bannerbannerbanner
Краткая история экономических учений в фокусе теории права

С. В. Королев
Краткая история экономических учений в фокусе теории права

Полная версия

§ 4. Финансово-правовые аспекты учения Пьера Буагильбера

Отцом-основателем классической политической экономии во Франции является Пьер Буагильбер (1646–1714 гг.), а не «французский ирландец» Ричард Кантильон и не физиократы, как может показаться на первый взгляд. Нормандский судья Буагильбер был резким противником кольбертизма, который представлял собой французскую версию меркантилизма. Буагильбер не только не разделял меркантилистского

отождествления денег и богатства, но и в полемическом задоре пришел к полному отрицанию социальной полезности денег. В контексте нашей темы данное обстоятельство делает его фигурой в какой-то степени дискуссионной. Как ни странно, к антимонетаристскому нигилизму Буагильбер пришел благодаря своему не до конца преодоленному меркантилизму.

Дело в том, что Буагильбер латентно разделял меркантилистский тезис об искусственной природе денег, согласно которому деньги – это полезное установление людей, а не объективно сложившийся социальный институт вроде брака, семьи, частной собственности и т. п. Буагильбер просто перевернул исходный тезис меркантилизма и стал рассматривать деньги как порочное, патологическое установление. Поскольку всякое дело рук человеческих распадчиво, то деньги могут и должны быть отменены. Порочность денег, по Буагильберу, заключается в том, что они искажают обмен товаров по истинной стоимости, т. е. по количеству затраченного на их производство труда.

Более того, деньги, произвольно завышая рыночную стоимость одних товаров и занижая рыночную стоимость других, нередко дезориентируют хозяйствующие субъекты в части соблюдения ими своих собственных интересов. Предвосхищая взгляды Адама Смита, Буагильбер полагал, что, следуя исключительно собственным интересам, люди, совершенно не заботясь об этом, создают «всеобщее благо»[35]. Последнее, по мысли Буагильбера, с экономической точки зрения совпадает с общественным богатством, которое включает все многообразие полезных вещей и предполагает пользование «хлебом, вином, мясом, одеждой, всем великолепием сверх необходимого»[36].

Тем самым Буагильбер сформулировал антимеркантилистскую и антимонетаристскую концепцию социального богатства. Примечательно, что для юриста Буагильбера вовсе не юридический титул собственности на землю или на определенное количество денежной массы является ведущим при определении сущности богатства, а фактическая масса того, что теперь принято называть продуктами первой необходимости. Другими словами, общество богато лишь в той степени, в которой люди, его составляющие, располагают продуктами первой необходимости в количестве, достаточном для того, чтобы не только выживать, но и совершенствовать социальные связи.

С другой стороны, как раз юридическая перспектива оказалась весьма плодотворной и позволила Буагильберу впервые во Франции сформулировать то, что можно назвать синаллагматической, или взаимообязывающей, теорией экономического обмена. Содержание этой теории сводится к тому, что рыночные отношения приобретают истинно экономический смысл лишь в терминах национального дохода. При таком подходе «расходы одних людей – это одновременно доходы других»[37]. На наш взгляд, здесь Буагильбер весьма изобретательно перевел в экономическую плоскость базовый юридический принцип формального равенства (в данном случае речь идет о равенстве экономического статуса потребителя и производителя).

Юридический склад ума заставляет Буагильбера любые экономические факты проверять на соответствие критериям симметричности и пропорциональности. Отсюда представление Буагильбера о том, что макроэкономическая система стремится к равновесному состоянию или – что то же – что национальный рынок по естеству стремится к ценам рыночного равновесия. В свою очередь, цены рыночного равновесия являются лишь отражением определенных пропорций общественного производства. Буагильбер латентно исходил из идеи экономического роста и полагал, что именно свободная конкуренция позволяет – в терминах Огюста Конта – в динамике самовозрастания общественного богатства сохранять статику пропорций между отдельными секторами сельскохозяйственного и мануфактурного производства.

