Сергей Ильин
Везунчик
«Как бы тебе повезло – Оу! -
моей невесте…»
То, что он мне нес, было похоже на разводку. У меня пару раз отжимали телефон, и выглядело так же: знаешь, что тебя разводят, понимаешь, что всё это липа, но всё равно делаешь, как говорят. Ну, вот и он – тоже говорил, выспрашивал, подначивал, а я мог лишь смеяться в ответ и соглашался. Возможно, всё дело было в том, как мы встретились.
Я шел по улице вдоль здания, в котором когда-то учился. Справа были окна седьмой аудитории – единственной на первом этаже и самой большой в здании. Я посмотрел на окна и на лепнину под крышей, и тут он неожиданно перегородил мне дорогу. Двадцать лет назад, когда я был студентом, этот маневр ему бы удался, но теперь я сделал быстрый шаг влево и пошел дальше, не давая заливать мне в уши всякое дерьмо. С возрастом умнеешь.
Тогда он окликнул меня по имени. Тоже дурацкий трюк – у меня очень распространенное имя для тех, кто родился в начале 80-х. Угадать несложно. Секунду я помедлил, но двинулся дальше.
– Я – Болдырев!.. История науки, первый курс!..
Я остановился. Действительно он. Мой бывший препод, Семен Викторович, кажется… Или Виктор Семенович… Крупный и вроде бы хромает. Старые джинсы мешком и свитер в заплатках. Пыхающий после каждой фразы. Одышка у него, в смысле.
Я подошел, поздоровался и… Хотел бы я написать «мы поговорили», но поговорил-то он:
– Торопитесь?.. Надо обсудить!.. Давайте поднимемся ко мне!.. Но сначала сюда – в седьмую!.. Я вас пропущу… Здесь никого… Свет можно зажечь…
Свет зажигается яркий, и мы одни в седьмой. Сидим на стульях подальше от окна. На разных рядах, но близко друг к другу. Наверно напоминаем «Ночных ястребов» или как они там называются в своем кафе…
«…У вас есть деньги?.. В смысле, с собой?.. Можно снять… Банкомат еще работает… Тот, в котором стипендию получали… Вам не платили?.. Не имеет значения… Вы же знаете, где это!.. Да, в стене за поворотом!.. Секонд-хэнд там же… Только надо поторопиться!..
А то закроется!.. Уже почти семь…»
И вот мы идем по сэконду, покупая одежду из 70-80-х. Ладно, думаю я, ладно – мне все равно нужны новые шмотки. Даже старые новые… Мои уже по швам расползаются, так что эти брюки… И пиджак в клетку…
Но мой бывший препод протягивает мне серый. Тоже ничего. Препод говорит, что я не должен выделяться из толпы.
– И надо будет вам еще побриться!.. Тогда так не ходили!..
– А волосы не длинноваты? А то я прям как хиппи, – пытаюсь пошутить я.
– У меня были почти такие же… Но на месте подстригитесь… на всякий случай… Я дам вам адрес очень хорошего парикмахера. Он сделает так, чтобы было и модно, и чтоб всякие колхозники не придирались…
Колхозники?… Он немного смущается, и я думаю, что в молодости он, наверно. был совсем не такой, каким я знал его. Может, даже Ален Делон… Так вроде говорили в то время?
– Ботинки, конечно… Сразу выдают… Я отдам вам свои!..
В этом я не уверен. У него слишком большой размер.
– Да, да!.. Что же делать?! Мы не сможем… купить такие ботинки, как нужно… сегодня… прямо сейчас…
– Можно попробовать кеды. Но стоит дорого. Если вы заплатите…
– Кеды… да, да…
В конце концов, мы решаем, что с ботинками я тоже разберусь на месте. По прибытию, так сказать. Конечно, дефицит, могут быть проблемы, но другого нам не остается. Поэтому мы возвращаемся в институт, где мой бывший препод опять проводит меня через охрану и я бреюсь в мужском туалете. Его электробритвой. Параллельно он инструктирует меня: где я буду жить, на какие лекции ходить, с кем общаться… На всякий случай сует в карманы моих новых шмоток чьи-то черно-белые фотки и записочки с адресами и именами. Затем – протягивает мне деньги. Целую пачку! 300 рублей!.. Старые, еще советские… Все мелкими купюрами – трешки, пятерки, рубли… Есть две по 25 и четыре десятки… Червонцы, красненькие… Все это напоминает мне «Менеджер» или «Монополию»: набираем деньги из банка перед началом игры…
Также он отсыпает мне кучу мелочи: двушки для таксофонов, десятки, пятнашки и двадцатки для размена в метро. Есть даже несколько по одной копейке – воду из автоматов пить.
