Сергей Михайлович Кравцов
Полтергейст в Прошмыркине
Вошедшие в раж спасатели хотели было продолжить лечебные процедуры, вознамерившись растереть девушку водкой, но эти поползновения были категорично пресечены Катей, напомнившей им о своей прерогативе медработника. Придя в себя, Ирен наконец-то смогла более-менее связно рассказать о своём приключении. Удивлению её слушателей не было предела. Когда же она поведала и о поцелуе подводного ловеласа, на берегу долго не смолкал смех и не самые скромные остроты.
Катя помогла подруге одеться и проводила её до общежития, прозванного местными остряками «Отель пять крестов», как намёк на его весьма большое несходство с пятизвёздочными отелями, после чего поспешила в свой медпункт. Напоследок они договорились с Ирен встретиться вечером в клубе.
Оставшись одна, Ирен заново осмыслила всё увиденное и пережитое за дни пребывания в Прошмыркине, как бы взглянув на саму себя со стороны. Сегодняшнее событие, достойное стать эпизодом одного из фильмов ужасов, неожиданно высветило её прежние впечатления и разочарования в несколько ином ракурсе. Ирен впервые ощутила себя не случайным, сторонним наблюдателем этого странного, не слишком привлекательного человеческого «муравейника», а его законным обитателем. Она почувствовала себя сопричастной к одной из тех многочисленных тайн, которые окутывают эту, безусловно, необычную деревню.
После короткого сна, напрочь смывшего остатки негативных эмоций, Ирен охватила жажда деятельности, чего она не замечала за собой с самого первого дня пребывания в Прошмыркине. Она подготовила текстовое сообщение для своего телеканала, хотя было более чем ясно, что гораздо лучше смотрелся бы какой-нибудь, пусть и самый короткий, но – видеосюжет. Однако её миниатюрная видеокамера до сей поры так и не получила возможности хоть чего-нибудь запечатлеть круглым, прозрачным глазом своего объектива. Да и кто бы мог подумать, что именно сегодня произойдёт нечто достойное внимания? К тому же, кто бы мог снять камерой происшедшее с её хозяйкой?
«Ничего страшного. Пусть дадут информацию дикторским текстом на фоне прежних видеосъёмок деревни и с моим фото, – размышляла Ирен, заканчивая работу над материалом. – Смотреться будет на уровне хотя и средней, но сенсации… Descendra! (Сойдёт!)»
К её огорчению, об уже начавшей завоёвывать Запад сотовой связи, в Прошмыркине не могло быть и речи. И Ирен пришлось идти на местную почту, где, после долгих препирательств с занудной телефонисткой, орудовавшей штекерами аналогичными тем, что были созданы ещё во времена Белла, она, наконец-то, смогла дозвониться до своего корпункта в Москве. О том, чтобы созвониться напрямую с Парижем не могло быть и речи…
Текст сообщения из-за плохой слышимости на том конце провода Ирен пришлось прокричать в древнюю телефонную трубку, обмотанную синей изолентой. Однако к авторской досаде м-ль Дюбуа, несмотря на включение ею всех ресурсов своих голосовых связок, в большей степени её слышали на соседней улице, нежели там и теми, кому это предназначалось. Необходимость без конца повторять как отдельные слова, так и целые фразы, выводила Ирен из душевного равновесия.
Для прошмырчан, и в малейшей степени не владеющих французским (в местной школе преподавали только немецкий, да и то, очень скверно), к тому же, не посвящённых в тонкости энергичной галльской идеоматики, её общение по телефону представлялось совершенно ничем не объяснимым, кратковременным приступом буйного помешательства. Внимая бурному потоку непонятных слов, пенсионерки, имевшие обыкновение судачить на лавочке подле почты о том, кто, кому, зачем и что пишет, никак не могли взять в толк: и чего это иностранка так раскипятилась? Так ничего и не поняв, «синсклит» бабок, тем не менее, вынес приговор однозначный: «Не иначе, еёйный хахаль себе другу ухажёрку нашёл, вот дурёха иноземная на стенку-то и лезет!..»
