Сергей Фомичёв
Начальник Америки
Глава восьмая. Форпост
Я перебросил в колонию несколько легких пушек, якобы из запасов фактории. такой груз могла поднять даже маленькая шлюпка, одолженная у Степанова. Возле бухты Ваймеа теперь постоянно дежурил кто-то из русских. Меня встретили давние знакомцы и провожатые, камчатские матросы Григорий и Иван. Первый сразу же побежал за подмогой, чтобы затащить пушки на склон к крепости. Иван остался.
– Не боишься один на лодке-то плавать? – спросил он. – Тут течения такие, что на камни бросит и поминай, как звали.
– В тот раз не утонул, теперь мне всё одно.
Я сделал глоток виски прямо из бутылки и предложил матросу. Тот не стал отказываться.
– К нам не поднимешься?
Мне вдруг захотелось ещё раз повидать Петалу, но я постарался подавить желание.
– Не сегодня. Времени нет. Передай Ипполиту Семеновичу, что я отправляюсь в Америку за подмогой. Через три месяца встретимся на том берегу.
Вернулся Григорий с десятком канаков и русских. Мы выгрузили пушки и я тотчас вернулся к делам.
Когда есть четкий план, действовать легче, даже если не хватает людей и ресурсов.
Я быстро поставил Викторию на уши. Всех, кого только застал, кто не был занят на других объектах (а таких бездельников оказалось на удивление много), я перебросил на новое направление. Все свободные корабли должны были взять на борт материалы, оружие, людей и как можно скорее отправиться на Гавайские острова. Даже Ватагину я на сей раз позволил тряхнуть стариной и принять участие в походе, хотя Окуневу опять отказал.
Для форпоста на Оаху мы сняли половину пушек и припасов к ним со Старого Форта. Очистили арсенал от фальконетов, мушкетов, пистолетов, от трофейных испанских клинков, что хранили в качестве резерва. Но не оружию предстояло стать главным грузом. Создать укрепление требовалось с нуля, в очень короткий срок, а значит, следовало всё нужное привезти с собой.
Первым делом я наведался на кирпичный завод. Запасов там оказалось даже больше чем я рассчитывал. Тропинин пару лет назад довел до ума концепцию непрерывного обжига. Сырец сушился на крыше кольцеобразной печи, затем загружался попеременно в её секции, расположенные вокруг трубы. В секции подавался угарный газ от генератора, сжигающего опилки, стружку, сучья и прочие отходы с верфей. Воздух же для сгорания проходил сквозь секции с уже обожжённым кирпичом и от него нагревался. В нужной секции газы встречались, производя сильный жар.
Недостатком непрерывного производства была необходимость в постоянном потреблении, то есть в спросе. А спрос являлся узким местом всякого начинания Тропинина, поэтому он предпочитал сваливать эту проблему на меня. Я же старался как мог. Но строительство у нас проходило волнами, по мере высвобождения средств, прибытия новых людей, попадание вожжи под хвост племенным вождям и прочих важных геополитических факторов. Последний крупный строительный бум произошел после возвращении Яшкиной ватаги из Кантона, когда те кто выжил, застроили небольшую улочку особняками (горожане её так и называли Семь Домов). А как раз к началу Индийского похода наблюдался спад. Поселенцев из Охотска еще не перевезли, подаренных вождями на потлач пленников уже пристроили. Кирпича скопилось не меряно. И вот он я, готовый взять всю залежь, что только поместится в шхуны.
Такой компактный груз только в радость любому шкиперу. Он придает судну остойчивость, позволяет поднять больше парусов при хорошем ветре. Вместе с кирпичом грузили известковую смесь для раствора. Тропинин так и не научился выделывать портландцемент, которому требовались особые высокотемпературные печи. Но и обычный известковый раствор у него получался достаточно крепким.
Строительную артель я тоже изрядно проредил. Пообещав желающим туристическую поездку на острова вечной весны да еще и хорошие командировочные. А все для того чтобы быстро возвести основу для форта.
