Сергей Михайлович Кравцов
Полтергейст в Прошмыркине
Глава 10
извещающая читателя о бегстве нечистой силы, а также повествующая
о блеске и нищете научных идей
Пока одни участники описанных здесь событий трудились в поле, другие изобретательно создавали рукотворные «чудеса» и «феномены», «свистуноцы», подобно трудолюбивым пчёлам, педантично обследовали Прошмыркино с окрестностями, где, неустанно трудясь, брали свой научный «взяток». Они несли «нектар» добытых фактов и «пыльцу» наблюдений в общежитие, как в улей, где добытое аккуратно закладывалось в «ячейки» научных отчётов. Из «воска» теорий и гипотез они строили «соты» научных работ, сочащиеся «мёдом» выводов и заключений.
Как бы там ни было, но профессор Свистунов-Нахалевич ходом исследовательских работ был очень доволен. В плане финансирования экспедиции проблем не возникало, материальное снабжение шло строго по графику. Основные сотрудники экспедиции и «полставочники» жалованье, причём, неплохое, получали стабильно. Привлечённые столь же стабильно снабжались разовыми гонорарами и талонами на питание в столовой.
За время работы в Прошмыркине экспедиция накопила большой теоретический и практический материал. Ящики и полки обшарпанного канцелярского стола, стоявшего в кабине профессора у окна, были переполнены и картонными папками на тесёмочках, и новомодными пластиковыми файлами. В них содержались ценные сведения о необычайных, сверхъестественных явлениях, обнаруженных на данной территории.
Среди означенных материалов имелась масса повествований очевидцев приземления «летающих тарелок», полёта ведьм на мётлах, кочергах и даже граблях, хоровода лесовиков вокруг куста цветущего папоротника в ночь на Ивана Купала. Немало было и повествований о выходцах из порталов, ведущих в параллельные миры и о многом, многом другом. К повествованиям прилагались рисунки очевидцев с изображением как замеченных ими объектов, так и планов местности с указанием пунктов, где именно было сделано наблюдение. Тут же имелись отчёты учёных и колдунов с шаманами об обследовании аномальных участков и территорий. Уймища таблиц со всевозможными данными по физическим и всяким иным полям излучениям.
Не последнее место в архивах занимали сделанные уже в конце июля материалы фото- и видеосъёмки загадочных блукукупов, которых удалось заснять у Змеева болота. Как явствовало из отснятых материалов, блукукупы являли собой маленьких человечков, ростом не более полуметра в высоту. Всего в кадр их попало трое. Прячась за болотной травой, чловечки собирали какие-то ягоды, типа ежевики. Стоило к ним приблизиться, как они мгновенно исчезали, словно их и не было. Словно бы детские лица человечков украшали пышные бороды. Их одежда, сшитая из непонятной зелёной материи, была довольно-таки странного фасона, в виде кафтанов по колено и широких штанов. Голову венчали странные шапочки в виде арбузов, на ногах были башмаки с большими пряжками.
Рассказы про блукукупов Свистунову-Нахалевичу довелось слышать ещё когда он только прибыл в Прошмыркино. И их существование он воспринимал как выдумку местных фантазёров. Но когда ему принесли фото и видео, ему осталось лишь развести руками – ну, надо же! Что интересно, и в этот раз удача улыбнулась всё той же неугомонной Ирен Дюбуа. Отправленные на место съёмок учёные и колдуны установили, что блукукупы – жители глубинных пещер и туннелей, откуда на поверхность земли они попадают путём телепортации. Захватив с собой гипса, исследователи сделали несколько слепков следов, оставленных обувью странных человечков. Лозоходец Светомир, который участвовал в обследовании места появления блукукупов, используя свои невероятные способности, нарисовал план подземных ходов под Прошмыркиным, которые, по его словам, на многометровой глубине тянулись на сотни километров в разные стороны.