Когда я заканчиваю с бритьем и подсчетом денег (Болдырев убедился, что я спрятал их надежно), мы поднимаемся на кафедру. Маленький кабинет почти на чердаке, в который никто не заходил уже лет десять. Он включает свет, и я вижу то, о чем он рассказывал мне раньше… Машина времени! По версии профессора Болдырева!.. Очень внушительная конструкция!..
Я все еще был уверен, что мой бывший препод меня разводит, но выглядела эта машина действительно потрясающе! Настоящий иконостас из фотографий и артефактов прошлого!.. Проездные билеты, пачки сигарет, предметы одежды, обрывки газет… Макеты зданий… Авангардные картины советского андеграунда… Лозунги на транспарантах… Коленвал от Жигулей… Чья-то расческа… Даже туалетная бумага… И все это собрано так, что с первого взгляда понятно, какая эпоха перед тобой. Сомнений не было – Брежневская! Застой! Конец правления бровастого генсека… Конечно, Болдырев мне говорил, но это – не главное! Все было ясно и без разговоров… Исторический гиперреализм… Как на полотнах Ральфа Гоинга… Ни в одном музее я не видел более живой экспозиции!.. VR и Грандмакет – просто детский лепет.
– Я собирал ее 20 лет… – говорит Болдырев, – Да, всю жизнь наверно… С тех пор… как это случилось…
Я киваю.
– Тут все дело в концентрации, – продолжает он. – 33568 объектов из прошлого… Не считая фотографий… С тем, что на вас… и у вас, будет еще больше… И все – на пяти квадратных метрах!.. Как сверхконцентрированный раствор!.. Осталось пропустить ток… создать магнитное поле… Давайте, проверим!..
Он щелкает выключателем, за стенкой что-то начинает гудеть, и Болдырев мне говорит:
– Вроде, работает…
Я думал, он попросит меня сунуть руку в этот суп из артефактов или сунет свою, но он достает из заднего кармана небольшую книжечку и протягивает мне. Паспорт! Разумеется, советский.
– Раскройте!..
Я выполняю приказание и на втором развороте вижу фотографию… Крупная! Присмотревшись, я понимаю, что это – почти вылитый я! Только помоложе…
– Он не фальшивый… – говорит Болдырев, – Мы с вами очень похожи… Когда я вас впервые увидел… на лекции… даже не поверил… Если бы машина была готова тогда… Но… вы тоже были не готовы… Вы были очень… несерьезным!..
Это немного обидно, и я пытаюсь придумать, что сказать в ответ, но он не дает мне времени:
– Где ваш настоящий паспорт?
– Кажется, в рюкзаке…
– Хорошо!.. Других документов при вас… быть не должно… Телефона тоже… Иначе могут быть… серьезные проблемы!..
Я покорно отдаю ему телефон.
– Часы?!
– Что?
– У вас есть… часы?.. Современные… Фитнес-трекер?.. Что-то в этом роде?..
– Нет…
– Хорошо, – говорит он. Потом секунда нерешительности, и он неожиданно толкает меня в машину времени. Почему-то мне кажется, что в этот последний момент я должен оказать сопротивление, и я упираюсь изо всех сил … Но он уже опередил меня: импульс, энергия, инерция – законы физики… Я влетаю в иконостас… какие-то фотографии падают… Я делаю шаг назад, но Болдырев удерживает меня руками на месте… Потом еще раз толкает, и я вижу яркую вспышку… Все, Болдырева уже нет… Я понимаю – началось!.. Я лечу в Брежневскую эпоху… в эпоху Застоя!.. Номенклатура, разрядка, диссиденты, карательная психиатрия, гребаный пломбир… Или я просто помер?.. Напоследок я вспоминаю, что читал про Брежнева: «на войне был политработником… пулеметный расчет растерялся… Брежнев физически воздействовал на пулеметчиков и заставил открыть огонь…» Очень напоминает действия Болдырева… Кстати, а он сказал, как вернет меня обратно?..
