Сергей Малицкий
Печать льда
Рин не сказал ни слова. Он зарычал, как выбравшийся из западни зверь, и бросился на обидчика. Он выхватил из-за пояса кинжал и ударил в отвратительное, усмехающееся лицо, надеясь вонзить клинок в горбинку между пустых глаз, но не попал. Фейр сделал легкое движение головой в сторону, и клинок скользнул мимо. Клинок рассек только край мочки уха, но в пустых глазах пылало торжество, словно дядя собственноручно отметил глубину царапины, а в следующее мгновение сразу несколько человек охнули, и крепкие руки охранников Фейра Гальда сковали обезумевшего Рина Олфейна надежней кандалов у пыточного столба.
Дядя пошатнулся. Он сделал вид, что пошатнулся, коснулся ладонью царапины и обильно размазал кровь по щеке и шее. А когда начал говорить, голос его полетел вдоль улицы Медников вплоть до Водяной башни и вернулся обратно эхом, которое заставило и ремесленников, и покупателей, и зевак, и прибежавших от северных ворот стражников, и высыпавших из вельтской харчевни горожан поежиться, словно их обдало холодным ветром.
– Ты пролил кровь рода! – громко сказал Фейр Гальд, показал толпе ладонь, выдернул из руки Рина кинжал и тоже поднял его над головой. – Ты опозорил герб Олфейна, подняв оружие дома на человека, в котором течет кровь твоих предков. На безоружного человека!
Фейр Гальд распахнул плащ и показал пустой пояс, на котором до этого дня неизменно висел меч.
– Ты недостоин называться сыном Олфейна! – выкрикнул Фейр, легко переломил кинжал, на рукояти которого был выгравирован круг с зигзагом Иски, башня и лодка, и бросил осколки к ногам Рина.
– Я вызываю тебя на поединок, молодой Олфейн! – громко произнес Фейр Гальд, сорвал с пояса Рина меч и воткнул его в стертый камень улицы Медников на ладонь. – У Водяной башни в праздник равноденствия я буду ждать тебя с утра. На девятый удар колокола после полуночи ты кровью смоешь оскорбление, которое нанес мне и дому Олфейнов! И если хоть кто-то посмеет тронуть до поединка горожанина Рина, временно носящего имя Олфейна, того я буду считать личным врагом.
Фейр Гальд сложил губы, словно что-то хотел сказать еще, но только дунул в сторону племянника, развернулся и пошел прочь. Четверо охранников, стискивавших руки и плечи Рина Олфейна, тут же оставили жертву и двинулись за хозяином.
Зашумели, зашевелились невидимые опустившим голову Олфейном зеваки. Зазвенели доспехами возвращающиеся к башне стражники. Застучали чеканы медников. Заскрипела дверь вельтской харчевни. Пролетел по оживающей улице ветер и дотронулся до взмокшего лица парня, и вслед за ветром прилетел гулкий голос колокола.
– Скоро полдень, – пробормотал под нос Рин и ухватился за рукоять меча, опустив лицо, чтобы никто не увидел слез бессилья, хлынувших по щекам. – Однако как ловко ты, Камрет, избежал встречи с ненавистным Фейром Гальдом! Куда же ты исчез, старик? Отчего твои карты не предупредили меня о предстоящем поединке? Или и впрямь нет никакого колдовства?
Клинок не подался и на волос. Да и не осталось сил у молодого Олфейна. Незамеченное зеваками последнее дуновение Фейра словно превратило Рина в древнего старика. К счастью, над его духом дядя был не властен, и Рин не разжал дрожащие пальцы.
Глава 7
ОРЛИК
Орлик был младшим сыном в большой семье. Конечно, он вышел ростом и силой и даже овладел грамотой, что среди вельтов считалось сродни умению разговаривать с духами. Но он был младшим в семье, последним среди пяти сыновей, старший из которых уже сменил на посту главы дома утонувшего в осенний шторм отца и сам успел с помощью коренастой вельтки вырубить из вельтской породы полдесятка белобрысых крепкоголовых наследников.