В архиве экспедиции хранились многочисленные акты исследований, проведённых силами учёных и штатных СННП (специалистов неформального научного профиля). Именно такой аббревиатурой в ведомости на зарплату значились экстрасенсы, шаманы, колдуны и прочие РОП (работники оккультных профессий), В отдельной папке лежали фотоснимки всевозможной аномальщины. Например, всё тех же ведьм (среди которых самым значимым было фото учётчицы МТФ Бесохвостовой). Был случай, уже после «сеанса магии» она как-то вышла ко двору с метлой, чтобы подмести территорию перед палисадником. Её тут же, словно вынырнув из параллельных миров, начали фотографировать сбежавшиеся репортёры и доценты с аспирантами, которые «случайно» оказались поблизости. Отборная, достойная бригады флотских сапожников, брань Клавдии, которую до истерики разозлили эти «чёртовы папарацци», тут же была записана на аудионосители, как доказательство её реальной «ведьмости». Поговаривали, что Бесохвостова уже несколько раз слёзно жаловалась на ферме дояркам, что ей теперь хоть из дому не выходи, особенно, с метлой в руках.
– …Ну, это не свинство ли? – горемычилась Клавдия. – Только на улице появлюсь – уже эти оглоеды бегут! И – щёлкают, щёлкают, щёлкают! – всхлипывала она.
Ну, понятное дело, очень грели душу профессора и видео, а также многочисленные снимки беглых «вурдалаков». А ещё в папке хранились фото чудовищ рептилоидного типа, обнаруженных случайными наблюдателями на Змеевом болоте. Правда, снимки были немного размытые, что объяснялось волнением очевидцев и невольной дрожью их рук. Но, в любом случае, на них можно было разобрать, что у этих созданий огромная, клыкастая пасть и драконий гребень вдоль спины.
Ну а настоящей гордостью Свистунова-Нахалеевича были снимки приземления и старта НЛО самых разных форм и конструкций. В течение июля их было зафиксировано не менее десятка. Попали в фотообъектив и сами инопланетяне, идущие через молодой осинник.
Кто-то из местных школьных натуралистов успел заснять на одном из берегов Червонки ляго-ежа – странное существо типа очень крупной лягушки, сплошь покрытой как ёж иголками. Сделать снимок удалось только один, поскольку, по словам натуралиста, ляго-ёж успел скрыться в речной глубине. Другой натуралист заснял гибрид линя и осьминога, обнаруженный им на одном из берегов Карасихи. К досаде натуралиста этот мутант также успел «слинять», уйдя в тину. Имелась и масса снимков иных, не менее загадочных объектов…
С особым упоением профессор любил пересматривать видеозаписи. Например, записи полёта ведьм в ночную пору (таких за лето сделали не менее пяти). Кассет с видеоматериалами накопилось несколько десятков. Немало в запасниках хранилось и вещественных доказательств, подтверждающих проявления на территории Прошмыркина загадочных – и потусторонних, и поэтусторонних сил и сущностей. В частности, в специальной упаковке из поролона лежал гипсовый слепок ступни оборотня. След волко-человека случайно обнаружили местные грибники после дождя в лесу у соснового пня, из которого торчал нож особой формы (его также приобщили к вещдокам). В запечатанном пакете хранились клочья шерсти колодезного беса, лежали запакованные гипсовые отливки следов раздвоенных копыт, найденные там же у заброшенного колодца. Хранилась и жестяная консервная банка, изорванная клыками «поллитер-гостя», каковую сберёг и презентовал профессору фермер Фёдор Колотушкин.
Стоило бы особо отметить, что не все те, кто приносил образцы аномальных объектов, поступали корректно и не пытались сжульничать. Кое-кто – увы! – профессора пытался обмануть. Скажем, колхозный тракторист Яшка Растудышников больше часа торговался с руководителем экспедиции, вымогая у него «пузырь» спиртного за обломок «летающей тарелки», по его словам, во время культивации паров врезавшейся сзади в «Алтаец». Когда же профессор уличил тракториста в том, что «обломок тарелки» на самом-то деле – кусок поршня от семьдесят пятого ДТ, Димка чистосердечно признался в обмане, мотивируя это тем, что после вчерашнего дня рождения его «половина» ни копейки не дала на опохмелку.