На что похоже путешествие во времени?.. На рождение. Или смерть – когда боль уже позади… Может быть, сон… Или как будто тебя и все вокруг засыпает снегом, а потом… р-р-раз! Свет, звуки, запахи!.. Тянет блевать… Так, по крайней мере, работала машина Болдырева. Его иконостас времени.
Вот с какой целью я туда отправился.
Болдырев был молодец. Занимался альпинизмом, несмотря на хромоту. В учебе особенно звезд с неба не хватал, но был оставлен на кафедре, а потом неожиданно раскрылся: написал очень дельную книгу по истории архивов. Книга сразу вошла в список обязательной литературы, и даже я, когда сам учился, должен был, по идее, с ней ознакомиться. Но несмотря на нашу внешнюю схожесть – у меня даже хромота есть (правда, на другую ногу) – я всегда был очень плохим студентом, его сочинение не прочел, и, конечно, так и не раскрылся… Черты лица у нас обоих были крупные, рост – чуть выше среднего, волосы – прямые, густые и светлые. И если это имеет какое-то значение, он – еврей, а я нет.
В декабре 1981 года Болдырев работал в архиве над новой книгой. Дела и микрофильмы приносила тихая девушка в большущих очках – разумеется, выпускница нашего института. Вскоре Болдырев узнал, что ее зовут Лера и что она из провинции. После работы она играла в любительском театре. В феврале и марте он провожал ее из театра до общаги на Янгеля, а в апреле она переехала в его комнату на Цветном бульваре. Здесь они провели остаток весны, все лето и сентябрь. В октябре он сорвался в горы. Были последние хорошие дни для похода, и она не стала его удерживать. Прощаясь с ним на вокзале, она едва могла стоять, а голова, казалось, сейчас разорвется. Болдырев был благодарен ей, но всю дорогу не находил себе места. Во Владикавказе он по ошибке сел на другой автобус и оказался в какой-то маленькой деревне. Внезапно повалил снег, и Болдырев застрял там на две недели. Вернувшись в город, он получил телеграмму, что Лера умерла в больнице.
Свою поездку в горы он теперь считал предательством. А я, по его мнению, должен был отправиться в прошлое, пробраться в больницу и провести с Лерой ее последние дни, уверяя ее в своей, то есть, на самом деле, его, любви. В ее состоянии она вряд ли бы заметила разницу между нами.
– А как же эффект бабочки? – спросил я Болдырева, когда мы еще сидели с ним в аудитории точно полуночники с картины. Я был немного ошарашен его рассказом – довольно слезливым, честно говоря.
– Что? – переспросил Болдырев и хлюпнул носом.
– Ну, бабочки… меняешь одно – меняется другое… Рэй Бредбери еще… с раздавленным насекомым – помните?
Он замялся, но потом был вынужден сказать:
– Насколько я понял врача… Лера бы… все равно… умерла.
Я стоял около своего института и едва не блевал. Рукой я опирался о стену. Вокруг сновали люди и пердели машины. Я даже понятия не имел, что машины так могут пердеть! Очень тяжелый запах!.. И люди… они тоже воняли будь здоров!
– Будь здоров, Сенька! – хлопнул меня по плечу высокий парень, – Ба-а-атюшки!.. Ну, ты и наклюкался вчера!.. А всего-то – день студента!..
Я посмотрел на него… Господи Исусе! Это был мой ректор! Только моложе… Те же уши и манера морщить нос! Он почти не изменился со временем…
Потом меня осенило: Время?!… Время?!… Ах, мать твою!.. Значит, и вправду… Значит, я тут… Значит, он думает, что я – это он!.. Что я – это Болдырев…
– Ну, и рожа у тебя, Шарапов! – снова обратился ко мне ректор (хотя он ведь еще не ректор?! Кто он сейчас вообще? Препод… Чего?), – Но ты хотя бы побрился – это хорошо!
Он сморщил нос, и на секунду я подумал, что он тоже из будущего и чувствует эту вонь вокруг. Но он, кажется, ничего не чувствовал. Он посмеивался. Солнце светило на него ярко.
