Сергей Малицкий
Провидение зла
«Танцует», – поняла Кама. Ну, точно, Вервекса еще в прошлом году обозвали танцором, вот только никто так и не понял, зачем ему эти па, эти вращения, не лучше ли было бы сосредоточиться на луке, стреле, собственных руках, цели? Значит, не лучше, решила Кама, если в прошлом году это помогло Вервексу победить в стрельбе. Так может, только этот танец, эти движения, каждое из которых словно закручивалось внутрь, к телу, к сердцу, именно они и помогали неказистому Вервексу Скутуму, пятому ребенку князя Силекса Скутума, собрать себя, побороть ужас и справиться наконец с проклятой дрожью? «А в постели, первый раз в постели, он тоже будет пританцовывать, чтобы справиться с волнением?» – усмехнулась про себя Кама, и в это мгновение состязание началось.
Первая мишень была самой большой. Мурус качнул ее, поспешил отойти: разные стрелки случались, кто-то мог и на пару десятков шагов засадить стрелу в сторону, и ударил молотком по бронзовому диску. Гул разнесся над притихшими трибунами. Примолкли торговцы едой и питьем, приподнялись, вытянули шеи мальчишки, сдвинули брови бывалые воины, прикусили языки ардуусские тетушки. Стрелки уже стояли с наложенными на тетиву стрелами, но первым должен был выпустить ее Тенакс, который вышел к последнему турниру с худшими результами.
«Пять секунд», – прошептала про себя Кама.
Мастер стражи уже занес молоток для следующего удара, когда Тенакс наконец отправил стрелу в цель, и гулкий удар по диску совпал с попаданием стрелы в круг. Стрела воткнулась в мишень с краю, закрутила ее, и Аэс отпускал тетиву как будто наудачу, но тем не менее вонзил стрелу почти в центр круга, чуть замедлив его вращение. И одновременно с третьим ударом молотка распорядителя выстрелил продолжающий пританцовывать Вервекс. Он попал точно в центр мишени, но с ее обратной стороны, и когда круг повернулся, то разразившаяся довольными криками публика увидела наконечник стрелы, прошедший насквозь.
– Только так! – крикнула, чтобы перекричать гам, Каме Фламма, словно та была незнакома с правилами. – Если попадаешь с обратной стороны, только насквозь! Иначе считается промахом!
– Я знаю! – буркнула Кама, выглядывая Игниса и не решаясь даже скосить взгляд в сторону Рубидуса. Сразу за стрелками на помост должны были выйти борцы.
– Сегодня интереснее! – прокричала на ухо Каме вернувшаяся с леденцами Лава. – Вчера и позавчера мишени были неподвижны. Кто промахнулся – выбывает! Если никто не промахнулся, тогда повторяется упражнение с малой мишенью, но все отходят на десять шагов.
– Ага! – повысила голос Кама. – И если стрелки хороши, то будут отходить, пока не упрутся в трибуны.
– Так не бывает! – махнула рукой Фламма. – Всегда кто-то промахивается. Во втором упражнении промахнется Аэс. Вот увидишь! Он слишком спокоен! Слишком!
Аэс действительно промахнулся. И ведь Тенекс положил стрелу почти в центр второй мишени. Она не начала крутиться, только добавила к раскачке в стороны колыхание вперед и назад, именно это и подвело Аэса. Его стрела пролетела под мишенью в тот самый миг, когда та отклонилась к щиту. Принц Обстинара скривился на мгновение, затем опустил лук, поклонился на три стороны публике, которая принялась свистеть, и с достоинством покинул арену.
– Если Вервекс промахнется, тогда Тенекс победитель! – хихикнула в наступившей после очередного удара молотка тишине Фламма.
Вервекс не промахнулся. Его стрела пронзила мишень с такой силой, что красный круг раскололся и его часть, с сидевшей в ней стрелой Тенекса, упала на помост. Стрела Вервекса задрожала, воткнувшись в щит, что отгораживал помост от основания ратуши.
Восторженные крики и свист затопили площадь мгновенно, словно таились за деревянным щитом и именно стрела Вервекса вызволила их из неволи.
– Десять секунд! – растопырила пальцы Фламма. – Десять секунд каждому на попадание в малую мишень!