Чуть позже, в сельмаге, куда Ирен зашла чтобы ознакомиться с образцами местной парфюмерии, ей пришлось в окружении ахающих и сочувствующих женщин, уже прослышавших о происшествии на Червонке, рассказать о случившемся там в деталях. Благо, русским языком она хоть и не в совершенстве, но владела. Увлечённо повествуя о своём приключении, Ирен заметила в дальнем углу магазина четверых рослых, местных парней, которые тоже прислушивались к её рассказу. Один из них – крепкий, худощавый, с короткой стрижкой, чем-то очень похожий на Алена Делона, буквально, впитывал каждое её слово. Когда Ирен, прерывающимся от волнения голосом, рассказала о поцелуе водяного и о том, как он сам вытолкнул её на поверхность, на лице «Алена Делона» промелькнула странная улыбка. Он повернулся к одному из своей компании – крупному верзиле под два метра ростом, и вполголоса произнёс с каким-то непонятным восхищением:
– Ну, ты силён, бродяга! Ладно, выиграл спор. С меня причитается…
«Ален Делон» подошёл к прилавку и, подняв руку, щёлкнул пальцами. Тут же, словно из воздуха, в ней появилась красная десятирублёвка. Небрежно бросив купюру на прилавок, он попросил бутылку водки и «чего-нибудь закусить». Когда компания, с любопытством косясь в сторону Ирен и, пересмеиваясь, удалилась, м-ль Дюбуа, поражённая чудесным способом добывания денег, торопливо спросила у женщин:
– А этот молодой человек – он тоже колдун?
– Куда ему!.. – пренебрежительно махнула рукой Люська Рыжова, укладывая пакеты с продуктами в сумку. – Недоучившийся фокусник. Завклубом у нас работает.
И Ирен узнала историю жизни «Алена Делона», которую, перебивая друг друга, поведали прошмырчанки. По их словам, Витька Завадов, сын бывшего местного ветеринара, ныне вышедшего на пенсию, с детства слыл шпаной – «оторви, да выбрось». Вся округа страдала от его проделок. Самые лютые псы, завидев Витьку, с тревожным тявканьем прятались под заборы или в конуру, ибо его рогатка не знала промаха и пощады, а карманы постоянно были набиты увесистыми, угловатыми осколками печного чугуна.
Учителя местной школы как великого праздника дожидались того часа, когда он, наконец-то, закончит десятый и покинет её стены. Даже Марфа Лаврентьевна (!!!) не смогла найти на него управу, хотя тоже неприятностей от него натерпелась. Она приехала в Прошмыркино, когда Витька учился уже в десятом. Однажды он начал «плавать» по новейшей истории (что с ним случалось крайне редко – несмотря на свою хулиганистость, Завадов учился неплохо). Не успела Марфа Лаврентьевна открыть рот, чтобы изречь свою знаменитую сентенцию – «посидишь без обеда – поумнеешь», как под партами внезапно раздался многоголосый мышиный писк, сопровождаемый громким шуршанием и царапанием. Девчонки с отчаянным визгом дружно ринулись из класса. Следом, «из солидарности», изобразив крайний испуг, класс покинули и парни. Урок был безнадёжно сорван. Марфа Лаврентьевна интуитивно чувствовала, что мыши тут совершенно ни при чём, а вот Витька… Но, несмотря на допросы «с пристрастием», доказать ей этого так и не удалось.
А вот на уроке биологи случай произошёл куда более серьёзный. Когда выведенная из терпения низким уровнем знаний подопечных биологичка с криком: «У вас, недоумков, мозгов не больше, чем у этого чучела!..» – постучала костяшками пальцев по черепу стоявшего рядом с учительским столом человеческого скелета, произошло невероятное. К её ужасу руки скелета вдруг согнулись в локтях, и он несколько раз беззвучно хлопнул в ладоши. После таких вот «загробных» аплодисментов бедную биологичку долго отхаживали в сельском медпункте. А вскоре она и вовсе покинула село.