Я попытался взять себя в руки. Промычал что-то, и мы вошли внутрь института. Здесь воздух был чуть лучше – старое здание хранило запахи столетий и это немного успокаивало.
– Может, воды выпьешь? – спросил «ректор», – или…– он хитро подмигнул мне, – покрепче?
Я снова попытался спрятаться за мычанием, но тут мне в голову пришла идея получше, и я почти прокричал ему:
– Партия сказала: «надо»! Комсомол ответил: «есть»!
С этими словами я быстро сжал ему локоть и, шатаясь, рванул вверх по лестнице. С высоты я видел, что он покачал головой. А еще через несколько ступенек я понял, что лопухнулся – мой голос выдавал меня!
Я спрятался в туалете… Господи!.. Никогда не забуду этот запах… Он не такой, как сейчас, не такой, к которому мы привыкли. Конечно, дерьмо всегда остается дерьмом, но нюансы присутствуют…
Меня выворачивало в кабинке, однако пойти мне больше было некуда. Мне надо было подумать, собраться с мыслями…
Прежде всего, решил я, надо убираться из универа. Здесь меня могут еще раз узнать. И о чем-нибудь спросить… Но вот что еще хуже… здесь может быть настоящий Болдырев!.. А не его двойник-засланец из будущего!.. Что будет, если мы встретимся?.. Два таких похожих?.. Я бы на его месте проигнорировал бы меня…
Кстати… насчет будущего… Как мне туда вернуться?!… Я пытался вспомнить, говорил мне что-либо по этому поводу Болдырев: наверно… может быть… да, нет же!.. Нет! Ни черта он не сказал!.. Это открытие заставило меня снова стравить.
Потом я услышал шаги и голоса, и дверь в туалет открылась. Опять «ректор» и кто-то с ним еще… Я узнал голос Болдырева:
– Серег, ты пургу мелешь! Я почти не пил вчера.
Я вжался в стенку.
– Ага! – ответил ректор, – Из мелкой посуды ты не пил! Алкаш!
Пот лился с меня ручьями. Я закрыл глаза. Старался не дышать. Не знаю, почему их появление меня так напугало.
Но они просто сделали свои дела и ушли. Я подождал минуту и только потом позволил себе думать.
Ладно… Ладно… Прежде всего!.. Какой сейчас год?! «Ректор» выглядел молодым… Лет 25-30… хотя внешность обманчива. Ну, допустим… Итак, ректору, когда он действительно им стал, было 55. В конце нулевых… Это я помню – отмечался юбилей… Таким образом, сейчас наверно 80-е… 78-й или 79-й максимум… Ну, а число? Он что-то говорил про день студента… но сейчас не январь!.. На улице вроде тепло… Люди в пиджаках и платьях… Ну, да!.. наверно, он имел в виду день посвящения в студенты!.. Это где-то в начале сентября… У меня у самого был… Я тогда еще нажрался какой-то паленой водки – аж самолеты нацистские видел над Москвой!.. Люфтваффе… И наши ИЛы за ними… В общем, я всегда был склонен к смешению эпох.
От этой мысли я повеселел: может, я опять надрался?.. Я с надеждой посмотрел на свои руки, потом спустил воду, открыл дверь кабинки и сделал несколько шагов по туалету… Не-а! Слишком прямо… Тут за стеной прозвенел звонок. Я догадался, что это – на занятия, быстро шагнул обратно в кабинку, заперся, простоял там еще минут пять, чтобы все разошлись по аудиториям, и выбежал из универа. К счастью, тогда никаких турникетов на входе еще не придумали. Не было даже охраны!
Свет на улице был еще очень резким, как и звуки, но к запахам я уже немного попривык. Я шел довольно уверенно – сначала повернул налево, к Лубянке, но скоро допер, что туда мне никак нельзя. По крайне мере, сейчас! Это ж – Площадь Дзержинского!.. КГБ! СССР! А дальше?… Старая площадь!.. Куча высокопоставленных бюрократов в шляпах и лейтенантиков на ведомственных авто… Волги… ЗИЛы… Все-таки знание истории помогает.
Я ломанулся обратно – на Театральную. Или как тогда она называлась?.. Пофиг, решил я, – сейчас узнаем!..