– А если не попадет никто, так ведь бывало? – спросила Кама.
– Бывало, – чихнула Фламма. – Эти проклятые маски! Неужели я не могу быть сама собой?
Рыжеволосая непоседа сдвинула маску на шею и с облегчением вздохнула.
– Я читала прошлые уложения турнира. Такое случалось, хотя и редко. Наверное, потому, что редко кто добирается до самой крохотной мишени. Обычно отсеиваются уже на второй, а то и на первой. Не попадут оба, продолжат состязаться, подойдя к мишени на десять шагов ближе. И будут подходить, пока не упрутся в нее. И ты права, хороший лучник даст фору любому из принцев. Редко кто, вроде того же Фелиса, может тягаться с настоящими воинами. И народ приходит подивиться не на мастеров, а на вельмож, которые пыжатся, стараясь отметиться в доблести. Но… Но иногда…
Снова ударил молоток Муруса, по лицу которого нельзя была даже и подумать, что он симпатизирует кому-либо из стрелков, и в наступившей тишине Тинекс выпустил стрелу почти сразу. Она не попала в цель, но зацепила веревку, на которой раскачивалась мишень, отчего та подлетела, а затем заплясала перед щитом. Тинекс расправил сутулые плечи и шутливо поклонился Вервексу, который так и не прекращал свои танцы, словно подчинялся только для него звучавшей музыке. И когда молоток ударил в последний раз, Вервекс уже был готов. Он отпустил тетиву, и на мгновение Каме показалось, что его стрела продолжила танцы даже в полете, хотя, конечно же, никакой стрелы она рассмотреть не могла, и только, как все на площади, вытаращила глаза, когда стрела пятого ребенка князя Араманы, неказистого горца с носом клубеньком, воткнулась в деревянный щит, и маленькая красная мишень закрутилась на ней, словно кусок мяса на вертеле. А затем оглушительный рев толпы заставил Каму зажать уши.
– Об этом будут помнить долгие годы! – прокричала на ухо сестре Лава и тут же потянула Каму с собой за руку. – Пошли, выпьем легкого вина! Борьба не скоро! Смотри! Вервексу вручают серебряный рог! И если у него есть избранница сердца, он может подарить его ей! Пошли! У нас есть время! Пока будут мыть помост, потом воины главной цитадели Ардууса исполнят атерский гимн, затем маг проверит соискателей на то, что они не используют магию. Жребий. Еще почти час!
– Нет, – мотнула головой Кама и поправила маску и платок, скрывающий ее теперь уже короткие, словно у мальчишки, пряди. В груди у нее опять проснулось что-то ледяное, и она изо всех сил прятала это. Тем более что тот, четвертый соглядатай снова набросил на нее петлю внимания, и ей казалось, что он жаждет не ее саму, а именно этот лед у нее в груди. И Кама вновь стала прятаться, как пряталась у магической ловушки, вот только лошади под нею не было, чтобы отвести удар, ну так и удара пока что не намечалось. Хотя ведь и не молния могла протянуться к ее груди, а самая обычная стрела. И Кама, которую, фыркнув, оставили и Фламма, и Лава, подняла руки к вискам и медленно поправила маску. Сор Сойга должен был понять, вот только зайти на эту трибуну он не мог, ну да мастер всегда был горазд на выдумки. Теперь, главное, закрыть глаза и успокоиться. Пусть шумят трибуны. Для Камы никого вокруг нет.
Глава 4
Дождь
Мальчишка Ассулум – лаписский стражник – появился на трибуне, когда помост уже был вымыт, на мокрых досках десяток широкоплечих стражников Ардууса исполнили строгий воинский гимн, а слуги начали раскатывать большой войлочный круг для состязания по борьбе. У Ассулума в руках была лента вестника, поэтому стража у трибуны пропустила его, но выглядел он испуганно и смешно. Особенно без шлема, который хоть как-то приглаживал его торчащие во все стороны вихры.
– Сядь, – кивнула ему на скамью рядом Кама. – Что просил передать Сор?
– Ваше Высочество… – начал лепетать стражник.
– Короче, – потребовала Кама. – Что сказал Сор?
