Сергей Ильин
Везунчик
Для большего успокоения я подошел к киоску с надписью «ТАБАК» и купил сигареты. «Новость». Если останусь в живых, обязательно попробую и другие… Зажигалок не было, и я также купил спички.
Затем я решил, что должен отправиться в какой-нибудь парк, побродить в тишине, вдали от людей и все обдумать. Часы напротив показывали 12:25. Рядом была остановка трамвая.
Я закурил. Это была моя первая сигарета в прошлом, но я не мог распробовать ее вкус – все еще был слишком на взводе. Тут прозвенел трамвай. Я помедлил, думая о вирусах и всем прочем, но решился. Если трамваи ходят, как у нас, доберусь до Сокольников.
До Сокольников я добрался. По пути пришлось сделать пересадку, и я немного заплутал.
Также я узнал время. Я имею в виду год, месяц, число. Вот как это получилось.
Сначала кто-то зашел в трамвай, крикнул «Единый!» и помахал проездным. Я стоял рядом и успел прочитать: «Сентябрь 1982». Потом я заметил у этого мужика в кармане газету. Трамвай трясло, он ее не доставал, но до меня наконец дошло, что можно посмотреть дату там – в газете. Не знаю, как я раньше не догадался. В прошлом люди все время читали газеты! В СССР – и не только – газеты были даже на уличных стендах!.. Примета времени…
(Кстати, в трамвае я купил себе билет в прозрачной кассе прямо в салоне. Помните такие? Бросаешь монетку, крутишь ручку – вылезает билетик… Еще одна примета времени).
На остановке у Сокольников я заспешил к газетным стендам. «Правда», конечно. Хотя я помнил из детства, расклеивали еще «Труд» и наверняка «Известия»… Так или иначе, на стендах был выпуск от 6 сентября. Чтобы убедиться, я попросил свежий номер в киоске – то же самое. Парк был прямо по курсу, и я отправился туда по центральной дороге.
Итак, 6 сентября 1982 года. Пара месяцев до моего рождения, пара месяцев до смерти Брежнева и где-то месяц до того, как случится вся эта неприятная история с девушкой Болдырева. Как ее звали?.. Кажется, Лера.
Вообще, здесь что-то не сходилось. Болдырев так ее любил, что не мог простить свое отсутствие, пока она умирала в больнице. Он свихнулся на этом и стал конструировать машину времени… Ну, ок. В смысле, – ладно, бывает… Чокнутый профессор. Старая тема… Но почему он едва ли не насильно втравил в эту аферу меня? Я ведь просто мужик, который похож на него… Ну, да – еще когда-то был его студентом, учился так себе… Только из-за этого?!… По идее, именно он, такой добрый и так сильно чувствующий, не должен бы этого делать. А он даже не сказал, как достанет меня отсюда…
Действительно, все это напоминало какую-то гигантскую разводку! Я это сразу заметил… Ну, а раз так плевать я хотел на него, Болдырева, и на его… Леру?.. Ага, Леру!.. Конечно, ее жалко, но все-таки… Тысячи людей умирают оставленные и забытые, миллионы голодают… А бангладешцы, живущие на железных дорогах? Мы все братья, но я не собираюсь спасать мир ради них…
Кстати, а как там бангладешцы? В начале 80-х? Что у них там было? И что есть у меня – здесь, в начале 80-х, в СССР?..
Я обошел центральный круг в парке и купил цветок в киоске. Мне показалось, так будет естественнее – как будто у меня свидание. Паранойя, что все на меня пялятся, принимают за чужака, иностранца, может быть – шпиона, опять напомнила о себя. Поэтому я принял меры предосторожности и, вероятно, привлек еще больше внимания.
Наконец, я нашел уголок побезлюднее и попытался представить, как мне вернуться назад – в свое время. Решения, конечно, не было…
Болдырев сделал свою машину, как некий иконостас: нагромождение фотографий, обломков и артефактов прошлого. Мне взять фотки и предметы из будущего просто негде. Может, есть иной способ путешествовать во времени? Может. Но я совсем не разбираюсь в физике. И химии. И математике… Теорема Пифагора? О чем она?
