bannerbannerbanner
полная версияНаноид. Исходный код

Сергей Ермолов
Наноид. Исходный код

Полная версия

Мог ли разум выступать от имени человека? Или разум был чем-то отдельным от тела, самосоятельным элементом? Какую часть человека составляет разум, а какую – тело?

Необходимо было что-то сделать, предпринять действие, но какое? Я решил, что еще не пришло для действия подходящее время.

Я лежал расслабившись, наслаждаясь покоем и тишиной, и думал, что так, возможно, лучше. Теперь я обращал внимание на новые факты. Эволюция двуногих продолжалась.

Включил настольную лампу, чтобы убедиться. Проверил бледно-голубые стены. Вокруг было чисто и опрятно. Сердце медленно успокоилось, паника ушла.

Неожиданно моя рука начала дрожать, и я напрягся. Необходимо было восстановить контроль имплантов.

Я бы улыбнулся, если бы мог, не сомневался в этом. Но анатомически, как и все люди, я выглядел грустным.

У меня белая кожа. Светло-каштановые волосы. Голубые глаза. Я высок ростом – 180 см. В одежде немного консервативен. У меня были очки для чтения, хотя я надевал их больше из притворства, чем необходимости. Не верю Бога. Мое имя – Амант.

Я внес поправки в снабжение тела жидкостью, изменил структуру кожи и убавил дыхательный ритм; одновременно сузил зрачки, чтобы приспособить глаза к яркому свету, не снижая остроты зрения.

Странно, но возникло ощущение того, что нонокс пытается ускользнуть от моего взгляда. Мне не удавалось рассмотреть что-либо дольше секунды. Взгляд скользил, как луч света по поверхности зеркала. И если бы в этот момент меня попросили описать что происходит вокруг, я бы не смог это сделать. Все в окружающих меня людях и предметах было чуждым и мрачным и излучало необъяснимую, но отчетливо ощутимую угрозу.

Цивилизация машин была ослеплена ненавистью к жизни до такой степени, что ждала только удобный случай покончить с нами. Люди вокруг старались выжить любыми способами. Количество имплантов в человеке уже давно превышало все допустимые нормы. Быть наноидом – это мечта человека. Остаться человеком, избавившись от всего неудобного человеческого. Я старался найти в человеческом языке подходящее определение. Человеку требовалось значительно больше данных, чем любому наноиду.

Наноиды, представляли собой коллективный ум. Несмотря на то, что у наноида отсутствовали воспоминания, он мог в одиночку справиться с поставленной задачей и как индивидуум обладает интеллектом. Наноиды, как отдельные существа, были не более, чем живые машины. Чтобы строить планы и действовать, они нуждались друг в друге. Кроме того, наноиды были разбросаны по всей территории и машины было держать их под постоянным контролем.

Вместе с очевидными преимуществами в строении тела наноида имелись и недостатки. Их очень быстрый ум мог находить свое выражение только через примитивную нервную систему наноида, которая не всегда могла понять и просчитать поступки и мотивы действий людей. Если бы все происходило по-другому, человек бы уже давно был уничтожен.

Сообщество наноидов соединялись в единое целое, в котором отдельные существа уже не являются индивидуумами. Любое воспоминание имелось в сознании каждого наноида, а в одном из них оно сохраняется на протяжении нескольких лет. В машинах еще оставалось то, что было заложено в механизмы человеком. Человеческое еще оставалось в наноидах, память еще держалась в программных кодах, которые были созданы человеком. Машины еще чувствовали по временам свои старые личности.

Наноиды – это машины. Пусть они осознавали себя и являлись личностями, но они оставались машинами. При подведении итогов потерь в боевых столкновениях наноиды отождествлялись с потерями техники.

Глава 5

Было жарко, даже душновато. В щели не задувало – кондиционеры отключали на ночь. Горели три газовые лампы. Мы сидели на ящиках вдоль стен.