– Следят пятеро, – понизил голос Ассулум. – За вами пятеро, Ваше Высочество. Да еще и все в городе говорят о какой-то опасности! Сор сказал, что следят за всеми – но Нукс и Нигелла на приеме, который устраивает принцесса Фосса. Их караулят издали. А Ее Величество королева Фискелла, вместе с мастерами стражи и Его Высочеством вашим младшим братом принцем Лаусом, отправилась по магическим рядам на поиски мага, нанять вместо бедняги Окулуса…
– Стой, – поморщилась Кама. – Кто за мной следит?
– Пятеро слежек сразу, – слизнул капли пота с верхней губы Ассулум. – Двое здоровяков из дозорных Малума. Наверное, он их отправил. Сор так думает. Они не очень следили, чаще у пивных и винных торговцев останавливались, но с вас глаз не спускали. Еще охранник от ардуусской стражи, но он и не скрывается особо. Он и теперь ждет вас у выхода. Их трое было, но двое смотрят за теми особами, что были с вами…
– Еще? – повысила голос Кама.
– Еще какой-то верзила в сером хитоне и коротышка в коричневом плаще, – едва не начал заикаться Ассулум. – Кажется, еще и в черном колпаке. Ну и сам Сор. Я уже забыл, что он мне сказал. Он меня из харчевни выдернул за шиворот только что! Сказал, что постарается разобраться, кто эти двое. Но оружия у них нет, если только ножи. Что ему передать?
– Иди обратно в свою харчевню, – прошептала Кама. – Сор сам к тебе подойдет. Скажи ему, что есть еще один. Смотрит издали. Но неотступно. Возможно, с магией. Пусть попробует прислушаться. Понял?
Кама посмотрела на онемевшего, уставившегося на нее мальчишку и поняла, что более всего на свете тот разочарован, что не видит лица принцессы. Она усмехнулась, наклонилась к нему и сдвинула с глаз маску.
– Быстро!
– Слушаюсь, Ваше Высочество! – просиял стражник и сорвался с места.
…Тем временем выбравшийся на арену ардуусский маг Софус проверил вышедших в финал четырех молодцов на магическую неутомимость или нечувствительность к боли, посмотрел, нет ли амулетов на теле, не приняли ли перед схватками бодрящей настойки, не шептали ли наговоров. Все оказалось в порядке, хотя плечи и грудь Игниса Софус ощупывал с большим подозрением, чем уделил остальным борцам. Затем Игнис Тотум и Литус Тацит как победители предыдущего дня вытянули жребий, согласно которому первому выпал в соперники длиннорукий увалень Урсус Рудус – принц и второй сын короля Хонора, а бастарду короля Эбаббара – Веритас Краниум – третий сын короля Бабу. Оба они были удачливыми бойцами и, несомненно, встретились бы в финальной схватке, если бы в турнире не участвовали Игнис и Литус. Бастард и побеждал в этом турнире в последние годы. Сейчас все четверо, обнаженные по пояс, выслушивали наставления мастера стражи Ардууса – не наносить друг другу ударов, не захватывать за причинные места, за уши, нос, волосы, не давить на глаза, не кусаться, ослаблять захваты, если противник сдается, стучит ногой, рукой или головой о помост. Победителем признается тот, кто удержит противника, прижимая его к помосту, на пять ударов бронзовым молотком или применит захват, вынудив противника сдаться. Либо трижды за схватку уронит противника на спину, отрывая его ноги от помоста, либо не будет стоять на ногах на момент окончания схватки, которая длится три минуты, либо трижды вытолкнет проигравшего за пределы круга или не пустит его оттуда к концу схватки. Или же произойдет соединение нескольких условий, количеством не менее трех.