Сестер Орлика, славных крепостью кости и лона, разобрали по ближним вельтским домам загодя подобранные женихи, а три средних брата постепенно нашли себе жен в дальних селениях, в тех семьях, где случилась очевидная нехватка мужчин. Так Орлик остался один.
Старший брат не гнал его из дома. Да и в ладье, что попеременно служила то для добычи морского зверя, то для обороны от лихих тарсов, всегда бы нашлось место на скамье и весло потяжелее. Но юного вельта, который в молодые годы перещеголял ростом и силой всех богатырей в округе, тянуло за горизонт. Туда он и отправился. Сначала вдоль берега на юг, затем, когда добрался до тарских фьордов, на запад, нанявшись гребцом к смельчаку-торговцу, и постепенно обошел если не всю обитаемую сушу, то значительную ее часть.
К тому времени, когда Орлику исполнилось двадцать лет, он успел добраться до мыса Ветров, за которым вставал бурный западный океан, и два года прожить среди диких горцев, перенимая у них умение управляться с мечами и подражать диким зверям.
До двадцати одного года Орлик охотился в предгорьях Западной гривы, где был признан самым удачливым добытчиком пещерного вепря и самым метким лучником даже среди савров.
До двадцати двух Орлик служил охранником у скамского мага. Старик был колдуном не из последних, но годы его подходили к концу, и от боязни, что все его знания уйдут вместе с ним в глинистую скамскую землю, попытался кое-чему научить смышленого великана. Однако не слишком преуспел в учении, потому как относился к магическим кристаллам из далекой Айсы с презрением и не устоял от наговора молодого соперника, жаждущего прибрать к рукам все заказы мирян из небольшого скамского городка по наговорам и бытовому колдовству.
Орлик смекнул, отчего оборвалось хриплое дыхание его учителя, отправился к злодею и, приняв возможно более несчастный вид, попросился в ученики и охранники. Молодой колдун, едва успевший получить ярлык на колдовство от местных храмовников, не преминул презрительно отозваться о «не сумевшем себя защитить маге», за что и поплатился. Гигант вельт проявил неожиданную сноровку, свернув голову негодяю до того, как тот успел подумать о защитном заклинании.
Зато о многом успел подумать Орлик, когда скрывался в перелесках да оврагах от дружины местного воеводы. На молодого парня повесили обе смерти, разграбление двух магических мастерских и поджег двух домов. Хотя все, что позволил себе совершить Орлик, кроме отвратительного хруста шейных позвонков самодовольного негодяя, была кража манускриптов и свитков из двух домов сразу. Причем из первого он забирал свитки в счет невыплаченного ему жалованья за целый год.
Разбирая расклеенные на придорожных столбах вестевые листки, Орлик понял, что в домах обоих магов те же стражники или храмовники помародерствовали вволю. Оттого устроили пожары и назначили удобного грабителя, который, по всему выходило, убегал после жуткого преступления с обозом награбленного. Хорошо еще, что истинные воры особого рвения в поиске назначенного убийцы и грабителя не проявили.
Так или иначе, вельту удалось пробраться в Дикие земли, где он сумел прожить целых три года, не в последнюю очередь оставшись в живых благодаря огромному росту и умению убивать степного быка ударом кулака.
Первые полгода он и существовал только за счет неожиданного мастерства, перебираясь от стойбища к стойбищу и от племени к племени как живая легенда. К тому же строгие до воинского и пастушьего уклада племена шиллов и айгов оказались не столь жестки в вопросах быта и частенько призывали к себе северного великана. Не ради зрелища, но ради свежей крови чужака, которая, смешавшись с кровью степных красавиц, должна была одарить будущих степняков богатырскою силой и статью.
Надо сказать, что к свалившемуся на него «постельному» оброку Орлик отнесся с живостью и желанием, да так преуспел в сладостном ремесле, что частенько облагодетельствованных им девиц приходилось чуть не силой отрывать от спешащего распрощаться молодца.