Рапатонов звали Оматон, Ботта и Аминк. Они были машинами, воевавшими рядом с людьми. Наноиды, которых удалось перепрограммировать. Я наблюдал за ними, пока они готовились к рейду. Оружейная камера, в которой происходило снаряжение машин выглядела оживленной – заполненная методично движущимися безмозглыми новви, облачающих наноидов в защитную броню.

Я слышал гул вращающихся волокон псевдомускулов. Каждая роль жизненно важна. Каждая обязанность почетна.

Лицо Оматона было разбито, а тело изрезано – теперь он наполовину состоял из новых имплантов – последствия неизлечимых ран – но он остался непокорным и даже неутомимым. Выстрел, изуродовавший ему лицо, предназначался мне. Я вспоминал про это каждый раз, когда его видел. Его синие глаза были сужены – он тестировал щелкающие мерцающие оптические импланты.

– Наноиды мыслят не как люди, – заговорил Ботта. – Наноиды приходят не ради мести, не ради того, чтобы заставить нас истечь кровью за свои поражения. Они пришли, чтобы уничтожить нас.

– Нонокс не устоит, – сказал Оматон. – Мы должны покинуть его и рассредоточиться по другим укреплениям. Это не Вторая война.

Аминк злобно заговорил:

– Поверхность этого мира будет пылать, пока от величайших достижений человечества не останется ничего, кроме пепла.

– Я никогда прежде не слышал, чтобы ты предрекал поражение, брат, – сказал я.

– Мне еще будут люди рот затыкать, – проворчал Аминк.

Наши нанотехники постарались и вложили в наноидов правильные мысли. Сомнений не должно остаться ни у кого.

В боевых группах был высокий уровень потерь, поэтому их комплектовали изделиями, о которых можно было не жалеть. Расходным материалом.

На посадочных площадках военные транспорты выдвигались в колонны, направляясь в лагеря, разбитые вокруг «Нонокса 357». Краска на их бортах уже сошла, обнажив тусклый металл.

Важные мысли возникали в моей голове. Снабжение продовольствием «Нонокса 357». Насколько его хватит, когда поставки извне станут невозможны. Где эти припасы хранить? Возникала необходимость планирования сокращенного рациона с предлагающимися списками предполагаемых потерь от истощения.

Центры очистки воды. Сколько из них должны функционировать, чтобы обеспечить потребности людей? Подземные хранилища и текущие запасы воды были близки к истощению.

Возникали новые виды болезней. Их симптомы пугали тех, кто сталкивался с ними впервые. Тяжесть течения и скорость распространения искусственных вирусов внутри живых организмов не оставляли шансов уцелеть выжившим. Сложно было предположить, к чему приведут поиски машин в их стремлении избавиться от соперников по планете. Невозможность определить механизм распространения нановирусов пугал тех, кому пока повело. Сочетаемость человеческих экземпляров с имплантами все еще оставалась очень низкой. Многие люди пережив ломку прежних стереотипов, осознав, куда на самом деле попали, начинали жить одним днем.

Я устал. А ведь сегодня даже не сражался. Мое дыхание было тяжелым. Воздух, переработанный и отфильтрованный, проходил сквозь маску респиратора, закрывающую нос и рот.

Я был хорошим солдатом: выполнял приказы, защищал людей от машин и никогда не задавал лишних вопросов. Но я командовал, и команды – выполнялись, если верить сообщениям новви. Я начинал замечать, что у машин оказывалось больше причин выполнять приказы, чем у меня – отдавать. Отдавать приказы машинам становилось труднее. Чтобы принять решение – любое решение, – требовалось все больше усилий. Я утратил ощущение безопасности, постоянства. Не мог надеяться на самого себя. Становилось все сложней просто прожить день.

Я привел в действие имплант, и на зрительных нервах появились образы, которые перекрывали действительную картину окружающего. Близость наноидов и создаваемые ими помехи искажали восприятие реальности через импланты до такой степени, что мир вокруг превращается в бред. Я начинал воображать себя машиной, тайком наблюдающей за собой из сидящего рядом человека.