В отличие от других – прежде всего британских – классиков политической экономии Буагильбер уделял особое внимание потребителю. Впрочем, потребитель его интересовал не сам по себе, а как носитель определенной функции. По мысли Буагильбера, именно потребитель может и должен выполнять функцию охранителя пропорций общественного производства. В творчестве Буагильбера тема потребителя приобрела социальное звучание потому, что низшие слои общества по необходимости представляют собой потребителей par excellence. У них просто нет возможности делать какие-либо существенные сбережения, даже если они стремятся к этому.

Напротив, состоятельным слоям общества всегда удается сберечь часть своего годового дохода и тем самым частично обездвижить взаимный поток товаров и услуг. Этим они препятствуют соблюдению пропорций при товарном обмене и замедляют скорость оборота денежных средств. В результате нераспределенной оказывается та часть уже произведенного общественного богатства, которую можно было бы приобрести на т. н. сбережения состоятельных слоев общества.

В этой части Буагильбера можно признать родоначальником последующих теорий недопотребления от Мальтуса и Сисмонди до Маркса и Розы Люксембург. Отсюда призывы Буагильбера перераспределить налоговое бремя таким образом, чтобы бедные слои населения могли увеличить свою долю потребления продуктов первой необходимости и, следовательно, снизился уровень диспропорции между сферой производства и сферой потребления, которая возникает ввиду склонности состоятельных классов произвольно и на неопределенное время изымать часть денежной массы из текущего оборота.

Выводы для теории права и правовой политики

Буагильбер первым стал защищать то, что теперь называют «права потребителей». Фактически он признавал формальное равенство потребителя (покупателя) и производителя (продавца). Принцип равенства потребителя и производителя можно сформулировать следующим образом: каждый экономический агент, выступающий в качестве потребителя (покупателя) на национальном рынке товаров и услуг, одновременно имеет право на этом же рынке выступать в качестве производителя (продавца) товаров и услуг.

Но еще более важна зеркальная трактовка этого принципа: каждый производитель и, соответственно, продавец на рынке товаров и услуг обязан стать потребителем и, соответственно, покупателем на этом же рынке.

Тезис Буагильбера о том, что потребление фактически является функцией производства, заставляет переосмыслить финансово-правовой статус потребителя. В частности, с точки зрения здравого смысла необходимо юридически выделить статус «потребителя продуктов первой необходимости» в качестве экономического агента, устанавливающего пропорции или по крайней мере снижающего диспропорции между сферой производства и сферой потребления.

§ 5. Школа физиократов и ее значение для теории публичного права

Физиократы занимают особое место в истории экономической науки. Во многом это связано с тем, что они создали первую в мире научную школу экономистов, даже «секту», как позднее не без оснований назовет ее Анн Робер Жак Тюрго. Главой этой школы был ее основатель и непререкаемый лидер Франсуа Кенэ (1694–1774 гг.). Эволюция школы весьма необычна и свидетельствует о том, что источником экономического учения может быть не только юриспруденция (П. Буагильбер), не только опыт финансовых спекуляций (Р. Кантильон), но даже специфическая смесь деизма и (sic!) медицины. Дело в том, что Франсуа Кенэ был прежде всего выдающимся врачом, ставшим сначала личным медиком госпожи Помпадур, а затем и лейб-медиком короля Людовика XV.

Почти на закате жизни Кенэ заинтересовался сначала философией, а затем и сельским хозяйством. Как теоретик Кенэ уступает и Буагильберу, и Кантильону. Однако в отличие от двух последних он был фаворитом короля, что не могло не способствовать распространению «физиократизма» в высшем обществе. Новое экономическое учение воздействовало на умы современников не столько в качестве научной дисциплины, сколько в качестве модного мировоззрения, своеобразной сельскохозяйственной версии деизма.

Следует признать, что ассоциативная связь учения физиократов с модным мировоззрением эпохи Людовика XV в конечном итоге оказалась фатальной для будущих судеб «физиократизма» на континенте. В результате первая во всем мире школа экономистов канула в Лету вместе с другими модными штучками эпохи мадам Помпадур. Во всяком случае, последующие выдающиеся французские экономисты истоки своей науки искали за Ла-Маншем, а не у себя на родине.