В двадцать пять лет Орлик, который успел разжиться богатым шатром, десятком рабов и табуном лошадей, затосковал в жаркой степи и захотел вновь к морю, к холодным ветрам и черным скалам. На свою беду, он попытался сунуться обратно в Скаму, но, как оказалось, великана там не забыли.
В первой же приграничной крепости Орлик лишился рабов, обоза и почти всего богатства, кроме все того же мешка уже порядком потрепанных рукописей и нескольких лошадей. Прямая дорога лежала обратно в степь, но небо над степью показалось выцветшим и серым, и вельт повернул коней на восток, где синела вдоль горизонта полоса Пущи.
Погоня отстала только в предлесье. Вельт еще удивился, отчего идущие по его следам дружинные резко остановили лошадей, едва Орлик вошел в полосу кустарника. До преследователей оставался полет стрелы, но вельт понял причину их осторожности, лишь когда в один день лишился всех лошадей. Уже через половину лиги кустарник сменился непроходимой чащей, а затем кое-что повидавший в жизни вельт уверился, что не видел еще ничего.
Лошадь, на которой он ехал, внезапно всхрапнула и повалилась наземь. Орлик скатился с нее кубарем и с ужасом разглядел переломанные ноги животного. Идущие в поводу еще три кобылы тревожно забились в молодом сосняке, а верховая уже хрипела. Обратившиеся в безвольное месиво плоти ноги подогнулись, лошадь упала на брюхо и подохла, едва затрещали перемалываемые невидимым врагом ребра. Вскоре на узкой тропе лежала расплывшаяся меж корней чахлых деревцев туша, опознать в которой верховую лошадь можно было только по завязшему в месиве мяса, костей и шкуры седлу.
Орлик стер со лба дрожащей рукой пот и почувствовал покалывание в кончиках пальцев. Отвел руку назад, покалывание уменьшилось, протянул вперед – едва не вскрикнул от боли. Все-таки не зря пытался старый колдун наставить дюжего охранника на путь магии, были у Орлика задатки, были. Но, что важнее всего, была и голова, которая не помешала воспользоваться задатками дабы избежать прочих магических ловушек.
К сожалению, Пуща была страшна не только магией. Уже к вечеру Орлик потерял остальных лошадей, когда из чащи вынырнули огромные желтые звери, напоминающие собак. Они разорвали кобылам глотки мгновенно и тут же начали их жрать, что и спасло вельта от неминуемой гибели, который шел в десяти шагах впереди и прислушивался к собственным пальцам.
Это потом он станет лучшим охотником Пущи, научится слушать не только пальцы, но звуки, и дыхание леса, в котором будет различать и звон родников, и шаг зверя, и недобрый тон мыслей злого следопыта, и натужность древней магии. А в первый раз его спасли только случайность и сила.
Орлик рванул перевязь, ухватил меч и повел им вокруг себя, срубая выползающий на тропу подлесок. И еще раз, и еще, пока огромный желтый волк не поднял уродливую морду и не исторг из пасти искры. Два зверя бросились на Орлика. Затем, когда он рассек грудину одному и перебил хребет другому, от туш оторвались еще два. Вельт едва избежал смерти, потому что меч так и застрял в туше третьего, и четвертого пришлось резать ножом, а там уже на неуступчивого лесного гостя прыгнул сам вожак.
Он был тяжелее самого Орлика, а если бы встал на задние лапы, то посмотрел бы на незадачливого охотника сверху вниз. Когда волк прыгнул, искры вновь посыпались из его пасти, и Орлик невольно отшатнулся. Может быть, именно это его и спасло.
Под ноги попался уже убитый зверь, вельт опрокинулся на спину, и ужасные зубы щелкнули в воздухе. А потом Орлик сделал то, что учил его делать в далеком детстве еще живой отец, хотя прием этот годился только против пусть и крепких, но малорослых тарских собак. Он поймал передние лапы зверя, который еще летел ему в грудь, и дернул их в стороны. Вряд ли кому-нибудь удалось сделать что-то подобное.