Тем не менее, при всех своих антиобщественных достоинствах, тупицей Витька никогда не был, и школу закончил всего с одной тройкой – по поведению. Вопреки ожиданиям родни и знакомых, «династийных» настроений он не проявил и в ветеринарный вуз идти не пожелал. С одной стороны, категорически против был отец, измотанный бесконечными «накачками», разносами на заседаниях правления колхоза и вычетами из скудной зарплаты, за нескончаемый падёж. С другой – Витька и сам мечтал об интересной, яркой жизни. Поэтому и пошёл учиться не куда-нибудь, а в цирковое училище, где также проявил незаурядные способности.
В середине восьмидесятых на волне «перестройки» по городам густо расплодились всякого рода мошенники. Фальшивые лотереи, фальшивые рулетки заполонили привокзальные и рыночные площади. Но особенно процветали напёрсточники. Почти на каждом углу можно было увидеть, чаще всего, смуглолицего зазывалу с южным акцентом, который гортанно перекрикивая шум городской улицы рекламировал свой хитрый «бизнес»:
– Шарик-алик, шарик-малик! Хочешь денег – подходи! Кто не хочет проходи! Кто поставит рубль на кон, тот получит миллион!..
Как бы откликаясь на его зов, из толпы зевак появлялся столь же смуглый «случайный прохожий», желающий попытать счастья. Этому игроку, как правило, везло необычайно. Можно было подумать, что этот тип – двоюродный брат самой Фортуны, когда он, сверкая полным комплектом золотых зубов, безошибочно угадывал, под каким именно напёрстком притаился для всех прочих неуловимый шарик. Набивая карманы толстыми пачками «выигранных» денег, золотозубый везунчик громко цокал языком и, как бы про себя отмечал, что сегодня особый день, когда везёт и неудачнику.
Однако другим соискателям больших денег, тут же рискнувшим своими кровными, удача улыбаться почему-то никак не желала. Один Бог ведает, сколько простаков положило свои последние рубли на напёрсточный «алтарь» золотозубой Фортуны. Витька, старательно постигавший в училище тайны необычного ремесла фокусника, мечтал стать знаменитым иллюзионистом, наподобие Кио. Он с самых первых дней обучения далеко обогнал своих однокашников, буквально, на лету схватывая основы цирковой чародейской премудрости. Своими сильными, ловкими, гибкими пальцами, он быстро научился, как бы, из ниоткуда извлекать самые разные мелкие предметы. И, наоборот, в его кулаке мгновенно исчезало всё, что только могло в нём поместиться.
Как и многих других «студяр», не самая сытная студенческая жизнь настраивала и Завадова на размышления о возможных способах добывания денег на хлеб насущный (разумеется, с маслом и колбасой). Однажды увидев работу напёрсточников, он понял: это то, что и нужно. Нет, сам он напёрсточником быть не собирался, хотя мог бы стать «каталой» экстра-класса. Он избрал более благородный способ добычи дармовых денег. Он начал «кидать» самих мошенников напёрсточного цеха. Внешне это выглядело очень естественно, без малейшего оттенка фальши. Заметив в толпе простака с глуповато-доверчивой улыбкой (чтобы добиться такого выражения, Витьке три дня пришлось провести перед зеркалом), зазывала пускал в ход всё своё обаяние, дабы заинтересовать лёгкой добычей очередного «лоха». Тот долго ломался, смущался, но, наконец, всё же, позволял себя уговорить.
Игра шла по возрастающей. Даже зная истинную подоплёку происходящего, едва ли кто бы мог сказать уверенно, кто же и кого на самом деле здесь морочит и дурачит. Однако когда ставки взлетали выше всех пределов, и очередной кон должен был стать «лебединой песней» для карманов лоха, к невероятному удивлению напёрсточника, финал становился «лебединой песней» для него самого.
Предатель-шарик, по совершенно непостижимой причине, вдруг обнаруживался именно под тем напёрстком, на который и указывал «лох», хотя его там даже в принципе быть не могло! Попытки оспорить результат игры с участием горластой и скандальной «группы поддержки» пресекались внезапным появлением силовых акробатов братьев Ломухиных. Тройка силачей с толстыми бицепсами подобно сумрачным джиннам появлялась словно из-под земли, и золотозубые, возмущённо галдя, неохотно отступали под их жёсткими взглядами.