Вторым номером шли плавсредства. Памятуя о желании Степанова получить канонерки, я изъял все наличные большие лодки и баркасы, что мы использовали для прибрежного рыболовства, промыслов на островках, буксировки бревен и мелких перевозок в проливах. Взамен я заказал очередную партию на Старых верфях, где теперь хозяйничал Кузьма и другие люди Бичевина. Это предприятие тоже простаивало и мой заказ оказался кстати.
Три наших корабля, загруженные под завязку материалами, оружием, лодками и людьми отправились на Гавайские острова. В гавани осталась лишь учебная шхуна «Олимпия». Поначалу я подумывал отправить и её тоже. Для курсантов Ясютина поход на Оаху мог стать отличной практикой. Правда «Олимпия» была тяжеловата и медлительна, зато и припасов могла взять больше других. Однако Ясютин отговорил меня. Кому-то следовало остаться, чтобы присматривать за акваторией, а учебная шхуна как раз и являлась нашим воинским резервом. Ясютин указал на «Филимон» только что пришедший из Калифорнии с грузом пшеницы. Часть зерна можно было даже не разгружать, а прямо так и отправить на Оаху.
На том и порешили.
***
Пока шхуны шли через океан, я занялся восстановлением оружейных запасов Виктории и прежде всего отправился в Стоквелл. Там меня ждало разочарование. Славные деньки распродаж миновали. Лондонский смог уже пах войной. Стоимость страховки росла, следом за ней росли издержки владельцев корабельных компаний, что в конце концов, тянуло вверх цены на всё. Мне пришлось потерять две недели, да вдобавок сильно переплатить за несколько хороших орудий. А плохие я бы не взял и бесплатно.
Следовало, однако, решать проблему кардинально. Тропинин уже пытался отливать чугунные пушки из местного материала, но выходило у него не очень удачно. Раковины, трещины, вкрапления шлака. Какие-то секреты ремесла предки явно утаили даже от вездесущего канала «Дискавери». Конечно, со временем и Тропинин нащупает нужные пропорции, технологии. Но времени-то как раз и не хватало. Не в первый раз.
После некоторых раздумий я отправился к Баташёвым. Во-первых, чтобы прикупить пушек – в России-то все войны как раз закончились, а новая серия европейских сражений ещё не вовлекла империю в смертельный круговорот. Во-вторых, я решил предпринять очередную попытку ангажировать какого-нибудь горного мастера. Пусть он и обойдётся в кругленькую сумму. До этого я пару раз заскакивал в Выксу, пытаясь сторговать знатоков ремесла, но продавать крепостных братья отказывались наотрез.
Старая задумка отыскать разорившийся заводик, чтобы прибрать к рукам приписанное к нему население, также окончилась ничем. Баташёвы первыми додумались до гениальной мошеннической схемы и сорвали банк. По слухам заводов, что выработали окрестное сырьё, было великое множество в Олонецком уезде. Но уезд, во-первых, располагался на другом конце империи, а, во-вторых и главных, там не использовали труд крепостных. Во всяком случае частновладельческих. Старые мастера работали на государство, а государства я опасался куда больше, чем промышленников с бандитскими замашками. На этот раз я придумал иной к ним подход и рассчитывал, что хоть одного рудознатца Баташёвы мне одолжат.
Ну а третьей целью были знания. При каждом визите в Выксу я узнавал что-то новое в сфере железного производства. Мне не приходилось даже подсматривать исподтишка – младший Баташёв охотно показывал хозяйство (старшему я старался не попадаться на глаза, про него ходили совсем уж жуткие слухи). Так что я уже немало усвоил сведений про строительство плотин, домен, сыродутных печей.
***
Родина встретила меня непогодой. Лил затяжной дождь. Я бы мог, наверное, появиться поближе к резиденции братьев, на каком-нибудь из заводских прудов, но со стороны это смотрелось бы странно, ведь пруды не соединялись с Окой. А мне еще предстояло загрузить лодку товаром, что на набережной пруда выглядело бы не менее странно. Так что я прибыл к заводской пристани на Оке, где грузился в прошлый раз. Обычно здесь было людно. Хозяйские возницы, доставляющие к пристани товар, приказчики на двуколках, гости. Кто-то всегда мог подбросить.