Уже потом Орлик, когда пришел в себя и замотал разодранный четвертым волком бок, попробовал обхватить своей огромной ладонью лапу зверя, он не смог соединить пальцы, но тогда… Он поймал передние лапы зверя и дернул их изо всех сил в стороны. В груди у вожака что-то хрустнуло, и вместо искр из пасти раздался предсмертный вой. Лопнувшая грудина разорвала зверю сердце.
Орлик отдышался, собрал оружие, забросил на спину мешок и двинулся вглубь леса, подумывая о том, будет ли он в безопасности, если подберет для ночевки древний дуб или раскидистую сосну.
В отдалении слышались крики неизвестных зверей, порой пальцы скручивало ощущением близкой опасности, но ничего больше с Орликом не приключилось.
Примерно через месяц он выбрался на укромную поляну, где стояли пять изб и выстроились с десяток охотников, которые словно ждали случайного гостя. Вельт, успевший обрасти рыжей бородкой, в недоумении замер, но следом за ним из леса вышли еще пятеро, и одну за другой бросили к его ногам пять волчьих голов. Прозвучали короткие, но громкие слова, охотники возбужденно загудели, из их строя выполз старый дедок. Он придирчиво оглядел Орлика, покачал головой, ощупав локти и колени, и произнес по-вельтски:
– Ты убил хозяина леса голыми руками?
– Я убил волка, – пожал плечами Орлик и поддел ногой издающую зловоние голову.
– Ты убил большого желтого волка – хозяина леса! – упрямо повторил старик и ткнул Орлика кривым пальцем в грудь. – Ты не лесной человек. Ты ходишь по лесу, как пьяный скам. Ты слышишь магию, но не понимаешь, что слышишь. Ты здоров, как горный медведь, но медлителен, как проглотившая бобра водяная змея. Но ты, рыжий, убил хозяина леса, за которым одних лесных братьев числится едва ли не полсотни! Теперь ты – хозяин леса. Уйдешь жить в лес, как зверь, или останешься с нами в деревне, как человек?
Орлик остался. И когда наконец вышел из Пущи, действительно чувствовал себя хозяином леса. Старый Гринь научил вельта многому. По крайней мере, помог ему разобрать свитки и пергаменты, многие из которых были на незнакомых языках, но и, кроме того, науки хватало.
Орлик сам себе порой напоминал мальчишку, что, разинув рот, прислушивается к речениям седых вельтов, растолковывающих, какой бывает ветер, чем одна волна отличается от другой, что значит рисунок звезд и как определить глубину или мель, не опуская голову в воду. Через три года Орлик слышал лес лучше, чем биение собственного сердца. Магические ловушки, разбросанные по чащам в незапамятные времена, он не только научился различать и метить одним лесовикам известными знаками, но и уничтожать их или задвигать в непролазные болота. Однажды на спор вельт завязал глаза, пошел с копьем-распоркой в лес и, не снимая повязки, взял готовящегося к зимовке медведя. Тогда-то и сказал ему Гринь:
– Уходить тебе надо, парень.
– Куда же, старик? – не понял Орлик. – И зачем?
– Туда, – махнул Гринь рукой на восток. – Ты и сам знаешь куда. В Погань. А то ты и вправду превратишься в хозяина леса, потому что только он убивал не для пропитания, а из-за куража и злобы.
– Во мне нет злобы, – нахмурился вельт.
– Потому и посылаю тебя не домой, а в Погань, – проскрипел старик. – Там много вельтов, и охота там… другая. Не для пропитания, а чтобы выжить. То, что тебе нужно. Да и пора уж Погани потесниться!
– Неужели ты думаешь, что я смогу сдвинуть с места Погань? – ухмыльнулся Орлик. – Не камнеломка ведь и не болотица наводная, а Погань! Она ж завсегда восток всей земли крыла!
