Сосна желаний
Если вы будете иметь веру с горчичное зерно
и скажете горе сей: «перейди отсюда туда»,
и она перейдет; и ничего не будет
невозможного для вас (Мф. 17:20).
Если бы в тот поздний дождливый апрельский вечер идти по тихой улочке одного большого города и заглянуть в кафе со сладким названием «Ирис», там в полумраке за накрытыми красными скатертями столиками можно было бы застать трех посетителей. Они не были знакомы и сидели отдельно. Девушка лет двадцати пяти, худенькая, с тонким носиком, усердно старавшаяся скрыть лицо за длинными каштановыми волосами, сидела и глядела на скромную овощную закуску. Мужчина, которому можно было дать от тридцати пяти до сорока пяти, часто озирался по сторонам, иногда что-то неслышно нашептывал себе под нос, изредка закусывая водку кусочками сыра. Крепкий мужчина, выглядевший лет на пятьдесят, в хорошем и явно не дешевом темно-синем костюме в полоску; его красное лицо и размашистые жесты явно говорили, что он изрядно выпил.
В ту минуту, когда часы показали полночь, в центр зала вышёл официант с большой деревянной вазой и громко объявил:
– Уважаемые посетители! Сегодня понедельник, вас немного, но, может быть, это и хорошо. Согласно нашей традиции, ровно в полночь мы раздаем добрые пожелания. Они в этой вазе. Засуньте в неё руку и вытяните бумажку, только одну, пожалуйста.
Официант подошёл к девушке. Она сунула руку в вазу и вытащила небольшую свернутую бумажку, медленно развернула её и прочла: «Чувствуйте то, что не чувствуют другие». С разочарованным видом девушка аккуратно сложила бумажку и спрятала её в своей сумочке. Пока она делала все это, локоны волос обнажили лицо, и официант увидел большое невзрачное родимое пятно на левой щеке девушки. От неожиданности его брови дернулись. Но даже такое, казалось бы, незаметное движение не ускользнуло от глаз девушки, она отвернулась.
Потом руку в вазу засунул мужчина с сырной тарелкой. Вытянув сверточек, он развернул его своими тонкими пальцами и прочел: «Вам подарят тепло». С горькой улыбкой мужчина смял записку и положил её в карман брюк.
Наконец официант подошёл к крупному мужчине. Тот глянул на официанта и сказал:
– Зачем мне это, а? Ну зачем? Не нужны мне ваши фантики. Что я с ними стану делать?
– Попробуйте. Вот увидите, пожелание сбудется, – спокойно ответил официант и подал вазу мужчине.
Тот, кряхтя, сунул руку и вытянул сверточек, развернул его и хотел было начать читать вслух:
– Вы сту…
– Ой, подождите! – перебил его официант. – Это пожелание сбудется только в том случае, если кроме вас никто о нем не узнает.
– Вот ещё фокусы! – воскликнул мужчина, однако прочитал про себя: «Вы ступите на твердую почву». – Не верю я в такие пожелания-предсказания.
Мужчина говорил громким грудным голосом, во всём кафе его было отчетливо слышно, поэтому двое других посетителей смотрели в его сторону.
– Знаете, – сказал официант, – владелец нашего кафе тоже не верил в предсказания и фанты. А потом у него появилось это кафе именно благодаря пожеланию. – Официант повернулся так, чтобы его слышали все трое посетителей. – Если хотите узнать, как это получилось, приходите завтра к шести вечера, он сам будет тут и вам объяснит.
– Да ну! – громко произнес пятидесятилетний мужчина. – Это только ваши приманки, чтобы мы сюда пришли.
– Приходите завтра, узнаете, – только и сказал официант, уходя.
