Сергей Львович Григоров
Национальная идея. Квинтэссенция
Заложенная в него мина когнитивного диссонанса тикала себе и тикала, внося разброд и шатания в умы обществоведов. Множились вопросы типа: если и при социализме есть прибавочная стоимость, значит есть и эксплуатация трудящихся? чем социализм отличается от государственного капитализма? насколько идеологически правильно внедрение косыгинского хозрасчета? надо ли поощрять кооперативное движение или правильней будет его ликвидировать? надо ли и как, если надо, бороться с дополнительными заработками?..
Вопросы множились, предлагаемые ответы оказывались неудовлетворительными. И катился этот ком проблем по наклонной, пока жареный петух не клюнул. Пока не распался Советский Союз, ибо существование его не находило достойного обоснования. Великий кормчий Мао, кстати, еще в начале 1960-ых годов, после идеологического спора с Хрущевым, предрек распад СССР на квазифеодальные уделы.
Бывшие партийные и комсомольские начальнички приватизировали общенародную собственность, и началась новая эпоха. Было объявлено, что Россия возвращается на столбовой путь развития цивилизации и желает вписаться в мировое рыночное хозяйство.
Перелистывая публикации 80-ых и 90-ых годов XX века, нельзя не признать, что общественные науки в России находились тогда в состоянии глубокого кризиса. Обрушились все догмы, все ориентиры. Публичные фигуры меняли лицо, как хамелеон окраску. Вчерашний лозунг «больше социализма» без зазрения совести заменяли на «долой социализм». Недавние проповедники коммунистического рая на земле призывали «обогащайся, как можешь». Руководители реформаторов лицемерно вздыхали: «ну, не впишется в новое общество две трети населения, вымрут совки, жаль, но ничего не поделаешь: надо, Федя, надо…».
По всем прогнозам и западных, и местных, доморощенных аналитиков Россия должна была распасться вслед за Советским Союзом. Российская деревня должна была начисто сгинуть первой. Но сельские жители воровали солярку, чтобы вспахать поле, а затем собрать урожай. Не для обогащения, а потому, что таким был их образ жизни. Военнослужащие, годами не получающие денежного довольствия, работали ночными сторожами, таксистами, грузчиками, но оставались в строю: нельзя же России без армии. Учителя и библиотекари, перебиваясь с хлеба на воду, не оставляли рабочее место: надо же кому-то учить молодежь…
Выстояла Россия, потихоньку стала приходить в себя. Объяснение этого феномена может быть только одно: глубинные структуры российского общества успешно пережили и импорт капиталистических отношений, и большевистское переформатирование, и массовый переезд села в город. Даже признаки восстановления сословий проявились – партийная и хозяйственная номенклатура, чекистско-дипломатическое товарищество, «торговая мафия». И свой, всесоюзный староста объявился… Сохранилось традиционное, выкованное тысячелетиями русское мировосприятие. Испытания Гражданской и Великой Отечественной войн, сверхнапряжение при ликвидации послевоенной разрухи – все это лишь закалило русский национальный характер.
Наипервейшая задача сейчас, когда Запад объявил нам войну на истощение, – найти верные ориентиры ускорения дальнейшего развития страны, четко и ясно сформулировать национальную идею. Это отвечает интересам всех слоев населения. Для широких народных масс укрепление государства просто невозможно без повышения общего благосостояния, расцвета всех сторон общественной жизни. Заинтересованность «элиты» российского общества – в том, что только в этом случае она может себя сохранить: ее ценность в глазах Запада ровно такова, каково могущество управляемой ею страны.