Внезапно я захотел есть. Смешно – хотеть есть еще до своего рождения. И хотеть спать. Ходить, дышать, почесываться, бояться…
Я закурил. Которая подряд?… На вкус? Нормально.
А если представить время нелинейно?.. Как существующее всегда… Вероятно, оно правильно, но только мне от этого толку было мало.
На минуту я подумал распустить слюни, заплакать, прикинуться сумасшедшим, сдаться властям и провести следующие несколько лет в дурдоме. Я мог бы рассказывать им про ковид и пророчить пришествие черного президента в Америке, нести ахинею о буйствах ТикТока и оплате покупок с помощью радиотелефона. Моей специализацией стало бы будущее… Разумеется, паспорт Болдырева, который он мне дал, придется выкинуть. Ботинки, носки и трусы – тоже на хрен. Они ведь у меня «из будущего». Деньги?.. Часть выбросить или раздать. Слишком много для шизика…
Но я предвидел и кучу осложнений… Например – как избавиться от всего этого барахла, чтоб его не нашли?.. Еще вопросы от милиции, КГБ, ГРУ… Да и советская психиатрия – не толстая добрая мамочка с распахнутыми объятиями, на огромных сиськах которой я мог бы выплакаться. В общем, играть в сумасшедшего – крайний вариант… Надо косить под нормального и как-то жить дальше. Вдруг, за это время у Болдырева проснется совесть и он придумает, как вытащить меня отсюда. Или я сам додумаюсь. Или самоубьюсь. Самоубийство до рождения – это что-то новенькое… Ну, а я пока жив, и мне надо мимикрировать под окружающую среду, позаботиться о себе, сделать все так, как у остальных…
Стараясь не особо палиться, я достал записки, которые Болдырев дал мне вместе с паспортом. Там было сразу четыре адреса, где я мог остановиться. Я выбрал квартиру в Красногорске. Болдырев пометил на бумажке, что хозяин до ноября будет в экспедиции. Дом находится в новом квартале. Ключик под ковриком.
Я погулял по парку еще довольно долго, а потом обнаружил, что забрел в Лосиный остров – это тоже парк. Там я выбросил розу и пошел обратно. Мои мысли бродили по кругу: зачем, как, что делать дальше…
Когда я вышел из Сокольников, было уже без двадцати пять. Скоро начнется час пик. Я купил еще одну пачку сигарет – «Новости» (с остальными потом разберемся) – и зашагал к Рижской. Мне надо было на вокзал. Метро и прочий транспорт я решил пока избегать. К тому же, я хотел устать. Очень сильно. Чтобы прекратить эту круговерть с навязчивыми мыслями. По дороге я встретил пионеров. В детстве я очень хотел быть пионером, но потом понял, что руки у меня растут не оттуда и галстук я так и не научусь повязывать как следует. Это меня напугало, и я с ужасом ждал приближения третьего класса. И был счастлив, когда СССР рухнул, а я остался октябренком. Сейчас пионеры лишний раз напомнили мне, что я не сплю и все вокруг вполне реально. Или нереально… Как посмотреть, конечно.
В Красногорск я добрался без приключений. Обычная мрачная советская электричка, отправившаяся немного позже основного часа пик. Народу много, скамейки из дерева, в тамбурах курят… Я почти забыл, как это. За последнее время мы у себя отвыкли курить в тамбурах, да и на электричках я ежу так редко, что можно и потерпеть.
Нужный мне дом стоял в районе новостроек и найти его было бы сложно, но Болдырев дал точные указания. Так что я справился. Любопытная деталь – дом был настолько новым, что, когда я подходил к нему, в вечерних сумерках горело только три окна. В остальных квартирах еще просто никто не жил!
В магазин по пути я заходить не стал, понадеявшись, что там, куда я шел, остались хоть какие-нибудь макароны или, на худой конец, просто чай. Есть мне хотелось, однако голод был несильным и я решил не придавать этому значения.
Лифт в доме работал. На восьмом этаже я подергал ручку общей двери, и почти сломал замок. Но он таки поддался, и я попал к квартирам. Все двери здесь были деревянные и открывались вовнутрь. А ключ и впрямь оказался под резиновым ковриком.