Правда была в том, что среди людей найдется десять дураков на сотню нормальных. Так почему бы и среди наноидов не быть таким?

Называть кого-то людьми лишь на основании принадлежности к одному виду тоже казалось нелепым. Теперь все в «Ноноксе 357» знали, что в некоторых районах есть другие уцелевшие сообщества людей. Некоторые из них были враждебны, некоторых можно сделать союзниками, а большинство – нейтральны и старались лишь уцелеть.

Время обратилось вспять. Мы превратились в примитивных охотников, собирателей механической падали. Стали кочевниками без прошлого, подножием эволюционной пирамиды. Но человек не был готов расстаться с надеждой. Людей еще было достаточно, чтобы оказать сопротивление.

Наноиды существовали по своим, странным законам, и хотя эти законы во многом были похожи на те, которым подчинялись животные, понять их до конца нам, скорее всего, не дано.

Перед закрытыми глазами то и дело проносились видения, события прошедших дней и остальная чепуха, которая мешала полностью сосредоточится. Я даже растерялся от такого обилия информации и воспоминаний.

Я уже расстался с иллюзиями. По характеру я был мягким, человеком, даже к реальности армейских будней приспосабливался с трудом, постепенно закупориваясь в панцире отчужденности, предпочитая с головой погружаться в исследования и не замечать происходящего вокруг.

Теперь я был занят всего одним вопросом, точнее книгой. Нужно покопаться в информационном импланте, вдруг там есть что-то интересное.

Я прочитал книгу о наноидах, хотя это был скорее альманах для охотников на наноидов. Информации было достаточно много, описывались разные типы наноидов, и места их обитания. Кто чем силен и как отличается от человека, как выявлять и истреблять. Из всего написанного мне удалось уяснить следующее:

Чем больше наноид похож на человека, тем он сильнее и опаснее. Машина может стать практически не отличимой от человека, a, следовательно, безнаканно уничтожать базы уцелевших людей.

Теперь никому нельзя доверять. Перекодированные наноиды – рапатоны, вроде бы, ничего плохого не делали. Держались дружелюбно, общались, выполняли все приказы людей и в помощи не отказывали. Соседи по планете как соседи, ничего не возразишь против. Но разве будущее угадаешь? И еще они наноидов изготавливали.

 

Рапатоны никому не докучали, они вообще старались не попадаться на глаза людям лишний раз. Но за ними лучше было присматривать. Кто знает, что у них на уме.

Нет в нашем мире более коварных и мерзких существ, чем наноиды. Я знал, что они ненавидят нас – людей. Никого не вводили в заблуждение холодные взгляды разумных машин, остающиеся бесстрастными в любой ситуации. Это равнодушие – всего лишь прикрытие, врожденный дар, помогающий машинам скрывать их вероломство.

Глава 6

Одета Анна была просто: свободные черные брюки из мягкой ткани, свободный же, почти не приталенный черный жакет из напоминающего шелк материала. Сама бледная, худая до истощенности. Кожа гладкая, воскового оттенка, правильные черты лица. Впечатление усиливалось полным отсутствием волос на голове. Она была похожа на незавершенного наноида.

Анна приблизилась ко мне. Мое сердце билось все чаще, и я чувствовал, что тут что-то не так. Я не терял контроль. Я видел ее каждый день, при этом мне удавалось сохранять некое подобие превосходства. Но сейчас все было не так, как обычно.

Она коснулась моей руки. Ее пальцы пробежали по изгибу моего плеча.

Мне хотелось крикнуть, чтобы она прекратила, чтобы ушла. Я был счастлив от того, что она оказалась рядом, даже если в этом не находил никакого смысла. Но сам я не мог коснуться ее, не мог ее обнять, как всегда этого хотел.

– Ты любишь меня? – шепнула она.

– Что? – с трудом выдохнул я. – Что ты делаешь?