Не в этот раз. Всюду царил упадок. Торговля встала. Пристань обезлюдела. В результате мне пришлось пройти пятнадцать верст до резиденции пешком, по грунтовой дороге, лишь кое-где присыпанной доменным шлаком и битым камнем, но в основном представляющей собой жуткую грязь. Даже деревенька по пути и та называлась Грязной.
Дорога прошла между заполненным до краёв прудом и вечно работающим заводом. Стучали молоты, скрипели тяги водобойных колес, звенели цепи. Звучали короткие команды, редкая ругань или божба.
Недалеко от заводской арки, чуть в стороне от особняка я увидел вкопанный в землю столб, а рядом прикованного к нему человека. Кандальник выглядел стариком и находился на последней стадии изнеможения. Он сидел в грязной луже, прислонив спину к столбу, и едва шевелился от слабости. Табличку с указанием вины, понятно, никто не позаботился поставить. Обитатели завода наверняка это знали и так.
Дворецкий (а быть может простой слуга в ливрее) встретил меня у подъезда с большим подозрением. Слишком уж невзрачно я выглядел. Мокрый, пришедший пешком, даже не на двуколке. Не на двуколке, зато в треуголке и сюртуке.
– Не узнал? – спросил я слугу.
– Прошения просим, – ответил тот на всякий случай.
– Передай господам Баташевым, что Иван Емонтаев пришел поговорить по важному делу.
На моё счастье старший из братьев опять отсутствовал. Уехал в Петербург, как сообщил не слишком разговорчивый слуга. Тем не менее в этот раз встреча оказалась не столь радушной, как прежде. Никакого чая и плюшек. Меня провели в кабинет, где за массивным письменным столом восседал младший Баташёв. Бумаг перед ним было не особенно много, но промышленник выглядел серьезным, даже, пожалуй, встревоженным.
Он не стал предлагать обсохнуть где-нибудь у камина, даже сесть не предложил. Но я подцепив ближайший стул, без спроса поставил его ближе к столу и нагло уселся.
– Вот ведь какое дело, Иван Родионович, мне нужны пушки, – сказал я, опустив фальшивые приветствия и ненужные предисловия.
– Пушки? – удивился Иван.
Даже озабоченность с его лица сразу же стёрлась.
– Именно. Мне нужны пушки. Большие, малые, гаубицы, фальконеты. Нет! – я поднял ладонь. – Ничего такого! Никакой крамолы, воровства. Я их ставлю на корабли, в острожки наши, чтобы отбиваться от диких. В тех краях слишком опасно ходить безоружным.
– Не велено пушки-то абы кому продавать, – напомнил Иван.
Но перо отложил и чернильницу захлопнул. Значит интерес имеет не малый. Не зря пристань пуста, не шибко дело идёт.
– Знаю, что не велено. Но у меня есть разрешение.
С этими словами я положил на стол стопку серебряных монет.
– Казна-то тебе не скоро ещё платить будет, – пояснил я. – А ты можешь весь товар как чугунный балласт заявить или как лом. А то и вовсе ничего не заявлять. Кто тут у тебя считать будет?
– У меня никто не будет, – Иван кивнул на окно. – Вон один голос подал, третий день у столба сидит.
– Ну так, в чём дело?
– А если тебя поймают?
– Меня? – я рассмеялся. – Еще такой ловец не родился, что меня словит.
– Дорога не близкая до Сибири-то. На телегах год до моря Камчатского пушки тащить будешь, не меньше. А то и два.
– На почтовых отправлю.
– Ишь ты, на почтовых. А подорожная?
– Справлю и подорожную.
– Прохор! Чаю принеси! И к столу что-нибудь.
Ну вот, другое дело. Вскоре появился самовар, плюшки, пирожки с ливером. Бумаги были отложены. Серебро осторожно сдвинуто в сторону. И разговор совсем другой пошёл.
Через час мы ударили по рукам и я, пользуясь хорошим расположением духа, вновь закинул удочку на предмет специалиста по рудам. На это раз я предложил взять мастера в аренду. Пообещал, что сам доставлю его на край света и обратно верну лет через десять. А за услугу готов был отдать братьям долю со всех его приисканий.