Тремя совершенно разными дорогами попали полуночные посетители в кафе. Девушка, имя её Лиза, родом из дальнего поселка. Всё детство провела со своими родителями и двумя старшими сестрами. Она почти не выходила из дома, даже подруг у нее, можно сказать, не было. А причина этого – причина в некрасивом родимом пятне, закрывавшем с рождения чуть ли не пол-лица. Из-за этого пятна Лиза считала себя самым несчастным человеком. С нею не хотели водиться даже девушки, а парни… те так просто насмехались. Она давно поняла, что никакого будущего в её маленьком сельце у неё нет. Лиза надумала уехать в большой город, где можно теряться среди людей, скрывать под волосами свою ужасную метку.
Почти десять лет назад, оставив родных дома, она приехала в город, где поступила учиться медицине и стала медицинской сестрой в больнице. Отчасти её план удался. Знакомые, коллеги по работе привыкали к её виду, а прохожие редко обращали внимание, к тому же маскировка волосами помогала скрыть изъян.
Три года назад в больницу пришёл работать молодой доктор. Лиза с первых дней обратила на него внимание. Пусть сам он был не красавец, её магнитил к нему умный взгляд. Разными правдами и неправдами Лиза устроилась работать в то отделение, где вел свою практику молодой доктор. Она ничем не выдавала ни ему, ни кому бы то ни было своего отношения. Доктор был к ней равнодушен, впрочем, как и ко всем остальным коллегам. За годы работы она не выдала себя ничем, но природа не могла бесконечно молчать внутри молодого девичьего организма. Приходя к себе домой, если комнатку в общежитии можно назвать этим словом, она часто изливала слезами в подушку свои эмоции. Однажды она рассудила: нахождение рядом с доктором начинает доставлять ей не радость, а мучение, и, если так пойдет и дальше, можно попасть в другую больницу, психиатрическую, и уже не работницей, а пациентом. В её головке родился план. Она должна открыться ему и признаться в своих чувствах. Конечно, он отвергнет ее, даже, возможно, прогонит. После этого она не сможет более работать в той больнице и уйдёт, найдёт другое место.
И вот в тот самый ненастный апрельский день она решилась. Улучив момент, когда тот самый доктор в ординаторской находился один, она вошла туда и почти скороговоркой выдала ему заранеё заученный текст с признанием, после чего рухнула на соседний стул, закрыла лицо руками и стала ждать приговора. Судья, то есть доктор, медлил. Лизе казалось, прошёл час, пока она ждала целых три минуты. Доктор сказал: «Не волнуйтесь, это пройдет. Сейчас я выпишу вам медикамент, чтобы успокоиться». Дальше Лиза уже не слышала. Она выскочила из ординаторской и, не помня себя, примчалась в свое маленькое гнездышко. «А чего я ждала? – вопрошала она у себя сквозь рыдания. – Надеялась на чудо?» А «чуда» не случилось. На этот случай она все уже решила, с завтрашнего дня в отпуск, а пока – в бар, в кафе, куда угодно, залить горе, только бы не сидеть одной.
Александр – так звали мужчину с тонкими пальцами, попавшего в «Ирис» апрельским вечером. С раннего детства мальчика считали умным. Он окончил университет, получив специальность учителя истории. Ещё во время учебы познакомился с девушкой, которая стала его женой. Александр мечтал о спокойной жизни, а вот его жена была его противоположностью. Её страстный темперамент привлек молодого паренька, и он попался, как комарик в паутину. Спустя несколько месяцев после свадьбы он уже не понимал, как их вместе свела судьба.
После учебы его пригласили работать в библиотеку, он согласился. Там ему, по большому счету, нравилось: спокойное место, где он много времени мог посвящать своему хобби – Александр писал стихи и поэмы. Не нравилась это работа только его жене. «На такую зарплату, как у тебя, – выговаривала она ему, – только куры могут жить и питаться, а нам с тобой этого недостаточно». Он разводил руками и ссылался на то, что так уж платят в библиотеке. Супруга не унималась и то и дело подначивала супруга сменить работу или подрабатывать где-то ещё.