Кама подняла глаза на башню ратуши. Завтра точно так же и ей придется стоять на этом помосте, только в фехтовании жребий иной, выбывший из каждой схватки выбывает и из турнира. А вот в борьбе проиграть нужно две схватки, чтобы выбыть. И три, чтобы выбыть в предварительном круге. Литус пока что не проиграл ни одной. Игнис – одну. Именно Литусу. Прочие по две. Но в первом круге не все встречаются друг с другом. Игнису в первом круге не повезло. Во втором должно не повезти Литусу. А тебе, девочка, повезет ли завтра? Очень сильные фехтовальщики участвуют в турнире, очень…
Кама прищурилась, разглядывая лицо Литуса. Бастард был выше Игниса, который уж никак не слыл коротышкой, на полголовы. Да и его плечи свидетельствовали о неустанных упражнениях и постоянных испытаниях, которыми Литус одаривал собственное тело, а вот лицо было таким, что бастарда хотелось немедленно пожалеть. Из затянутого на затылке хвоста выбилась прядь и теперь свешивалась на лоб. Темные брови Литуса сходились на переносице углом, не только вытягивая и так длинное лицо, но и придавая ему печальный вид. Длинный нос стремился к линии губ, тоже не подчеркивающей веселье сына каламского короля и ныне покойной матери из народа иури. Вот только глаза у бастарда не были плачущими, они были спокойными и как будто покорными, словно все выпавшее ему в жизни бастард принимал без возражений и был готов ко всяческому ухудшению собственной участи. Отчего же тогда он с таким усердием бился на вельможном турнире не первый год? А вот Игнис был красавчиком. Если бы не Рубидус, и не Фелис, и не… – Кама зажмурилась, припоминая, кого из принцев она была бы рада встретить во сне, – то пришлось бы, пожалуй, влюбиться в собственного брата.
– Начали! – вскричал мастер и ударил молотком о бронзовый диск.
…Наверное, Урсус, сын короля Хонора, был самым сильным из четверки, вышедшей на помост. Сильным в том смысле, в каком меряются доблестью силачи на деревенской улице: кто большую тяжесть поднимет и дальше пронесет. Все дети Хонора казались Каме словно вырубленными из камня, хотя старший – Урбанус – и умудрился прибрать к рукам самую красивую дочь из выводка князя Араманы – Таркосу. Впрочем, Урбанус, в отличие от Урсуса, еще и отличался особенным спокойствием и упорством. Зато уж дочь короля Хонора – Бона – была сущим мальчишкой в платье, хотя и добралась уже до девятнадцати лет. И ведь, наверное, тоже присматривалась к женихам? Да уж, ищи женихов, сначала непутевых родственников припрячь надежнее, чтобы вино в кубках не кисло, на глаза-то попадается в первую очередь младший сын короля Хонора – безобразник и лентяй Алкус, или как раз здоровяк Урсус, который если что и умел, так это подраться да мебель сломать в трактире. К счастью, король Хонора был строг и остерегал сына от подобных развлечений, иначе бы не один трактир на дороге от Хонора к Ардуусу лишился столов, лавок, а то и дверей. Урсус не был выше Литуса или шире его в плечах, но его туловище напоминало туловище медведя. Или дубовую бочку, скрепленную медными обручами. И руки у него были подобны ногам, если бы на ногах вдруг выросли пальцы и научились хватать и переламывать все, попавшее в них, как, по слухам, ломают попавших в их лапы воришек далекие северные великаны рефаимы или столь же далекие восточные – этлу. Игнису нечего было и думать прижать Урсуса к помосту или применить к нему болевой прием. Скорее бы тот применил болевой прием к принцу Лаписа. Схватился бы огромной лапищей за предплечье и тут же вынудил стучать ногой по войлоку. Зачем бросать или прижимать, если можно схватить и сжать так, что всякий соперник тут же забудет собственное имя и вспомнит имя матери? Собственно, так Урсус и выигрывал почти все схватки. Но у Игниса он не выигрывал никогда. Принц Лаписа не позволял здоровенному сопернику применять хонорские ухватки. Вытанцовывал по краю войлочного круга и всякий раз ускользал от распахнутых объятий. Пару раз огромные ладони шумно схлопывались как раз там, где Игнис стоял долю секунды назад. При втором хлопке принц Лаписа и схватил сразу две эти ладони, которым оставалось только калечить одна другую, и перекинул Урсуса через бедро. Публика, которая уже начинала понемногу роптать от очередных танцев на помосте, взревела от восторга. Вскочивший на ноги Урсус заревел громче публики, ринулся на обидчика и тут же вылетел из круга, потому что обидчик в очередной раз оказался быстрее. Урсус, конечно же, не был глупее придорожного столба. Сложить одно с другим в голове он мог прекрасно, поэтому умерил пыл и стал подбираться к сопернику медленно. Принцу Хонора было ясно, что Игнис не может взять его силой, но любая следующая ошибка Урсуса означала его неминуемый проигрыш. И вот тут Игнис удивил публику впервые. В то самое мгновение, когда здоровяк в очередной раз развел руки, чтобы поймать неуловимого противника в живые тиски, тот сам шагнул к нему навстречу. Кама, которая не сводила глаз с брата, окаменела. Верно, и сам Урсус окаменел от изумления, иначе почему вместо того, чтобы захлопнуть ловушку, расплылся в улыбке? Уж не думал ли этот лаписский наглец перемочь хонорского забияку, будучи с ним лицом к лицу? Но в тот самый момент, когда огромные руки все-таки начали смыкать объятия, Игнис сам обнял здоровяка, с трудом свел руки у него на спине, сжал кисти в замок и рванул рукастую тушу на себя и вверх.