В квартире я нашел чай и растворимый кофе. Макароны – темные, длинные, с полукруглой перемычкой, – мне не попались. Зато была тушенка. Я съел тушенку, сделал себе кофе и стал пить чашку за чашкой, пока не обнаружил себя заснувшим за кухонным столом с сигаретой в руке. Я потушил сигарету, перебрался на диванчик и тут же вырубился.
На удивление, я проспал довольно долго. Уже рассвело, когда я проснулся. На улице редкие прохожие шли к станции. Две или три машины проехали… Наверно, было около семи. Большой будильник на кухне остановился, и точное время узнать я не мог.
Я огляделся. Эти обои, и стол, и плита, и шкаф-колонка, и пара табуреток с голубыми сидениями и лакированными ножками чуть под углом… Все было очень привычным. Я жил в такой же квартире до 18 лет, а потом – еще в нескольких других, очень похожих, в начале 2000-х, когда снимал жилье подешевле. К тому времени вся эта мебель уже разваливалась… Считалась нестильной, смешной, дурацкой… Но сейчас-то она была новой! Только с завода!.. Или из магазина – по блату?…
Какое-то время я думал, знали бы люди сейчас, что за 18 лет их ждут впереди. Пока их мебель будет ветшать, выходить из моды… Я думал об этом, ощущая величественную поступь истории… Им ведь конец. Их миру, их уверенности, привычкам… Наверху уже в курсе. Но даже там не понимают, насколько все серьезно. Андропов со своим «Мы не знаем нашей страны»… оказался почти битником! Камо грядеши, Советский Союз, в переполненном троллейбусе в предрассветных сумерках?!…
Потом мне это надоело, и я сделал круг по квартире. Две комнаты. Мебели еще почти нет. Балкон. В комнате с балконом на стене висел индейский убор из перьев. Красивая штука и, судя по всему, настоящая. Поэтому примерять я не стал – побоялся сломать.
Также в комнате были книги. Лежали прямо на полу в несколько столбиков. Я взял одну сверху – что-то по этнографии Севера – и пошел с ней в туалет.
На самом деле, мне в этой квартире нравилось. Мало вещей, много света. Ближайшие соседи только через три этажа, а это значит – минимум встреч в лифте или около подъезда и никаких криков за стеной… К тому же, люди они, с большой вероятностью, интеллигентные (почему-то мне так казалось), так что лишние вопросы и неожиданные визиты (выпить с новоселом, посмотреть, какой я мужик) тоже исключались. В общем, хорошее место, чтобы спрятаться. Сколько, Болдырев написал, хозяин будет в отъезде?
Пока от меня требовалось только одно – вести обычный образ жизни. Уходить утром «на работу», возвращаться вечером. Наверняка я очень скоро смогу полностью адаптироваться, освоюсь, перестану выделяться… Вы ведь тоже замечали это? В нашу эпоху начала 2020-х люди на старых фотографиях уже не кажутся какими-то неестественными, какими-то не такими. Мы так много впитали из других времен, в нас так много намешано – всех этих субкультур, стилей… Мы словно универсальный реципиент. В плане культуры и истории. 60-е, 70-е, 1920-е – нам все подходит. Возможно, я просто постарел, взгляд у меня замылился, и я уже ничему не удивляюсь, но, мне кажется, прежде мы реагировали на прошлое гораздо острее.
Там – в будущем – у нас есть мода из 80-х, есть дискотеки 80-х и 90-х, есть голубые огоньки, где умершие звезды соседствуют с теми, кто еще жив, будто боги на Олимпе… Само собой такое способствует… Некоторому разжижению… Границ и мозгов…
С другой стороны, до ковида у нас были бесконечные каверы, ремейки голливудских хитов, фильмы о советском прошлом. Прибавьте к этому тему попаданцев, столь популярную уже лет десять назад… Короче, мы хорошо подготовились к путешествиям во времени. Видимо, поэтому я и здесь.