Со временем он старался больше времени проводить в библиотеке, возвращался домой поздно. Жене и это не нравилось, она бросала ему в лицо подозрения в неверности, но все они были совершенно беспочвенны. Так текли годы. Александр изливал свои эмоции и настроения в стихах. Иные из них он с гордостью читал жене. Она комментировала примерно так: красиво, красиво, однако было бы ещё красивее, если бы ты печатался за деньги. Со временем творения Александра впитывали и отражали всю глубину той несчастной жизни, которая была ему уготована. И вот уже, не заметив как, он оказался окутан депрессией, словно гусеница куколкой – не выберешься.
Однако сколько ни пили полено, все равно когда-то оно распилится. И вот с зимы Александр задумал, каким образом ему избавить себя от нравственных страданий, покончить со всем разом, покончить раз навсегда. Странно, но он даже воспрянул от этой идеи, у него появилась цель. А всего-то и нужно – забраться на крышу и прыгнуть вниз. И он стал настраиваться, день за днем продумывая детали того, как совершить акт святого освобождения от пут жизни – а он называл это именно так. Богатое воображение чертило и рисовало разные планы. Парадоксально, но именно эта идея и давала смысл его жизни!
В апрельский понедельник вечером он вернулся домой необычно рано. Жены не было. Он прождал её довольно долго и накрутил в своих мыслях невесть что о том, где она находится. И тут дверь отворилась, и она вошла. Словно в подтверждение самых гадких мыслей Александра, жена была весела и от неё исходил ароматный шлейф недавно выпитого алкоголя. Сердце упало в груди Александра, он как-то весь согнулся, без слов оделся и вышёл вон. Не разбирая дороги, он прошёл пару кварталов, потом поднял голову, оглядывая крыши. К тому дню его план «освобождения» был полностью разработан, и наступил час реализации.
Как чумной, бедный худощавый человек поплелся к тому дому, где загодя присмотрел возможность проникнуть на крышу. Взобравшись по лестнице на чердак, он ощупью нашёл выход на крышу. Ещё несколько секунд – и вот он уже на покатой скользкой крыше рядом с трубами, далеко внизу шумит город, прохладный ветер заставляет ежиться, а он стоит и смотрит вниз. Пора, решил Александр и пошёл к краю.
Когда до козырька оставалось всего ничего, случилось невероятное: он поскользнулся, съехал вниз по кровле, упал и уперся ногой в ограждение на козырьке; казалось, ещё чуть-чуть – и он рухнет на мостовую. Ладони вмиг стали потными, сердце запрыгало в груди – он испугался! Так сильно испугался, что замер и решил ползти обратно, но и тут боялся, как бы не поскользнуться снова и не свалиться с крыши, уже против своей воли – а ведь это так страшно! Александр ползком добрался до входа на чердак и влетел в него. Потом быстро-быстро, как бы кто не закрыл вход на чердак, он выбрался на лестницу и стремглав вылетел на улицу. «Ну вот, даже и это не смог сделать, тряпка!» – сказал он сам себе в сердцах, бредя по улице, глядя пустым взглядом в мостовую. Куда и зачем идти, он не понимал. Так и шёл до того, пока не увидел дверь с надписью «Кафе “Ирис”».
Как же попал в кафе человек в хорошем синем костюме? Он попал туда не случайно. Лишь он родился, родители заметили, что ребеночек крупный, и на том основании назвали его Петром, рассуждая так, что это имя могут носить только величественные люди. И сын ничуть не обманул ожидания родителей. С детства отец приучил его заниматься лыжами. Огромное количество времени, проведенное Петром в этих занятиях, сформировало у него особенную привычку: при ходьбе он двигался плавно, низко неся ногу над землей – ну ни дать ни взять лыжник на лыжне. Мощный, внушающий уверенность и даже страх, обладающий сильным и глубоким голосом, говорящий все в лоб без лишних этический ограничений – таким стал Пётр к своим пятидесяти двум годам.
Детская среда слепила из него железного прагматика. Все он делал основательно, придавая плодам рук своих крепость и надежность. Потому, наверное, и стал строителем, считая, что возведение домов – главная задача его жизни. Хотя вообще-то он не особенно задумывался над «всякими там разными аморфными» словечками, а просто шёл по жизни – и все тут. Теперь уж давно он не работал руками, а руководил группой человек в пятьдесят – серьезная организация. Они проектировали, строили и даже иногда ломали. Работа шла, капиталы росли.