– Не завсегда, – мотнул головой Гринь. – И Пуща не от начала мира стоит. Да и камнеломки, и болотицы, и прочая местная неудобь как бы не сильно старше Погани. Или не ты говорил, что с любым колдовством можно сладить, лишь бы нужный узелок прочувствовать и распустить?
– Так то Погань! – протянул Орлик, с детства помнивший байки и сказания про гиблую сторону.
– Так и ты не выпечка медовая! – скривил губы старик.
Так, двадцати восьми лет от роду, Орлик вышел из Пущи и вместе с лесным обозом добрался до Айсы. Немало он видел городов, но каменный град на каменном же холме поразил его. И поразил больше, чем запах древней магии, которым тянуло с востока даже против ветра.
Показалось отчего-то Орлику, что и сам город пропитан колдовством. Но не тем, что виделось притаившейся у горизонта страшной степной бурей, а тем, которым одаряет морской бог по его воле вырастающие из бездонной пучины острова. Вот таким островом привиделась Орлику Айса, привиделась и очаровала его.
Оставил он обозных на торжище у Дикого поселка и пошел к городу. Заплатил подать за вход за главную стену, а там нашел земляков и узнал, что его давно уже дома погибшим числят. Перекинулся словом с одним, с другим, пристроился сначала в Поганке, потом пожил в Диком поселке, начал понемногу заходить в Поганую сторону, а там и вовсе во вкус вошел.
И то дело, охота у Орлика пошла так, что другие только глаза таращили. Правда, сам вельт особо не утруждался, накопил для начала на пошлину для принятия в охотничью общину, а дальше – на пропитание да вино хватало и ладно. Тем более что источники привычной радости жизни бродили, потрясая юбками, по Дикому поселку, да и по ремесленной и торговым слободам в избытке.
Где-то через год получил Орлик охотничий ярлык и ярлык постоянного айского гостя заодно. Одно только его новых приятельниц смущало, из тех, с кем он поближе сходился, отчего вельт клеймиться отказывается и как только Погань его не пожжет неклейменого?
Орлик только усмехался на виду, а без виду хмурился. Не так легко давалась ему Погань, как со стороны казалось. Никак он не мог отыскать тот узелок, что распустить следовало. Все чудилось вельту, что узелков этих над Поганью словно сеть раскинута, и если бы не каменный остров Айсы, давно бы уж затянуло той сетью всю землю.
Так и бродил по Погани вельт, обвесив руки да ноги свои амулетами, оплетя одежду и собственную удачу наговорами, растопырив пальцы и ожидая пакости всякую секунду, как за границы города выходил. Бил зверя поганого тяжелой пикой, рубил топором, который однажды сменил за его спиной тяжелый меч, что поела поганая плоть в первый же год охоты. Сопровождал в Погань и прочих добытчиков – рудознатцев, собирателей поганой травы, старателей Темного двора, что обнюхивали пропеченные невиданным жаром развалины да что-то расколдовать пытались на обугленных магией и временем дальних холмах.
Так и стукнуло Орлику, отпустившему окладистую рыжую бороду, тридцать лет. Начал он уже о собственном доме и жене задумываться. Все чаще поворачивался лицом к северу, где за своенравной Тарсией плескалось родное море. Да вот только Погань нерасплетенную вельту за спиной оставлять не хотелось.
– А и не надо ее оставлять! – заявил ему как-то смешной дедок Камрет, который по вечерам присказками да прибаутками частенько веселил завсегдатаев вельтской харчевни. – Скоро все развяжется, скоро! Потерпи немного. А не терпится, посодействуй в меру силенок своих, их-то у тебя побольше, чем у других. Да и с головой ты, парень, дружишь, пусть и высоковато ее носишь!