С тем же успехом я мог впаривать им карту острова Сокровищ. Что старший, что младший Баташёвы строго блюли собственный интерес, но верили только лишь в то, что могли пощупать руками, или хотя бы увидеть. Тут в выксунских болотах от любого рудознатца польза, пусть и небольшая, но выходила, а до края Земли братьям было не дотянуться, а значит, пусть хоть и чистое железо там в недрах лежит, Баташёвых оно не интересовало.
– А этот старик у столба? – спросил я. – Помрёт ведь не сегодня, так завтра. Какой вам с него прок?
– А этот, – Иван презрительно махнул рукой. – Он из вечноотданных. Бывших государевых людей. Брыкается аки конь дикий. А толку с него чуть. У Демидовых, говорили, золотишко из кварцевой жилы ковырял, а здесь у нас другая история.
При этих словах у меня словно металлоискатель в ушах запищал. Я сразу вспомнил о так и не состоявшихся планах по добыче золота и разумеется навострил ушки. Но про золото Иван не сказал больше ни слова. Не водилось здесь оно, так и говорить не о чем.
– А железо, дурак, плохо ведает, – продолжил хозяин. – Одну дудку по его знаку отрыли, другую – везде руда бедная, глина одна. С домной или молотом работать дыханием не вышел. Никчёма человечек. Но спеси, что у барона немецкого. Не любит хозяйскую руку. Так пусть у столба поскулит. А как околеет, другим уроком послужит. И то польза.
– Так отдай мне этого никчёму спесивого, – предложил я. – Мне хоть и такой сгодится. А я взамен соболями отдарю. В соболях-то я толк имею.
– А бери так, – неожиданно засмеялся Иван. – Вот уж такая услуга немногого стоит. Но за пушечки монетой заплатишь по верхнему краю.
Много возни оказалось с доставкой орудий до пристани. Телеги вязли в жиже, а пригнать много народу на тайное дело Иван не рискнул. Братья держали людей в чёрном теле, но кто его знает? Пушки – дело серьезное. Скажет кто «слово и дело», в самом Нерчинске придется горную карьеру продолжать. Продвигались медленно, так что даже едва стоящий на ногах Страхов – так звали подаренного мне никчёму – успевал за повозками.
Большую лодку, груженную пушками я спустил до небольшой песчаной косы, где временно высадил Страхова. Бежать ему было некуда, да и силы переплыть реку вряд ли остались. Я быстро перегнал груз в Викторию, а потом на небольшой лодочке вернулся за Страховым и уже своим ходом мы сплавились за пару дней до Нижнего.
По пути поговорили. Он действительно оказался если не стариком, то по меркам восемнадцатого века пожилым дядькой. И действительно разбирался в добыче золота. Правда россыпей Страхов в глаза не видел. Там, где он служил на Урале, добывали этот металл из кварцевой руды, которую сперва перемалывали до состояния песка. Но зато этот песок потом всё равно промывали тем же способом, что и природный. Так что я собирался использовать его опыт по максимуму.
– Вот, Копыто, – сказал я старому знакомцу, что поселился в доме помершего купца Брагина. – Это Страхов, рудознатец. Мне он чрезвычайно нужен в Охотске. Живой и здоровый. И нужен как можно быстрее. Сможешь его подкормить подлечить, документом снабдить, да по эстафете отправить?
– Садись, Страхов, выпей, – сказал Копыто гостю и повернулся ко мне. – Сделаем, не беспокойся.
***
Через каких-то три месяца (по стандартному времени) после первого посещения Гавайских островов, я уже наблюдал за суетой на мысе у входа в Перл-Харбор, в прилегающей акватории. К моему облегчению все три шхуны дошли целыми и без видимых повреждений. «Колумбия», «Афина» и «Филимон» мирно покачивались на мелких волнах. Ради прикрытия строительных работ они встали между лагуной и входом в гавань, рискуя повредить корпуса о рифы, случись вдруг внезапный шквал.