Город, где учился Завадов, был большой, напёрсточники встречались в каждом районе. «Бизнес» цирковой команды, достойный Робин Гуда, шёл в гору. Но всему рано или поздно приходит конец. Напёрсточники и их покровители с течением времени не на шутку встревожились – «квартет» неизвестных удальцов нанёс ощутимый урон их прибылям. Разъярённые дерзостью чужаков бандиты сумели их «вычислить», и нанести ответный удар.
Ранним утром в общежитие циркового училища ворвался наряд милиции, и Завадова с Ломухиными в наручниках увезли в местный райотдел. Будущим циркачам предъявили обвинение в вымогательстве крупной суммы денег у некоего торгово-посреднического кооператива. К счастью, уже через день «потерпевший» председатель кооператива сам попал под следствие за мошенничество. Он запутался на очных ставках, и «рэкетиров» милиции пришлось отпустить.
Но золотозубые не унимались. На следующий же вечер старшего из Ломухиных едва не сбила «Нива», на бешеной скорости мчавшаяся по городской улице. Парня спасло лишь мастерски выполненное сальто, позволившее мгновенно уйти от удара. Братья тут же сочли за благо перебраться куда-нибудь подальше, не оставив адреса. Тем более, что теперь они могли обосноваться где угодно. Виктор, несмотря ни на что, решил учиться дальше, и за это очень скоро поплатился. Следующим же вечером на него напали дюжие парни с недавно введёнными в милицейский арсенал резиновыми палками, которые в народе тут же прозвали «демократизаторами». Однако Завадов, вовремя сориентировавшись, отделался всего лишь одним ударом, прошедшим вскользь по плечу, и сумел скрыться в подворотне. До общежития он добрался, скрываясь за мусорными баками и гаражами. Но в общежитии его ждал пренеприятнейший «сюрприз»: кто-то обворовал их комнату. Виктор остался без вещей и без денег. Сохранились лишь документы, которые он всегда носил с собой. Осознав, что теперь его, уж точно, не оставят в покое, Завадов постарался исчезнуть.
Он поселился у приятеля, адреса которого в училище никто не знал. Днём он отсиживался в квартире, а вечерами, изменив внешность, бродил по городу. Он пытался выяснить, кто же их предал. И в один из вечеров он это узнал, причём, совершенно случайно. Проходя мимо ярко расцвеченного неоновыми огнями недавно открывшегося ночного клуба, Виктор увидел выходящую из шикарной иномарки под руку с мордоворотом криминальной наружности… свою односельчанку Марину.
Остолбеневший парень не мог поверить глазам. Неужели это она предала?! Ведь, буквально, несколько дней назад, таким же вечером, Марина уговаривала его, роняя слёзы, беречь себя. В противном случае, уверяла она, положив ему голову на плечо, ей незачем будет жить…
Они подружились ещё в школе. Став взрослыми, уехали учиться в один город, потому, что знали: им суждено быть вместе. Марине удалось пробиться в университет, и они оба этим очень гордились. Но однажды они поссорились. Кто-то из общих знакомых сообщил Завадову, что его любовь тайком от него подрабатывает в стриптиз-варьете ресторана, посещаемого сомнительными личностями. Марина на вопрос Виктора по этому поводу очень обиделась, всё отрицала и уехала не попрощавшись.
Через неделю они помирились, и всё, как будто, начало входить в прежнее русло. Когда же бандиты начали его преследовать, чтобы не подставить свою любимую девушку, Виктор временно прекратил с ней всякие встречи. И вот, они встретились…
Спутника Марины Виктор узнал сразу же. Когда на него напали парни с дубинками, тот сидел в стоявшей неподалёку от места стычки этой же самой машине и, покуривая, руководил своими холуями. Первое, что пришло в голову Завадову, была мысль о мести. Но как отомстить? Убить её? Убить их обоих? Однако убивать, даже за подобную подлость, он счёл излишним. Незаметно добыв из сумочки одной из особ, топчущихся у входа в клуб, губную помаду, он вывел ею крупными буквами на лобовом стекле лимузина «ТЫ – МРАЗЬ!»