Кама часто видела этот прием. Наверное, и Урсус его видел. Вот только никогда не примерял его к себе. И никто не примерял его к Урсусу, поскольку, кто бы ни вышел против него, Урсус всегда имел над противником двухкратный перевес хотя бы в собственной тяжести. Конечно, про принца Лаписа ходили слухи, что отец и мать не обидели его силушкой, но он был против тяжеловеса мышью, а даже самая сильная мышь, как бы она ни хотела пить, ни за что не вытянет ведро из колодца. Игнис вытянул. Оторвал толстые ноги Урсуса от войлока, выгнулся, опрокинулся назад, но и здоровяка-противника перекинул через себя, да так, что последний покатился до края войлока и выкатился из круга.
– Игнис! – вскочила на ноги вместе с ударом бронзового молотка Кама, но ее голос тут же потонул во всеобщем восторженном крике. Положительно жители Ардууса влюбились в принца Лаписа. Только бы стены ратуши не рухнули от гула!
– Ничего себе! – завопила вернувшаяся вместе с Лавой Фламма. – Кажется, у меня появился новый будущий муж! Хочу твоего брата! Хочу!
– Осталось, чтобы согласился он, – едва разомкнула губы Кама.
– А у него есть какие-то предпочтения? – наклонилась к уху Камы Фламма. – О главном я не беспокоюсь, наводила справки, братец твой точно предпочитает девушек.
– Боюсь, что сейчас он думает только о том, как выиграть турнир, – ответила Кама.
Не понравилась ей победа брата. Не из-за легкости, из-за неожиданного куража. Тот же Сор Сойга всегда говорил ей, да и Игнису, и всем остальным отпрыскам королевского дома Лаписа, что бояться надо куража. Кураж подобен хмелю. Подобен крыльям. Чувство полета он дает каждому, кого посещает в минуту схватки или еще какого испытания. Тот, кто испытывает кураж, способен на многое. Преодолеть высоту, которую никогда не преодолевал. Победить соперника, о победе над которым мог только мечтать. Поднять тяжесть, на которую в обычное время не хватит силы двоих таких, как он. Но кураж изменчив, как ветреная девушка. Недолог, как летний солнечный дождь. И, самое главное, пуст. Он – ничто. Он не делает тебя в два раза сильнее, ловчее и удачливее. Поэтому бойся куража, он дает тебе чувство полета, но не дает настоящих крыльев. Тебе кажется, что ты летишь, но на самом деле ты падаешь. Поэтому, если кураж настиг тебя, отдышись и соберись с силами.
– А ты разве не знаешь? – подтолкнула покрасневшую Лаву Фламма. – Не смотрела? Вервекс подарил ей свой серебряный рог!
– Вот, – Лава распустила сверток, который держала в руках, показала край рога. – Я знала, что он подарит его мне.
– Понятно, – улыбнулась Кама. – Не зря я удивилась твоему желанию выпить легкого вина. Никогда не замечала за тобой особой жажды.
– Представляешь? – взмахнула руками Фламма. – Через год она сможет стать араманской княжной! Ее муж, конечно, не будет князем Араманы, но возглавит один из дозоров, что стерегут южную границу Сухоты. А она будет ждать его долгими вечерами и вышивать араманские платки.