Оригинальность Кенэ заключается в том, что он гениально применил метод экстраполяции, перенеся в область хозяйственных явлений свои знания о системе кровообращения в организме человека. В своей знаменитой «Экономической таблице» (1758 г.) Кенэ наглядно демонстрирует обращение богатств, в частности стремится доказать, что от этого обращения зависит ежегодный доход каждого отдельного человека. Вообще научный метод Кенэ во многом совпадает с методом аналогий. Как здоровье человека почти во всем зависит от естественных законов саморегуляции, так и хозяйственная жизнь развивается по своим природным законам и подвластна физиократии, т. е. «власти природы». Другими словами, в области хозяйственных явлений, как и в медицине, действует принцип «Не навреди!».

 

Не надо мудрствовать – так учит физиократизм – в тщании изобретать различные способы преумножения богатства, как это делали кольбертисты во Франции, все это бесполезно. Надо только внимательно исследовать природу хозяйственных явлений, и тогда станет ясно, что Бог предписал хозяйственной жизни порядок естества, природы. Никакие человеческие установления не в состоянии этот порядок изменить, они могут только на время исказить его, всегда во вред индивиду и обществу. В природе вообще и в природе хозяйствования в частности врач-деист Кенэ лицезрел соприсутствие Духа Господня. По слову же апостола Павла, «Господь же Дух есть, а идеже Дух Господень, ту свобода» (2 Кор. 3:17). Физиократы могли бы продолжить эту евангельскую максиму: «а также благополучие людей и общественное благосостояние».

Следовательно, физиократия предполагает экономическую свободу, а меркантилизм, особенно в версии кольбертизма, подавляя эту свободу, противится физиократии, т. е. противится естеству. Для Кенэ практический кольбертизм представляет собой нечто вроде бестолковых действий комедийного «врача», который женщину может лечить от простатита, а мужчине может по ошибке прописать лекарство для регуляции месячного цикла.

Другими словами, кольбертизм лечит от болезни, которая противоречит естеству, природе «больного». Содержание физиократии и экономики вообще Кенэ сводит к следующей формуле: «Совершенство хозяйственной жизни состоит в том, чтобы при наибольшем сокращении расходов получить наибольшее приращение выгоды»[38].

Физиократы первыми среди экономистов возвели на высокий пьедестал принцип здравого смысла. Естественный порядок с точки зрения здравого смысла – порядок, наиболее выгодный для человеческого рода. Разумеется, каждый индивид, руководствуясь своим здравым смыслом, преследует прежде всего свои частные интересы. Однако именно этим он сообразует свое поведение с естественным порядком. При этом физиократия, или естественный порядок, не является нецивилизованным порядком «добрых дикарей» в духе Ж.-Ж. Руссо. Физиократия – это совокупность социальных институтов (частная собственность, семья, право наследования), обеспечивающая воспроизводство и справедливое распределение общественного продукта.

Будучи деистами, физиократы были зачарованы идеей Перводвигателя, который все запускает в ход, а затем самоустраняется. Функцию Перводвигателя, или первой причины, в рамках учения физиократов стал выполнять т. н. чистый продукт (produit net). Главную характеристику чистого продукта, в которой также кроется «тайна» его самовозрастания, четко сформулировал в своем письме к Ж.-Ж. Руссо активный пропагандист «физиократизма» маркиз О. Г. Мирабо.

Так, он пишет: «…увеличение продуктов может произойти лишь в том случае, если они обладают качеством “блага”, а это их качество как “блага” проистекает из их способности быть меновой стоимостью, а их меновая стоимость – из того, что они являются предметами потребления».[39]

Из идеи круговорота (цикла обращения) всех благ берет свое начало не только (оптимистическое) учение Адама Смита, но и (пессимистическая) доктрина Мальтуса, который первый попытался сформулировать апокалипсическую идею антропогенного пресса на ресурсы планеты.

По аналогии с физиократами центральной проблемой хозяйственной жизни Мальтус считал способность человечества соразмерять свое возрастание с производительной силой природы, прежде всего в области сельского хозяйства. Как бы то ни было, именно «физиократы думали сделать открытие, что чистый продукт существует только в одной категории производительных операций, а именно в земледелии».[40] Впрочем, на приоритетность земли как фактора производства и сельского хозяйства указывали и раньше. Мы видели, как эту же мысль, правда с меньшим фанатизмом, высказывал Р. Кантильон.