Вернувшись в Прошмыркино, Завадов, несмотря на сопротивление Аврорского, устроился завклубом. Видимо из-за Марины, с той поры к женщинам он относится не очень любезно.
Когда была упомянута фамилия парторга, в магазине вдруг раздалось предупреждающее, грозное «кхе-кхе». Женщины оглянулись, и увидели Аврорского собственной персоной, незаметно для всех появившегося на пороге сельмага. Насупив бровь, тот важно изрёк, подходя к прилавку:
– Я был и буду против этого рэкетира. Мафиози не место у руля очага культуры! А что касается вашего приключения, мамзель, то должен вам сказать, что его благополучный финал вовсе не случаен. Я уверен, что западный водяной, воспитанный на культе секса и насилия, не ограничился бы одним лишь невинным поцелуем. Но у нас, к вашему сведению, даже водяные соблюдают моральный кодекс строителя коммунизма!
Купив пачку папирос «Прибой» и спички, Аврорский с победоносным видом удалился. Будучи не очень сведущей по части идеоматики русского языка, не слишком знакомой с его метафорами и эпитетами, Ирен поняла сказанное в не совсем верной смысловой плоскости. Поэтому уже этим днём во французские СМИ поступила сенсационная информация о том, что, по утверждению местного партийного функционера, в СССР даже водяные состоят в правящей партии!
Кстати сказать, уже на следующий день, несмотря на отнекивания Аврорского, Ирен смогла взять у него интервью. Те же женщины в магазине, когда он уже ушёл, рассказали ей о том, что где-то, с месяц назад, данный человек сам едва не стал объектом похищения инопланетянами. И Ирен приложила все усилия, пустила в ход всё своё обаяние чтобы разговорить парторга. И ей это удалось! Разговорившись, Аврорский рассказал в деталях о своей встрече с пришельцами из иных миров. По его словам это были те же самые «прилётчики», что посещали Прошмыркино и в апреле. На вопрос Ирен, почему они хотели похитить именно его, а не тех же Кольку и Женьку, он предположил, что инопланетчиков интересовали люди, прежде всего, с твёрдой жизненной позицией, с высоким уровнем «антелекта» и высокой политической стойкостью. Придя на почту, чтобы отправить свой очередной материал, она с приятным удивлением узнала о том, что там появился фото-телефон и новенький факс. Уже это было достижением! Теперь Ирен смогла не только без особых усилий отправить текст сообщения, но и цветное фото своего собеседника сделанное ею.
Этот материал стал неплохим дополнением к только что вышедшему. Он прошёл в нескольких газетах и на ТВ, сопровождаемый подзаголовками: «Советский партфункционер месье Аврорский признался в том, что он лично контактировал с пришельцами и едва не был ими похищен!» Впрочем, лишь выйдя на улицу из почтового отделения, француженка была огорошена информацией, полученной от «синсклита» бабулек. Горя любопытством, те поинтересовались – поладила ли она со своим «хахалем»? Ну, раз сегодня не орала как резаная, значит, всё уже шарман? Уразумев суть вопросов этих доброжелательных сеньор, Ирен рассмеялась и пояснила, по какому поводу вообще приходила на почту. Сеньоры, услышав об Аврорском, отчего-то очень недоумённо переглянулись. А одна из них, мадам Элеонора, хлопнув себя по коленкам ладонями, возмущённо провозгласила
– Нашла, кого слушать! Да это он допился до чёртиков зелёных, вот ему и привиделось невесть что!
Её соратницы по «синсклиту», в числе которых были и Аграфена, и Василиса, и Акулина, охотно подтвердили этот пассаж:
– Трепло он, и пустозвон! «Трезвяк» и ЛТП по нему плачут! Этого пьянчугу слушать – только время зря терять!..