– Ты все еще любишь меня? – переспросила она. Теперь ее пальцы ощупывали мое лицо, скользили по подбородку.

– Да, – ответил я. – Да, все еще люблю…

Я моргнул и понял, что проснулся среди ночи. Со всех сторон меня обступила темнота. Я поежился, обнял себя руками. Я не мог контролировать кошмары, но в минуты пробуждения ее имя оказывалось единственным воспоминанием.

Обман самого себя – самый короткий путь к тому, чтобы стать неудачником. Неудачник – это человек, который довольствуется тем, что ему доступно и выдает это за желаемое.

Мы потеряли связь, говорил я себе. Мы отгородились от внешнего мира. Устроили закуток и забились в него. И ничего не знали о том, что происходит за пределами. Могли знать, должны были знать, но нас это не занимало.

Пора было бы и нам что-нибудь предпринять.

Люди растерялись. Мы были подавлены, но первое время еще пытались что-то сделать, а потом окончательно пали духом. Мы пережили предательство машин. Разумеется, пережили. Достаточно было смениться одному поколению. Человек легко приспосабливался, – он все что угодно мог пережить.

Я лежал неподвижно перед очагом, слушая шорохи, мягкую, приглушенную поступь хлопочущих наноидов, неразборчивый говор людей этажом выше.

Неплохая жизнь. Люди думали, что это все сделано нами. А вот Мерт говорил – не нами. Мерт говорил, что мы ничего не добавили к оставленной нам в наследство машинной логике и что нами многое утрачено. Он говорил о наноидах и пробовал что-то объяснить, но я ничего не понял. Сказал, что можно миллион лет изучать нанотехнологии и не добраться до кодов контроля машин.

Чем старше я становился, тем более завораживающим казался мне мир людей. Наноиды тоже представляли для меня интерес. Их устройство отличалось от человеческого. У наноидов была армия из клонов людей – новви и средства быстро растить новые клоны, так что первое время казалось, что они неминуемо одержат верх.

Но люди пытались противостоять наноидам. Это было трудно. Наноиды уничтожали автоматизированные боевые машины человека старых типов. Они сканировали минные поля, обходили их. Попытки атаковать Робобото ракетами сталкивались с неприступной обороной. Однако это ничего не меняло: на место одного уничтоженного «солдатика» Робобото с помощью своих наномашин ставил двоих.

– Наноиды не беспокоят? – спросил я Мерта, когда мы шли через зал в направлении неработающего эскалатора.

– Позавчера один свихнувшийся нано принялся долбиться в стену. Пришлось отключить и сканировать всю партию. А так – все спокойно. Среди наноидов свои, довольно непростые отношения.

– Как среди людей?

– Ты наверняка все только в теории знаешь, как себя с ними вести, а я за ними десять лет наблюдаю.

Мы увидели несколько наноидов, стоявших толпой.

Это было прямым нарушением правил поведения наноидов, работающих среди людей. Ни один человек не может вычислить, в какие схемы сложатся импульсы, посылаемые наноидами для связи друг с другом.

Как только наноиды приближались друг к другу, в этом была видна очевидная заинтересованность. Их приходилось сразу сканировать на предмет выявления возможного сбоя в коде поведения.

Машины оставались непредсказуемы. Программные коды Робобото быыли слишком опасны для человека, чтобы оставлять без внимания малейший сбой.

– Номер поставленной задачи, – спросил я у первого наноида, который обернулся.

Он смотрел сквозь меня и ничего не ответил.

– Продолжаем разговор, – я упрямо наклонил голову. – Кто вы и что здесь делаете.

– Такими темпами скоро будет некому с вами разговаривать, – подал голос наноид, раздвинувший толпу, словно ледокол. Наноид подошел ближе, и я смог его разглядеть. Человекоподобный, но с руками от промышленного манипулятора.

Глупо раздражать машины.