Послушался Орлик деда. Во-первых, старших привык слушать еще с юности своей прибрежной, во-вторых, почудилась ему за кривой ухмылкой и бегающими глазенками мудрость, уж никак не меньшая, чем у старца Гриня. Да и кто, как не Камрет, в первые же дни в Айсе совет Орлику дал, как избавиться от головной боли и видений, что у края глаза так и мелькают. Действенной присказка оказалась, тем более в наборе с тонким колечком.
К тому же только старик один и поддержал Орлика в отказе клеймиться. Правильно, сказал, парень, что клеймиться не хочешь, не следует герб на лоб лепить, пока с хозяином герба не свидишься. А то ведь по-всякому обернуться может, не каждый, кто в долг брал, заимодавца видел, но каждый должен оказался. Будет надобность в клейме, я тебе его, приятель, и без палева поганского соображу.
Так и вышло. Прискакал дедок к вельту осенним вечером в харчевню, которую тот выше других и кухней, и этажом ставил, да к окну сразу прильнул. Видишь ли, мол, приятель, что на востоке творится. Зевнул Орлик так, что возле ушей захрустело: мало ли что бывает, бушует Погань, в первый раз, что ли? Может, и посильнее, чем раньше. Ну так буря не кристалл магического льда, на чашки весов не бросишь.
– Не простая эта буря, – прошептал Камрет, к зарницам приглядываясь. – Уж поверь мне, парень, я-то по-всякому отличу: молот ли по клинку в кузне лупит или клинок с клинком встретился. Что-то будет, и не потому, что мне завтрашний день мерещится, а потому, что случилось уже, вот только до нас не долетело пока!
– А ну как долетит? – Орлик тоже согнулся у окошка. И в самом деле необычно бушевала Погань, никогда зарницы так не отыгрывали, недаром ни один охотник дальше Поганки который день не совался.
– А тебе придется, – обернулся к вельту Камрет и посмотрел на него снизу так, как лесоруб смотрит на вековой дуб. – Помощь твоя нужна, парень!
– Тебя, что ли, спасать? – ухмыльнулся Орлик.
– Может, и меня придется, – шмыгнул носом старик. – А может, и мне тебя вытаскивать выпадет, но не о том пока речь. Есть такой парнишка в Айсе, Рином его окликают…
Долго Орлик с Камретом перетирали историю сына старшего магистра, долго вельт чесал затылок, потому как уж больно не нравился ему Фейр Гальд. Холодом от него веяло всякий раз, как на торжище появлялся, а пальцы вельта тут же зуд нестерпимый охватывал. К тому же что-то старик явно не договаривал, и хотя в конце концов согласился Орлик в стариков ручей босыми ногами ступить, но заметку в голове оставил. Научила жизнь вельта осторожности, но глупым показалось снасть в воду не забросить, если вода в штиль закипает. Да и то сказать, за два года в Айсе только что мохом вельт не покрылся.
Перетянул Орлик по совету Камрета запястье распущенным стеблем синего хвоща, сорванного на краю Гнили, и через час с изумлением оглядывал неотличимый от клейма браслет на руке. А уже на следующую ночь, морщась от неухоженности в зале и вони, что доносилась из кухни, Орлик сидел в самом чистом трактире Поганки, тянул из кубка вино да поглядывал на песочные часы, что у всякого поганского трактирщика стояли на стойке. На каждый удар айского колокола стеклянная колба переворачивалась, и песчинки в который уж раз начинали скользить тонкой струйкой вниз.
Никуда без учета времени близ Погани, все по минутам! Застигнет рассвет за чертой – и клеймо поганое не всегда поможет. Так что посматривай всякий приятель на песок да прикидывай, отправляться тебе на восток за удачей или удача твоя у стойки сохраняется.
Трактир против обыкновения был полон. Орлик жмурился, моргал, изображая крайнее подпитие, но вокруг посматривал. Ходили слухи, что скамских обозов к Айсе втрое против обычного пришло. Но что-то никак не походили нынешние молодцы на тележных перегонщиков, которые ватагами поджидали караваны у дальней заставы: ни в какую лошади не соглашались приближаться к Погани, людям приходилось впрягаться. Эти и пили иначе, и выглядели богаче да и оружие имели. У каждого меч поблескивал на боку, а на некоторых и доспех топорщился.