Он так и не женился. Через его жизнь проходило много женщин. Бывало, начнет на досуге вспоминать и пересчитывать всех и собьется на втором десятке. Они не понимали его, но главное – тут у него сомнений не было – они ничего не смыслили в строительстве. Там, где, по его мнению, следовало укрепить фундамент, они предлагали сделать совершенно никчемные, ненужные, непрактичные завитушки на портике. К чему они, в самом-то деле, думал он, эти завитушки, никакой пользы. Такое вот непонимание жизненной сути Петра демонстрировали его женщины. Поэтому они быстро надоедали ему и, как следствие, испарялись из его жизни. И вот только самая последняя чем-то зацепила его.
Она несколько лет помогала Петру находить строительные заказы. Они сошлись друг с другом. Петру казалось, наконец-то с ним та, которая может отличить палку от балки. Два года совместной деятельности и жизни. И вдруг в начале апреля через своих многочисленных друзей-строителей он узнает, что до двух третей стоимости заказов идут лично ей. Он проверил, слух подтвердился: партнёрша подделывала документы и мухлевала. Он в бешенстве выгнал её несколькими яркими словами.
Но и без этого события последний год его товарищем стал коньяк. Вот уже кто не изменял! Всегда доступный, понимающий и разделяющий все взгляды, словом, лучший друг. После прокола с женщиной Пётр совсем закрылся в себе, ни с того ни с сего стал много размышлять. Он будто подводил промежуточные итоги жизни и затруднялся дать точную и четкую оценку прожитому, как будто чувствуя, что в здании под названием «Пётр», которое он строил, на этапе проектирования закралась досадная ошибка. А раз так, то стройку нужно законсервировать, разобраться. Так он и поступил, почти забросив свои реальные строительные проекты. Главным топливом для размышлений был опять-таки коньяк: днем, вечером и назавтра опять и днем, и вечером. Не было ничего удивительного в том, что его можно было застать в кафе «Ирис». Там он по своему обыкновению коротал одинокие вечера, вот только впервые засиделся так поздно – аж до полуночи.
Следующим вечером ровно в шесть часов они встретились в «Ирисе», немало удивившись этой встрече. Однако никто не приветствовал друг друга, отделавшись лишь молчаливым, едва заметным кивком головы.
Их проводили в маленький кабинетик директора, где они с трудом разместились на стульях. Лизе пришлось сместиться совсем на край стула, чтобы не жаться бедром к мужчинам. Пётр глянул на часы, показывая, что у него-де мало времени, хотя вот уж в чем он сейчас не испытывал недостатка, так это во времени. Директор, молодой человек лет тридцати, плотный, с признаками округляющегося животика – недаром работает в кафе, сидел за столиком и причмокивая пил чай.
– Ловко вы нас заманили, – начал после приветствия Пётр. – Хороший приемчик, нужно будет воспользоваться.