– Не, ну плесни чуток! – орал на всю общагу Димка, всё ещё надеясь на халявную выпивку. – Гадом буду – если какая тарелка или кастрюля появится, сам от нее кувалдой кусок отшматую!
Выпроводить обманщика из штаба экспедиции смог лишь маг Бхагхи, пообещавший Растудышникову наслать на него некую особую порчу, которая по факту – пожизненная кодировки от выпивки. Причём, такая, что тому потом нельзя будет спиртное даже нюхать. Эта угроза на выпивоху подействовала сильнее намерения профессора вызвать участкового – из штаба он мгновенно исчез, словно телепортировался.
Случались и иные случаи явного подлога. Двое одноклассников Кольки и Женьки, ставших знаменитостями, тоже размечтались о всемирной славе. Они принесли профессору кусок каменноугольного шлака, по их словам, найденного ими на месте появления из толщи каменистого бугра, прозванного Купчихой, странного огнедышащего создания, Оно при них выбралось на поверхность, издавая рёв и вой. Случилось это в старом, сосновом бору, что в километрах в трёх от Прошмыркина. Для проверки достоверности находки профессор отрядил команду аспирантов с несколькими колдунами. Когда те с юными прошмырчанами пришли на, якобы, место происшествия, пацаны запутались в собственных объяснениях, расхныкались и признались, что они всего лишь «пошутили».
Но большинство экспонатов добыли сами учёные. В одно из ночных дежурств кандидату наук Брыкалину удалось раздобыть подлинную ведьмину метлу. Он изъял её у владелицы в тот момент, когда та, ровно в полночь, собиралась взлететь с края обрыва над Червонкой. Застигнутая врасплох, ведьма в панике покинула свой летательный аппарат и, приняв облик огромной, чёрной свиньи, с громким хрюканьем и визгом исчезла в зарослях чертополоха.
Слушая повествование Брыкалина, взволнованно живописующего своё приключение, профессор не мог не отметить синеватую бледность лица исследователя и дрожь его рук, вероятно, вызванную пережитым испугом. Но, в то же время, его смутил и странный запах, исходящий от учёного. Слегка поворошив память, профессор вспомнил, что данное амбре очень напоминает букет свёкольного первача, производимого бабкой Акулиной. Да и метла подозрительно напоминала ту, какой Акулина совсем недавно подметала двор общежития, когда ей выпала возможность малость «подкалымить». Когда Брыкалина спросили об этом напрямик, он, без лишних околичностей, подтвердил, что метлу позаимствовал именно у неё.
– А разве эта Акула – не ведьма? – потрясая метлой, митинговал кандидат, апеллируя к научной общественности. – Как её ещё можно назвать, если она за пузырь своей мути дерёт как за литр «Наполеона»?!
Поскольку руководитель экспедиции продолжал выражать сомнения, кандидата наук активно поддержал шаман из Салехарда Гоша Румпумпум. Он рассказал, как пару месяцев назад, ещё только приехав в Прошмыркино, он купил у Акулины бутылку первача.
– …Парафесор! – завершая повествование, Гоша, словно американец во время исполнения национального гимна, приложил руку к сердцу. – Моя клянётся бубном – она ведьм, эта Акулин-баба! Её «огненный вода» стоит полтора рубль, а башка потом трещать от неё – на весь червонца!
После недолгих научных дебатов с участием колдунов, шаманов и знахарей, на «всякий пожарный» метлу было решено пока попридержать, и проверить её лётные качества при первом же удобном случае. А пока, колхозному плотнику для её хранения заказали специальный стеклянный футляр, в котором она и хранилась на видном месте.