Все приметил Орлик: и счел, сколько народу в трактире, и прикинул, сколько трактиров по Поганке. А пока он до этого добрался, и прочие полными показались, не просто так хозяева полотенца над дверями вскидывают. А если и трактиры Дикого поселка счесть? Это что ж за сила такая окрест Айсы клубиться начинает?
В отдалении раздался удар колокола, и Орлик начал собираться – близилась его минута. Не слишком он полагался на затею Камрета, издавна привык, что как не раскладывай загодя танец, все одно ноги по-своему его закрутят. Но раз уж сговорились, он со своей стороны должен был линию ровной выдержать.
Орлик тяжело поднялся, нащупал на спине топор, подобрал прислоненную к стойке пику и махнул рукой хозяину, почти случайно зацепив при этом кулаком потолок. Сразу сотня глаз обернулась к рослому увальню, смешки раздались в полумраке, но Орлик продолжал играть роль пьяного. Он бросил на стойку медную монету, дождался, когда хозяин прихлопнет ее ладонью, ткнул пальцем в сторону двери, словно указывал самому себе, куда идти, и двинулся вперед, отодвинув плечами пару не ко времени попавшихся на пути посетителей. Ропот за спиной усилился, но Орлик даже не повернул головы, пнул сапогом дверь, да так, что она не слетела с петель только потому, что приложила кого-то по лбу.
На приступке скорчился, схватившись за голову, рослый скам, а за его спиной стояли еще пятеро, причем первый из них был почти ростом с Орлика, хотя и не столь массивен, и его меч и кольчуга сияли в свете луны, словно облитые серебром.
Орлик в один взгляд оценил и крепкие плечи незнакомца, и его холодный властный взгляд, и спокойствие, которым дышало каждое его движение. Широко расставленные глаза смотрели на вельта со скрытой усмешкой, не обещавшей ничего хорошего. Но Орлик сделал вид, что прозрачной ухмылки не понял и принялся теребить бороду, пытаясь вспомнить, отчего ему кажется знакомым этот если не король, то уж точно князь с тщательно выбритой головой, да еще посаженной на шею, которая едва ли уже широких скул.
За спиной Орлика послышался шорох, который сменился невнятным испуганным возгласом, звуком захлопнувшейся двери и повисшей тишиной. Так что вельт даже не стал оглядываться, только крякнул невнятно через плечо и снова уставился притворно пьяными глазами на знатного гостя Поганки. Не ходили в таком облачении по поселку иноземцы, никогда не ходили.
Один из спутников незнакомца скользнул к его плечу и прошептал что-то, но тот лишь головой мотнул и молвил по-вельтски:
– Дай пройти, увалень.
– Нельзя! – пьяно погрозил ему пальцем Орлик.
– Почему? – все так же спокойно спросил незнакомец, хотя сопровождающие его воины, в чем Орлик уже не сомневался, ухватились за рукояти мечей.
– Ну как же? – снова помотал пальцем перед собственным лицом вельт и благодушно рыгнул. – Чтобы налить во фляжку дорогое вино, – Орлик кивнул через плечо, – сначала надо вылить кислое!
– Так выливайся, – позволил себе изогнуть уголок рта незнакомец и шагнул в сторону.
– Вот! – снова поднял палец Орлик и, тяжело опираясь на пику, спустился со ступеней.
Подбитый им скам уже стоял на ногах, незнакомец ударил его ладонью по плечу, подталкивая к двери, и только коротко бросил назад:
– Наглеца проучить!
– Слушаюсь, Боска, – прошелестел старший четверки, но не двинулся с места, пока дверь за хозяином не закрылась.
