне радуясь, что никто из них не решил поделиться с ней новостями или обсудить погоду. Она не считала себя букой, и любила пообщаться, но не всегда и, откровенно говоря, не со всеми. Да, Исход в какой-то мере сплотил их, но двести человек, это уже достаточно много, да и, если быть честной до конца, до Исхода со многими из них она не очень захотела бы общаться, а если бы и захотела, то вряд ли бы нашла много общих тем. Благо, Поселок был достаточно большим, а занятий в нем достаточно много, что позволяло нечасто сталкиваться с людьми не очень ей интересными.

Многие дома, мимо которых Ирина проходила, пустовали, не приходя в запустение только благодаря сонму Чистильщиков, патрулировавших улицы как бдительные часовые, днем и ночью. Наверное, они продолжали делать это все время, пока Поселок пустовал, возможно, очень, очень долго. Когда Колонна вошла в Долину, то далеко не сразу нашла Поселок. На экспедицию вглубь осколка они решились, когда близко познакомились с самоходными Творцами и переносными Парацельсами, зализав раны, отъевшись и хоть немного приведя в порядок разорванную в клочья Исходом психику. В памяти Ирины эти дни слились в одно размытое пятно, в котором она с трудом могла вычленить отдельные лица и засевшие в голове фразы, да общую канву событий, не больше.

В тот момент, когда они вошли в Поселок, он уже выглядел практически так же, как и сейчас, за исключением тех домов, над которыми они теперь уже успели поработать, изменив их под свой вкус. Какой-то четко выдержанный общий стиль у построек отсутствовал. Центр оказался строгим административным зданием с заявкой на минимализм, а Библиотека замерла на странном стыке готики и барокко. Что касается жилых домов, то сейчас каждый переделывал их, кто во что горазд, иногда перестраивая практически с нуля, оставив только фундамент. Иногда, по мнению Ирины, результат оставлял желать лучшего, но никто не собирался никого ограничивать в полете фантазии. Использовались для этого как типовые проекты из базы Даниля, так и заготовки из архивов Центра и Библиотеки.

Так что, в Поселке теперь встречались даже домики в скандинавском стиле или близком к постмодернизму. Сами Ирина с Андреем сначала жили в типовом доме, но пару лет назад все-таки выделили время и перестроили его в замечательный двухэтажный барнхаус шоколадного цвета, с большими окнами, двускатной крышей без свесов и просторной верандой, все как Ирина хотела. Прежде чем она согласовала проект этого дома, Андрею пришлось перебрать несколько сотен вариантов, но делал он это с огромным удовольствием.

Захоти кто переселиться в другой дом, он мог просто подать заявку на смену адреса на форуме, и сразу же идти и выбирать любой из свободных, въезжая хоть в ту же минуту на все готовое, если не испытывал потребности в самостоятельном оформлении жилища. А если испытывал, то с этим ему могли помочь Творцы и Даша Петрова. Вот уж кто, а она смогла реализоваться здесь в полной мере, целыми днями, а иногда и ночами создавая в продвинутых графических редакторах всевозможные предметы интерьера, еще и имея возможность тут же их конструировать в реальности и уничтожать, если результат не соответствовал ожиданиям. Она как будто дорвалась до компьютерной игры про обустройство жилища в масштабах один к одному. Только такие маленькие счастья отдельных людей и могли сформировать счастье их общины в целом, иначе они вернутся к тому, что окружало их до Исхода. В глазах Ирины это стало бы деградацией, без сомнений.

Подняв глаза от экрана, Ирина удивленно хмыкнула. Оказывается, за чтением рецептов и внутренним монологом она не заметила, как на автопилоте дошагала до самого своего порога. Она оглянулась и, приложив ладонь к глазам, посмотрела на небо. Над Поселком зависло красивое кучевое облачко, белое и слишком аккуратное, чтобы быть настоящим. На самом деле, Ирина прекрасно понимала, что не отличила бы искусственное облако Долины от реального. Она просто знала это, а остальное дорисовывало ее сознание, сопротивляющееся факту того, что его так просто обмануть.

Сквозь облако пробивалась целая россыпь солнечных лучей, которые, подобно прожекторам, били в сторону границы Долины. Она невольно залюбовалась этим зрелищем, и некоторое время стояла, продолжая держать ладонь над глазами. Далеко в небе виднелись вкрапления инородных Долине осколков, которые умудрились преодолеть ее сопротивление и подобраться поближе к Поселку.

Она знала, что все эти осколки находились примерно на равном расстоянии от центра, как если бы в Долине существовало некое поле, частично защитившее ее во время Раскола и не давшее превратить в кашу из осколков всех возможных форм, какой стал весь остальной мир. Долина оказалась вообще самым большим осколком, который они встретили за время Исхода, даже можно сказать, колоссальным. Другие могли быть более низкими, узкими, изогнутыми, как кишка и крошечными, не больше тумбочки, или даже плоскими, как доска в учебном классе, но только не Долина.

Она представала королевой среди осколков, несломленной и гордой. Андрей практически с самого начала уверял ее, что за границей можно найти еще много частей Долины, вперемешку с другими реальностями, и она простиралась еще дальше. Это можно было понять даже без дополнительных исследований, по легкому изгибу купола, который постепенно увеличивался от центра к краям и, рано или поздно, встречался с землей, завершая свой естественный вид.