За научными, и не очень, заботами и хлопотами, поисками чудес и исследованиями обнаруженных аномалий, незаметно пролетело лето, и настала осень. Однако экспедиция продолжала работать с неослабевающим напряжением, всё пополняя и пополняя обширнейший научный материал, которого теперь хватило бы не на одну кандидатскую и докторскую диссертацию. Хотя Прошмыркино с окрестностями уже было изучено вдоль и поперёк, профессор Свистунов-Нахалевич начал подумывать о продолжении исследований в осенне-зимний период. Его очень интересовала активность нечистой силы в условиях низкотемпературного климатического режима. К тому же, дед Антип обещал ему показать берлогу лешего, куда тот залегает на зиму. Однако всё обернулось иначе.
К первому октябрьскому снегу в Прошмыркине торжественно отпраздновали завершение строительства шоссе. Газ был подведён неделей раньше. На том месте, где новый асфальт стыковался с сельской улицей – раздолбанной и грязной, собралось, без преувеличения всё село. Здесь же были и члены экспедиции во главе с профессором Свистуновым-Нахалевичем. На открытие прибыло, считай, всё районное начальство. Среди прочих, на открытии дороги были Рубакин с Канарейкиным, присутствовали и прочие районные «шишки». Разумеется, присутствовала и местная власть в лице Неронова, преда сельсовета, парторга Аврорского и управленцев мелкого ранга.
Как и водится на таких мероприятиях, читались речи, возносилась хвала «уму, чести и совести», говорилось о «светлых перспективах в строительстве «социализма с человеческим лицом», восславлялись «прорабы перестройки» (в числе которых упоминался и Неронов), обещалось в ближайшие годы весь район газифицировать и обеспечить первоклассным асфальтом. Первым, понятное дело, слово взял Рубакин, потом Канарейкин, и – все, все, все остальные.
На митинг пришли и Виктор Завадов с Катей Венцовой. На них все, кому они были знакомы, смотрели с изрядной долей удивления, как видно, не в силах понять: а куда же делась прежняя Витькина невеста, чего это она смылась в свою Французию?
…После того, прощального разговора с Ирен, Виктор много думал. Последнее время встретиться с Катей на улице ему почему-то не удавалось. В клуб она словно забыла дорогу. А зайти в медпункт и, объясниться, ему почему-то было страшновато. Но однажды он собрался с духом, и решился-таки заглянуть в медпункт. К его радости, посетителей в ФАПе не оказалось, а Ослонский ушёл на вызов. Но, всё равно, войдя в приёмную, Завадов вдруг почему-то мгновенно забыл всё то, что хотел сказать (не медицинский ли, ФАПовский домовой, навёл на него свои чары?). Впрочем, и Катя, систематизировавшая в это время амбулаторные карточки отчего-то недвижимо застыла, ошарашенно глядя на вошедшего.
Но, как видно, Виктор, всё же, нашёлся что сказать, поскольку вернувшийся с вызова Ослонский, войдя в приёмную, тоже пережил, хоть и недолгий, но – столбняк: Катя и Завадов стояли обнявшись, при этом лицо девушки было мокрым от слёз.
– Э-э-э! – завФАПом сразу же строго нахмурился. – Что здесь происходит? Катя, он тебя не обидел?
На это, озарившись улыбкой, его помощница чуть слышно произнесла:
– Нет, Аркадий Романович, это я от счастья, о котором даже не смела мечтать!
Накануне дня митинга Виктор и Катя подали в сельсовет заявление, и поэтому пришли туда уже как состоявшиеся жених и невеста.
Катя рассказала Виктору о своих мытарствах с поступлением в медицинский институт. Тогда, в июне, будучи уверенной в том, что между Виктором и Ирен уже есть какие-то романтические отношения, Катя и в самом деле уехала в Дуболобов. С пакетом документов она пришла в «мед», но уже на уровне приёмной комиссии столкнулась с необходимостью «давать на лапу», независимо от того, как будут ею сданы вступительные экзамены. Ей об этом намекнули, интересуясь не оценками в аттестате и в дипломе медучилища, а материальным достатком её родителей.