Флотилия прошла весь путь под командой Чихотки. Хотя шкипером он стал довольно поздно, зато моряцкого опыта ему было не занимать. Так что из парня получился отличный командор. «Из парня», – фыркнул я про себя. Парнем Чихотка был ещё при Елизавете, а увидел я его вместе с корешем Борькой и капитаном Окуневым, когда их еле живых после кораблекрушения сняли с голого островка и доставили в Охотск. Весь путь они, считай, со мной прошли. Плечом к плечу. И это я углы срезал, а им пришлось своим ходом время месить. И вот теперь и Чихотка командор, и Борька шкипер, а Окунев вовсе за адмирала. Хорошо хоть они уцелели.
Между кораблями и берегом сновали баркасы и лодки. На суше и рядом на мелководье работали небольшие бригады. Возведением крепости руководил Качугин – бывший первый помощник Расстриги, а ныне глава всего строительного дела наших колоний. Сюда же прибыл с северного берега и Степанов. Как человек сведущий в военной науке, он присматривал за строительством и вносил по ходу дела мелкие правки, вроде оптимальной ширины бойниц, места для порохового погреба и прочего. В общих же чертах проект мы согласовали загодя.
Наших американцев прибыло человек пятьдесят, ещё столько же подошло местных – как колонистов, так и их подопечных канаков. Интернационал впечатлял. Тут были и чукчи с коряками, из тех что первыми встали рядом со мной; русские, алеуты, саньки.
Баркасы подвозили кирпич, доски, пушки, бочки с припасами. С помощью местных наши строители наскоро выровняли площадку у входа в гавань, и вскоре уже каменщики выкладывали фундамент. Собственно из кирпича и местного камня соорудили только основу – фронтальные и поперечные стенки, которые засыпали грунтом. Получалась низкая, но широкая стена с позициями на ней для пушек, стрелков, наблюдателей.
Здесь нам не требовалась особо сложная фортификационная архитектура. Вроде рвов, эскарпов, бастионов и равелинов. Для обороны от дикарей годился простейший форт, фактически открытая батарея на возвышении, место, с какого можно вести огонь по акватории и берегу. Лишь со стороны суши гарнизон прикрывал парапет с неким подобие зубцов и бойниц. А к тому времени, когда сюда пожалуют европейцы с серьезным вооружением, мы придумаем ещё что-нибудь.
Внутри форта сооружались казармы, погреба, арсенал. Часть зданий возводилась из привезенных с собой дощатых щитов – эту технологию мы уже опробовали в Калифорнии. Она позволяла поставить городок за пару дней, произведя впечатление на местных и предоставив кров своим. Но капитальные сооружения решили всё же делать из камня.
Одна бригада большими пилами проделывала в коралловых рифах проходы для лодок, расширяла фарватер, ведущий в гавань. Пильщикам приходилась стоять по грудь в воде и погружаться ради работы с головой. Затем в ход пускали рычаги. Выломанные куски шли на строительные блоки. Возможно для настоящей крепости они выглядели не слишком прочными, ядро превратило бы такие стены в груду щебня, но местному примитивному оружию они были не по зубам.
Примерно через неделю на строительные работы пришел посмотреть местный али. Он вышел из зарослей (не слишком густых чтобы называть их джунглями). Вождя, на котором была накидка, сопровождала дюжина воинов в пышных юбках. В разговоры с пришлыми ни вождь, ни его охрана не вступали, но кое-кого из местных наших работников расспросили. Через некоторое время отряд убрался обратно вглубь острова, а местные сразу же доложили нам, что это был али Вэйпио.
– А Каха хан не спешит, что-то, – задумчиво проворчал Степанов. – Как бы чего дурного не надумал. За крепосцу опасаюсь, там наших осталось человек десять.
– Схожу по-быстрому на лодке, узнаю, – сказал я.
Степанов покачал головой, но возражать не стал.
Разумеется, я не собирался обходить остров на вёслах, на что мог уйти целый день или больше, а сделав несколько мощных гребков, предпринял молниеносный бросок до устья Ваймеа.
Дежурство в бухточке продолжалось, хотя человек был мне незнаком. Но во всяком случае это был русский.
– Как тут у вас? – спросил я. – Каха хан не беспокоит?
– Нет. Тихо, – ответил колонист.