– Что вы, что вы! Я вас не заманивал, а пригласил, – заулыбался директор. – Вы все вольны хоть сию минуту уйти. Однако, если уж вы заинтересовались, я с удовольствием исполню свое обещание. Дело в том, – продолжал директор, – что несколько лет назад я пообещал сам себе раскрыть один секрет каждому, кто проявит хоть малейший интерес. И, судя по тому, что вы здесь, вы заинтересовались. Всего два-три года назад я был простым официантом, еле-еле сводил концы с концами, денег постоянно не хватало, а амбиций было хоть отбавляй. Сам я парень деревенский, из глухих мест: реки, поля, леса кругом. Случилось у меня однажды, что пришлось приехать в родные края, а там, загуляв раз, попал в соседнюю деревню, километрах в двадцати от своей родной. Оставив подробности, скажу, что в той деревне заночевал. Поутру случайно я встретился с одним местным дедом. Слово за слово, сидя на завалинке и греясь на солнце, разговорил он меня. Я замечтался и выдал деду свои мечты. А он говорит, мол, знает одно дерево, которое желания исполняет. Я, конечно, деда на смех поднял: какую, говорю, дед, ты мне лапшу на уши вешаешь? А тоже, значит, смеется, а сам приговаривает. Полвека тому назад выдалась в тех местах сушь несусветная. Много леса посохло. Среди прочего засохла и одна сосна, что стоит одинехонька на пригорке у излучины реки. А возле неё один местный охотник любил сидеть отдыхать. И вот, как тот охотник рассказывал, подошёл к сосне и попросил, чтобы сосна вновь ожила и зазеленела. И что вы думаете? Через некоторое время сосна и впрямь зеленой ароматной хвоей стала покрываться. Другие же сосны и ели поблизости окончательно засохли и упали со временем, не отродились. Бывает, скажете вы, мол, что-то там такое в природе произошло, и отошла сосенка. А вот что дальше было. Узнали про сосну и про слова охотника в деревне. Люди там живут такие дремучие, верят в сказки, думают, что и сами в лесной сказке живут. Стали они втихаря друг от друга к сосне ходить и желания загадывать. И что думаете? У кого-то сбывалось, но далеко не у всех. С годами местные поняли, в чем секрет. Ну, я вам так скажу: я, конечно, тоже к той сосне ходил. И вот теперь я не просто директор, а владелец этого кафе. Больше про себя ничего не скажу – потому что нельзя.
– Извините, – вдруг сказал Александр, – а какой секрет про сосну люди поняли?
– Этого я не могу вам сказать. Знаю, но сказать не могу. Если вам интересно, я вам скажу, как до деревни добраться, как деда найти. С ним поговорите.
Троица посетителей сидела молча. Каждый думал о своём.
В голове Александра уже вился рой самых разнообразных фантазий. Сейчас он был готов бежать хоть на край света, только бы не оставаться в городе, только бы не возвращаться к жене. Однако он только обреченно вздохнул, решил: «Не смогу я, не смогу! Куда мне? Месяцы готовился к тому делу, а сам оплошал».
Лиза глянула на Петра и Александра: «Эх, если бы мужчины взяли меня с собой! Хоть какое-то отвлечение, тем болеё сейчас отпуск, а там – на новую работу. Давно я дома не была, там так же, как директор кафе говорит: и лес, и реки».
И только Пётр совсем ничего не думал, он просто прогремел своим густым голосом: «Пойдем выпьем, я плачý».
Через час лучший друг Петра, коньяк, совершил свое объединительное действие. Познакомившись, двое мужчин и девушка обсуждали услышанное от владельца-директора кафе. Пока Пётр много выпивал и закусывал, Лиза, стараясь укутывать лицо, по капле пила коньяк, слово взял Александр:
– Мне очень хочется поехать. Вот почему-то мне кажется, что эта поездка не станет бесполезной. Вот только… я человек городской, почти никуда не выбираюсь. Мне одному трудно будет добраться. Другое дело, если бы собралась компания, тогда уж…
Он не договорил, видимо, в голове полетели новые фантазии. Мысль Александра попыталась закончить Лиза.
– Я согласна создать компанию, – сказала она. – Давайте поедем. Природа – это всегда так интересно.
– Есть ещё одно обстоятельство, – снова робко вступил Александр. – Мне нужно где-то найти деньги для поездки, на билеты и тому подобное… Доходы мои, они тык-впритык, хватает только на жизнь.
– Вот что, Александр, – вступился наконец Петр, – сходи-ка к тому парню, директору, да выведай адресок, куда ехать.
Вернувшись через пару минут, Александр держал в руке листок с адресом, протянул его Петру. Тот пробежал глазами написанное и выдал решение:
– Тут не так уж и далеко. Думаю, за день доберёмся. За тебя я заплачу, Александр, компанию мне составишь, будет с кем поболтать.