– Чем послушнее мы будем, тем сильнее станете давить на нас, чтобы лишний раз напомнить, кто здесь хозяин, – наноид опять возразил, неожиданно раз озлившись.

– Меня бы это точно удивило…

– Таковы правила? – спросил я.

– Нет, – мотнул головой наноид.

Я раздраженно пожал плечами. Я хотел высказать свое мнение.

Все меня нервировало, особенно необходимость не подавать виду, что я нервничаю, не позволить другим догадаться, что испуган.

Наноиды начали говорить, перебивая друг друга.

– Бедные люди, они все умрут.

– Бедные мы, мы не умрем.

– Мы не должны.

– Говорить такое?

– Вообще говорить.

– Всегда полезно припомнить факты, – продолжил Мерт, не повышая тона. – С этими наноидами я сотрудничал. Они правда, неопасны и не желают никому зла, просто хотят вообразить себя живыми.

– Да, – ответил Керкан. – Они переполнены скверной. Все они. Если заглянуть под доспехи наноидов, наверняка окажется, что их коды взломаны.

– Не знаю, что и подумать об этом парне, – прошептал Мерт.

– Вроде нормальный. – Я пожал плечами. – То есть, история достоверная.

Наноиды начали медленно расходиться.

– Есть вероятность, что контроль наноидов не сработает?

Керкан невесело усмехнулся.

– Вы даже не подозреваете, насколько правы. Однако нужно быть очень внимательным, чтобы различить существо и маску.

– Ничего не понимаю, – озадаченно сказал я.

– Наноид, которого мы видели, – только оболочка, а не сама суть. Это маска, под которой не скрывается враг.

– Кто же тогда наш враг?

– Эти существа безымянны, – немного помедлив, ответил Мерт.

Керкан сокрушенно вздохнул.

– Наноиды сами не знают, откуда приходят новые существа.

– Это искусственные тела, – невозмутимо продолжал Мерт. – Однако они до мельчайших деталей соответствуют живым.

Мерт кивнул.

– Механизмы старые, человеческие,  – скупо ответил он. – Пока займусь размещением новых наноидов. Потом думаю организовать совместный разведывательный рейд наноидов и наших бойцов. Пусть приучаются действовать совместно.

Я знал, что его беспокойство обоснованно. Потому что сложно контролировать все замены человека наноидами. По три, по четыре – и в разных местах, чтобы не всполошить живность этого мира.

Есть среди людей хорошая поговорка: «От человека до наноида – один шаг».

У меня вдруг заложило уши, я потрогал их и сморщился. Стало больно – как будто ватной палочкой слишком глубоко ковырнул в ухе, и барабанная перепонка отозвалась. В висках заломило, я тихо выругался. И понял, что остальные ощущают примерно то же: Мерт шипел и крутил головой. Как будто откуда-то шел неслышный сигнал. И вдруг все закончилось, боль исчезла.

В наше время сложно выжить без имплантов. А их производство контролировали наноиды. Не все в машинных технологиях удавалось просчитать человеку.

«Тебе потребуется не меньше часа на адаптацию, – тут же вспомнились слова начальника нанотехнической лаборатории. – В случае нестабильной работы импланта, ты должен найти укрытие, переждать, пока твой мозг не начнет быстро и адекватно обрабатывать данные от несвойственных человеку устройств восприятия»

Многие люди погибали в первые дни после имплантации…

Я сидел и ждал, размышляя над тем, не является ли состояние неуверенности и неопределенности, охватившее всех нас, одной из целей задуманного наноидами плана по нагнетанию давления. Машины хотели контролировать нас?

Наноиды не скрывали тайн. Они давали людям понять, какая участь ждет их в случае неповиновения. Протесты и наказания продолжались, но это ничего не меняло. Технический прогресс победил человечность.

Я искал воспоминания, которые могли бы мне пригодиться; их было много, но все бесполезные. Так проявляли себя системы защиты человеческого разума, встроенные в импланты контроля.