Мы на всякий случай притопили лодку и я поднялся вдоль речки к крепости. Там все тоже оказалось в порядке. На хозяйстве остался большерецкий письмоводитель Спиридон, а Фёкла на всякий случай приглядывал за ним. Отдав клерку письмо Степанова, я сказал, что заберу ответ завтра, а сам отправился в гости к Петале.
Дочка на этот раз не спала. Я подарил ей шелковый платок и медный браслет с чеканкой. Здесь и женщины и мужчины носили браслеты на руках и лодыжках. Но медный выглядел необычным.
Девочка убежала, а я, развернув второй платок, повернулся к Петале. Сперва я повязал платок ей на голову, но сразу понял, что вышло карикатурно. Тогда я снял её юбку из местной грубоватой ткани и повязал шёлк на бёдра.
В общем-то мне не следовало бы привыкать к женщине. Но не мог же я вернуться на южный берег через несколько часов после отплытия? Да и выспаться давно не мешало.
Отступление II. Бенгалия
Они прошли Малаккский пролив, избежав внимания голландцев, бурь и пиратов, но затем потеряли ориентировку. Бенгальский залив встретил их спокойной погодой. Ураганы покинули море, переместились вглубь материка. Там, далеко на севере по ночам сверкали молнии. А на побережье ветер стих, и всё чаще пространство накрывало туманом или мелким тёплым дождем. Более двух недель Яшка не мог провести обсервацию, а шхуны отводил подальше от незнакомого берега, чтобы не налететь на мель.
Когда прояснялось флотилия приближалась границе воды и суши, которую берегом можно было назвать только условно. Затопленный мутной бело-коричневой водой лес начинался прямо посреди моря. Бесконечный зеленый лабиринт мангровых зарослей не мог быть ничем иным, как обширной дельтой великих рек. Если добавить к пейзажу частые дожди, то казалось, будто три стихи – земля, вода, воздух – смешались здесь в единую сущность.
Однажды прилив, усиленный небольшим ветерком, потащил флотилию под кроны этих сказочных дебрей. Увидев широкую протоку, которая могла быть рекой, Тропинин решился покориться приливу и углубиться внутрь материка.
Рукава неизвестной реки поначалу были широкими, но чем выше по течению (оно не ощущалось из-за прилива и высокой воды), тем больше ветвились, сужались. В некоторых местах затопленные деревья, точно живые изгороди, полностью перегораживали надводное пространство, в других – кроны нависали над водой и смыкались в подобие арок. Яшка приказал убрать паруса, опасаясь за их сохранность. Так же поступил следующий за флагманом Нырков. Там где становилось узко и мелко, а течение ослабевало, матросы прекращали бросать лот, а брались за шесты и отталкивались от берега или дна, если удавалось его нащупать. В остальное время небольшое приливное течение позволяло маневрировать, хотя мачты иногда всё же касались ветвей. Ванты, точно струны триммеров, сносили ветки и листья, которые падали на палубу и за борт. Корабль с прямыми парусами и далеко выступающими реями наверняка застрял бы, но шхуны протискивались даже в очень узких местах. Затонувшие деревья скребли по бортам ветвями, но эти звуки можно было услышать только в трюме. На палубе они полностью растворялись в какофонии затопленного леса.
Движение шхун сопровождалось криками, воем, ревом, писком. Птицы, насекомые, жабы, звери – все вносили лепту в общий несмолкаемый шум. Тропинин прислушивался к звукам, рассматривал местную флору, пытаясь определить, в какое же всё-таки место их занесло. Неожиданно на палубу вместе с очередной ветвью плюхнулась змея, затем ещё одна. Обе были ядовито-зеленого цвета. Только случайно они не попали кому-нибудь на голову. Поднялся крик. Лёшка схватился за пистолет, другие потянулись к ножам. И то и другое выглядело слабым оружием против вёртких гадин. Тогда молодой Чижов перехватил шест и ловко спихнул в воду сперва одну змею, а потом и другую. Эта пара оказалась предвестником настоящего нашествия. Как только лес подступил ближе, а мачты стали чаще задевали за ветви, змеи повалили на палубы скопом.