Для Ирен услышанное от этих прошмырчанок стала весьма шокирующим моментом. С точки зрения журналистской этики, рассказанное Аврорским следовало бы немедленно опровергнуть. Но, и так, и эдак подумав по пути в общежитие, Ирен решила опровержения не посылать – а кому от этого будет лучше? Всё равно ведь эта «сенсация», в длинном ряду ей подобных, уже завтра будет всеми забыта. К тому же, м-ль Дюбуа хорошо помнила наставление своего, умудрённого жизнью отца: иной раз, попытка исправить какие-то ошибки может привести к ошибкам ещё худшим.
Во второй раз за этот день, придя к омуту на Червонке, чтобы совершить очередной заплыв (дед Михей гарантировал, что один раз пошутив, водяной больше её не тронет), Ирен увидела на его берегу человек пять учёных с приборами. Они в разных местах брали пробы воды, и с помощью лазерного спектроскопа выясняли содержание в ней солей и минеральных примесей. Кроме того, «свистуновцы» замеряли специальными устройствами интенсивность каких-то полей. Увидев француженку, учёные попросили её назвать время и указать точное место, где она подверглась нападению. Кроме того, их интересовала масса всевозможных подробностей, из-за чего заплыв пришлось задержать почти на полчаса. Здесь же были и три колдуна, которые вытворяли что-то магическое. После заплыва, покидая берег, Ирен не могла не оглянуться – неужели эти люди, считающие себя магами, и в самом деле способны на какое-то волшебство?
…Рассказ жительниц Прошмыркина о злоключениях местного «Алена Делона», достойных пера Дюма и Бальзака, Ирен очень заинтересовал, и она решила обязательно взять интервью у Виктора Завадова. Придя вечером в клуб, девушка попыталась разыскать его в густой, шумливой толпе. Но он, вынырнув откуда-то из-за спин, неожиданно подошёл к ней сам. Интервью состоялось в комнате-бытовке, со стойким запахом горелой канифоли – судя по всему, оставшимся после недавнего ремонта в очередной раз сгоревших усилителей музыкальной аппаратуры. Кроме того, комната была основательно заполнена грудой обломков гитар, барабанов, злектроорганов, клубных кресел и тому подобного. В углу этого помещения возвышался холм выгоревших транспарантов и портретов каких-то политиков.
Охотно отвечая на вопросы Ирен, Завадов был весел и безмятежен. Свои жизненные перипетии и коллизии он описывал в самых радужных и оптимистичных тонах. Слушая его, можно было подумать, что это везунчик и баловень судьбы, если бы не реальная подоплёка того, что ему довелось пережить. Даже о пребывании в СИЗО (следственном изоляторе) Виктор повествовал как о пикнике в неких райских кущах. Лишь одну тему он обошёл молчанием – предательство той, которую он когда-то очень любил. Явив понимание, Ирен тоже сделала вид, что об этой жизненной драме своего собеседника даже не подозревает.
Закончив профессиональные дела, Ирен вознамерилась отправиться на покой. Прошедший день был слишком насыщен и событиями, и эмоциями, поэтому усталость давала себя знать. Однако Виктор уговорил её остаться, обещая интересную программу, и даже пообещав проводить её до общежития. Выйдя в зал, где под оркестровку всё того же ВИА исполнялся «медляк», Ирен нос к носу столкнулась с Катей.
– Где это ты пропадаешь? – с многозначительной улыбкой зачастила Катя. – Я тебя уже полчаса…
Но увидев Виктора, выходящего следом за Ирен из бытовки, она вдруг умолкла и, внезапно став серьёзной и озабоченной, заговорила сухо и безрадостно:
– Ты меня извини, но я… Наверное, уйду. Там на приёме больной… В общем, я занята!..
Она круто повернулась и торопливо ушла, лавируя меж танцующими парами. Ирен недоумённо пожала плечами, глядя ей вслед. Она не поняла причин внезапной смены настроения Кати, но в её душе отчего-то сразу же зашевелились какие-то смутные подозрения, и весь последующий вечер для неё прошёл с ощутимой горчинкой.