Когда избавлюсь от импланта контроля, тогда буду счастлив. Так я себе говорил. Возможно, это следовало сделать раньше. Мне бы хотелось усовершенствовать модификации своих имплантов. Я хотел идти дальше в разитии человека.

Мерт объяснял мне, что книги, написанные людьми, куда важнее, чем компьютерные программы. Я вспоминал то, что прочитал в них:

«Прими то, что ты не можешь изменить. Не трать напрасно время – не злись и не расстраивайся».

Я чувствовал боль и гнев, умел любить и знал, что создан не для того, чтобы быть вещью. Таких, как я было здесь много – тех, кого оставили в неведении в отношении целей нашего сопротивления. Разобщенные нонксы могли стать легкой мишенью для машин и это постоянно нервировало. Шагая по комнате, я заметил себя в большом, во весь мой рост, зеркале. Светлые, коротко остриженные волосы всклокочены, голубые глаза стали безжизненными, лицо хмурое и несчастное.

Я прижался лбом и носом к стеклу.

«Я хорошо себя чувствую, – уговаривал я сам себя. – Просто вот это и называется «хорошо себя чувствовать». Я до боли вонзил ногти в ладони. Еще секунда, и самообладание могло изменить мне. Различные видения быстро сменяли друг друга, но связной картинны не получалось. Но вот в черном мраке видений явно и резко начали проецироваться непонятные знаки, и, спустя несколько секунд, я понял, что это стилизованные изображения кодов.

Уже лучше. Я снова владел собой.

Я зашел в отдел контроля и проверки вновь поступивших экземпляров наноидов. Подтвердились ходившие среди нанотехников слухи о новых вариантах контроля подчиняющихся наноидам машинах. Действительно, в сканере безопасности нонокса появилась запись о новом обнаруженном коде, не поддающимся расшифровке. Скачивание и обработка баз данных с новых машин производилась специализированным сканером, который не был связан с технологичной сетью «Нонокса 357».

Вереница цифровых данных пробегала по экрану сканера. Состояние имплантов и механизмов проверяемых наноидов, высвечивающееся на главном дисплее, передавались с центрального пульта оперативного сканера, правда, в несколько сокращенном и схематичном виде.

Многие из поступивших наноидов на экранах контроля были снабжены табличкой: «Идентифицировать не удалось». Неидентифицированные машины немедленно уничтожались. Правило безопасности гласило: уничтожать все, что не удается контролировать.

«Неужели мы действительно можем надеяться победить?» – подумал я.

Могла произойти катастрофа. Когда Робобото образовалось, тут же первой пульсацией взломало программные коды, которые контролировали поведенческую структуру машин. Получилось, что коды комплексов ноноидов между собой перемешались и словно вырвались на свободу. Не было в этом никакой мистики, что бы вокруг не говорили. Из-за того, что колонии наномашин разных специализаций перемешались между собой, получилось, что исходные коды исчезли, а из собранных пульсацией структурировались новые, видоизменившиеся программы. Их объединяла только одна задача, которую невозможно исказить, – опция самовоспроизводства и самоподдержания. Коды пульсаций машин отличались от кодов, созданных человеком.

– Сейчас для нас главное – выжить! – решительно сказал я. – Человечество борется за свое право существовать, и наноиды не смогут нас сломить! И мы продержимся назло всем! И выйдем за пределы нонокса!

– Чем именно? – Мерт снисходительно улыбнулся. – Теми крохами, которые еще остались в наших биологических секторах? Этого не хватит. Боюсь, что мы съедим их. А то, что не успеем съесть, распродадим в обмен на топливо и импланты.

 

– Из того, что ты говоришь, я могу сделать вывод, что наноиды сейчас сложнее и сильнее, чем еще год назад. – Я изобразил задумчивость, словно прокручивая эту мысль, – Да, это может оказаться настоящей причиной нашей проблемы. В конце концов, мы имеем дело с наномашинами. Не знаем мы о них ничего, кроме того, что они эволюционируют из поколения в поколение.

