Сергей Михайлович Нечипоренко
Одноглазый дракон Масамунэ
В кузове, кроме уважаемого профессора, оказалось ещё человек семь или восемь. Все теснились, галдели и синхронно прыгали на деревянных скамейках, когда фургон врезался в неровности по дороге в участок, коих на пути попадалось достаточно. Но Илья Евгеньевич не жаловался. Он привалился плечом к железному борту и, расслабившись, задремал. Профессор Пещерский был чертовски пьян.
Когда автомобиль остановился, всех выволокли на улицу, посчитали и завели друг за другом в серое, как лицо флегматика, здание полиции. Внутри, не далеко от окошка дежурного, располагался высокий и широкий прямоугольник, сваренный из толстых стальных прутьев. Загнав задержанных туда, через некоторое время снова пришёл чёрный инопланетянин. Но уже без скафандра. Он посмотрел в большую тетрадь, нахмурил лицо и, рявкнув чью-то фамилию, вывел одного человека из клетки.
Заключённых осталось шестеро. Сидели тихо. Ждали. Минут через десять забрали ещё одного, потом ещё и так до тех пор, пока в кутузке не остался только Пещерский и одетый в грязный оранжевый жилет, железнодорожник, как подумал о нём профессор. На ногах у железнодорожника умирали кирзовые сапоги.
«Уводят и никто не возвращается. Странно. – Подумал пришедший в себя профессор. – Их там что ли отстреливают?»
Илья Евгеньевич отвел взгляд от обуви своего попутчика по несчастью и посмотрел внимательно на его азиатское лицо. Оно было чисто выбрито и выражало подчёркнутую невозмутимость. Сидел он словно статуя Будды, с выпрямленной спиной и, не моргая, смотрел в стену напротив, причём его правый глаз выглядел нормальным по сравнению с левым, веко которого, почти в половину нависало над белесой, словно затянутой плёнкой, роговицей. Похоже, что им он ничего не видел. Вдобавок к прочему, его обрамляла ещё овальная, лилово-розовая припухлость в виде свежего синяка. Пещерский понимающе кивнул и грустно улыбнулся бедному азиату.
– Кто это тебя так? – небрежно метнул он вопрос в сторону «Будды». Тот не ответил. – Ты узбек? – Тишина. – Таджикистан? – упорствовал заведующий секретной лабораторией при Московском университете тонких химических технологий. Человек в оранжевом жилете скосил единственный глаз на химика.
– Военная история доказывает, что в боевых действиях могут участвовать и калеки, – кратко ответил он. Лицо Пещерского вытянулось, а глаза часто заморгали от удивления. Пока он искал, что сказать, одноглазый продолжал:
– Однажды пятилетний мальчик со своим отцом отправился в старинный буддийский храм, чтобы посмотреть на изображение Ачалы – могущественного бога, защищающего всех живых существ от слепоты неверия. Божество выглядело очень свирепым: его лицо выражало крайний гнев, брови нахмурены, левый глаз прищурен, а нижние зубы-клыки кусали верхнюю губу; в правой руке оно держало сверкающий меч.
Монах, который сопровождал мальчика и его отца, объяснил, что несмотря на то, что Ачала внешне гневлив, в сердце он добр и спокоен. Ребёнок с этого момента полюбил грозного бога. А спустя короткое время, тренируясь в борьбе, он получил удар такой силы, что его левый глаз выпал из глазницы и повис. Чтобы противник не смог ухватить за глаз рукой, он взял меч и отсек его. – Азиат замолчал.