– Я, конечно, понимаю, – заговорила Лиза, – женщина вам может мешать. Но я готова и сама за себя заплатить.
Пережевывая кусок мяса, Пётр посмотрел на неё каким-то пустым взглядом и пробасил:
– Ладно, трясогузка, с нами поедешь. Тут расходы мизерные, я и за тебя заплачу.
В груди Лизы словно птица счастья взмахнула крыльями. За занавесями волос никто не видел её лица – оно заалело от удовольствия.
Они быстро сговорились и утром следующего дня были уже в пути.
Предсказания Петра не оправдались. К вечеру троице удалось добраться только до города Энска. Тут они решили переночевать, потому что проливные весенние дожди искорёжили дорогу, и для надёжности лучше было продолжать путь в деревню с утра. Но даже и начав утром, они прибыли в деревню на закате.
Всё поселение представляло из себя отдельных десять-двенадцать хозяйств да ещё столько же заброшенных. Найдя нужный дом, путешественники стали у калитки. За ней, огрызаясь, рыча и неистово лая, скакал пёс. Он так прыгал на забор, что тот вот-вот мог обвалиться, и тогда троице было бы несдобровать. На шум во двор вышла женщина.
– Вы к кому? – крикнула она, стараясь перекричать собачий лай.
– Да вот, ищем деда Николая, – за всех ответил Петр, даже и он с опаской глядел на лающее взлохмаченное чудище.
Вероятно, вопрос о деде был своеобразным паролем, потому что женщина подошла к псу, схватила его за ошейник и с силой затащила в сарай, заперев дверцу на засов. Глухие рычания продолжались и из-за двери.
– Вот шальной! – сказала женщина, видимо, о собаке, сама подошла ближе к калитке. – А вы чего к нему? Я его дочь, Мария.
– Извините, нам рассказали, что он может быть проводником и довести до той сосны, вы, наверное, знаете, – это вступил в разговор Александр.
Женщина взглянула на него и некоторое время стояла молча.
– Ой, да чего это я, – вдруг, словно опомнившись, женщина снова заговорила и отворила калитку. – Проходите в дом, не гнать же вас. Только отца нету.
Путешественники вступили во двор и смогли лучше разглядеть дочь деда. Это была крупная женщина, лет сорока пяти, про таких часто можно услышать слово «дородная», но при этом с мягкими чертами лица и плавными движениями.
Нельзя было не заметить, что Александр смотрит каким-то странным, полным покоя взглядом на хозяйку.
Все прошли в дом, где и продолжили разговор. Выяснилось, что дед ушёл в лес. После зимы он обычно уходит по каким-то своим делам и возвращается через несколько дней. Теперь уж должен появиться со дня на день. Мария предложила троице ждать отца. Насчет сосны Мария была немногословна. Конечно, она слышала про легенду, но сама даже не ходила к дереву. Разместиться на ночлег они могут в бане, и во дворе она показала эту баню. «Основательно выстроено», – прокомментировал Пётр. Оказалось, что в бане можно не только мыться, но и спать. С чердака вытащили два сенных тюфяка, перекочевавших в баню. Мария, разгладив волосы, предложила Лизе ночевать в доме: «Негоже девице в бане с мужиками спать». Напившись чаю, разошлись по своим местам.
Утром пёс был обнаружен посаженным на цепь, и трое путешественников могли безбоязненно передвигаться по двору.
– Как спалось? – спросил Петру Александра.
– Хорошо, но мало. Уснуть не мог долго. Вторую ночь так. Всё думаю, правильно ли поступил, что поехал.
– Знаешь, – ответил Петр, – я тоже не сразу уснул, вчера свое «снотворное» не принял – и вот результат.
Деваться было некуда, все решили ждать деда. В течение дня троица как могла помогала по хозяйству Марии, ходили на короткую экскурсию по деревне, но не встретили ни одного человека. Только собаки поднимали гвалт да в окнах то и дело дергались занавески – деревенские изучали приехавших.