Впрочем, один из членов комиссии – вертлявый доцентик с бегающим взглядом карманника, приметив пригожую сельчанку, предложил ей свой вариант решения этой проблемы. Отозвав Катю в сторону, он шепнул, что мог бы помочь ей стать студенткой. Но для этого потребуется «сущий пустяк» – оказать некоторую «любезность» ряду институтских «шишек», ну и самому «доброхоту» тоже. Не удостоив вертлявого ответом, Катя молча забрала документы, и отправилась в Хрюндюково. Какое-то время она работала там медсестрой хирургического отделения. Но не так давно, с удивлением узнав о том, что Ирен уехала к себе во Францию, она немедленно вернулась в Прошмыркино. Зачем? Катя и сама этого не знала. Но когда в приёмную ФАПа вдруг вошёл Виктор, она поняла: это – судьба…
Здесь же, на митинге они столкнулись и с отцом Артемием. Окинув Виктора удивлённым взглядом, батюшка (который был старше Завадова лишь лет на восемь) поздоровался и недоумённо вопросил:
– …Чадо моё, никак не могу понять: то ли зрение меня подводит, то ли вовсе не с этой красавицей я видел тебя в гостях у четы Колотушкиных?
Катя, уже слышавшая от Виктора про тот его с Ирен визит к Феде и Анонине, сдержанно улыбнулась. Завадову же пришлось вносить ясность, разъясняя отцу Артемию хитросплетения сельских слухов, в которых его, только что, не женили на гостье из Франции. Предваряя намерение батюшки «агитнуть» молодую пару на предмет венчания в подведомственном ему храме, Виктор поспешил уведомить, что они с Катей уже думают о венчании, но пока окончательного решения ещё не приняли. Отец Артемий отнёсся к этому пассажу вполне благосклонно. За последний год он значительно приумножил паству своего храма. Спущенный из епархии план венчаний и крещений он перевыполнил уже вдвое, его передовые методы не раз положительно отмечались на кустовых совещаниях вышестоящим иерархом.
Сегодня после митинга он направлялся в совхоз «Ленинец» для проведения там душеспасительных бесед среди механизаторского и водительского состава. Трудно сказать, насколько бывший инженер глубинно, в душе, уверовал в то, что сам проповедовал по долгу своей нынешней службы, однако его непоседливая натура с кипучими, подвижническими настроениями на этом поприще позволяла добиваться очень и очень многого. Кстати, это было отмечено и первым секретарём Рубакиным на одном из заседаний партхозактива:
– …Я бы всем вам настоятельно советовал учиться у этого попа, как надо вести пропаганду и агитацию. Да и как себя вести на людях. Аврорский, опять не просыхаешь? Только не надо свою пьянку спихивать на действие нечистой силы! Вон, Артемий, всего раз побеседовал с механизаторским составом колхоза «Социализм», пьянство тут же сократилось на треть, а производительность труда бригады выросла на двадцать процентов. Во, как надо работать! Да будь он на партработе, я бы его сегодня же рекомендовал на самый ответственный пост! – «первый» уничтожающе посмотрел на скисшего Канарейкина.
Тот, поёживаясь, поспешил отвести взгляд. На днях Рубакин лично застал «второго» в его кабинете с некой «партактивисткой» в самый интересный момент кипевшей там «массово-политической работы».