– Да ну тебя, – надула губы Лава. – Еще ничего не известно!
– Однако рог у тебя, – засмеялась Фламма. – Или ты рогом же собираешься и отплатить танцующему стрелку?
– И все-таки почему Сор следит именно за тобой? – отмахнулась от Фламмы Лава.
– Не знаю, – ответила Кама после паузы. – Но однажды он сказал, что наставник должен быть рядом с тем учеником, который может превзойти своего учителя.
– Ого! – воскликнула Фламма, присматриваясь к арене, на которую вышли Литус Тацит и Веритас Краниум. – Я много слышала о вашем даките. Некоторые считают, что двадцать лет назад, когда он еще служил дакитскому королю, равных ему не было в воинском искусстве! Ведь он дальний родственник твоей матери? И ты можешь превзойти его? Почему ты, а не Игнис? И разве может человек превзойти дакита?
– Не знаю, – потерла виски Кама.
Весенняя прохлада не баловала теплом, но под маской было жарко. Хотя что-то удерживало Каму от того, чтобы снять ее.
– Не знаю, – повторила Кама. – Завтра посмотрим, чего я стою. В крови моей матери есть и кровь дакита, и кровь этлу. Только что Игнис показал, что такое кровь этлу. Кровь дакита должна будет проявить себя завтра. В моем фехтовании. Если повезет. Я должна победить Рубидуса. Сор говорил многое. К примеру, если на воине лежит долг, то никакая случайность не должна помешать исполнить его.
– Интересно, – потерла веснушчатый нос Фламма. – А если судьба сталкивает тебя с другим воином? С тем, у которого другой долг? Ну, вот как на этом войлочном круге? Что делать? Воспринимать соперника как случайность, которая не должна помешать, или как нечто непреодолимое? Ведь у него тоже долг, и ты сам для него случайность, не более того!
– Тебе-то зачем? – хихикнула Лава. – Разве ты воин?
– Пока нет, – стерла с лица улыбку Фламма.
Тем временем на войлочном круге разворачивалась настоящая борьба. И Литус, и Веритас были испытанными бойцами. Никто из них не полагался только на силу, хотя и тот, и другой могли похвастаться и твердыми мыщцами, и гибкостью тела, и несгибаемостью воли. Правда, Литус был повыше Веритаса, зато последний с готовностью подныривал под руки противника и не без успеха пытался ухватиться за его пояс. За первую минуту схватки, к восторгу публики, и тот, и другой успели ощутить прикосновение войлока к собственным лопаткам. Но постепенно Литус стал брать вверх. Небольшое преимущество противника в росте и весе вкупе с таким же преимуществом в умении заставляло Веритаса сильнее напрягаться и быстрее растрачивать силы. Вскоре он уже тяжело дышал, а Литус как будто и не устал, раз за разом отбивая безуспешные попытки соперника сделать удобный захват. В какой-то момент Веритасу удалось добраться до пояса бастарда, но уже в следующее мгновение ноги сына короля Бабу оторвались от земли, и бедняга улетел за пределы войлочного круга. Как раз и ударил гонг.
– Прости, но Литус и сегодня победит, – постаралась перекричать вопли публики Фламма. – Он бережет силы. И он мудрый.
– Не отказывай в мудрости Игнису! – подала голос Лава.
– Я не отказываю, – пожала плечами Фламма. – Я им восхищаюсь. Но… сама увидишь. Хотя я бы не удивилась любому исходу. Тем более что без дождя сегодня все-таки не обойдется.
И словно услышав слова рыжеволосой разбойницы, холодный дождь обрушился на арену. Застучал по навесу над вельможными трибунами, намочил доски, зашуршал, впитываясь в войлок. Плечи борцов заблестели каплями. Мокрые хлопья снега замельтешили перед глазами.
«Увижу, – подумала Кама. – Непременно увижу. Была бы рядом, подошла, обняла, прошептала важное на ухо, охладила, а лучше бы плеснула в лицо холодной водой. Но я не рядом. Да и самой бы так же завтра не разгореться. Смотри и учись. Смотри и учись. Смотри и учись. Давай, Игнис. Соберись. Может быть, хоть дождь охладит тебя».