Больше всего удовольствия получал Александр. Он не скрывал своей довольной улыбки, старался где мог подсобить хозяйке, хотя быстро уставал. Зато в течение дня он сочинил целую поэму. Она была не рифмована, но вызвала огромный интерес Марии. Когда пришла пора мыть сосуду, Мария попросила, чтобы ей помог именно Александр. За этим нехитрым занятием они беседовали. Хотя больше говорил именно Александр, а Мария слушала. За каких-то полчаса эта парочка узнала друг о друге всё. Так что можно было бы сказать, что они познакомились несколько лет назад.
Александр узнал, что всю жизнь Мария живет в деревне и образованных людей почти не видела. Поэтому и явление у неё дома настоящего поэта – для Марии событие века. Был у неё муж, которого в лесу деревом прибило десять лет назад. Есть и дети, взрослые уже, два близнеца двадцати пяти лет от роду, живут каждый самостоятельно тут же, в деревне.
Следующим утром Александр и Петр, поздно проснувшись, делились впечатлениями о проведенной ночи: оба спали хорошо, Пётр снова без «снотворного».
С утра Александр безотлучно следовал за хозяйкой, стараясь исполнить все её распоряжения. Однако удавалось это ему не всегда, а если и удавалось, то некачественно. Марии приходилось постоянно что-то доделывать: то пыль не вся стёрта, то для обеда овощи криво порезаны. Но она эти доделки производила с улыбкой и как будто с удовольствием. Александр в знак благодарности рассказывал какие-нибудь забавные исторические факты, что очень интересовало Марию до такой степени, что она могла сесть на табурет, открыть рот от удивления, а потом сказать: «Какой вы умный, Александр. Отродясь таковых не встречала».
Девушку Лизу отпустили погулять по окрестностям. Она надолго ушла, заверила всех, что, как человек, рожденный на селе, никак не заблудится и в неприятную историю не попадет. Вернулась она в хорошем расположении духа и без устали говорила, что здешние места и её малая родина похожи как две капли воды.
Среди присутствующих она не стеснялась своего пятна. «А чего, они всё равно видели», – так рассудила и сама перестала думать об этом недостатке. В эти дни она словно освободилась от груза, не обращала внимания на то, что могли бы сказать окружающие, и от этого чувствовала себя хорошо. «Доктор» постепенно исчезал из мыслей, и о будущем Лиза тоже не размышляла, наслаждаясь тем, что как будто вернулась в детство.
Пётр с большим удовольствием прошёл всю деревню, внимательно рассматривая дома, а они все были деревянные. Его интересовали чисто практические вопросы: как они срублены, как обработаны от гниения, какие венцы срубов толще, какие ýже. В некоторые заброшенные дома он заползал и очень подробно изучал их изнутри. Заметив на окраине деревни два свежих сруба, уже жилых лет пять, стоявших друг против друга, он из-за ограды долго присматривался к ним. От пытливого профессионального взгляда строителя не ускользнуло то, что срубы отличаются от других: углы венцов соединялись уж как-то весьма причудливо. Но досконально изучить не получалось: во дворах лаяли собаки, на крыльце никто не показывался.
Во время обеда Мария неожиданно сказала:
– Дед идёт. Слышу, как пёс к нему ластится.
Через минуту в дверь вошёл и сам дед. Это был невысокий старичок примерно семидесяти лет с седыми волосами, постриженными «под горшок», худым загорелым лицом, покрытым седой же мощной щетиной. Он был в защитной одежде, сапогах-броднях. Вместе с дедом в дом ворвался букет запахов леса: тут и ароматы хвои, мха, вешней воды – как будто это не человек вошёл, а какой-то старичок-моховичок.
Он опустил на пол рюкзак, сел на табурет у входа и, выдохнув, сказал:
– Фу! Замаялся! Вот годов пять назад ещё не так тяжело было, а нынче уж не то.
Поздоровавшись и познакомившись, приезжие объяснили свои цели: добраться до сосны, исполняющей желания. Дед сказал так:
– Проводить я вас провожу. Только за результат не отвечаю, сразу хочу предупредить, чтобы потом без претензий.