Честно говоря, к своему путешествию я-то подготовился лучше всех. Деньги, документы, одежда, вписки… Даже цель у меня была… Я чувствовал себя диверсантом. Сильнее всего я почувствовал это, когда отправился в магазин, перетрогал хлеб привязанной к шкафу ложкой, отстоял очередь в мясной отдел и за конфетами и на кой-то черт купил сразу две пачки маргарина. Вероятно потому, что это был почти единственный товар, которого в красногорском гастрономе было много… Эпоха дефицита! А я, возможно, захапал себе чью-то порцию и повлиял на ход истории… Не говоря уже о раздавленных по пути насекомых и привнесенных мною вирусах!.. Говорю же – настоящий диверсант! Потрудился на славу!
Я вернулся в квартиру, поставил вариться жилистый кусок мяса и снова попытался читать. Ту книгу по этнографии северных народов. Меня все эти виды домотканых рубашек, полосок на штанах, узоров на горшках и заунывных песен никогда особо не интересовали. Но теперь я был в той же ситуации, что и автор книги. Я столкнулся с иной культурой, и на меня ворохом сыпались ее артефакты: талончики, чеки, деньги, сигареты, фразы… Наверно, неплохо бы в этом разобраться и увидеть за артефактами настоящую жизнь. Но я не был уверен, что способен на это. Я оказался диверсантом-этнографом без должной подготовки. Все что мне оставалось – ждать.
Я прожил в этой квартире две недели, добросовестно соблюдая режим. В восемь утра уезжал в Москву на переполненной электричке и возвращался около восьми-девяти вечера, пропустив основной час пик. Все как у людей… Почти.
За это время я подстригся в парикмахерской, которую посоветовал мне Болдырев, и купил туфли. Советские. Дорогие и неудобные. Также я купил зонт, и с этим проблем, несмотря на дефицит, почему-то не возникло.
Питался я в бутербродных и бесчисленных пельменных: на Никольской (25 Октября), на Китай-городе, на Цветном, у рынков… Я везде побывал. С покупками в универсамах я завязал – все казалось, что забираю чужую пайку.
Целыми днями я разъезжал по городу: гулял в парках, заходил в музеи. В музеях я иногда доставал блокнот и ручку и делал вид, что пишу – ну, как будто я ученый, проводящий какое-то исследование и фиксирующий гениальные наблюдения.
Однажды в Тропининском музее я осмелел и обратился за разъяснением к экскурсоводу. Вроде мне надо уточнить пару нюансов относительно портрета той девушки… Да, той самой… Для небольшой научной статьи…
Мы мило побеседовали. Я кивал и соглашался. Задавал уточняющие вопросы… В конце извинился, что украл у собеседницы двадцать минут от перерыва на обед, и ушел сам не свой от возбуждения. Все-таки я впервые поговорил с кем-то с тех пор, как попал сюда! Если не считать моего будущего ректора… Правда, на сей раз я немного схитрил – в будущем я работаю в этом музее. А экскурсовод, с которой я так мило беседовал о творчестве Тропинина, – моя непосредственная начальница. Жуткая грымза, если что… Но тогда, в восьмидесятых, она ничем не уступала девушке на портрете. Такая же свежая, простая, открытая, веселая, озорная… Ах, эти чертовы прилагательные!… Сама молодость, короче… И еще – этот легкий запах цветов…
В своих разъездах и прогулках я очень быстро понял, что Болдырев серьезно лопухнулся, снабдив меня для путешествия в прошлое только одним комплектом одежды и белья. Трусы и носки (единственные!) мне приходилось стирать и сушить каждый день, да и костюм… То в нем жарко, то холодно, и он точно чище не становится. Я попробовал было сунуться в магазин одежды, но понял, что хоть денег у меня по советским меркам много, но это только, что называется, на жизнь. Что-то серьезное я себе мог позволить раз или два. К тому же, надвигались холода, и мне вероятно понадобится пальто… А еще альпинизмом занимался!.. Болдырев, в смысле. Мог бы предусмотреть!