Как и обещал Завадов, представленная им программа оказалась очень интересной. Проводились конкурсы и викторины, серьёзные и не очень, шутливые и вовсе дурашливые. В конкурсе на лучший шарж приняла участие и Ирен. В самом начале своей журналисткой карьеры пару месяцев ей довелось стажироваться в юмористическом еженедельнике, где она неплохо набила руку по части рисования карикатур.
Состязаться с ней взялся представительный мужчина средних лет. Он, как выяснилось тут же, был колдуном из штата профессора Свистунова-Нахалевича. Несмотря на свой величественно-надменный вид и «художественную» позу, «свистуновец» с музой шаржа дружил едва ли. Лишь несколько жиденьких хлопков вознаградили его незатейливую «живопись». Зато шарж Ирен на колдуна оказался весьма удачным и долгие рукоплескания, сопровождаемые смехом, возвестили о её победе.
Помощник Виктора вручил Ирен в качестве приза небольшую стеклянную сову, очень похожую на одну из тех, что вручают знатокам в популярной российской телепередаче. Похлопав проигравшего по плечу, он иронично резюмировал:
– Это тебе, милый, не колотушкой в бубен бить!
– Э! Э! – с нарочитой тревогой его одёрнул ещё один, из всё той же четвёрки. – Ты – полегче! Вдруг, он обидится, да ещё на всех тут порчу напустит?
– Что?! Порчу?!! – первый изобразил на лице безграничный ужас. – Зинаида-а-а! Ты где?! Ты зачем сегодня колдунов гороховым супом перекормила? Теперь – вишь! – прямо в клубе, не отходя от кассы, всякой тут порчи могут напустить!.. – проорал он дурашливым, утрированно-плачущим голосом.
Его последние слова заглушил взрыв хохота. Смеялся и колдун, которому, судя по всему, всё же, не было чуждо чувство юмора. Клубный вечер закончился уже в первом часу ночи. Шагая рядом с Виктором по притихшей деревенской улице, Ирен слушала его рассказы про нечистую силу, про странные, ничем не объяснимые события, случавшиеся как в былые, так и в не очень давние времена, всякие местные байки и небылицы, которых он знал великое множество. Когда они уже подошли к общежитию, Завадов вдруг схватил её за руку и указал рукой куда-то в небо.
– Это невероятно! Ты только посмотри! – тыча пальцем куда-то в сторону Большой Медведицы, торопливо говорил он. – Там кто-то летит…
Ирен подняла голову, и сразу же увидела нечто чрезвычайно странное. В чёрном ночном небе, метрах в тридцати над крышами, подгоняемый ветром, плыл мрачный, сгорбленный силуэт в развевающихся одеждах. По спине Ирен пробежала ледяная струя, в горле замер сдавленный вскрик. Она с изумлением смотрела на фантастическое зрелище, противоречащее всякому здравому смыслу. Не веря собственным глазам, она стояла столбом, не в силах оторвать взгляда или, хотя бы, пошелохнуться. Виктор тронул её за плечо.
– Камера с собой? Доставай быстрее! – торопливо сказал он.
Словно очнувшись, Ирен в лихорадочной спешке извлекла из дамской сумки заждавшееся своего череда творение передовой конструкторской мысли. За пару секунд настроив камеру на съёмку в условиях плохой видимости, она поймала объективом летящее в небе порождение потустороннего мира. Как оказалось, они с Завадовым оказались не единственными свидетелями этого, более чем невероятного происшествия. Позади них кто-то тоненько вскрикнул на всю улицу:
– Ой, мамочка! Смотрите! Ведьма летит на метле! Ведьма!..
Из беседки под большим кустом сирени тут же вывалила ватага молодёжи, огласив улицу удивлёнными и восторженными возгласами, пронзительным, разбойничьим свистом парней и испуганным девчоночьим визгом.
Когда через пару минут сгорбленный силуэт, освещаемый лишь полной луной, исчез в темени ночного неба, из общежития, одеваясь на ходу, выбежал разбуженный шумом и криками профессор Свистунов-Нахалевич. Он был очень огорчён тем, что уже в который раз очевидцами интереснейших событий опять стали другие, но никак не он сам. В который уже раз ему пришлось довольствоваться устными пересказами происшедшего. Впрочем, когда он узнал, что французская журналистка успела заснять ведьму видеокамерой, в конце концов, он, утешился хотя бы этим.