…Жребий не всегда милостив. Сразу стало понятно, почему берег силы Литус. После победы ему пришлось остаться в круге, куда, почти шлепая по лужам, вышел и Урсус. Здоровяк успел оправиться от броска, которым его угостил Игнис, и даже наполнил глаза яростью. Рычанье его, во всяком случае, было слышно и на трибунах. Очередным гулом отметил начало схватки бронзовый молоток, и Урсус тут же бросился на противника. Да, Литус, несомненно, был крупнее Игниса, и увернуться от объятий принца Хонора ему было труднее, но он и не стал уворачиваться. Он шагнул в сторону, поймал Урсуса за руку и в тот самый миг, когда здоровяк, вновь расплывшись в улыбке, приготовился развернуться и стиснуть смертельные для всякого объятия, прыгнул. Вот уж чего не ожидал никто. Всеобщий вздох разнесся по трибунам. Ладно бы, если бы прыгнул Веритас, даже Игнис, но прыжок высокого Литуса… Ему незачем было прыгать, достаточно было не попадаться в объятия Урсуса, но Литус прыгнул, и вторая рука Урсуса не нашла цель, зато свою цель нашел и удержал бастард. Он вывернулся в прыжке, обвил плечо Урсуса ногами и упал вместе с ним на помост, выкручивая его толстенную руку на себя и давя ему на горло лодыжкой. Здоровяку хватило пары секунд. Вскоре он принялся молотить по войлочному покрытию помоста и свободной рукой, и ногами, и даже, разбрызгивая мокрый снег, затылком. Литус отпустил жертву вместе с ударом гонга. Рев трибун был ему наградой.
Кама покачала головой. Теперь уже победа Игниса не казалась ей чем-то безусловным. Литус был явно сильнее. Конечно, Игнис мог прыгнуть выше головы, но победы заслуживал именно бастард. Тем более что если Игнис выиграет схватку у Веритаса, то ему придется схватываться с Литусом без отдыха. Или почти без отдыха.
Когда принц Лаписа и Веритас вышли в пропитанный водой круг, Мурус помедлил с ударом молотка. Может быть, он хотел дать угомониться восторженной публике, может быть, растянуть представление. Оставались только две схватки, после которых помост должны были занять музыканты, танцоры и жонглеры, но дождь расстроил их планы. Так что Игнис и Веритас, два совершенных на вид воина, две гордости двух королевских домов, стояли друг против друга на краях войлочного круга не менее пары минут.
Кама поймала взгляд брата, проследила за ним, обернулась и улыбнулась под маской. На три ряда выше сидела принцесса Раппу – Регина Нимис. Капюшон закрывал ее лицо до самых глаз, но маска была сдернута к подбородку. Кама почти ничего не знала о возможной избраннице Игниса, кроме того, что та была дочерью лаэта и прайдки, сосватанной некогда ныне покойным Стробилусом Нимисом в далекой северо-западной стране, в которой, кстати, всходили на престолы и правили женщины, а не мужчины. Впрочем, в нежном лице Регины не чувствовалось властности, только холод, но и тот поражал не равнодушием, а ледяным изяществом черт. И все-таки, демон ее раздери, ведь она открыла лицо именно для него!
– Все пройдет, – услышала Кама незнакомый голос.
Прямо над ней сидела девчушка, плащ и маска на которой были черного цвета. И так маленькая, она казалась от этого еще меньше, к тому же устроилась на скамье с ногами, обхватив их и свернувшись почти в комок, но глаза, которые блестели сквозь прорези маски, ничем не подтверждали догадку, что их обладательница замерзла.
– Все пройдет, – повторила незнакомка те же слова, и ее голос показался Каме змеиным шипением, но шипением не противным, а приятным, бархатным, нежным. – И этот праздник, и союз девяти королевств, и все, все, все, что ты видишь. Ты еще будешь вспоминать это время, Кама, и плакать о нем. Оно не скоро повторится. И если повторится, то не для нас.
– Все проходит, – медленно выговорила Кама. – Мы становимся старше и видим все иначе.