Впрочем, случалось и в церковной жизни нечто такое, что отца Артемия очень огорчало. Узнав в епархии, что в ближайшем к Прошмыркину селе соседнего района восстановлен храм, и туда прибыл его настоятель, он поспешил к соседям, чтобы повидаться с коллегой. Тем же днём, вернувшись домой, в разговоре с матушкой он посетовал:
– …Елизаветушка, я в шоке. Какой из него священник? Это же «браток», на котором клейма негде ставить. Руки в наколках, через слово – «феня», все разговоры только про «бабло» и какие-то тёмные дела. Похоже, мы повторяем те же ошибки, что и некогда всевластные партократы…
За неделю до митинга в районной газете «Труба революции» вышла статья завсельхозотделом Каргиной. Как положительный пример укрепления советско-французских отношений, та, на основании информации, полученной от перепившего Аврорского, описывала бракосочетание советского гражданина Виктора Завадова с… гражданкой Франции Ирен Дюбуа, которая к этому времени уже была у себя дома. Не жалея метафор и эпитетов, расходившаяся партработница не поленилась поведать о женитьбе прошмырчанина на француженке в самых трогательных тонах, даже с восторгом и умилением, непонятно с чего, обильно уснастив свой материал летописными «иже», «яко» и паки».
Не забыла Каргина и колхозное начальство. Ею особо была подчёркнута роль товарища Неронова, чьё чуткое руководство, при идеологической поддержке товарища Аврорского, способствовало процветанию отдалённого села, и представляет собой один из лучших образцов строительства «социализма с человеческим лицом». В заключение Каргина извещала читателей о том, что супруги Завадовы решили навсегда связать свою судьбу с родным колхозом, презрев возможность прозябать где-нибудь в захолустном Париже. Поэтому за обилие «ляпов» в этом материале, среди райкомовцев она тут же получила заочное прозвище «ляпописица».
Когда газету положили на стол Рубакину, шепнув о недостоверной публикации, не до конца протрезвевшему Аврорскому и несколько «подгазованной» Каргиной пришлось стоять перед ним навытяжку, приводя в качестве оправдания всё то же, классическое: бес попутал!
– …Георгий Максимович! – покаянно стонал Аврорский. – Ну, вы же знаете, что у нас за село! Там аномалия на аномалии, Там ведьмы – косяками ходят. А тар-релок – как мух на свиноферме. Они л-летают и угнетают сознание своими излучениями!
– Да, да! – вторила ему Каргина. – Это всё – негат-тивное влияние косм-моса!
– Если это и влияние космоса, то только того, что в двух кварталах от райкома! – осёк её «первый», намекнув на винно-водочный магазин «Космос». – Ну, вы, едри вашу, и «отличились»! Француженка уже давно уехала, никакой свадьбы не было… Аврорский! Ты, что, из-за пьянки уже не знаешь даже того, что происходит в селе? Стыд и срам! Вот сами теперь давайте опровержение, извиняйтесь перед читателями газеты. Идиотизм!
На самом деле, Виктор с Катей, сразу после скорой свадьбы, из Прошмыркина решили уехать. Они, может быть, там и остались бы, если бы не брошенное вскользь обещание Неронова, сделанное им при случайной встрече с Виктором:
– Ну, Завадов, как только всё тут стихнет, эх, и прижму я тебя к ногтю!..
Пока будущие супруги думали о том, где бы им лучше осесть, Виктор нежданно-негаданно получил письмо от братьев Ломухиных. Как оказалось, те обосновались в соседнем областном центре, открыв там кооперативный ресторан с варьете циркового профиля (благо, денег, заработанных не без помощи Виктора, им на это хватило вполне). Так же Ломухины сообщили, что их «лучший друг» – главарь группировки, преследовавшей их «робин-гудовскую» команду, недавно «приказал долго жить»: его прямо на пороге виллы снял киллер конкурентов, с которыми он крепко не ладил. Так что, теперь ту историю можно было считать закрытой. Подумав, Виктор решил согласиться. Катя его решение одобрила.
…Сразу после митинга, было устроено символическое зажжение природного газа, пришедшего в село, а по новой трассе, после разрезания красной ленточки проехала колонна дорожно-строительной техники. Прошмыркино, наконец-то, получило долгожданные блага цивилизации. И вот эти, на первый взгляд, совершенно прозаические события, далёкие и от науки, и от оккультизма, оказали необычайно угнетающее действие на, казалось бы, непобедимую аномальщину – уже на следующий день вся деревня внезапно, разом очистилась «барабашек» всех сортов и мастей. Полтергейсты, словно сговорившись, оставили в покое бытовую технику и личные вещи сельчан.