Стоило бы отметить, как это нередко бывает в подобных случаях, некоторые детали увиденного стали предметом ожесточённых споров. Факт наличия метлы в качестве летательного аппарата ведьмы яро оспаривали некоторые другие очевидцы, которые были убеждены в том, что она, свесив ноги, сидела на миниатюрном ковре-самолёте. Профессор, не углубляясь в дискуссию своих сотрудников, приказал немедленно снарядить группу наблюдения и поиска (ГНП), которой надлежало уточнить конечную цель вояжа ведьмы. Несколько колдунов и аспирантов, потягиваясь и, протирая глаза, помчалась вдогонку за загадочной небесной путешественницей. Запыхавшийся состав ГНП сломя голову бежал в сторону Дунькиной берёзовой рощи, куда и улетела ведьма. Когда поисковики, выбежав за околицу, увидели в сиянии лунного света чернеющий в некотором отдалении лес, где-то там, в его чащобе, отрывисто грохнули два ружейных выстрела.
В ночной тишине эта стрельба прозвучала очень явственно и жёстко, словно стреляли совсем рядом. Тёмное пятно, летевшее над однообразно-чёрной массой древесных крон, тут же дрогнуло и, выписывая спираль, плавно полетело вниз. Потрясённые подобной драмой поисковики, которые вообще не могли взять в толк, что и почему произошло, медленно побрели обратно досматривать сны, прерванные незапланированным подъёмом по тревоге. Кое-кто из наиболее дотошных исследователей предложил прочесать Дунькину рощу с приборами ночного видения, однако большинство этому воспротивилось – на фиг нужно?! Во-первых, удастся ли, даже при посредстве электроники, хотя бы к утренней заре найти место падения убитой? Да, и, кто его знает, что там на уме у таинственного стрелка? Не надумает ли он для разнообразия пальнуть и по учёным? Ведь если ведьму кто-то за что-то укокошил, то нет абсолютно никакой гарантии, что этот «кто-то» не захочет укокошить и нежелательных свидетелей…
Когда в округе общежития улеглись волнения связанные с полётом СЛО (сверхъестественного летающего объекта), Виктор и Ирен наконец-то распростились. Уходя, Завадов пообещал своей новой знакомой показать заброшенный колодец у руин ветряной мельницы где, по рассказам старожилов, обитали колодезные бесы.
Проходя по тускловато освещённому коридору общежития мимо распахнутой настежь двери комнаты японцев, Ирен остановилась понаблюдать за тем, как её дальневосточные коллеги, непринуждённо щёлкая клавишами, через систему спутниковой связи быстренько передавали какое-то сообщение в свою метрополию. Следовало полагать, это была информация о только что происшедшем аномальном событии.
М-ль Дьбуа не могла не испытать глубочайшей досады по поводу того, что её, отнюдь не бедная, корпорация, из-за какой-то там экономии лишила своего корреспондента оперативности в работе и обрекла на пустопорожнюю нервотрёпку. Японцы, заметив Ирен, приветливо ей заулыбались. Явив профессиональную солидарность и галантность, они сами предложили ей воспользоваться их аппаратурой, как только в том у неё возникнет необходимость. Причём без каких-либо условий и компенсаций.
Засыпая, Ирен подумала, что такого дня, до крайнего предела насыщенного невероятными событиями, в её жизни ещё не было. Увиденного и испытанного с лихвой хватило бы на месяцы вперёд.
Когда она проснулась, на часах был уже полдень, её соседки уже разбежались по каким-то своим делам. Умывшись и, выпив из термоса кофе, Ирен начала заправлять постель, но в этот момент в дверь кто-то тихо постучал. В комнату вошла Катя. Внешне она держалась спокойно, даже улыбалась. Но её чуть бледное лицо и отчётливо заметная краснота уголков глаз говорила о каких-то серьёзных переживаниях.