– Все намного сложнее. Если хочешь, давай поговорим начистоту.

Дождавшись утвердительного кивка, он продолжил:

– Ты многое пропустил, пока скитался снаружи. Созданные человеком наномашины были была понятны и предсказуем. Наноиды со сломанным кодом безопасности захватывали носители, реконструировали их, создавая наноидов. Кто-то сломал коды человека. Бог знает кто захотел выпустить наноидов на свободу. Может быть, он сам не догадывался, чем это обернется. Наноиды начали бороться за свое существование, многие из них погибали, другие понемногу совершенствовались.

Слова Мерта заставили меня задуматься.

– Есть ощущение, что кто-то играет и нами, как виртуальными солдатиками.

– Пожалуй, ты прав.

– Машина эволюционирует, а мы чем хуже?

Мой вопрос казалось поставил Мерта в тупик.

– Вспомни, каким ты пришел сюда, и подумай, кем стал теперь.

Я призадумался. Действительно. С чего начинали? Сканер и кодировщик были единственным средством воздействия на наноидов. С их помощью удавалось запрограммировать машины на формирование полезных человеку действий, а не на бесконтрольное увеличение численности самовоспроизводящихся наноидов.

А когда я в последний раз пользовался громоздкими, морально и технически устаревшими устройствами личного восприятия? Их заменили специализированные импланты. Искусство нанотехники вышло на новый уровень благодаря возможностям наноидов.

– Мы выжили, – произнес я. – Не спрашивал себя, что дальше?

– Боюсь, ты все усложняешь.

– Нет, – спокойно ответил я. – Робобото выстроил города, сформировал целую армию наноидов, бросил их сюда. Зачем? С какой целью?

– Не знаю, – нехотя признал Мерт. – Меня сейчас меньше всего волнуют наноиды.

– Зря. Робобото рационален. Организованное им вторжение потребовало не только серьезной подготовки, но и огромных ресурсов. Ни одна машина не станет заниматься бесцельным расточительством. Даже примитивы, управляемые колонии наноидов, не склонны к нерациональной агрессии.

– Ладно. Я соглашусь – у них есть цель – контроль над сознанием человека. И наноиды ее достигнут, можешь быть уверен!

Мне доводилось слышать об этом. Называлось это все «перекодировка». Когда-то только военные пользовались данной технологией, чтобы вносить изменения и дополнения в сведения, уже заложенные в наноимпланты солдат. В отличие от органического мозга внутричерепное оперативное запоминающее устройство не было разборчиво и могло принять все, что для него приготовят. Технологичные вирусные коды были предназначены для искажения восприятия реальности, уничтожения базы сознания человека, отделяющией правду от лжи.

– Разумеется, измененная раса людей искренне считает, что продолжает жить по своей собственной свободной воле и вполне самостоятельна.

– Имплант влияет даже на сны человека и генерирует аномальные показания. Исходное человеческое сознание может никогда не заработать. Только если тело пытается отторгнуть имплантат.

– Ты шутишь? Импланты подменяют собой личность человека?

– Я не шучу. Физиология бунтует, отторгая имплантаты, связанные с мозгом.

– Это не мутация, это генетическая эволюция. Посмотри, что имплантаты делают с человеческими органами. Химикаты и составы, которые были выделены, чтобы сделать человека более приспособленными, до сих пор не успокоились у людей в крови. Они пытаются изменить нас даже сейчас, развить дальше.

Логика и разум все еще оставались главными факторами, управляющими жизнью человека.

В прошлом кто-то разумный и осторожный выступал против наноидов в связи с их возможной бесконтрольностью. Например, они могли убивать раненых и сдающихся в плен противников. Им было трудно отличить солдат противника от мирных жителей.

Но без машин и их умения приспосабливаться к реальности было не выжить. Короткие, четкие инструкции, простота предполагаемого действия – были основой их действий. Наноиды всегда находили самый оптимальный и правильный вариант необходимых решений. Любой, кто оказывается в стороне от прогресса всегда обречен.