Народ по примеру Чижова вооружился палками и абордажными саблями. Змей спихивали, рубили, некоторые ловкачи умудрялись сбивать их еще на лету. А потом вдруг все кончилось. Ветви продолжали падать на палубу, но змеи пропали.
– Смотрите же! – воскликнул кто-то.
С маленького островка из наносов грязи в воду резво забежал огромный крокодил. Северяне увидели такого монстра впервые. Даже верный пёс Чижова перестал изображать из себя охотника и предпочел укрыться в казёнке.
– И это посреди дня, – проворчал Тропинин. – Я бы не хотел оставаться здесь на ночь.
– А как мы теперь отсюда выберемся? – спросил с опаской Слон.
– Будет отлив, выберемся, – спокойно произнёс Яшка.
– Лодка! – крикнул Босый от бушприта. – Ещё одна.
Они увидели плоский берег. Ближе к воде во влажной грязи лежало несколько лодок с поднятым носом. Некоторые из них явно требовали починки. Чуть глубже стояли шалаши или хижины. Кое-где поднимался дымок.
На индийскую территорию Тропинин ступил с восторженным криком «хинди, руси бхай, бхай!». Он исполнил детскую мечту, но его приветствие напрасно сотрясло воздух. Никто не подхватил Лёшку на руки, его не принялись подбрасывать к небу, и не наградили гроздью бананов. Жители небольшого рыбачьего поселения частью попрятались в тростниковые, обмазанные местной грязью хижинки, а те что остались на виду, смотрели на пришельцев с опаской, словно имели уже печальный опыт подобных десантов.
Небольшой остров среди затопленного леса стал первым клочком суши, обнаруженным экспедицией за почти неделю ежедневных заходов в прибрежные заросли.
Торжественной встречи не вышло. Жители косились на пришельцев, готовые случись чего прыгнуть в свои хлипкие на вид лодки или разбежаться по острову, а гости не оставались в долгу и большей частью оставались на кораблях, держа под руками ружья и сабли. Тогда, выбрав одного из рыбаков, что показался ему менее пугливым, Лёшка попытался установить контакт.
– Бенгалия? – спросил он.
– Бангала, – подтвердил житель.
Лёшка вздохнул с облегчением. Хотя возможно тот просто повторил его слово. С другой стороны, промахнуться мимо Бенгалии было почти невозможно.
– Банкибазар, – произнёс Тропинин, изобразив мимикой вопрос.
Рыбак не ответил. Лёшка достал монету и, зажав между пальцами, повертел ею перед глазами бенгальца.
– Банкибазар, – повторил он.
Судя по реакции, рыбак с шиллингами был знаком, но ответа всё равно не последовало. Вместо этого на окрик примчался мальчишка с круглой корзиной в руках. Корзину доверху заполняла рыба, похожая на леща. Прочие жители тоже осмелели и потянулись к берегу. Кто-то занялся ремонтом лодок, кто-то рассматривал корабли, самые предприимчивые тащили всякую снедь, главным образом рыбу и зелень.
– Рыбу не надо, – замотал головой Лёшка. – Нот фуд. Банкибазар.
Рыбак молчал. Его сородичи обменивались мнениями между собой.
– Белые, уайт, – Лёшка коснулся собственного лица. – Кришченс, – он вытащил из-под рубахи нательный крест.
Рыбак подумал немного и указал нерешительно куда-то на запад.
– Нет, бхай, – замотал головой Тропинин. – Инглиш не надо. Калькутта не надо.
Он махнул вглубь мангровых зарослей.
– Форест, ченел, Банкибазар.
– Бонбиби, – сказал рыбак, показав рукой на лес.
– Гоу. Сэйлин, – Лешка изобразил работу веслом. – Ганг, Хугли, Банкибазар, андестенд?
Бенгалец вновь показал на запад.
– Ганг? – махнул в ту сторону Тропинин.
– Колката, – кивнул рыбак.– Муршедабад, Касимбазар.
Переговоры шли туго. Прибавив ещё один шиллинг и называя новые ориентиры, Лёшка утвердился во мнении, что экспедиция углубилась в джунгли сильно восточнее главных европейских поселений. Но вот узнать, есть ли где-то протока в верховья Хугли, ему так и не удалось.