Тут я заметил, что люди на меня удивленно поглядывали… Некоторые вообще пялились во все глаза! В одежде я вроде бы ничем особенным не отличался от них… Прикид мы с Болдыревым выбрали очень точно… Я, конечно, выглядел как модник, но таких было немало на улице… Ботинки?… Их почти полностью накрывает клеш, как вот у того парня… Или у того…
Может, прическа?.. Ну, наверно… Хотя вряд ли моя бесформенная шевелюра так уж бросается в глаза. Сразу видно, что это природное.
Постепенно я понял, что по-любому иду не как все. Не в ногу…
Ну, во-первых, трусы. Так далеко в корректировке моего имиджа мы с Болдыревым не зашли… Мои труселя из конца 2010-х явно иначе сидят на мне (иначе давят, иначе трут), чем те, что на большинстве мужиков сейчас, какой бы год тут ни был.
Опять-таки… Обувь! Здесь все понятно: другие материалы, другой фасон, другая походка.
Ну, и наконец… Прошло около 40 лет: Перестройка, революция, интернет!.. А сколько фильмов, рекламы, музыки, клипов, журналов!… Горец, например, или Техасский рейнджер!.. Английский Шерлок… Страх и ненависть в Лас-Вегасе… Мы просто должны были двигаться по-другому! И говорить тоже!.. И да… Да, да, да! По-другому выглядеть! Я имею в виду выражение лица… Наверно, все думают, что я иностранец!
Забытое ощущение: в метро, вставляешь блестящую монетку в прорезь, нажимаешь на металлическую кнопку – медяки падают вниз и звук гораздо громче, чем ты ожидал.
Еще кое-что из забытого: бросаешь пятак в турникет, и слева загорается матовый прямоугольник.
Я проделал все это на Площади Свердлова, а после турникетов повернул налево к эскалаторам. Двигался я не очень уверенно, как настоящий иностранец, если меня за такого и принимали.
В вагоне я ожидал увидеть облицовку из толстого пластика – желтого, зеленого или синего. Такие воспоминания остались из детства. Вроде был еще белый, так ведь?.. Но приехал желтый. Самый распространенный. Я зашел внутрь, потрогал выпуклый узор на облицовке, прослушал объявление и укатил прочь в туннель, не ощущая по сути ничего необычного. Вероятно, метро у москвичей в крови – что бы ни случилось, всегда буду чувствовать себя здесь уверенно.
Я был на Белорусской, радиальная, когда меня стало накрывать. На платформе я увидел пожилую даму, похожую на мою покойную бабушку, и мысль «а что если» было не остановить…
А что если… А что если… А что если я уже изменил все в своем времени?!… Я ведь тут порядком натоптал!.. У Бредбери потребовался всего один мотылек, чтобы сдвинуть ход истории, а пару-тройку жуков я уже как пить дать прикончил… А не жуков? Всяких тварей поменьше?!… Клопы, бактерии, вирусы… Мать честная!.. ВИ-РУ-СЫ! У нас же КОВИД, и я им болел! Конечно, не в тот момент, когда встретился с Болдыревым и он втолкнул меня в свою машину времени из фотографий и обрывков прошлого… Пораньше… Но вдруг что осталось?! На коже, в волосах, в легких…
Я почувствовал себя убийцей: как будто сломал мир… Так бывает во сне… Но я-то, судя по всему, не спал. По крайне мере, проснуться не мог.
Стараясь не дышать и никого не задеть, я вышел из вагона. Потом – на улицу… Я думал о том, что натворил… мог натворить!… Каждый мой шаг… Несет смерть? Развязывает войны? Меняет ход событий? К власти приходят еще более безумные политики? А люди празднуют это в кровавых оргиях на площадях перед зоопарками и ТЦ?.. Постепенно я накрутил себя так, что боялся наступить на землю. Лучше всего было бы полететь… Я уже хотел подпрыгнуть… Ситуация казалась безвыходной.
Громадным усилием воли я заставил себя наступать на ногу как следует и поверить, что миру и без меня хана, а раз я еще не дематериализовался, значит, апокалипсис в будущем пока не наступил. Не очень убедительная мысль, но утопающий хватается за соломинку, творит себе собственные мифы. Они примирят его с действительностью, дадут шанс. Религия, как известно… опиум народа!.. Очень уместная шутка в СССР периода Застоя…