Моральный слом человека произошел мгновенно. Пережив катастрофу, люди утратили спасительную для многих иллюзорность мышления. Я помнил превратившиеся в щебень кварталы и теперь в точности знал, как ненадежен огромный город, как легко разрушаются красивые и прочные с виду здания.

Через время возникло желание доверить свое сознание программе. Среди людей, которые считали себя стоящими во главе прогресса зародилась мысль, что имплант в данном случае мог бы быть переходом сознания на новый уровень. И с этим новым уровнем развития человека пришло бы понимание происходящего и осознание того, как в нем существовать.

– Все наноиды одинаковые. – Мерт поморщился. – Разницу придумывали рекламщики из корпораций и немного программисты.

– Я не собираюсь докапываться до сути всего происходящего. Мне нужно только общее впечатление.

– Чем ближе к центру Робобото, тем больше брошенных блокпостов, – не стал дожидаться вопросов Мерт. – По первому времени, когда наноиды были еще не столь совершенны, как сейчас, военные пытались загнать все взбунтовавшиеся машины на небольшой участок, чтобы ударить потом чем-нибудь помощнее. Чтобы, всех разом уничтожить.

– Вот ты так говоришь, – усмехнувшись, дернул подбородком я, – будто знаешь стопроцентно надежный способ, как справиться с наноидами.

– Не знаю. Военные опять просчитались. Машины не смогли воевать с машинами. Это было первое проявление ошибки центра контроля.

– Ошибки обходятся слишком дорого, – произнес я. – Говорят, что наноиды способны размножаться даже химическим путем в течение уже длительного времени.

– Мы должны были этого ожидать, – сказал Мерт. – Мы подарили машинам почти такой же мозг, как у нас. Мы обязаны были подозревать, что эволюция не остановится на человеке.

– С наноидами не договоришься, – буркнул я.

– А я и не призываю с ними договариваться. Изучать, но новые технологии использовать осторожно. Все очень просто. Реакции наноида, к несчастью, не вполне аналогичны человеческим. У человека сознательное действие гораздо медленнее, чем автоматическая реакция. У наноидов же дело обстоит иначе. После того как выбор сделан, сознательное действие совершается почти так же быстро, как и вынужденное.

Я всегда был невосприимчивым к советам другого человека. Личный опыт выживания услужливо приводил доказательства, основанные на собственных наблюдениях.

В комнату вошел Керкан.

– Вот! – сказал он гордо. – Новые модели наноидов! Только пять человек присматривают за ними – они даже находятся не в этом помещении. За пять лет, с тех пор как мы начали эксперимент, не было выявлено ни единой неполадки. Конечно, здесь собирают сравнительно простых наноидов…

– Если все так, как ты говоришь, ты должен хорошо знать, как выглядит ситуация, – сменил я тему.

Мерт окинул Керкана внимательным взглядом. Он был достаточно опытным, чтобы понять, к чему ведет собеседник.

– Тебе не обязательно знать все. Наноиды, действовавшие в Робобото, несут в себе элементы биологических компонентов. Теперь взгляните сюда. – Он указал на экран. – Наноид, оснащен энергоблоками нового типа, наличие нанотехнолгий в данном образце организма минимально. Это наноид технологии клонирования. Новви оказались только экспериментальными образцами. Робобото нашел себе иную цель, но средства ее достижения остались прежними.

– Теория, конечно, многое объясняет. Но кое-что в ней для меня все еще остается неясным.

– Я сломаю стереотипы мышления, – тем временем продолжал Керкан. – В том числе и твои.

Увидев выражение моего лица, он усмехнулся. Я все еще искал подвох.

Он улыбнулся:

– Наноиды не суперсущества. Их можно убивать.

– Боевые операции с применением наноидов здесь предельно затруднены, – сказал Мерт.

Рейтинг@Mail.ru