У того же Кантильона физиократы позаимствовали идею о трехклассовой структуре общества. Вслед за Кантильоном Кенэ подразделял общество на три категории лиц: (1) производительный класс, (2) класс собственников и (3) бесплодный класс. При этом к производительному классу он относил всех лиц, занятых в сельском хозяйстве, к классу собственников он причислял землевладельцев, включая духовенство, а к бесплодному классу – всех лиц, занятых в городской промышленности, включая сферу услуг.

В этой классификации общества для современного читателя необычны несколько моментов. Во-первых, бросается в глаза явное отступление физиократов от здравого смысла в том, что они считают «бесплодными» все промыслы и профессии, предоставляющие товары и услуги несельскохозяйственного профиля. Это в значительной степени связано с двумя основными пороками физиократизма, о которых мы подробнее будем говорить ниже.

Во-вторых, в этой классификации неявно закрепляется особое положение класса земельных собственников. Приоритет экономической функции этого класса над функциями других является весьма дискуссионным.

Как бы то ни было, статус собственника в контексте общественного разделения труда плохо согласуется с основополагающими принципами права, в частности с принципом римского права “do ut des” («даю, чтобы и ты дал»). Однако физиократы отводят земельным собственникам роль – ни много ни мало – социальных посредников между производительной (божественной) силой Природы и прочими социальными классами. Эта теоретическая аберрация физиократов имеет глубокие мировоззренческие причины, к которым мы переходим.

Основные пороки физиократизма, лежащие в основе двух вышеуказанных нелепиц, сводятся к следующему. Во-первых, физиократы в полном соответствии с Библией воспринимали человеческий труд как «проклятье, кару» за богоотступничество прародителей. Соответственно, приемлемое ныне понятие «благородный труд» им представлялось внутренне противоречивым высказыванием: всякий труд есть просто необходимость, а не «радость». Следовательно, только праздный (в макроэкономическом смысле) класс земельных собственников, а не трудовой или предпринимательский классы населения могли стать проводниками и защитниками естественного порядка.

Нравственное грехопадение первочеловека не могло затронуть естественных законов физического мира. Мир остался «Божьим» и после грехопадения Адама. Таким образом, именно тот, кто НЕ трудится, следует естеству, установленному Богом, а тот, кто трудится «в поте лица своего», следует стигме Божественного проклятия в адрес Адама и Евы.

Все эти физиократические постулаты находятся в рамках ветхозаветного христианства. Но главные аспекты физиократизма, скорее, носят гетеродоксальный, альтернативный характер. Более того, физиократизму был присущ даже еретический пафос, который в какой-то степени заключался в смутной вере физиократов в то, что именно через свободу хозяйственной деятельности человек может присоединиться к чистоте и блаженству восприятия мира. Ведь мир не изменил своей функции: он остался миром, созданным для людей и после грехопадения.

Во-вторых, физиократы отождествляли понятия «богатство» и «дар». Как ни странно, смысл учения физиократов, на наш взгляд, более удачно объяснить при помощи этимологии русского слова «БОГатство», чем французского produit net («чистый продукт»). Этимология русского слова «богатство» по определению презюмирует, что носителем «богатства» может быть лишь человек, «Богом допущенный» к владению чем-либо.

Таким образом, идея богатства тесно связана с идеей бого-избранничества. Эту мысль, как известно, раньше физиократов активно эксплуатировали протестанты. Однако при такой концепции мира и естественной хозяйственной деятельности трудно было обойтись без патерналистского класса, состоящего из просвещенных деспотов всех уровней, начиная от короля Франции и заканчивая мелкими провинциальными землевладельцами. Именно этот класс – якобы стоящий над пристрастиями и партикуляризмами двух других классов – становится хранителем и распределителем «чистого продукта», который, по мысли физиократов, создается вовсе не трудом самим по себе, а Природой «с помощью труда»[41].