– Многие не станут старше, – ответил голос. – Взрослые не станут стариками. Старики не смогут уповать на счастье собственных внуков. Мир подходит к концу. Или ты не чувствуешь? Ты должна! Оглянись! Краски мира бывают так ярки только перед его концом!
Кама отчего-то похолодела, вздрогнула, оглянулась, поймала взглядом просвет в облаках, радугу, сияющую сквозь холодный дождь, снег на каменных собачьих головах, неожиданную яркость стен амфитеатра, ратуши, золотых стрелок часов на башне ратуши, блеск черепицы на высоченных башнях королевского замка за нею, но когда вновь обернулась, незнакомки за ее спиной уже не было. И в это мгновение вновь ударил гонг.
– Ну же! – дернула ее за рукав Лава. – Ты будешь смотреть?
Еще не понимая, что произошло, с трудом рассеивая охвативший ее странный холод, Кама вновь повернулась к помосту. На нем происходило что-то непонятное. Веритас крадучись двигался вдоль края войлочного круга, а Игнис неподвижно стоял в его центре и только едва приметным движением головы давал понять, что видит противника. Веритас зашел за спину Игниса, но нападать из-за спины считалось бесчестием, поэтому он двинулся дальше и только тогда, когда оказался почти напротив правой руки Игниса, рванулся к нему.
Только мгновение, одно мгновение Каме казалось, что именно Веритас схватил Игниса за правую руку, но почти сразу же она поняла, что схватил противника все-таки Игнис. То ли принц Лаписа был натренирован именно в этом приеме, то ли удачно воспользовался движением соперника, но через то самое мгновение, за которое Веритас должен был расправиться с ее братом, принц Бабу лишился опоры. Ухватив его за пояс и за руку, Игнис поднял Веритаса над головой так, словно держал набитое соломой чучело, сделал несколько шагов к границе круга и швырнул соперника на доски. Глухой удар потряс площадь. И наступила тишина.
Кама оглянулась на Регину. В ее глазах стояли слезы. Принцесса Раппу подняла маску на лицо, встала и бесшумно пошла прочь. И тут грянул всеобщий стон, который сменился диким, невыносимым ревом толпы. Ударил гонг. Кама посмотрела на помост. Корчась от боли, Веритас с трудом поднимался, покачиваясь на четвереньках, а Игнис стоял, опустив руки, и смотрел на уходящую Регину.
– Ну что?! Ну что?! – кричала Лава и била кулачком в плечо Фламму.
– Ничего, – отрезала та жестко и, посмотрев на Каму, вернула маску на лицо, прикрыв ею веснушки.
«Это не мой брат, – подумала Кама. – Или не только мой брат. Мой брат не такой. Он лучший. Он не мог поступить так. Поэтому он не победит. А если победит, то это будет не его победа».
…И вот Мурус снова взял в руки бронзовый молоток. И началась последняя схватка. Испытанный борец против молодого борца. Бастард против принца. Спокойствие и выдержанность против кипения, силы и азарта.
Литусу пришлось нелегко. Игнис был настроен на то, чтобы сломать бастарда, порвать его, уничтожить. И у него были силы для этого. Они бурлили в нем, бугрили его тело мускулами, зажигали огонь в его глазах и сердце, но Игнис сгорал в этом огне. И Кама, которая не сводила глаз с брата, чувствовала это. Игнис был силен, быстр, ловок, а Литус был безупречен. Он уходил от захватов, перехватывал противника, отвечал приемом на прием, и уже на первых секундах Игнис оказался на спине. Он вскочил на ноги, как дикий зверь. Почти взлетел, выпрямился, как пружина! Падение ничего не значило для него, он посчитал это случайностью. Лучший меч может выпасть из руки, но он остается лучшим мечом. Но прошло еще несколько секунд, и там, где Игнис раз за разом рассчитывал обнаружить слабость противника, он обнаруживал его мудрость. Сила, способная раздавить любого силача, сила, наполнившая тело Игниса, оборачивалась против него самого. Вот очередное неимоверное усилие, способное подбросить вверх даже Урсуса, вместо того чтобы сбить с ног Литуса, перевернуло вверх ногами самого принца и снова уложило его спиной на войлок. Литус только подправил его движение. Поражение взглянуло в глаза принцу Лапису.