Они двинулись дальше на запад, стараясь держаться границы моря и леса. Тропинин решил проверять каждый подходящий речной рукав, а заодно рассчитывал укрыться в зарослях, случись им вдруг им встретить английское судно. Ему не хотелось раньше времени афишировать свой визит. Но среди туземцев слух, похоже, уже пошёл и в следующей деревне их приняли гораздо приветливей. Бананами, впрочем, вновь не одарили и на руках не носили, но встретили без испуга, деловито. Не успели шхуны пристать к острову, как дети уже тащили на обмен рыбу.
– Хинди, Руси, бхай, бхай, – скорее проворчал чем крикнул Тропинин. – Если бы мы пришли покорять Индию ради рыбы, то уже возвращались бы домой с полными трюмами.
– Не нравится мне это, – заявил ему Яшка. – О нас, похоже, знают уже на всём побережье.
– У рыбаков есть лодки, – пожал плечами Тропинин. – Они наверняка передвигаются по протокам. Пока мы обходим морем, они успевают предупредить соседей.
– Если бы только соседей, – мрачно возразил капитан.
Чутьё не подвело Дальнобойщика. В одном из обширных заливов, шхуны внезапно встретили флотилию странных судов – длинных лодок, каждая с двумя невысокими мачтами и небольшой надстройкой на корме. Возможно это были дау или гальветты, или проа, никто из обеих команд не разбирался в местных типах судов. Даже Вэнь и Мамун могли только сказать, что это не джонки.
– Поднять пушки! – распорядился Яшка. – Но без шума. Прикройте парусиной, мешками.
Он предпочитал держать туза в рукаве.
Издали флотилию можно было вполне принять за рыбачью, если бы лодки не направились прямо к шхунам. Рыбаки так себя не ведут. У них сети, ловушки, им некогда приветствовать чужаков. Мелкие торговцы? Но что они делают большой стаей в такой глуши? И что они могут предложить пришлым кроме всё той же рыбы?
– Сигнал на «Мефодия», – спокойно произнес Яшка. – Готовность к бою.
Сигнал был излишним. На консорте уже вытащили пушки и по примеру флагмана замаскировали их всяким хламом.
Разглядеть приготовления на шхунах местные пока не могли. Зато Тропинин поднял подзорную трубу и отчетливо разглядел десятки слаженно работающих вёсел на каждой из лодок. Такие команды ни рыбаки, ни мелкие торговцы себе позволить не могли.
– У них слишком много людей на борту, – заметил он.
Яшка кивнул.
– Убрать Медведицу, поднять триколор.
По какой-то причине Дальнобойщик предпочёл принять бой под флагом регистрации. Хотя это мало что меняло. Пиратам на флаги было плевать, а морской арбитраж вряд ли находился ближе, чем в Европе.
Чижов загнал собаку в казёнку и разносил по орудийным расчетам заряды. Расстрига командовал первой парой шестифунтовок (на разных бортах), Незевай с Шэнем возились у второй пары, готовые если что заняться гротом. Слон стоял облокотившись на вверенный ему носовой фальконет, прикрытый до поры мешковиной. Рядом стоял Босый, отвечающий за управление кливерами. Мушкетёры незаметно распределились по палубе, укрылись под защиту мачт.
Тропинин отправился на казёнку к своей вертлюжной пушке. Он разложил на крыше заряды, кадку с фитилем, рядом положил клинок и пистолеты на случай абордажной атаки. Его мозг, словно отвлекаясь от предстоящей схватки, заработал в другом направлении. Глядя на заряжание и выкатку шестифунтовок Лёшка подумал, что они никогда не используют пушки обоих бортов и в принципе могли бы обойтись парой вместо четырех. Правда шхуна тогда накренилась бы, но это можно исправить противовесом. Но тогда придется передвигать не только пушки, но и противовес… да и какой смысл, если все равно поднимать снизу тяжесть. Лучше уж тогда иметь запасные орудия. Нет, это идея бесперспективна. Требовалось создавать легкие стальные орудия с малым калибром, но длинным стволом, скоростной стрельбой и разрывными снарядами. Трехдюймовка на поворотной раме – самое то…