Для юриста особенно интересно, что класс землевладельцев физиократы считают не столько привилегированным, сколько право обязанным классом, т. е. классом, состоящим из носителей таких прав, которые одновременно являются обязанностями в другом отношении. Так, в круг правообязанностей землевладельцев входит:

(1) введение в сельскохозяйственный оборот новых земель посредством добавочных инвестиций;

(2) выполнение функции «социальных экономов», отвечающих за распределение общественного богатства;

(3) реализация своего фактического богатства посредством соответствующих расходов, чтобы обеспечить доходами неземлевладельческие слои общества;

(4) уплата налогов (об этом подробнее ниже);

(5) патерналистская защита фермеров.

Поразительным отступлением от здравого смысла и, следовательно, от законов естественного порядка является тенденциозная уверенность физиократов в том, что «чистый продукт» – это «природный дар», в создании которого никто не участвует и который принадлежит исключительно классу землевладельцев. Даже фермеров (в классификации физиократов это единственный производительный класс), без труда которых «чистый продукт» не может возникнуть в достаточном для общества количестве, физиократы не рассматривают как естественных долевых участников «природного дара».

Другими словами, весь общественный капитал в узком смысле, т. е. как Марксова прибавочная стоимость, предназначенная для инвестиций в основные фонды производства, удерживается классом землевладельцев, и это, по мнению физиократов, не только правильно, но и справедливо. Производительный и бесплодный классы вынуждены довольствоваться лишь увеличением заказов на товары и услуги со стороны землевладельцев. Только косвенно, лишь посредством возрастания расходов землевладельцев другие классы могут увеличивать свои доходы.

Физиократы, не применяя понятие «капитал», создали первую теорию капитала. Если меркантилисты, как правило, отождествляли капитал и деньги, то Кенэ считал, что деньги сами по себе представляют бесплодное богатство, которое ничего не производит. Выше мы видели, что родоначальник английской политэкономии Вильям Петти (1623–1687 гг.), умерший за семь лет до рождения Кенэ, придерживался иного мнения по поводу «бесплодия» денег, но для Франции, имевшей опыт кольбертизма, радикальный антимонетаризм – дело обычное. Мы встречали этот радикализм еще у П. Буагильбера. Однако антимонетаристский радикализм не помешал Кенэ развить теорию о структуре капитала в его знаменитой «Экономической таблице».

Здесь Кенэ различает «первоначальные авансы» (в современной терминологии – основной капитал) и «ежегодные авансы» (оборотный капитал). При этом в первоначальные авансы он включает различные сельскохозяйственные орудия, рабочий и производительный скот, т. е. все то, что может применяться в хозяйстве как минимум несколько лет или даже десятилетия. Напротив, в ежегодные авансы он включает затраты на семена, корма, заработную плату батракам и другие затраты, имеющие краткосрочный характер (до одного года).

 

Из совокупности трех идей – (1) оборота богатства, (2) классовой структуры общества и (3) устойчивой структуры капитала – Кенэ выводит суммарную идею общественного воспроизводства. Здесь физиократы доводят до логического завершения мысль П. Буагильбера о необходимости прогнозирования и соблюдения экономических пропорций в структуре народного хозяйства. При этом Кенэ подчеркивал, что «воспроизводство постоянно возобновляется издержками, а издержки возобновляются производством»[42]. Таким образом, к началу нового цикла класс собственников получает «чистый продукт» года, а производительный и бесплодный классы имеют все необходимое для продолжения своей хозяйственной деятельности.

По не вполне понятным причинам физиократы отказались в рамках своего учения развивать теорию ценности, или стоимости. Это тем более странно, что развитая теория ценности содержится в учении Р. Кантильона, которого они считали «своим». Вместе с тем физиократы делают порой загадочные высказывания по поводу процесса ценообразования. Однако концепция ценообразования у них не является развитой и выполняет, скорее, подчиненную роль по отношению к теории богатства. Так, Кенэ является автором весьма загадочной сентенции: «Изобилие и дешевизна не составляют богатства. Недостаток и дороговизна означают бедность. Изобилие и дороговизна создают богатство»[43].

По логике современной классической «экономике» изобилие вообще не может быть предметом экономической науки, которая вроде интересуется только т. н. дефицитными продуктами. Дешевизна же плохо совместима с природой финансового капитализма с его кредитными механизмами. Кроме того, дешевизна символизирует относительную неразвитость торговых отношений и – как следствие – количественную и качественную скудость ассортимента товаров.