– Сколько же попросите с нас за услуги провожатого? – спросил деда Пётр.
– Я, мил человек, за это ничего с вас не возьму, – ответил дед. – Потому дело особенное. Вот ежели бы вы у меня просили места рыбные или ягодные, грибные указать – тут без денег вам не откроюсь. А с сосной по-другому. Тут как будто что-то превыше человека, сила какая-то. Не вправе я за это денег брать.
– Ну, спасибо, – подключился Александр. – А далеко ли до той самой сосны?
– А это как сказать, – уклончиво начал отвечать дед. – Ежели на крышу влезть да хорошенько подпрыгнуть, а зорким глазом глянуть – то, пожалуй, и увидишь. Только вот идти придется кругалём, прямой дороги здесь нету. Вообще, дорогой ты мой, прямых дорог в жизни не бывает, это только в школе на карте ты по линейке карандашиком можешь прямую дорогу нарисовать, вот так-то. И коли решили вы идти, так подготовиться нужно, – продолжал дед. – Вот сегодня и завтра этому время и посвятите. Одежду нужно для леса – не в этих же штиблетах в лес пойдёте, рюкзаки подготовьте, палатку, припасы на три дня. Мария вам поможет. А я вот сейчас доем, лягу спать и просплю до утра. Завтра день тоже отдохну – не взыщите. Я человек не молодой, мне роздых нужен. А вот послезавтра утром и двинемся.
Полтора дня сборов оказались занятыми под завязку. Нужно было не только найти каждому обувь и одежду впору, для чего Марии пришлось ходить к кому-то в деревню, чтобы найти обувь для широких ног Петра, но и упаковать надежно каждый предмет. Все это время дед спал. Днём он просыпался, ел с сонным видом, снова ложился. За период сборов путешественники много разговаривали между собой. Они обсуждали и то, что именно хотели бы загадать возле сосны. Меньше всего на эту тему распространялся Петр, он говорил, что ему просто интересно поглазеть на сосну, интересен сам лесной поход, а в исполнение желаний он не верит.
Весь день сборов лил дождь, дороги в деревне «поползли», вне дома находиться было неуютно. Троица опасалась, что и на следующий день будет дождливо и это поставит под угрозу всю кампанию. Однако опасения не оправдались, с самого утра в день выхода светило и грело солнце. Дед проснулся настолько воодушевленным и полным сил, что можно было подумать, что это какой-то другой человек – так разительно он преобразился.
Вышли. Пару километров шли по безлесному берегу реки, потом свернули по еле заметной в чаще кустов тропе. Двигались медленно, непривычная обувь натирала ноги, была тяжела, сковывала движения. К тому же мешала поклажа – каждый на плечах нёс приличных размеров рюкзак. Хотя во время сборов в них сложили исключительно самое необходимое и легкое. Остановились для перекуса на лесной полянке.
– Да, не думал я, что так тяжело придется идти, устал, – сказал Александр своим товарищам после перекуса. – Хорошо бы отдохнуть, поспать, да только вот негде.
Он посмотрел на товарищей и увидел в глазах Лизы понимание, видно, и она подустала, а вот Пётр глянул непонимающими глазами. Дед сказал просто:
– Устал? Так потом отдохнешь. Скоро уж доберемся.
Снова идут, а Александр все ждет, когда же наступит это самое «скоро», а оно никак не наступает.
Тут откуда ни возьмись задул ветер, и в пять минут солнце закрылось тучами.
– Э, братцы, сейчас ливанёт, – сказал дед.
Все остановились, ожидая его указаний. И они последовали. Дед распорядился, и мужчины вытащили из рюкзака свернутую палатку, стали её разворачивать. В это время сверху полетели крупные капли.
– Так, робяты! – скомандовал дед. – Поставить не успеем, разверните палатку и лезьте под неё – авось так пересидим.
Едва они накрылись палаткой, обрушился дождь. Он лил не переставая примерно час.