Ведьмы, несмотря на лётную погоду, упорно не желали курсировать над крышами домов. Лешие, русалки, домовые, всевозможные инфернальные монстры, до этой поры наводнявшие все прилегавшие к селу территории, словно испарились. «Летающие тарелки» – тоже, словно туда и не летали.
Внезапное, ничем не объяснимое падение инопланетной активности и прекращение всякой бесовщины крайне поразило и даже ошеломило участников экспедиции. Напрасно, лязгая зубами от холода, учёные день за днём, ночь за ночью обшаривали село, поля, луга и перелески. Напрасно раз за разом профессор с соратниками обходил подворья, совсем недавно изнемогавшие от засилья нечисти. Она бесследно исчезла, чего никто не мог ни понять, ни объяснить.
Не находя применения своим силам и способностям, потихоньку начали разъезжаться как научные, так и полу- и околонаучные кадры экспедиции. Первыми отбыли в свои далёкие, студёные края флегматичные шаманы, загруженные местными сувенирами. Особой популярностью среди северян пользовались сорговые веники, банки огурцов засоленных особым, «прошмыркинским» способом, а также плавки и купальники из местного сельмага. Став рьяными поборниками музыкальных камланий под клубный электроорган, они увозили с собой кассеты с записями полюбившихся им оркестровок в исполнении Завадава.
Следом за шаманами удалились колдуны, обогащённые передовым опытом. Бригада изгнателей бесов Прохора Макаровича отправилась в большое заграничное турне по странам Азии и Африки, дабы помериться силами с тамошними представителями потустороннего мира, а ещё, посостязаться в своём магическом искусстве с колдунами вуду.
Последними на зимние квартиры двинулись научные работники, многие из которых немедленно сели за написание диссертаций. Кандидат наук Брыкалин начал готовить к защите докторскую диссертацию на тему «Влияние некоторых материальных факторов на активность аномальных явлений». Основная тема диссертации являла собой необычайно здравую мысль: чтобы покончить с чертовщиной во всесоюзных масштабах, достаточно было бы к каждой деревне подтянуть асфальт и подвести газ.
Самым последним, как капитан тонущего судна, в родные пенаты отбыл профессор Свистунов-Нахалевич. Напряжённое, насыщенное фантастическими событиями лето изрядно утомило учёного мужа. Но профессор был далёк от того, чтобы, почивая на уже завоёванных лаврах, отлёживаться на диване перед телевизором. Он немедленно сел за работу. Долгими, зимними вечерами в своём просторном, но уютном кабинете он писал, писал, писал…
Ещё находясь в Прошмыркине, профессор начал разрабатывать собственную, оригинальную теорию, объясняющую сущность так называемой «нечистой силы». Согласно её основным постулатам, «нечистая сила» – это вполне материальные обитатели некоего параллельного с нашим миром особого, информационного, пространственно-временного измерения. Согласно воззрениям Свистунова-Нахалевича, человеческий мозг способен генерировать особый тип нейтринных полей, которые, проникая в параллельные миры, там материализуются в форме обычных барионных сгустков. Но материализовавшиеся сущности, нами же наделённые невероятными способностями, потом стремятся прорваться обратно, в наше измерение. А, поскольку, не всех из них мы наделяем добротой, скорее, наоборот, представляем себе злыми и агрессивными, они в наш мир и проходят со злом.