Таким образом, по Кенэ общественное богатство, т. е. благосостояние, в котором теоретически могут участвовать все классы общества, одновременно предполагает изобилие товаров и услуг на рынке и такую рыночную цену этих товаров, которая существенно превышает стоимость производства. Последняя, по мысли физиократов, всегда складывается из издержек. Похоже, что Кенэ не считал редкость товара или услуги тем элементом, который конституирует высокую рыночную цену данного товара или услуги.

Быть может, Кенэ просто опередил свое время, поскольку мы знаем, что в современном обществе потребления XXI века затоваренность рынка отнюдь не препятствует действию инфляционных механизмов. Однако вопрос о том, ведет ли такое положение вещей к общественному богатству (как полагал Кенэ и как лукаво думают современные финансисты), остается открытым для дискуссии (об этом мы ниже еще будем говорить).

Одной из наиболее характерных черт физиократической системы является теория единого налога. В контексте современного налогового государства, основанного на диаметрально противоположном принципе множественности налогов, учение физиократов о едином налоге может показаться утопичным. Однако концепция единого налога логическим образом вытекает из физиократического мировоззрения.

Хотя государство, по мнению физиократов, не должно быть интервенционистским и не должно вмешиваться в естественный порядок экономической жизни, оно сохраняет за собой (1) правоохранительную и (2) просветительскую функции. Кроме того, государство должно строить дороги, чтобы помогать свободному передвижению по стране товаров и услуг. Следовательно, государство нуждается в некоторых ресурсах.

В равновесной системе экономических транзакций, продемонстрированной в «Экономической таблице» Кенэ, представители только одного класса без ущерба для своих социально-экономических обязательств могут выполнять функцию налогообязанных лиц. Речь идет о классе землевладельцев, своеобразных «держателях дара» Природы в форме чистого продукта.

Другими словами, только из чистого продукта можно произвести разумные изъятия в виде государственного налога. Только в чистом продукте содержится прирост общественного богатства, остальные части «поглощаются на возмещения затрат или на содержание земледельческих или промышленных классов»[44]. Если бы налог падал на эту часть общественного богатства (на доходы земледельцев и предпринимателей), то такая налоговая политика постепенно привела бы к истощению национального достояния.

Однако совсем не опасно подвергнуть налогообложению новую часть богатства, еще не интегрированную в равновесную систему взаимных транзакций, где – по Буагильберу – расходы одних лиц составляют доходы других. Как только прибавочная часть общественного богатства поглощается системой пропорциональных цен, она навсегда вливается в вечный кругооборот взаимных «расходов – доходов». С этого момента уже поздно делать какие-либо изъятия из прибавочной части общественного богатства. Любое такое изъятие будет порождать цепную реакцию («эффект домино»), провоцируя длинную цепь неплатежей, банкротств и в конечном итоге сокращение уровня и качества хозяйственной активности.

Разумеется, изъятия остаются изъятиями. Однако сокращение чистого продукта, произведенное до указанного момента полной интеграции прибавочного богатства в равновесную систему пропорциональных цен, приведет лишь к уменьшению возрастания совокупного объема товаров и услуг. Однако поскольку мы имеем дело с глобальным и к тому же незначительным замедлением роста предоставления товаров и услуг, практически никто не заметит тягот такого налогообложения.

Иначе говоря, налог, падающий только на годовой доход землевладельцев, по мнению физиократов, наиболее безопасен для экономической системы. Два других класса вообще его «не почувствуют», ибо замедление роста личного благосостояния психологически доступно лишь для ограниченного числа лиц, индивидуальные переживания которых не являются репрезентативными для психологии их классов. Единственно возможное переживание на уровне двух неземлевладельческих классов можно свести к тривиальной формуле «Я подозреваю, что мое благосостояние в этом году растет не так быстро, как я надеялся».

Что касается класса земельных собственников, то их налоговая ответственность является просто еще одной право-обязанностью, или компетенцией. Мы видели выше, что привилегия землевладельцев без участия других классов пользоваться чистым продуктом является оборотной стороной их функции как хранителей этого продукта, т. е. в конечном итоге как гарантов роста общественного богатства. Интересно, что физиократы, защищая идею единого налога, невольно применяли аргументы, которые позднее станут весьма грозным оружием социалистов.