Как-то я очередной раз стирал носки и рубашку (руками, конечно же), и тут меня накрыло. Я почувствовал, что больше не могу. Что все это – путешествие, отсутствие нормальной одежды, очереди в пельменных, необходимость ныкаться и шататься по улицам – все это слишком. Напряжение было невыносимо. Я заплакал. Диверсант-этнограф сдался… Я ведь даже ни разу толком не подрочил за то время, пока я здесь. Не крутил ленту в «контакте» или «инсте», не смотрел фильмов, не слушал музыки, не читал книг, которые читаю обычно. Воннегут, Сэлинджер, Буковски, Селин – где они?.. И главное – никакой гарантии, что я смогу отсюда выбраться, что все это закончится… Наверно, я – плохой исследователь, хоть и работаю в музее. Что бы сделали на моем месте Эйнштейн, Вернадский, Ролан Барт, Ломоносов?.. Набросились бы на новую реальность, как на горячий мясной пирог с голодухи… Ну, может, только Барт обождал бы… А я?..Твою ж мать, как я вляпался!..
Я шлепнул мокрым носком о раковину и скрючился на полу в ванной. Меня трясло, слезы текли без остановки. Я всхлипывал, стонал и наконец завыл в голос.
Когда я успокоился, то решил устроить себе праздник. Прибрался немного в ванной, вышел на улицу и поехал в Москву. У меня на примете была кафешка – стоячка, но не обыкновенная рюмочная, классом чуть повыше – и там наливали хорошее пиво, а народу было немного. Отсюда я и начал вечер. Еды почти не заказывал, перешел на водку и опьянел довольно быстро. Становилось веселее, легче. Машинально я начал отстукивать Rain Doigs. Компания длинноволосых за соседним стоиком оживилась, но, к счастью, мне в детстве медведь на ухо наступил – столь свежие в музыкальную культуру СССР я подбрасывать не планировал. Поэтому быстро допил очередную стопку и свалил на улицу.
Ночь была теплой. Видимо, начиналось бабье лето. Фонарей и тем более вывесок намного меньше, чем сегодня, но все равно светло. А тут еще деревья шумят, никого вокруг, дома старинные… Приятная ночь по-любому. Тем более, если ты пьян.
Я вывернул из переулка на проспект. Там было большое кафе. Ярко-освещенное. Внутри – посетители за круглыми столиками, и многие из посетителей – в пиджаках. Даже швейцар имелся. Цивильное, в общем, место.
Я зашел внутрь. Швейцар поздоровался, но остался стоять на месте, загораживая мне путь. Я не знал, что он хочет.
– Мне нужен столик на одного, – сообщил ему я.
Он пробурчал что-то, чего я не смог разобрать.
– Есть места?
Швейцар глянул на меня вопросительно – как будто сам задал этот вопрос.
Я попытался протиснуться мимо него, и тогда он наконец-то соизволил:
– Вход – 50 копеек.
Вообще, никогда не понимал, как можно заплатить за вход в кафе или ресторан, отстоять очередь в клуб и все в таком роде, и никогда не делал этого. Я имею в виду в нашем времени. Но сейчас почему-то решился. Сунул руку в карман и протянул швейцару рубль. Он сдержано улыбнулся, подвинулся и жестом пригласил войти. Рубль исчез у него в кармане, и я понял, что сдачи не будет.
Я занял столик недалеко от окна, у колонны. В меню было много коктейлей с романтическими названиями: «Белое танго», «Морской», «Янтарный город». Я вдарил по ним. Цены не кусались. Официантка была вежлива. Я разглядывал посетителей, слушал зарубежную попсу и советскую попсу, иногда – что-то джазовое. Я пил свои коктейли и курил до закрытия, а это случилось около часу.
Конечно, я сильно нажрался. Ко мне стали приходить разные бредовые идеи. Снять проститутку, например. Поехать в Питер… Про проститутку я скоро забыл, а насчет Питера я знал, что не вариант. Где я там остановлюсь? В советских фильмах, в советских книгах… «Метранпаж», «Мимино»… всегда стебались над тем, что в гостиницах мест попросту нет. Поэтому я решил рвануть в Крым или на Кавказ, а там поселиться в частном секторе. Буду лазить по горам, вдыхать запах моря. В Абхазии еще очень тепло…