Орлик успел проковылять шагов пять, когда почувствовал движение в свою сторону. Он, все еще неуклюже, развернулся и словно случайно поймал живот ближнего «проучателя» на комель пики. Тот разом согнулся, посерев лицом, трое следующих ухватились за мечи, но выхватить оружие смогли лишь двое, потому что тычок все тем же комлем в лоб третьему был стремительным и последним, что тот почувствовал на ближайшие сутки.
– Вы чего хотели-то, ребятки? – поднял брови Орлик, но пьяный голос настолько не вязался с результатом двух его движений, что противники ничего не поняли. Мгновение они разглядывали непонятного великана, затем медленно стали обходить его с двух сторон. Скорее всего, они подумали, что вельту просто повезло. Двигаться быстро столь грузный человек не мог бы даже по трезвому делу, а уж в подпитии и подавно не стоило ждать от него резвости. Отмахнулся случайно, ну так на то он и случай, чтобы два раза не повторяться. Что ж, видно, решили скамы, не захотел обойтись тумаками, познакомишься со сталью.
– Ребятки! – с тревогой повысил голос Орлик. – Ножики спрячьте свои, а то как бы чего не вышло!
«Ребятки» увещеваниям не вняли, почти одновременно напали на него с двух сторон и оценили собственную ошибку, когда останавливаться было поздно. Едва ворочающий головой гигант вдруг оказался в шаге от того воина, что нападал на него спереди, одной рукой перехватил запястье руки, взметнувшей меч, а другой схватил скама за его сразу же осунувшееся естество. Воин охнул и замер. Его соратник непостижимым образом поймал подбородком брошенную комлем вперед все ту же пику и помочь другу ничем не мог. Звякнул упавший на землю меч, а оказавшийся совершенно трезвым вельт, держа несчастного почти на вытянутых руках, негромко прошептал тому в ухо на чистейшем скамском:
– Дети есть?
– Пока нет, – выдохнул воин.
– Вряд ли успеешь завести, если будешь непонятлив, но попытайся, – нехорошо ухмыльнулся Орлик. – Сколько скамов под стенами Айсы?
– Две сотни…
– Точнее?
– А-а-а!.. Две тысячи уже и еще десять тысяч на заимке в десяти лигах от Дальней заставы. Купцов держат. А-а-а!.. Скамами заменяют тех, что сюда идут. Тех, что отсюда – грабят! Если кого и пропускают, в заложники родных берут!.. Да ждем еще пять – семь тысяч из Скамы, пять из Тарсии и тысяч десять из Диких земель!..
– Чем купили степняков и тарсов?
– Боска обещал им Нижний город в грабеж и правление!
– Обманет?
– А-а-а!.. Обманет.
– Боска, значит, – задумался Орлик и уставился взглядом в покрытое каплями пота, искаженное болью лицо. – Нагадишь в руку, вырву гадилку с корнем! Когда штурм?
– Не знаю! А-а-а!.. Не знаю! Через неделю или позже!.. Сигнал должен быть! Есть кто-то в городе. А пока прятаться…
– Не больно-то вы прячетесь!
– Тут все наши! Поселками одни скамы живут, да и давно уж готовим штурм, больше года! А по трактирам наши сидят только пока непогода над Поганью! Пока охотники за стенами отсиживаются! Сегодня к утру уже никого не останется…
– Что за Боска? Не слышал про такого!
– Новый правитель… – Скам уже почти хрипел. – Дядькой при последнем принце был, но тот… помер. Теперь Боска правитель… Все скамские королевства под свою… руку собрал! Тихо собрал, вроде и прежние на местах остались, но вся власть…
– Кто в городе сигнал должен дать? И когда?
– Да не знаю я! А-а-а…
Скам обмяк и повис на руке Орлика. Вельт еще мгновение прислушивался к хрипу, доносящемуся из его горла, затем отбросил воина в пыль, поднял и легко переломил пополам меч. Через мгновение перестали быть оружием и остальные мечи. Жизнь становилась интереснее с каждым мгновением.