Так, физиократы полагали, что «доходы земледельческого и промышленного классов несжимаемы, так как они представляют необходимый минимум издержек производства»[45]. Другими словами, нельзя эти классы делать налогообязанными, поскольку, как отмечает Кенэ, «наемная плата и, следовательно, средства продовольствия, которые могут добыть себе наемники, устанавливаются и низводятся жестокой между ними конкуренцией до весьма низкого уровня»[46]. Отсюда берет свое начало т. н. железный закон заработной платы, согласно которому социальные реформаторы, что бы они ни делали, не могут переломить «естественного стремления» заработной платы к т. н. прожиточному уровню.

Физиократы впервые – фактически в терминах здравого смысла – сформулировали необходимые условия налогообложения:

– налоги должны взиматься непосредственно с источника дохода;

– налоги должны находиться в известной и согласованной пропорции с этим доходом.

Из последователей физиократической школы следует отметить А. Р. Ж. Тюрго (1727–1781 гг.). Впрочем, на ряд проблем он придерживался иной точки зрения и в зрелый период жизни предпочитал дистанцироваться от «секты» Кенэ. Известные французские экономисты и исследователи истории экономических учений Ш. Жид и Ш. Рист даже полагают, что Тюрго можно назвать «лишь наполовину физиократом»[47]. В какой-то степени это связано с политической карьерой Тюрго, который при Людовике XVI в течение полутора лет (1744–1745 гг.) занимал пост генерального контролера финансов.

Вероятно, королевский министр, последовательно проводивший политику развития французского капитализма, не хотел давать повода своим многочисленным врагам причислять его к носителям мировоззрения, возникшего еще в правление прежнего короля и утратившего при новом монархе популярность в светских кругах. Однако в своем научном творчестве и в своей политике Тюрго воспроизводит многие постулаты физиократов. Так, он был безусловным сторонником экономической свободы, в частности резко осуждал протекционистскую политику: «Общая свобода покупки и продажи является единственным средством обеспечить, с одной стороны, продавцу – цену, способную поощрить производство, с другой – покупателю – наилучший товар по наименьшей цене»[48].

Во многом взгляды Тюрго более близки к взглядам Адама Смита, а в некоторых аспектах он даже предвосхищает идеи будущей маржиналистской революции. Так, «В размышлениях о создании и распределении богатства» (1766 г.) на примере мелиорации земли Тюрго фактически приходит к идее предельной полезности капиталовложений. Тюрго анализирует следующую ситуацию: если к определенному участку земли последовательно прикладывать равные порции капитала, то графически эффект этих капиталовложений можно изобразить в виде выпуклой кривой. Другими словами, сначала капиталовложения будут давать нарастающую отдачу, а затем эффект инвестиций начнет неуклонно снижаться вплоть до нулевой отметки. Согласно Тюрго, «нельзя допустить, что двойные затраты дают двойной продукт»[49]. Таким образом, Тюрго можно назвать предшественником маржиналистской теории в части управления финансами.

Выводы для теории права и правовой политики

Основным масштабом новой науки физиократы избрали критерий здравого смысла. Мы видели, что они не всегда были последовательны в применении данного критерия, но их вера в разумность естественного порядка заставляла подвергать критике со стороны здравого смысла всякое человеческое установление или проект. Именно здравый смысл, на наш взгляд, подсказал Кенэ идею о вечном вращении общественного богатства, о взаимной обусловленности издержек и доходов и т. п.

35Ядгаров Я. С. Указ. соч. – С. 91.
36Ядгаров Я. С. Указ. соч. – С. 91.
37История экономических учений / Под ред. В. Автономова… – С. 75.
38Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 23.
39Correspondance générale de J. J. Rousseau / Ed. N. Dufour. 1932. Vol. XVII. – P. 177–178.
40Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 25.
41Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 31.
42Ядгаров Я. С. Указ. соч. – С. 98.
43Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 26.
44Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 42.
45Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 45.
46Там же. – С. 45.
47Там же. – С. 48.
48Тюрго А. Р. Избранные экономические произведения. М.: Соцэкгиз, 1961. —С.69.
49Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 123.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32 
Рейтинг@Mail.ru