Но как же этим инферналам, нами же созданным, удаётся пробраться к нам, своим создателям? На этот вопрос Свистунов-Нахалевич тоже нашёл ответ: всё дело в «летающих тарелках», прибывающих к нам из других звёздных систем. По его мнению, инопланетяне уже давно освоили телепортацию с подпространственными переходами. От той же туманности Андромеды до Земли инопланетский НЛО добирается за долю секунда. А как? Да, по под- и надпространственным каналам, которые прошивают миллионы пространственно-временных формаций, словно швейная игла собранный «гармошкой» очень длинный кусок материи. Но просто так для Вселенной это не обходится, был уверен профессор, в ткани мироздания образуются дыры, через которые русалки, домовые, тролли, и даже драконы целыми полками и дивизиями вторгаются в наш мир…
Справедливости ради, стоило бы сказать, что иные учёные из тех, кому удалось узнать о теориях Свистунова-Нахалевича, сочли их не более чем наукообразным бредом. Один из коллег профессора, тоже членкор, пригласив его на телефонные переговоры (сотовой связи, увы, ещё не было) напрямую его спросил:
– Евгений Евгеньевич, что ты там пьёшь и чем закусываешь?
Но руководителя экспедиции в Прошмыркине, уверенного в своей правоте, к тому же, видящего перед собой две вершины, каковые ему следовало достичь – звание действительного члена АН и «нобелевка», сбить с курса никому не было дано. И он упорно шёл к своей цели.
Большой труд, созданный на основе собранных им данных, обещал стать сенсацией в современной мировой науке. Поэтому работалось необычайно легко, и монография постепенно распухла тысячи на полторы страниц. Во время коротких передышек профессор, мечтательно глядя в потолок, расхаживал по кабинету, воображая себя читающим – то доклад на всемирном научном симпозиуме, то лауреатскую лекцию в Нобелевском комитете…
Толстый пушистый ковёр приятно пружинил под ногами. За хрустальными стёклами дорогих книжных шкафов тусклым золотом поблёскивали корешки старинных фолиантов. В углу кабинета, подобно трофеям путешественника по Тибету или джунглям Индонезии, хранились экспонаты, привезённые из Прошмыркина. Среди них можно было обнаружить и метлу «бабы-ведьм» Акулины (которая, кстати, так и не полетела, несмотря на усилия самого Прохора Макаровича), и обломок оплавленного мельничного жернова с места приземления летающей тарелки.
Весь дальний угол кабинета был увешан талисманами, амулетами и оберегами всевозможных видов, форм и размеров. Рядом с гипсовым отпечатком ступни оборотня располагался ещё один ценный экспонат подобного рода – отпечаток ступни лешего, отдалённо напоминающий след задней лапы медведя, найденный незадолго до отъезда в Москву.
Тут же хранились и предметы деревенского быта, имеющие магическое значение. Они были подарены профессору гостеприимными сельчанами. Вызывающе желтели на полированной подставке лапти-скороходы, искусно сплетённые дедом Михеем и заговоренные им же от «ножной ломоты». А ещё, по словам Михея, лапти даровали возможность ходить за сохой целыми днями, не зная усталости, а так же бегать, даже по пересечённой местности, «аки заяц резвый».
Рядом с лаптями сверкал начищенными медными бляхами новенький, но уже трижды побывавший в деле конский хомут, презентованный дедом Антипом. По словам старого конюха, хомут только тогда приобретал магические свойства, если его не менее трёх раз надевали на лошадь, которую потом до пота гоняли в упряжи. Тут же, подобно туземному ожерелью, была развешана обширная коллекция подков, часть которых была найдена на старых пепелищах, а прочие были откованы в дар учёным деревенским кузнецом, смугловато-кучерявым Ванькой Изумрудовым – внуком цыгана-кузнеца, лет семьдесят назад отбившегося от своего табора и осевшего в деревне. По словам Ваньки, над подковами в момент их закаливания им были прочитаны старинные цыганские заклинания, придавшие им необычайную мистическую мощь.
– …Профессор, – уверял Ванька, – коль настанет момент, что хоть в петлю лезь – а такое со всяким может быть! – возьми в руки мою подкову, и скажи старинный цыганский заговор: конь вороной по небу проскакал, меж звёзд дорогу проторил, с ноги подкову потерял. Ты, подкова железная, огради меня от беды, от лиха, от горести! И – всё! Уж если что и приключится, то подкова, всё равно, хоть маленько, да соломки подстелет…
